Страница №3 – Без названия

Страница №1 - Чернущий

Мне хочется пьянствовать. Пьянствовать, шманствовать, блядствовать лет до двадцати пяти. Шататься от дома до дома, от станции Панки до станции Коуровка. Взять тяжелую сумку, без разницы с чем, с одеждой, что ли. Положить туда две банки кильки в томате, может, шпрот, бутылку вермута за 54,50 и отправиться на станцию… невесть куда и какую... И никак, и нигде, и никем. Совершенно пьяно, в обнимку, лежать на кровати из железных прутьев с ножками, на которых когда-то были колесики, со съехавшей набок периной, обнимая двух коротко-коротко стриженых лесбиянок. Правая в тельняшке и бывших спортивных штанах, левая без разницы в чем, нет правая без разницы в чем, а левая, которой грозит падение, убери я руку. Но нет, нет, я не уберу руку в тельняшке. И стены, стены бревенчатые, с торчащей паклей, с советскими коврами и дымом сигарет. Колючие ежики голов Ады и Евы, холодные ступни правой, упирающиеся в мои лодыжки, хриплое дыхание левой, и неспокойный, полный бреда и всякой ерунды о… обо мне сон. Утро тяжелых глаз и желудочных утюгов, сборы, совершенно простое – «до скорого»… и на электричку, птичку… ручку в руки и в блокнот - описание заоконных размазней. Раз…маз…ней…

А где-то однажды застрять, или нет, не застрять.

И что всё это даст? Да ничего – бублик с дыркой. А вы знаете, что остается, после того, как съешь бублик? Весь мир! Такой… шёпотом – весь: Тихие ночи, луна, верхушки деревьев, живая трава, сверчки, паучки, глупые фразы, фраки на тучах, тучи как вазы… амфоры звёзд – пьянка сервиза старой ночи. Ночи…красивые ноги Лолиты, очи, глубокие очи арийцев… Весь мир.

Отравясь на завтрак, сдохнув на ужин, готовясь ночью, чтобы кто-то отравился на завтрак, начинаю засыпать.

Сплю:

Искрюсь росой, последней каплей, лечу усталой птицей за такую банальную до слез границу. Сижу, куря, давлю подъезд, черкаю ручкой по тетрадке. А смысла нет, да, смысла нет, но есть налипшие остатки. Бегу вперед, беру на гарду, хватаю слово, полагая, что их орда, сломив преграду, немедля в гениальность ахнет… И свист, и стон, и ветра рев их провожает до кончины, и распрекрасные мужчины, клонясь нелепо головой, их провожают и бесслезно сочувствие мне выражают… И я скучаю, я скучаю по мыслям и по их занозам. И это так шизофренично, и мысли превратились в лица, и это люди, это вы, скучающие вы, и ваши желтенькие пальцы, и вы, безмерные мечтальцы, и вы, ходящие страдальцы, и я, проснувшийся…

И я, проснувшийся, и проснувшийся я…

И я проснулся…

Совершенно обычная комната, совершенно обычная ночная темнота, неумело скрытая. И кровать – не кровать, а корыто… я свинья, нет, я - боров. И кресло – не кресло, а хлебная крошка, и чернущий на нем, у чернущего – рожки и глаза разгорелись. Я сплю, я… О, прелесть, я сплю…опять сплю.

- Отнюдь, - сказал, наверно, чернущий.

- Как, что, где…- прихватило, настигло, укололо в сердце. Так холодно и когтисто, по-ледяному… О, боже…

- Не выражайся.

- Хм… - нелепый смех, зачем, но что, что, кто? Вот – кто!

- Угадай!

- Нет, пожалуй, воздержусь.

- Держись, - руку протянул. Я взял.

Гладит пальцем. Теплая. Думал, будет волосатой, - нет, рука теплая, мягкая, но холодок… нет, это дует.

