Глава III. Философия свободы Н. Бердяева

Н.А.Бердяев характеризовал своё философское мировоззрение как религиозный экзистенциализм или персонализм. Стиль Бердяева, принципиально отличающийся от сложившихся в философии канонов, остался непонятым большинством его современников. Нетрадиционный характер его истолкования христианства, социальная ориентация его персонализма, иррационализм и даже профетизм, т.е. пророческий стиль его экзистенциалистских откровений, наконец, русский патриотизм при одновременном весьма критическом отношении к марксизму, из которого он вышел, оставляли его в идейной изоляции, несмотря на внешнюю популярность. «Мои мысли о несотворенной свободе, о Божьей нужде в человеческом творчестве, об объективации о верховенстве личности и ее трагическом конфликте с миропорядком и обществом отпугивали и плохо понимались», - с грустью констатировал он позже в своей философской автобиографии. Сам Бердяев определяет свою философию «как философию субъекта, философию духа, философию свободы, философию дуалистически-плюралистическую, философию творчески-динамическую, философию персоналистическую и философию эсхатологическую».

Основной философской установкой Бердяева на протяжении всего его творчества была идея свободы и духовности человека, величия его назначения в мире и трагичности бытия. Эта идея как лейтмотив проходит через все труды мыслителя.

«Философия свободы не означает здесь исследования проблемы свободы как одной из проблем философии, свобода не означает здесь объекта. Философия свободы значит здесь—философия свободных, философия, исходящая из свободы, в противоположность философии рабов, философии, исходящей из необходимости, свобода означает состояние философствующего субъекта. Свободная философия есть философия религиозная, философия интуитивная, философия сынов, а не пасынков…. Свободу нельзя ни из чего вывести, в ней можно лишь изначально пребывать», - пишет Бердяев.

Бердяев прошел трудный путь философских исканий от Маркса и Канта к классическому богословию, от Николая Кузанского и Паскаля к немецким мистикам, от Леонтьева и Вл. Соловьева к Шопенгауэру и Ницше, от Фрейда и Юнга к Хайдеггеру и Ясперсу. Как признавал сам мыслитель, гораздо более философских источников на формирование его мировоззрения оказали влияние художественная литература — прежде всего, Л. Толстой, Достоевский, Ибсен — и немецкий религиозный мистицизм, среди мистицизм, среди многих цитируемых представителей которого Бердяев явное предпочтение отдавал Я. Бёме. На почве этих исканий и сложился антропологизм Бердяева как философия свободного духа.

В развитии этих идей Бердяевым можно выделить четыре основных направления:

обоснование абсолютной свободы человека, как условия его существования и творчества;

разработка метафизики духа на основе истолкования религиозно-мистических интуиции о свободно духовных отношениях человека с Богом;

истолкование мира и общества как результатов объективации творческой деятельности человека и их антиномичности;

осмысление духовного опыта человечества как способа преодоления антиномии путем «просветления» объективированного, «падшего» мира.

Наиболее полное выражение эти идеи получили в книгах «Философия свободного духа» (1927—1928), «Я и мир объектов» (1934), «Дух и реальность» (1937), «О рабстве и свободе человека» (1939), «Опыт эсхатологической метафизики» (1947), «Царство Духа и царство Кесаря» (1949).

В качестве основного источника своих философских построений Бердяев использует христианскую мифологию о сотворении мира, видя в ней символическое выражение подлинной теогонии мира, тайну которой он стремится разгадать и представить в своем варианте философии христианского экзистенциализма с выходом его на социально ориентированный персонализм.

Бердяев не сомневается в существовании материального мира (природного, социального, психического), но духовная жизнь не есть отражение какой-либо реальности, она есть самая реальность. О духе нельзя выработать понятия, но можно уловить признаки духа. К ним Бердяев относит свободу, смысл, творческую активность, любовь, целостность, ценность, обращение к высшему божественному миру и единение с ним. Духовное начало в человеке имеет трансцендентное основание, т.е. превышающее его природные данные.

Дух не творится Богом, он как бы вдувается Богом в человека. Но дух не только от Бога, но и от изначальной, добытийственной свободы, от Ungrund’а (понятие, заимствованное у Бёме). Отсюда двойственность духа. Он свободен в Боге и свободен от Бога. В этом скрывается тайна творчества и тайна зла. И только поэтому возможен переход от сознания к подсознанию и сверхсознанию.

Бердяев принимает положение традиционного богословия о связи зла и свободы. В «Миросозерцании Достоевского он писал: «Зло необъяснимо без свободы. Зло является на путях свободы. Без этой связи со свободой не существует ответственности за зло. Без свободы за зло был бы ответственен Бог». Для того, чтобы снять с Бога эту ответственность, Бердяев разводит понятия «Бог» и «свобода». Бездна предшествует Богу. Таким образом, «зло имеет источник не в Боге, а в Бездне», «из которой течет и свет, и тьма». Зло - это «тень божественного света». «Я истолковываю Ungrund Бёме как первичную, добытийственную свободу. Но у Бёме она в Боге, как Его темное начало, у меня же вне Бога»

В тяжелые и мучительные годы кровопролитной войны - всеобщего торжества зла Бердяев ловил себя на этой неприемлемой для него мысли, но, по его словам, «находил выход в идее несотворенной свободы», т. е. в том, что источником Зла является не Бог, не порождаемая Им свобода, а несотворенная Им свобода, исходящая из Бездны.

