Общественное мнение в условиях диктатуры (вместо заключения)

Введение

Введениеданной работыначинается с ответа на вопрос о том, что такое общественное мнение. Ее интерпретация общественного мнения дается с точки зрения немецкого социолога Элизабет Нойман-Ноэля, который утверждал, что даже в закрытых обществах тоталитарного типа существует общественное мнение. Отрицание его, безусловно, является ошибкой. С его точки зрения общественное мнение – это мнение, которое человек высказывает публично, вслух, в присутствии других людей, не боясь оказаться в изоляции. Именно в такой интерпретации общественное мнение рассматривается и автором.

Далее исследователь рассуждает о проблеме изучения послевоенного общества, показывает те причины, почему данную проблему, с ее точки зрения, еще никто основательно не изучал до выхода данного исследования. Данная работа основана на двух категориях источников. Первая категория включает в себя источники личного происхождения (дневники, мемуары, переписку). Эту группу дополняют источники официального происхождения, рассредоточенные в российских архивах. Основными проблемами этой книги является изучение отношение людей к власти, ее решениям и носителям этой власти, т.е. политика в субъективном преломлении, а также выявление тенденций в развитии послевоенных настроений, распространенных комплексов ожиданий и главных психологических установок на тот момент времени.

Часть 1. (37 стр.) Общество, вышедшее из войны

Послевоенное общество как социально-психологический феномен.

Автор утверждает, что после войны образовалось общество нового типа – общество, вышедшее из войны. Но для понимания последующей истории, заявляет автор, необходимопрояснить феномен этой войны. Здесь утверждается, что Сталин целенаправленно готовил свой народ к предстоящей войне психологически, причем разными способами.Мощно работала советская пропаганда. Лейтмотив посылов из всех источников информации был следующим: «малой кровью, могучим ударом разгромим, уничтожим врага». Война виделась тогда почти неизбежной.Исследователь отмечает, что общество было, как и всегда, обычно, но это только на первый взгляд. Подсознательно же, в результате работы пропагандистской машины, народ всегда был готовы к тому, чтобы объединиться и стать единым целым, то есть армией, готовой дать отпор.К тому же, все в тот период состояли в какой-нибудь формальной организации. Отсюда автор делает вывод, что общество представляло«большую казарму». Хотя и не все в этой казарме ощущали себя в казарменном положении. После этого автор утверждает иную точку зрения, согласно которой в обществе скорее культивировался именно армейский дух, а не казарменный. Однако даже при такой системе люди были не полностью подконтрольны во всем. Некая доля свободы у них все же была – и это было удобно власти.

Далее Зубкова говорит об удивительном феномене «стихийной десталинизации»,которыйначался во время войны. Но удивительно здесь было то, что Сталинакак раз не критиковали, а наоборот начали верить в него больше всего.Вся критика обрушивалась на дивизионное начальство, оставляя самого вождя нетронутым ею.

В конце этой войны в общество пришло несколько факторов – привычка к командованию и подчинению, безразличие к тому, что о тебе подумают подчиненные. В данном векторе после войны стали работать все государственные структуры, замечает автор.Также в этом обществе появился некий новый социальный слой. Автор называет его словом «фронтовики».

Новый социум – фронтовики

Здесь Зубкова рассказываето проблемах людей, пришедших с фронта – фронтовиков. У них действительно было много проблем с устройством своей жизни после войны. Но так как среди фронтовиков были люди разных (даже не значительно) возрастов, каждый из них был по разному устроен до войны, а отсюда вытекали и разные возможности перехода к мирной жизни после войны. Из-за этого вскоре в поколении победителей произошел раскол. Через какое-то количество времени одни устраивались в жизни лучше других и это нельзя было не заметить. Однако что интересно, и это подчеркивает автор, что весь этот процесс (обустройства в жизни) был направляем сверху властью.То есть она не могла не знать про различный уровень обустройства в жизни пришедших с фронта людей. Чувствовалась необходимость каких-то изменений в обществе. НО исследователь подчеркивает, что именно в этот период не хваталопромежуточного звенамежду обществом и властью (звеном автор называет конструктивную программу действий), чтобы настроения неудовлетворенности режимоми желания его измененияначались воплощаться в реальность. Отсюда автор делает вывод о невозможности в первые годы после войны противостояния общества и власти.