Где я? Стою в поле, да, в поле. Один?
--

Страница №2 – Сторож зверю моему

Звезды на черном — проседь, ни огонька во мгле. Девушка гонит осень, девушка вся в весне. Осень — считать итоги, время алкать потерь, перешагнуть пороги, снова захлопнуть дверь.
Волны тревожат небо, с неба летит звезда, я не закинул невод — ты мне сказала «да». А по весне надежды, мерно мурлычет кот. Стоит сомкнуть мне вежды — кровью наполнен рот, рвутся опять гранаты. Хватит смотреть назад! Сделанное солдатом — пропуском прямо в ад. Ровно за миг до смерти бьется ночи хрусталь, вы мне совсем не верьте, мне вас уже не жаль. Ласка голодных пальцев — мой бесприютен бог, брежный оскал останцев — злобных зверей чертог…
За ночь сгорели звезды, за ночь моим зверям ты, дорогая, прочно выбрала егеря. Знаешь, себе прощенья я все равно не дам, но, к твоему смущенью, я упаду к ногам. Я поцелую небо и обниму зарю, я вновь поверю в небыль и прошепчу: «Люблю».

Страница №3 – Без названия

Чёртово красное солнце уже достаточно показалось из-за горизонта, чтобы ослеплять.

Кажется, что все его лучи отражаются от стёкол, влажных камней, ещё лежащего кое-где снега и помпезных полированных нагрудников гвардии и фокусируются мне в глаза. Раньше я любил и с нетерпением ждал этого рассвета - первого по-настоящему яркого луча после трёх месяцев тусклого застоя. Сейчас же я лишь хотел, чтобы снова стало темно. В темноте легче спрятаться, чтобы никто не видел куда я убегу.

Руки трясутся и потеют, рукоять ножа скользит в ладони. Трясутся колени - после долгого перерыва, снова это отвратное чувство, что я не способен полностью контролироваться своё тело.

Но мои руки и ноги вполне спокойны, по сравнению с горлом, к которому я приставил свой нож. Этого старика я презирал всё свою сознательную жизнь. Не так уж часто я с ним сталкивался на прямую, но сейчас для меня стало настолько очевидным его тлетворное влияние на мою мать, а далее и на всю нашу семью, что он кажется мне не старым немощным

фанатиком, а коварным и расчётливым смутьяном, будто тайный агент, задача которого развалить не страну, но всю мою жизнь. И лишь его выпученные от страха глаза, шея, покрытая липким холодным потом, и подкошенные ноги возвращают ему вид жалкого ничтожества, который только в силу своего сана имеет какое-то влияние.

- Сын! - мне на плечо легла тяжёлая рука отца. Тяжёлая скорее из-за его скверного настроения. Я прямо-таки чувствовал, как в нём разрастается недовольство и усталость от моих поступков. Причин огорчаться из-за меня у него было предостаточно последнюю неделю. Однако же, он назвал меня “сын”. Обычно по имени он ко мне обращается только когда по- настоящему зол.

- Хватит. Он не заслуживает жизни - процедил я сквозь зубы - никогда не заслуживал быть здесь. Внезапно я почувствовал, что стены внутреннего двора замка давят на меня. Я мельком глянул по сторонам и удивился, каким маленьким теперь кажется этот двор. Да ещё и заполненный народом.

Среди гвардейцев, в отдалении, я увидел заплаканное лицо матери. Я понимал, что виновник всего происходящего я. Но изо всех сил заставил себя винить Трогота. Сейчас мне был нужен враг. Ясный и досягаемый. Иначе от бессилия я совсем потеряю над собой контроль.

- Пусть он ответит, сын. - всё ещё спокойно продолжал отец. - Если его вина будет доказана, пусть он ответит. Но не так.

Ответит, если вина будет доказана. Кому? Он священник, и судить его может только церковный суд. Тот самый, где все такие же старые фанатичные маразматики, как сам Трогот. Тот же суд, который не так давно грозил мне чуть ли не костром. Тот самый, который поливал мою мать грязью, а она, не в силах перечить этим почтенным мужам, только стояла и слушала, принимая всё за правду, ведь столь высокие представители столь почитаемой ею Церкви не могут ошибаться. Тогда я не мог позволить себе действовать. Но сейчас, когда что-то столь ненавистное мной трясётся в моей хватке, под моим ножом... Я и не подумаю держать себя.

Именно сейчас я стал понимать, что все события последней недели, которые, казалось, просто затягивают меня в пучину безысходности, просто подводили к этому моменту. Сейчас я решаю, куда дальше и с кем мне по пути. Бесконечные препятствия и проблемы лишь закалили меня.

