Государственная педагогика и ее представители И.И. Бецкой, Янкович-де-Мириво

Главнейшими представителями государственной педагогии во время Екатерины II были кроме самой Екатерины И.И. Бецкой и Янкович-де-Мириво. Екатерина, находясь в живых сношениях со множеством выдающихся иностранцев, была довольно хорошо ознакомлена с новыми течениями современной ей педагогической мысли, в том числе со взглядом о необходимости воспитывать не гражданина, а человека (русская педагогия и ее последователи), равно как и со взглядом о необходимости воспитывать не человека как нечто отвлеченное и общее, а именно гражданина, существенно вполне реальное (педагогия защитников просвещенного абсолютизма). Бецкой долго жил за границей, тщательно осматривал всяческие достопримечательности западных больших городов, в конце 50-х годов пробыл довольно долго в Париже и посещал там некоторые салоны, в которых обсуждались разные новости, и политические и научные. Он, без всякого сомнения, был хорошо знаком с новой европейской педагогией и, в частности, имел полную возможность получить достаточное представление о педагогических идеях Руссо 2. Янкович был австриец-серб, специалист-педагог и в силу своей профессии и положения был, конечно, сведущ в педагогическом деле и педагогической литературе. Таким образом, представители русской государственной педагогии ни в своих теоретических взглядах, ни в своей практической деятельности не могли оставаться чуждыми новой западноевропейской педагогии, неизбежно должны были в большей или меньшей степени, в той или другой форме отобразить ее. Так было и на самом деле.

Какая же из вышеуказанных иностранных педагогических идей наиболее заинтересовала наших педагогов-государственников? Очевидно, ближе всего их сердцу было мировоззрение последователей просвещенного абсолютизма, мысль о том, что просвещение есть большая сила, но что управлять ею должно всецело государство, оно должно использовать школу и педагогию в государственных интересах — для воспитания хороших граждан и добрых отцов и матерей семейств. Но наши педагоги-государственники не хотели совсем отказаться и от другой главной идеи современной западноевропейской педагогии — о воспитании человека, о предохранении детей от пороков взрослых, о создании путем правильного воспитания улучшенного человечества, более благородного, более чистого, нравственного и умного, чем существующее. Словом, они хотели воспользоваться обоими главными течениями современной педагогической мысли в Западной Европе и, несмотря на их противоположность, попытаться соединить их в высшем синтезе. Они хотели, если можно так выразиться, воспитывать в духе Локка и Руссо в государственных школах.

Остановимся прежде всего на рассмотрении педагогических идей И. И. Бецкого, главнейшего представителя государственной педагогии. Его имя неразрывно связано с одним крупным государственно-педагогическим предприятием — воспитанием новой породы людей, не зараженных пороками современных поколений, воспитанием строго государственным. На эту идею наших государственных педагогов навели не только некоторые течения западноевропейской педагогии, но и некоторые факты живой русской деятельности.

До Петра русская семья жила замкнуто, обособленно от всего остального мира. Каждая семья жила своими семейными интересами, стараясь, чтобы посторонний глаз не проникал в семейную жизнь. Семья была своего рода монастырем или крепостью, обнесенной стеною, и за эту стену не принадлежащий к семье допускался с осторожностью. То был чужак, которого следовало опасаться. Связи семей с обществом не было, семьи не знали еще никаких общественных идеалов, и все старые домострои, предлагая известный порядок жизни, имели в виду личные интересы владыки — дома или, самое большее, всей семьи. Дальше семьи дело не шло, до общественных интересов авторы домостроев не возвышались. Домострои внушают верную службу царю, но о связи семьи с обществом, родной землей нигде не говорят. С Петра государство внедряется в семейную жизнь и начинает на нее давить, изменять ее строй сообразно государственным интересам. Появляется законодательство о семье и о семейных отношениях: в 1702 году установлен обряд обручения, долженствовавший предшествовать венчанию на шесть недель, чтобы готовящиеся вступить в брак имели возможность ближе узнать друг друга и в случае возникших нерасположения и несогласий вовремя разойтись; сделано было распоряжение о запрещении вступать в брак не прошедшим курса цифирных школ; дети насильно отбирались у родителей в школы и на службу, так что родители потеряли прежнюю власть над детьми; издано было несколько частных распоряжений о браках раскольников, разрушавших законную семью у значительной части населения; издано было целое законоположение о домашних наставниках и наставницах. Таким образом государство старалось привлечь к своей службе и семью.