Бог не есть мироправитель: «В этом мире необходимости, разобщенности, порабощенности, в этом падшем мире, не освободившемся от власти рока, царствует не Бог, а князь мира сего. Бог царствует в царстве свободы, а не в царстве необходимости, в духе, а не в детерминированной природе». К Богу не может быть приложено «такое низменное начало, как власть». Поэтому «Бог никакой власти не имеет. Он имеет меньше власти, чем полицейский».

Человек бесчеловечен, Бог же человечен. Человечность есть основной атрибут Бога. Человек вкоренен в Боге, как Бог вкоренен в человеке

Отталкиваясь от учения Бёме об Ungrund’е, как предвечного ничто или бездны, которая характеризует первоначальный хаос, находящийся в состоянии напряженной борьбы и мук, Бердяев разрабатывает идею «безосновности», или «меональности» мира и свободы человека. Сотворению мира предшествует предвечное ничто, бездна, (Ungrund), из которой в вечности рождается Святая Троица — Бог-Отец, Бог-Сын и Дух Святой. Из бездны же с ее молчаливого согласия Бог-Творец творит мир. Поэтому акт творения мира является вторичным. Но и по сотворении мира бездна сосуществует с Богом, т.е. творение остается незавершенным. В этом кроется тайна свободы человека и задание на его сотворчество с Богом.

Мыслитель убежден, что самой гениальной идеей Бога была идея человека, а самой гениальной идеей человека — Бог. Гениальность этих идей и их тождество находит выражение в идее Богочеловечества. Вслед за Вл. Соловьевым Бердяев исходит из того, что Бог и человек возникли одновременно. «Бог возжелал своего другого и ответной любви его». Так произошло творение мира, средоточием которого, согласно Бердяеву, изначально был человек. Но одновременно в результате этого миротворения и безличное божество стало Богом.Возникновение Бога и мира не отрицает и не исчерпывает бездны. Она как метафизическая тайна окружает первозданный мир, ужасает и одновременно прельщает человека заглянуть за ее предел и реализовать таящиеся в ней возможности свободы.

Свобода, согласно Бердяеву, первична, она не укоренена ни в бытии, ни в божественной благодати. Источником свободы является ничто, то есть тот предвечный строительный материал, из которого Бог сотворил мир и его средоточие — человека. О ничто невозможно ничего сказать. Только духовный опыт раскрывает нам то, что предшествует бытию природного мира, приводит нас в соприкосновение с бездонным и безосновным, не имеющим основания ни в каком бытии, ни в нас самих, ни в мире, ни в Боге.

Следовательно, человек не только результат божественного творения, но и дитя предвечной свободы, без которой он не был бы богоподобным, т.е. способным к творчеству.

Первым результатом испытания свободой, стали, согласно Бердяеву, объективация духа в результате разграничения добра и зла и выпадение человека из царства Духа в объективированный и тем самым искаженный, «падший» мир — в «царство Кесаря».

«Объективация» является одной из центральных категорий метафизики Бердяева. По своему смыслу понятие объективации близко таким достаточно распространенным в гегелевской и марксистской философии понятиям, как «опредмечивание» и «отчуждение». 0на означает выбрасывание человека во вне, его экстериоризацию, подчинение условиям пространства, времени, причинности, рациональности. Закрепленная сознанием привычка жить в этом падшем мире привела к тому, что именно он признается первичным, действительным миром. Однако в экзистенциальной глубине человек по-прежнему находится в общении с духовным миром и со всем космосом. В отличие от немецкой (кантовской) философии Бердяев признает наличие связи между феноменальным и ноуменальным мирами. Ноуменальный мир сокрыт, но он раскрывается человеку на основе его духовного опыта и творчества.

Отношения между подлинным духовным миром и миром объективированным Бердяев описывает в следующей оппозиции: объективированный мир, природный и социальный, есть мир необходимости и рабства, вражды и господства; духовный мир есть мир свободы и творчество, мир любви и сострадания. В силу означенной раздвоенности существование человека в мире носит трагический характер. Он выброшен в объективированный, падший мир и связан с ним своими корнями, условиями существования. Но в то же время он беспрестанно осознает свою «инаковость», принадлежность к миру иному, находящемуся за пределами данного мира, свою причастность к тайнам космического процесса. Эта раздвоенность человека порождает трагизм человеческого существования.

То, что называют объективным познанием этого мира, есть лишь познание его падшести, будучи укорененным в нем понятийно оно лишь усугубляет его объективацию, она означает утрату свободы интуиции и чувства, подчинение их необходимости, господствующей в падшем мире. Преодоление объективации возможно лишь путем трансцендирования, т.е. откровения, духовного перехода «по ту» сторону сущего. Но объективное познание способно пролить свет на сам процесс объективации. Таким образом, хотя познание есть объективация, оно есть и осознание ее. Тем самым познание открывает смысл за бессмыслицей бытия, порядок за беспорядком, космос за хаосом. И это связано с активностью мысли, подчеркивает Бердяев.