Автор отмечает еще один интересный момент в общественном развитии после войны. Он говорит, что в поздравительных речах Сталин ,в первое время, не упоминал о партии как о главном и направляющем звене в деле победы, он делал акцент исключительно на русский народ. Но потом он начал снова политику нивелировки значимости общества. Началось превращение «поколения победителей» в обычных, управляемых людей как и прежде. Таким образом он пытался не допустить консолидации фронтовиков против власти. В действиях средств массовой информацииначалась прослеживаться идея, что без Сталина не было бы победы. Победа начала приобретать исключительно сталинский профиль.

«Война окончена – теперь можно по домам!»

В этой части автор говорит о проблемах обустройства в жизни тех, кто побывал за границей и на некоторое время вышел за пределы советской идеологической машины. Они часто расхваливали западный образ жизни, что приносило некоторые проблемы власти. Им нужно было срочно что-то делать с этими идеями среди людей, побывавших за границей.

Затем автор говорит о сохраненииатрибутов военного времени в повседневной жизни.Зубкова считает, что их наличие и в годы войны не всегда было оправданным, а в условиях перехода к миру они становилось одним из источников роста критических настроений в обществе.

Опьянение победой: послепобедные настроения

Здесь автор повествует о настроениях в обществе после войны. Послевоенные годы начинались с надежды. С надежды на лучшую жизнь. Народ ожидал перемен. Помимо этого, факт победы естественно поднял авторитет советского режима внутри страны. Все ошибки и преступления Сталина народ каким то чудом забыл. Тут автор для примера приводит следующее воспоминание.Однажды во время парада один военный корреспондент со своим сыном стояли недалеко от мавзолея. Была дождливая погода. И тогда сын спросил отца-корреспондента: «Папа, а почему Сталин не приказал богу сделать нам хорошую погоду»? Массовое сознание быстро освятило все что было связано со Сталиным. Но все же, как говорилось выше, народ больше жил идеями о том, как же он будет жить после войны. У людей была огромная жажда всего, что было не связано с войной. Жажда мира, веселья, юмора, сказок, фильмов и всего прочего. И все это тогда подкреплялось верой, что все пойдет к лучшему.

Еще одной чертой, характерной для послевоенного человека, которую отмечает автор, было его желание отторгать все мысли и поступки связанные с экстремальным поведением. Отсюда после войны успехом пользовались разные формы отвлечения от реальности – в частности кино. Люди просто ожидали тот момент, когда все будет снова в изобилии. Надежда на лучшее и питаемыйею оптимизм задавали ударный ритм послевоенной жизни, создавая особую послепобедную общественную атмосферу. Однако данные настроения с течением времени все больше входили в конфликт с действительностью, которая никак не превращалась в жизнь-сказку.

Часть 2. Стратегия выживания (47 стр.)

Послевоенная повседенвность

После войны на повестку дня всталитакие банальные вопросы как где найти жилье, во что одеться, где найти пропитание. Решение этих вопросов превращалось в стратегию выживания в послевоенном обществе. Бытовых проблемы подчас иногдамогли решаться на самом высоком уровне (автор приводит пример демобилизованного Тарасова, написавшего письмо Молотову, который после этого приказал решить его проблемы). Хотя для власти, конечно, этот вопрос об устройстве людей в жизни был второстепенным, утверждает исследователь.

«Закончится война — колхозы распустят»: ожидания крестьянства и государственная политика

Здесь автор рассказывает о проблемах колхозов. Колхозная система после военных действий находилась в глубоком кризисе, и многие люди, прикрепленные к колхозному тяглу,по мнению автора, предпочли бы наиболее радикальный выход из этого кризиса — роспуск колхозов. Примечательно, что они не верили тому, что сам Сталин сможет распустить колхозы и надеялись в разрешении этой проблемы на третью силу извне – на бывших союзников по антигитлеровской коалиции. В общем, тогда существовали разные точки зрения на проблему колхозов – от наиболее радикальных, до противоположных. Люди умеренных взглядов на данную проблему говорили, что колхозы – наиболее правильный путь развития сельского хозяйства, хотя несомненно, что они нуждаются в перестройке. Власть была обеспокоена этим вопросом, показывает Зубкова. Она показывает как власть стала искать пути проникновения подобных «антиколхозных» идей в народ. Проводниками этих идей оказались фронтовики и репатриированные. Против них начали приниматься репрессивные меры. Однако эти действия власти никак не могли улучшить ситуацию в деревне.

 

Голодные годы: настроения населения в связи с продовольственным кризисом и голодом 1946гг1947 гг.