Заставляя семьи учить детей дома и на смотрах детей, экзаменуя их в успешности домашних занятий, у нерадивых родителей отбирая детей и помещая для обучения в казенные школы, государство все еще оставалось недовольно семьями, они служили ему, по его мнению, недостаточно усердно. Государство признавало семью слишком неудовлетворительным органом воспитания, не достигающим серьезных педагогических целей. Общество и семья были заражены суевериями, ленью, невежеством, безнравственностью; такое общество, такие семьи неизбежно портили детей, заражали их своими пороками. Воспитать из такого зараженного дитяти идеального гражданина или просто хорошего было невозможно, дурные нравы людей, окружавших дитя в первые годы его жизни, передавались ему и оставались при нем на всю жизнь. "Добрые или худые нравы каждаго человека во всю его жизнь зависят от перваго его добраго или худого воспитания", — утверждал Бецкой, а до него — прежние педагоги. Отсюда сама собою напрашивалась мысль об отделении малолетних от взрослых, о воспитании детей особо, вне влияния семьи и общества, и о создании таким образом нового поколения людей, мужественных, честных, добродетельных, — словом, таких, недостаток которых был ощутим. С этой идеей выступил Бецкой и к ней склонил Екатерину.

Он ей доказывал, что и Академия наук, и все другие училища, и посылка русских для учения за границу принесли пользы государству весьма мало, почти никакой. Причина указанного печального явления заключается в том, что заботились лишь о развитии разума и о приобретении знаний; но один только украшенный или просвещенный науками разум не в состоянии создать доброго и прямого гражданина; даже от наук и просвещения часто бывает вред, если при этом человек с нежного детства не воспитывается в добродетели. Итак, "ясно, что корень всему злу и добру воспитание... Держась сего неоспоримого правила, единое токмо средство остается, т. е. произвести сперва, способом воспитания, так сказать, новую породу или новых отцов и матерей, которые могли бы детям своим те же прямые и основательные правила воспитания в сердце вселить, какие получили они сами и от них дети передали бы паки своим детям, и так следовали бы из родов в роды в будущие веки". Задача грандиозная.

Какие же средства можно предложить для разрешения такой задачи? Нужно завести воспитательные училища для детей обоего пола и брать туда детей не старше 5–6 лет, когда ребенка еще можно воспитать в добродетели. В училищах держать детей до 18–20 лет безвыходно, без всякого сообщения с обществом, так чтобы и самые близкие родственники могли видеть воспитываемых лишь в назначенные дни и притом не иначе, как в самом училище и в присутствии начальников, "ибо неоспоримо, что частое с людьми без разбора обхождение вне и внутри онаго (училища) весьма вредительно, а наипаче во время воспитания такого юношества, которое долженствует непрестанно взирать на подаваемые примеры и образцы добродетелей".

Устами Бецкого государство сказало русской семье: "Ты неспособна хорошо воспитать дитя. Отдай его мне, я его воспитаю, а ты уж совсем не путайся в это дело. Ты только производи детей, а воспитывать их буду я".

На основании указанного начала был преобразован шляхетский корпус, вновь открыта Академия художеств с воспитательным при нем училищем, воспитательное общество благородных девиц с мещанским отделением, коммерческое училище. Во всех этих заведениях наиболее старались не о развитии ума, не о сообщении знаний, а о воспитании честного, нежного и благородного сердца. Бецкой говорил Екатерине: "Ваше Императорское Величество хощете, чтобы с изящным разумом изящнейшее еще соединялося сердце; ибо качество разума не занимает первой степени в достоинствах человеческих; оно украшает оныя, а не составляет". Эта мысль Бецкого о верховенстве сердца в духовной природе человека, о превосходстве его над разумом была руководящим началом русской педагогики XVIII века наряду с мыслью о необходимости отделять малолетних от взрослых. Профессор Московского университета Барсов в своей речи о цели учения, произнесенной в 1760 году, отмечал: "Конец и намерение учения есть знание. Но знание подобно оружию — и во благо и во зло употребить его можно. Надобно уметь управлять им: управляет знанием сердце, а в нем добродетель. Знание должно быть дверью к добродетели. Честное сердце предпочитается великому разуму... Над добродетелью возвышается закон и благочестие христианское". А митрополит московский Платон, протектор Московской академии, со своей стороны убеждал, что "учение, дабы было действительно, не сколько зависит от остроумия и красноречия, сколько от чистоты и непорочности сердца учителева". Заведующим академией он писал: "Наблюдайте сей долг пред Богом все прилежно, чтоб учители не только учительством, но еще более честным житием юношество наставляли, так же и об учениках, чтобы не только в науках, но еще более в добродетели преуспевали..." Фонвизинский Стародум так рассуждал: "Ум, коль он только ум, — сущая безделица. Прямую цену уму дает благонравие: без него умный человек — чудовище". Сумароков в речи при открытии Академии художеств восклицал: "Возсияли науки — и погибла естественная простота, а с нею и чистота сердца".

