Советских писателей с войны не вернулись...

Литература периода Великой Отечественной войны

«Это нужно не мертвым, это нужно живым» - понимание этой простой истины стало по­будительным  мотивом для поколения писателей, прошедших Великую Отечественную войну, вновь и вновь возвращаться к событиям недалекого прошлого.

Русский писатель всегда имел право говорить от имени народа - говорить «мы», поскольку в годину самых тяжелых бедствий был даже не вместе с народом - был его частью. Поэтому неудивительно, что в годы Великой Отечественной войны около трети всего Союза писателей ушло тогда на фронт. А сколько тех, кто ни в каких писательских организациях не состоял и прямо из око­па пришел в литературу? Одни, как Василий Гроссман, Константин  Симонов, Александр Твардовский, Михаил  Шолохов, были военны­ми корреспондентами на передовой. Другие прошли эту войну солдатами, офицерами, политработниками, и среди них про­заики Виктор Астафьев, Григорий  Бакланов, Владимир Богомолов, Юрий Бондарев, Борис Васильев, Виктор Некрасов, Александр  Солженицын, поэты Булат  Окуджа­ва, Давид  Самойлов, Борис Слуцкий, Андрей Тарковский и многие другие.

советских писателей с войны не вернулись...

Вообще, после трагических 30-х годов русская литература в войну пережила настоящий всплеск, и это неудивительно. Как когда-то Отечественная война 1812 года раскрепостила русский народ, пробудила в широких массах то подлинно гражданское чувство, которое Л. Н. Толстой назвал «скрытой теплотой патриотизма», так и Великая Отечественная война истерзанной социальными потрясениями нации позволила вновь пережить чувство единения, приобщенности к высоко­му делу спасения Отечества. То чувство непосредственно было связано с осознанием личной ответственности человека за судьбу своей семьи, своих близких, своей Родины. Пришло понимание значимости отдельной личности, такие вечные ценности, как дом, семья, дружба, любовь снова оказались на первом плане. И поэтому вновь была востребована лирика, причем не только героико-патетическая, прославляющая по­беды и проклинающая оккупантов, но и вполне интимная. Близость смерти, тоска по дому и семье, скорбь по потерян­ным родным, близким, соратникам - все это рождало строки, чуждые пафоса, по-человечески тихие и понятные. «Землян­ка» Алексей Суркова, «Жди меня» Константин Симонова, песни на стихи Алексея  Фатьянова, Михаила Исаковского и других поэтов заучивались наизусть, записывались во фронтовые альбомы.

Во время войны и в первые послевоенные годы писатели рассказывали  людям об увиденном и пере­житом,  что обусловило расцвет жанров ре­портажа и очерка. Эти жанры словно бы оживляли официаль­ные сводки Информбюро, рассказывали о войне, увиденной глазами очевидца и участника событий. Однако уже в воен­ные и первые послевоенные годы появились произведения, ав­торы которых, преодолевая очерковость и публицистичность, стремились подняться до художественного осмысления собы­тий, очевидцами или хотя бы современниками которых они были. И здесь наметился исток трех потоков, которые, взаи­модействуя, образовали в русской литературе XX века мощ­ное течение так называемой «военной прозы».

Первый поток - произведения художественно-докумен­тальные, в центре внимания которых были реальные истори­ческие лица или события: подвиг героев-панфиловцев, пере­данный от лица реального участника - бойца Момыш-Улы, в повести Александра Бека «Волоколамское шоссе» (1944); ис­тория молодежного подполья в небольшом шахтерском городе Краснодоне, воспетая Александром Фадеевым в романе «Мо­лодая гвардия» (1945); повествование о драматической судьбе летчика А. Маресьева, потерявшего обе ноги и ценою неверо­ятных усилий все-таки вернувшегося в боевой строй, в «По­вести о настоящем человеке» (1946) Бориса Полевого; история прошедшего немецкий плен офицера, изложенная в рассказе Михаила Шолохова «Наука ненависти» (1942). Позднее, в го­ды оттепели, когда расширились границы разрешенного в ли­тературе, открылись многие архивы, получили слово непосредственные участники прежде замалчиваемых событий, по­ток художественно-документальной прозы стал одним из магистральных в литературе о войне. В произведениях данно­го ряда особенно подкупала достоверность, стремление авто­ров к правде, дефицит которой так остро переживался в пред­шествующие годы.

Второй поток - героико-эпические произведения, воспе­вавшие подвиг народа и осмыслявшие масштабы разразив­шихся событий. Здесь недосягаемым для прозаиков образцом стала поэма Александра Твардовского «Василий Теркин» - подлинный эпос Великой Отечественной, который в емком об­разе простого пехотинца, обычного даже в своей исключи­тельности, дал собирательный образ русского солдата. В боль­шинстве же произведений этого потока судьба отдельных солдат - лишь отправная точка для обобщающей мысли авто­ров, которые сосредоточились именно на воспевании величия народа-победителя и масштабности его подвига.

Писатели ис­следовали те стороны национального характера, которые по­зволили выстоять русскому солдату плечом к плечу с солдата­ми других национальностей в самые сложные периоды войны. Характеры большинства героев этих произведений - харак­теры цельные, уже сложившиеся, они не развиваются, а рас­крываются, проявляют лучшие черты в тяжелейшие моменты военных испытаний. Подлинный расцвет героико-эпических произведений о войне также наступит во второй половине 50-х годов, когда выйдут монументальные художественные полотна Константина Симонова «Живые и мертвые» (1959- 1971) и Василия Гроссмана «Жизнь и судьба» (1960). Сами названия этих произведений говорят о том, на чьи традиции опирались их авторы - опыт Л. Н. Толстого и его эпопеи «Война и мир» оказался особенно актуальным для писателей, стремящихся сочетать панорамный взгляд на крупные исто­рические события с вниманием к судьбе отдельной личности. Эта сложнейшая художественная задача заставляла авторов переноситься от описаний жизни штабов и Верховной ставки к подробностям военного быта рядовых участников сражений, от анализа планов командования к изложению чувств и сом­нений тех, на чьи плечи легло основное бремя войны - сол­дат и офицеров, людей, обеспечивавших победу над врагом в тылу.

Третий поток батальной прозы был связан со стремлением писателей показать судьбу отдельного человека в нечеловече­ских условиях войны, посмотреть на нее не глазами историка и не всевидящим оком писателя-эпика, но глазами простого солдата, офицера. Мысль о том, что война не только рас­крывает сущностные черты личности, но и формирует их, за­каляет волю человека - важнейшая для произведений этого ряда. Настоящим открытием в литературе о войне стала по­весть писателя - фронтовика Виктора Некрасова «В окопах Сталинграда» (1946).