Продовольственный кризис был одной из самых тяжелых проблем, с которыми столкнулось население Советского Союза после войны. Продовольственные трудности были как в деревне так и в городах, отмечает автор. Согласно официальной версии, главными причинами ухудшения ситуации на продовольственном рынке была засуха и неурожай. И это было отчасти так. Недоумение у населения вызывало другое обстоятельство: в условиях нехватки собственных продовольственных ресурсов советское правительство оказывало продовольственную помощь другим странам, тогда как от своих граждан оно неуклонно требовало новых жертвы. Однако у этих настроений была и обратная сторона. Иногда высказывались мысли, что продовольственные трудности связаны с подготовкой к новой войне, теперь уже с Англией и США. Слухи о новой грядущей войне становились массовыми.

Но в целом, во время этого кризиса среди населения сохранялось убеждение, что «партия и Товарищ Сталин не желают зла народу». Естественно были и убеждения, что правительство идет по неправильному пути и можно было бы выбрать другой. Но такие убеждения не имели существенной силы. Стоит сказать, что продовольственный кризис не был до конца разрешен и после 1947 года, когда была отменена карточная система и проведена денежная реформа.

Люди и деньги: политика государства в области финансов и поведение населения

Далее автор говорит о расстройстве финансовой системы страны после войны. Самое главное было то, что из-за расстройства финансов существовала реальная угроза срыва программы восстановления экономики. Поэтому власть начала предпринимать меры по оздоровлению финансов. Первой попыткой поправить финансовое положение страны стал государственный заем восстановления и развития народного хозяйства СССР, выпущенный в мае 1946 года. Общая сумма займа составляла 20 млрд рублей. Разместить его предполагалось следующим образом: 12,5 млрд рублей среди городского населения и 5,5 млрд руб. — среди сельского.Но дело было в том, что займы не могли решить долгосрочной задачи восстановления финансовой системы, хотя и позволили сосредоточить в руках государства часть средств, направленных впоследствии на реконструкцию. Поэтому следующим шагом в налаживании нормального денежного обращения должна была стать денежная реформа.

Несмотря на все издержки, автор подчеркивает, что реформа 1947 года способствовала стабилизации финансовой ситуации в стране. Что же касается восприятия ее результатов на уровне массового сознания, то здесь сыграл свою роль фактор завышенных надежд, когда многим казалось, что вместе с отменой карточек «всего будет много» и наступит новая жизнь.

Послевоенная преступность: мифы и реальность

Помимо разрухи война оставила еще одно своеобразное «наследство» — рост уголовной преступности среди населения. Хотя автор показывает, что преступностьнеуклонно снижалась особенно заметно после 1947 года, эта проблема все равно воспринималась особенно остро жителями городов и промышленных центров. Если судить по письмам, которые люди направляли в центральные и местные органы власти, в редакции газет в тот период, то борьба с преступностью и бандитизмом после войны во многих городах превратилась в настоящую проблему выживания. Но тут Зубкова показывает, что существовало много домыслов и слухов среди населения касательно преступного мира. Существовал даже некий миф о несуществующей банде под названием«черная кошка». Несмотря на слухи, стоит признать, что существовали и вполне реальные преступные группы.

Автор утверждает, что даже если мы примем во внимание несовершенство учета количества уголовных преступлений, то можно заметить то обстоятельство, что уровень послевоенной преступности был в целом по стране не только не выше, но и значительно ниже довоенного. Однако субъективная реакция населения на состояние криминогенной ситуации после войны была более острой, отмечает автор работы, чем ее следовало ожидать. На восприятие ее именно в таком качестве скорее повлияли распространенные в обществе стереотипы, подводящие всех, кто побывал в местах заключения, под категорию «преступник».

Часть 3. Иллюзия либерализации(69 стр.)

Оживление религиозности: народ, церковь, власть

Автор отмечает новую удивительную тенденцию после войны в идеологии. Проявлялась она в том, что пропагандистская машина вдруг сделала ставку на традицию, что было характерной чертой Российской империи. Началась всяческая апелляция к патриотическим чувствам везде где это было возможно. Самым радикальным поворотом, вероятно, было изменение политики по отношению к церкви. В одно время даже произошло открытие почти трехсот так называемых молитвенных зданий. Вместе с оживлением церкви произошло известное возрождение в народе мистицизма и суеверий, веры в юродивых и прорицателей. Начались распространяться, особенно в сельской местности, так называемые святые письма, разного рода пророчества — о пришествии «сатаны», скором конце света и т.п. Как всегда по поводу происходящего были различные точки зрения. Кто-то принимал эти метаморфозы, а кто-то относился ко всему со скепсисом. Так или иначе, но уже вскоре полным ходом пошел процесс «закручивания гаек», где наступление на церковь было только одним из проявлений новойкрупномасштабной кампании борьбы с инакомыслием в советском обществе.