Другой путь ориентации субъекта в мире есть путь экзистенциальной философии. На этом пути не происходит объективации, тут субъект-человек познает не объект, а существование человека и через человека существование мира и Бога. Источником познания в этом случае служит углубленное погружение в себя, самопознание, и через это постижение смысла мира

Элемент свободы в познании это не только источник его творческого характера, но одновременно и источник блужданий сознания, его трагических ошибок и заблуждений. В познании должно быть великое послушание реальности и зоркий взгляд на реальность. Познание есть преображение реальности через привнесенный элемент свободы, просветленной Логосом. Этой встрече свободы с Логосом Бердяев приписывает эротический характер: овладение свободой, как женственной стихией мужественным смыслом Логоса. В этом смысле познание есть вид творчества.

Учение о духовности человека есть одновременно учение о личности. Личность осознает свое бытие в мире через «я», единственное и неповторимое, как высший смысл мира и свое назначение в нем.

Личности доступны лишь два выхода из себя; Первый — есть выход во внешний объективированный мир — в общество, в царство общеобязательных норм ценой утраты свободы. Второй выход открывает творчество путем трансцендирования, т.е. прорыва в иные миры, на которые не распространяются законы посюстороннего объективированного мира. Творчество всегда есть конец старого мира (взгляда на мир), взлет в иной, новый план существования. И только этот путь позволяет человеку сохранить жизнь в свободе и, требуя от личности действий на свой страх и риск, предполагает ее ответственность за содеянное даже ценой вечных мук.

Бердяев безусловно связывает духовность с личностью. Бог сотворил не только личность, но и общество — проявить свою уникальность, независимость, духовную свободу, осуществить свое призвание личность может только через «мы», в обществе. Общение «я» с «ты» в «мы» человечно, если оно сохраняет экзистенциальность. Общество же, достигнув крайней формы объективации в государстве, есть отпадение от экзистенциальной сферы «мы». Человек превращается в нем в один из объектов социального «падшего мира».

Взаимоотношения личности и общества отнюдь не просты: личность постоянно ведет вековечную тяжбу с обществом за сохранение своего «я» и своей свободы. В падшем объективированном мире общество превращается в социальную обыденность, давящую личность, и проявляет себя как антагонистическая и враждебная ей сила.

В этом состоит главная антиномия личности и общества.

Общество склонно к тирании над духом, в результате личность впадает в идололатрию, т.е. поклоняется лжебогам, осознает себя как принадлежащую исключительно социальному миру, превращая социальные средства духовной самореализации личности — государство, национальный суверенитет, классовые интересы — в цель. Церковь, считает Бердяев, была превращена в идола. 0бщение с Богом для Бердяева не тождественно церкви как социальному институту, ухитрившемуся перенести на отношения человека с Богом отношения раба и Господина.

Человек по природе своей микрокосм, и потому человеческая личность не может быть частью какого-то целого. Она сама есть целое, при этом такое целое, которое в принципе не вписывается ни в какую иерархическую систему. Максимум свободы существует только в духовном опыте и только в нем человек останется творцом, т.е. личностью. Общество как организация жизни масс, среднего человека не может быть ничем иным как границей человеческой свободы, границей для духовной, т.е. свободной его реализации в качестве творца. Полное преодоление этого конфликта возможно только в Царстве Божьем.

Человек есть существо не только социальное, но историческое. История — это судьба человека, тот путь, которым он, выброшенный в тварный мир объективации, согласился идти. Он не может сбросить с себя бремя истории. История же равнодушна к человеку. Человек втягивается в историю, подчиняется ее року и одновременно сопротивляется истории, противопоставляя ей ценность личности, ее индивидуальной судьбы. Но в пределах земной истории этот конфликт неразрешим.

История есть богочеловеческий процесс. По мнению Бердяева, история в своем земном воплощении есть неудача Духа, и она будет длиться до тех пор, пока не наступит Царство Божье в результате второго пришествия Христа. Историческое время, образовавшееся между первым и вторым пришествием Христа, может быть неопределенно длительным. Проблема отношения человека и истории разрешима только на почве эсхатологии, т.е. философии истории как учения о сокровенном смысле истории, раскрывающемся не через прогресс, а через ее конец, в вечности. В этом, считает Бердяев, суть философии свободного духа, которая должна быть построена не только в перспективе прошлого, но и в перспективе будущего, которое он связывает со вторым пришествием Христа и наступлением Царства Божьего.

Философская антропология свободного духа Бердяева трагична и эсхатологична. Но именно с ней мыслитель связывает надежду на будущее. Причем, вопреки церковной догматике он связывает ее не с покаянием в грехе и индивидуальном спасении, а с обращением к миру и просветлении его. «Новая духовность на философском языке означает освобождение от объективации и от подчинения духа дурной, падшей социальности, от магической заколдованности человека, от иллюзий сознания и от подавленности бессознательной родовой традицией, от всякого рода табу, мешающих свободному движению.»