Итак, повсюду у нас в XVIII веке — в университете, в духовной академии, в шляхетском корпусе, в женском институте, воспитательных домах, в литературе — исповедовалось одно и тоже верховное педагогическое начало: честное, добродетельное сердце выше разума и многих знаний.

Указав основные начала педагогической системы Бецкого, мы изложим теперь его более частные ведущие идеи о воспитании детей.

В составленном Бецким "Генеральном плане воспитательного дома" изложена, между прочим, целая теория воспитания детей. Эта теория составлена главным образом по Локку, которого Бецкой называл "премудрым" и "любви достойным", а отчасти под влиянием и в духе Руссо. Не следует, впрочем, думать, что Бецкой в своих взглядах только воспроизводил Локка и более ничего, — нет, он и перерабатывал теорию последнего, изменял и дополнял ее. Можно утверждать, что взгляды Бецкого на воспитание детей, оставаясь по существу взглядами Локка, гораздо шире, гуманнее и в некоторых пунктах подробнее учения последнего. Это понятно, так как сам Бецкой упоминает не один раз, что он, кроме сочинения Локка, пользовался трудами и других мыслителей.

Подобно Локку, Бецкой отводит весьма видное место в развитии и судьбе человека воспитанию. Локк говорил, что 9/ 10 людей суть то, что они есть вследствие воспитания; Бецкой, определяя задачи воспитательного дома, утверждал, что "главнейший предмет есть спасать жизнь, укреплять здоровье и образовать душу благонравную, ибо одно без другого быть не может", и что "единое к тому средство — воспитание". Воспитанием кладутся на человека неизгладимые следы, производятся такие глубокие изгибы в его физическом и душевном складе, "которых, прямы ли они или кривы, никак совершенно ни испортить, ни исправить невозможно". Поэтому "воспитание есть дар первейший, самый существенный и самый дрожайший, которым человек обогащен быть может".

Признание громадной силы за воспитанием предполагает, что природа воспитуемых сама по себе безразлична, легко подчиняется всяким влияниям, склоняется в ту сторону, в которую ее наклоняют. Но как у Локка по этому вопросу замечаются колебания и некоторое несогласие в суждениях, так и у Бецкого есть подобное же колебание и несогласие. Он не один раз прямо говорит, что "душа младенца подобна без всякой примеси воде", что "дети могут так же легко к хорошим, как и к худым, обратиться нравам; приемлют все возражения и подражают тому, что видят". "Нет врожденных пороков и злодейств, но дурные примеры их внушают".

Смысл всех подобных выражений совершенно понятен: воспитание есть единственная сила, действием которой определяется вся судьба человека. Но рядом с этими суждениями идут другие, в которых высказывается мысль о врожденности некоторых свойств. "Есть темпераменты или сложения, — говорит Бецкой, — иные горячее, другие холоднее; вот вся разность, с которою натура производит людей". Но эта разница, с виду незначительная, на самом деле весьма важна, потому что она влечет разницу природных дарований. Сам Бецкой прямо говорит, что дарования, которых требуют науки и художества, есть "дело натуры", и предлагает даже сообразно с дарованиями разделять питомцев воспитательного дома на три категории: первая — лица, способные к наукам и искусствам; вторая (наибольшее число лиц) состоит из способных лиц к ремеслам и рукоделиям, третья — из способных лишь к самой простой работе, лиц с тупыми понятиями. "Никогда не должно хотеть против здравого рассудка и возможности, чтобы, например, яблоня приносила ананасы". "Не предуспеет он (воспитанник) ни в чем том, чему будет прилежать по неволе, а не по своему желанию". Таким образом, по вопросу о том, как нужно представлять детскую природу, безразличной по своим свойствам или определенной по врожденным качествам, Бецкой несколько колебался, как колебался раньше и Локк. Во всяком случае при воспитании нужно следовать по стопам природы, не насиловать, не переламывать ее, а способствовать ей, наклонять мало-помалу от вредного к полезному.

Бецкой рассматривает воспитание детей будущего третьего сословия, т. е. детей, покинутых родителями, с трех сторон: физической, умственной и нравственной.