«Все на выборы!»: советская демократия в восприятии современников

Первым значительным политическим событием в жизни страны после окончания войны, говорит автор, стали состоявшиеся в феврале 1946 году выборы в Верховный Совет СССР. Тут Зубкова отмечает, что выборы носили, если можно так сказать ритуальный характер. Все просто приходили на назначение выдвинутых партией кандидатов. Автор показывает, что у народа в целом была большая по поводу того, как утверждаются и выдвигаются депутаты. Характерно было также настроения недовольства, проявившиеся в период подготовки к выборам 1947 года. Но особенность также была в том, что недовольства не только отражали неприятие народом недемократического характера процедуры выборов, но и были результатом общего ухудшения условий жизни, обусловленного продовольственным кризисом 1946-1947 гг. Результатом негативных тенденций в политической жизни была быстро прогрессирующая аполитичность населения, отмечает автор.

«Орден меченосцев?»: положение в партии и настроения коммунистов

Автор отмечает рост коррупции в коммунистической партии в послевоенный период. Автор утверждает, что существует зависимость между служебным положением ответственных лиц и характером злоупотреблений и нарушений, за которые были получены взыскания. Так, партийные и советские работники чаще других районных руководителей получали взыскания за «нарушение советских законов и извращение директив партии и правительства»: на их долю приходилось соответственно 31,1% и 29,8% от всех получивших взыскания по этой линии. Автор делает вывод о повсеместном разложении партийного чиновничества в это время.

Война и мир: внешняя политика глазами народа

Внешняя политика государства так же наряду с внутренней подвергалась критике со стороны общественности. Наибольшую критику общества вызывала помощь соввласти продовольствием другим странам. Но автор подчеркивает, что эта критика нивелировалась ощущением продолжения военной обстановки. Власть это почувствовала. В результате чего пропаганда легко подхватила эту идеюи начала призывать людей к преодолению «временных трудностей» и требовать новых жертв во имя сохранения «шаткого» мира.

Слухи о возможности новой войны в первые послевоенные годы распространялись не только среди «простого народа». Даже представители образованных слоев общества, случалось, думали аналогичным образом: им казалось, например, что идеологический поворот 1946-1948 гг., проходивший под знаком борьбы против западного влияния, объясняется перегруппировкой сил перед началом нового противостояния мировых держав. Это настроение народа активно использовалось властью и работавшей на власть пропагандой: из недавних союзников формировался образ врага, агрессивные намерения которого, якобы, мешают осуществить социальные программы и оказать в полной мере помощь пострадавшему от войны народу. Это было на руку власти. Миф о враждебном окружении дополнялся мифом о наличии «пятой колонны» внутри страны.

Молодежь и молодежная фронда

Здесь автор говорит о так называемой «новой молодежи 17 летних» 1945 года. Именно среди этой новой молодежи появились ростки политического инакомыслия. Это было действительно шоком для власти. Советская пропаганда еще никогда до этого не имела дела с таким большим количеством молодых людей, увидевших жизнь за пределами страны, за пределами советского образа мышления и располагавшими собственным знанием о западном образе жизни. Не случайно тема борьбы с влиянием Запада стала одной̆из самых популярных в идеологических кампаниях послевоенных лет.

Далее автор затрагивает тему студентов. В студенческой среде было много фронтовиков, которые все же не стремились выделиться и хотели скорее быть как все, забыть атрибуты военного времени. Поэтому они не требовали среди студентов к себе какого-то особого отношения, отмечает автор. Другой особенностью послевоенной студенческой жизни было безразличие в студенческой среде к политической жизни. Среди молодого поколения росла аполитичность. Это беспокоило власть. Но самым главным «криминалом» в поведении студенчества считалась даже не аполитичность, а существование в среде студенчества «различных сомнительных группировок».Если говорить об общих тенденциях в развитии молодежных кружков и групп, то здесь со временем определились два направления. Первое продолжало традицию самообразования — в духе «катакомбной культуры». Другие кружки и группы молодежи, особенно в течение 1948-1949 гг., приобретали политическую направленность, в их деятельности усиливался политическийакцент.