Теперь мне стало понятно куда мне идти, кто может показать мне, как заполучить то, чего я по- настоящему хочу. Придётся отвернутся от родителей, покинуть свой дом, прослыть негодяем и предателем. Но если подумать, то всё это не имеет такого уж значения. Мои цели идут значительно дальше того, что пророчили мне. И я готов двинуться к новым горизонтам. Сейчас у меня на пути лишь одно препятствие, но оно легко устранимо.

- Что скажешь, Трогот? Последнее наставление, напутствие? - Обретшим твёрдость голосом спросил я старика. Он тихо, со стоном выдохнул. Пытался что-то сказать, я думаю, но раз не сказал, то и слушать это не стоит.

Я покрепче сжал нож, отвёл его от горла священника и ослабил хватку. По толпе прокатился выдох облегчения.

Страница №4 – Доблестные трусы

Глава 1. Безумство от скуки.

Проснувшись на тёплом каменном полу, Денис растянулся в позе «ангела на сугробе». Только вот водить по грязному полу в разные стороны руками и ногами у него не было желания. В камере было так тепло, что он, если и думал об одеяле, то только в качестве подстилки. Его футболка с ранее ярким принтом метал-группы «Железная дева» была вся в грязи. Как и джинсы, уже не белые кроссовки и рыжие кудрявые волосы. Стекло на его Командирских часах было сильно потёрто, но циферблат можно было разглядеть. Ему спалось бы ещё более комфортно, если не его худое тело, с местами проявляющимися костями. Он был обессилен, и уже не впадал в приступы бешенства от непонимания того, где он и как сюда попал. В тысячный раз он оглядел маленькую камеру без окон и чего-либо ещё достойного взгляда, не считая ведра в углу, большой металлической кружки с водой и тарелки похлёбки у дверной решётки, и самой решётки, через проёмы которой и голову не просунуть. Боль в висках Дениса тому подтверждение. Помимо этого, он пробовал умолять свою стражу (Весьма жуткую, и достойную более детального описания), угрожать, выбить дверь. Он так же, решив, что всё это квест по компьютерной игре «Древние свитки», истыкал себе все пальцы булавкой с бейджика с надписью «Консультант Денис», пытаясь вскрыть замок. Теперь он смирился и принял всё происходящее за чистую правду. Слишком реалистичное 4-х дневное заключение. Денис закрыл глаза и попытался восстановить в памяти всё то, что с ним произошло с того момента, как он лишился привычной жизни.

В очередное рутинное утро рабочего дня Денис ехал в трамвае на работу в центр города. Вполне себе обычный день. Не считая, что вчера у него был день рождения. Двадцать три – дата неприметная. Всё те же намёки родителей на то, что они с Таней вместе со школы, тот же укоряющий взгляд Тани, говорящий о том, что не всё у них гладко. О том, что если Денис не найдёт работу получше, друзей посерьёзней, в общем не станет другим человеком, то пути их вовсе разойдутся. Пусть так. Ему самому уже всё надоело, однако быть инициатором какого-либо действия он не привык, и не был уверен, что вообще на это способен.

Денис решил отложить эти мысли. Дорога занимала минут тридцать, и за это время он как раз успевал пролистать все новости в соц. Сетях с телефона. Выйдя на нужной остановке, он направился в книжный магазин, где работал продавцом-консультантом. Денис всегда любил книги, но пользы от этого занятия, без амбиций и целей в жизни, было немного. Добравшись до работы раньше обычного и чуть раньше своих коллег по залу, ему пришлось повозиться в поисках выключателя в подсобке. Он достал бейдж из рюкзака, забыв про рабочий жилет, и небрежно швырнув свои пожитки в шкафчик, сразу же направился в отдел зарубежной литературы. И в таком, казалось бы, безвольном и инфантильном человеке, порой просыпался бунтарь. Его отдушиной было выставлять рядом разные 2-3 книги, чтобы их названия выдавали, как он считал, смешное предложение. Поставив «Вспоминая моих грустных шлюх» рядом с «Мистер Плейбой. Хью Хефнер и американская мечта», Денис сделал фото и довольный собой разместил сей «шедевр» на своей странице, где было немало подобного недооценённого его подписчиками юмора.