Еще одной особенностью этого времени было появление стиляг. Обнаружилось, что казарменный режим в обществе устраивает далеко не всех, и в этом, казалось бы, монолитном обществе есть люди, которые хотят жить по-своему, иметь свой стиль жизни и свое собственное пространство для самовыражения. Они не покушались на основы основ, но позволяли себе быть абсолютно аполитичными (один из принципов «стиля»). Этот «стиль» нашел свое выражение в молодежной моде и музыкальных пристрастиях. Комплект «стильной» одежды для молодого человека конца 40-х — начала 50-х годов состоял из нескольких необходимых атрибутов: пиджака с широкими плечами, яркого галстука с экзотическим рисунком («пожар в джунглях»), брюк, зауженных к низу, ботинок с приваренным каучуком («на манной каше»), широкополой шляпы. В музыке стиляги поклонялись джазу, на официальном советском языке еще с подачи М.Горького именуемом не иначе как «музыкой толстых». На все это со стороны власти и официальных организаций была лишь их неадекватная реакция. Они стремились нивелировать и эти новые тенденции, так как «населением в униформе легче руководить, чем людьми в разноцветных пиджаках», - считает автор.

В начальный период ряды стиляг в значительной степени пополнялись за счет представителей «золотой молодежи». Только в середине 50-х годов состав участников этого течения, как представляется, становится более демократичным.

Надо что-то делать»: ожидания интеллигенции и идеи-одиночки

После войны широкое распространение получило осознание критичности сложившегося положения, в котором пребывает страна. Чувствовалась потребность в действии, направленном на изменение этого положения. Однако особенность общества была в том, что функция генератора идей традиционно отдавалась верховной власти, которая, как многим казалось, после войны должна выступить с программой преобразования страны. Но власть не спешила действовать, результатом чего стали идеи сомнения в способности правительства, в том числе и самого Сталина, осуществить необходимые перемены. Все это приводило умы в состояние беспокойства, проверяя прежние убеждения на прочность, веру — на истинность.

Несмотря на все это, люди продолжали надеяться на лучшее. Ожидательно-выжидательная установка стала господствующей в общественной атмосфере первых послевоенных лет. Потенциал возможных перемен складывался на том этапе скорее из предчувствий и набора не слишком притязательных требований, нежели из готовых к реализации идей. Эти идеи имели хождение в послевоенном обществе, но они не получили массового социального носителя, замечает автор. Произошло совпадение интересов: нежелание кардинальных перемен со стороны власти и готовность народа с этими переменами «повременить». Консенсус был на время достигнут.

Часть 4. Власть и общественное мнение(38 стр.)

В последней части работы предметом рассмотрения автор является взаимоотношение власти и общественного мнения страны. В начале автор разбирает такой феномен, как письма простых людей вождям. Зубкова отмечает, что это был такой же обязательный атрибут отношений между народом и властью в советское время, как и челобитные времен Московского царства и прошения на «высочайшее имя» в Российской империи. Заметим, что Верховная власть не только не пыталась сломать эту традицию, но и всячески стремилась соответствовать своей роли высшей инстанции справедливости, «заступницы» за простой народ.

Далее автор повествует о так использовании так называемого«голоса народа» властью в своих целях. Этот «голос народа» время от времени власть использовала как «воспитательное» средство в своих отношениях с интеллигенцией. Тех же, кто по каким-либо причинам не поддавался «воспитанию» из интеллигенции – того наказывали. Так было всегда, и в этом смысле послевоенный опыт как будто не являлся исключением. Но это только на первый взгляд. Вступая на привычный путь «воспитательной работы», Сталин учитывал, что объект воспитания все-таки изменился, и молодые интеллектуалы, прошедшие войну, отличаются от своих сверстников довоенного времени. Между тем, основная роль постепенно начинает отводится идеологическим кампаниям, т.е. кампаниям борьбы с инакомыслием, которые выполняют одновременно известную «профилактическую» функцию. Механизмы организации этих кампаний, хотя и заимствуют многое из внешней атрибутики показательных политических процессов, все-таки отличаются достаточным своеобразием выбора средств и методик. Частично эти механизмы стали отрабатываться еще в 30-е годы, но главная стадия их становления, подчеркивает Зубкова, приходится уже на послевоенный период. О начале новой идеологической кампании заявили уже постановления 1946 г. Следующим шагом в этом направлении стали «суды чести».

Новые «суды чести» призваны были бороться с инакомыслием в обществе и дисциплинировать государственный и партийный аппарат, то есть использовались как форма контроля за умонастроениями и поведением интеллигенции и работников аппарата. Во всех официальных материалах «суды чести» представлялись как «новая форма воспитания» советской интеллигенции, а главным грехом, в котором ЦК ВКП(б) уличал интеллигенцию, объявлялось «пресмыкательство перед заграницей». Первый «суд чести», как это и было задумано наверху, состоялся в министерстве здравоохранения СССР — над профессорами Клюевой и Роскиным. Однако со временем Сталин утратил интерес к такому типу воспитательной работы.

Затем автор переходит к теме репрессий послевоенных лет. Начинался период так называемой «Холодной войны». Подобное стечение событий не могло не отразиться на внутренней жизни: пропустив оппозицию на международном уровне, Сталин не мог допустить теперь даже зародыша ее у себя в доме. Период «профилактики» в отношении инакомыслящих закончился, набирала силу новая репрессивная кампания. 1948 год в этом смысле стал переломным.

Исследователь отмечает, что власть специально стала использовать выборочный метод для проведения репрессий, а среди общества распространялась идея о том, что не виновных не сажают. Данная идея, отмечает автор, была успешно инкорпорирована в общество и репрессии не вызывали массовых несогласий. Все же, репрессии послевоенных лет в той или иной степени затронули все слои советского населения.

Общественное мнение в условиях диктатуры (вместо заключения)

В заключениеавтор утверждает, что даже в тот период в стране кроме официального общественного мнения существовало еще одно - народное мнение. Сталин это хорошо понимал. Он знал, что его народ имеет свое мнение, свои мысли, часто отличные от тех, какие ему, несмотря на все старания советской пропаганды, надлежало иметь. И он всячески работал с общественным мнением: направлял, формировал, наказывал. Он изучал настроения граждан и одновременно по этим настроениям судил об эффективности работы государственной пропагандистской машины, призванной создавать нужное режиму общественное мнение.

Все официальные каналы передачи информации были в руках у власти и управлять ими было легко. Между тем, общественное мнение — и в этом состояла его особенность — формируется не только под воздействием официальной информации, но и с помощью средств неформальной коммуникации, прежде всего различных слухов и домыслов. Слухи как разновидность неформальной коммуникации существовали всегда, однако состояние информационного пространства в СССР создавало особые условия для активного формирования и распространения слухов.

Общественное мнение этого периода складывалось как на основе информации, поступавшей по каналам официальной пропаганды, так и в результате переработки слухов, циркулировавших в народе. Эти слухи по содержанию автор разделяет на оптимистические и пессимистические. К оптимистическим относились слухи о роспуске колхозов, об отмене карточной системы и снижении цен, об ослаблении цензуры и активизации контакта с западными странами и так далее. К пессимистический слухам относились, к примеру, слухи о скором начале новой войны. Власть по-разному реагировала на те или иные слухи. Некоторые их них, как, например, слухи о роспуске колхозов, объявлялись «враждебными» и «антисоветскими», за их распространение следовало наказание, вплоть до тюремного заключения. Другие слухи негласно поддерживались властью и использовались в политических целях. Например, слухи о начале новой войны или агрессивных намерениях бывших союзников СССР по антигитлеровской коалиции становились весьма благоприятным фоном для развертывания антизападной кампании в условиях холодной войны.

При этом, обращает внимание автор, манипулируя общественным мнением в своих политических целях, власть постоянно заботилась и о создании собственного позитивного имиджа. Каждый̆ мог апеллировать наверх в надежде быть услышанным, минуя всех и всяческих посредников — напрямую к Сталину. Но это было обращение не к человеку, а к живому символу веры — в ту же высшую справедливость. Сам же живой идол был недоступен для глаз простого смертного. Таковы были правила игры.

В конце данного исследования автор приходит к выводу, что общественное мнение в Советском Союзе было двуликим и сложным, как и сама жизнь в стране, где карались не только действия, но и слова и даже мысли. Поэтому люди часто говорили на собрании одно, а в доверительных разговорах — совсем другое.

 

Сталинский режим весьма эффективно использовал различные механизмы воздействия на сознание граждан — от пропаганды до террора, — чтобы сформировать в обществе соответствующие настроения, работающие на поддержание авторитета власти и достижение консенсуса между властью и народом. Советское общество не было ни «молчаливым», ни абсолютно «верноподданным». Оно имело свое лицо и свой мир мнений, отмечает автор данной работы.

 

 

[1] Зубкова Е.Ю. Послевоенное советское общество: политика и повседневность. 1945-1953. М., 1999.