Физический уход за детьми должен быть особенно внимателен и нежен в первые годы жизни, когда смертность детей обыкновенно бывает так велика. Самые главные предметы физического ухода: пища и воздух, эти два важнейшие основания жизни и здоровья. Плохи пища и воздух — погибло все физическое воспитание. Лучшее питание детей — материнское молоко или молоко кормилицы. Но, конечно, если нельзя найти здоровых кормилиц, то нужно помнить, что хорошее коровье или козье молоко полезнее плохого женского. Здоровая кормилица, хорошо содержимая и веселого нрава, легко может кормить двух и даже более младенцев. По отнятии от груди детям, начинающим ходить, до тех пор когда они сами начнут одеваться, пищею должны служить: хорошо выпеченный хлеб из хорошей ржаной муки, мясо, рыба, щи, каши; питьем — вода, квас. Спиртные напитки следует строго воспретить.

Свежий и чистый воздух служит к отвращению болезней не только у детей, но и у взрослых; влажность же и гнилость воздуха вредят здоровью. По отношению к младенцам следует, впрочем, соблюдать осторожность и не подвергать их резким переменам температуры. Одевать детей следует так, чтобы платье не препятствовало свободному обращению крови и укреплению здоровья; все тугие завязки и узкая обувь вредны детям; одежды должны быть мягки, не слишком согревать тело. Хорошее питание и свежий воздух принесут всю возможную пользу лишь в том случае, если вокруг детей будет соблюдаться полная чистота — в одежде, жилище — и если детей будут часто мыть.

Для успешного телесного развития существенно важны физические упражнения, детские забавы и игры. Все время детства распадается на три занятия: еду, сон и игру. Как только дети начнут свободно ходить, то им не только следует дозволять невинные игры и забавы, по их собственной воле, но и всеми средствами побуждать к ним. Кто запрещает и вообще препятствует детям играть, тот губит их. Нужно заботиться, чтобы у детей всегда был в распоряжении достаточный материал для игр, чтобы они свободно могли лазить, скакать, кататься с горы и т. п.

Общий ход умственного и вообще душевного развития Бецкой представлял в таком виде: до двух лет дети находятся на попечении кормилиц и нянек; с третьего до седьмого года мальчики и девочки живут вместе и приучаются к легкой работе; с 7 до 11 лет мальчики и девочки ходят на один час каждый день в школу и учатся читать и первым основаниям веры. В эти же годы мальчики обучаются вязать чулки, колпаки, сети, привыкают к садовой работе, а девочки упражняются в пряже и вязанье, плетении кружев и т. п.; от 11 до 14 лет мальчики и девочки учатся по часу в день писать и цифири, а также катехизису, арифметике, географии и рисованию и продолжают заниматься мастерством и ремеслами: девочки стряпают, шьют, гладят, мальчики привыкают к огородной, дворовой и другим работам; в 14—15 лет образование заканчивается, питомцы и питомицы отдаются прямо на обучение известному мастерству, ремеслу или делу, которое выберут сами, а наиболее способные изучают науки и искусства.

Главный принцип обучения состоит в том, чтобы вести детей "играя и с приятностью"; заставлять детей целыми часами сидеть за книгой значит ослаблять и отуплять детей. "Быть всегда веселу и довольну: петь и смеяться есть прямой способ к произведению людей здоровых, доброго сердца и острого разума". В частности, об обучении детей от 5 лет до того времени, когда они сами могут одеваться (7–8 лет), Бецкой замечает следующее: отцы, матери, воспитатели стараются начать учить детей как можно раньше; иные заставляют их непрестанно твердить молитвы. Намерение само по себе хорошее, но слишком раннее учение вредит развитию детского понимания. Иные родители и воспитатели приводят в замешательство и помрачают слабый детский разум россказнями о страшилищах, привидениях, колдуньях и т. п. Лучше всего наставлять детей примерами, а не правилами, которые мало понятны в таком юном возрасте. Следует укоренять в детях склонность повиноваться без досады; препятствовать им бить животных, проявлять злость к сверстникам. Не нужно принуждать детей учить много наизусть. В рассматриваемом возрасте дети учатся рисовать и различать буквы, причем важность учительского искусства будет состоять в том, чтобы питомцы в таком упражнении находили для себя забаву, как это предлагал и Локк. Позднее дети будут учиться правилам веры, читать, писать, арифметике, географии в небольшом объеме. Дети, как новые путешественники в мире, если их не угнетают, обыкновенно бывают любопытны и хотят знать обо всем. Нужно, чтобы воспитатели отвечали на детские вопросы ясно, толково, доступно детскому пониманию. Во время прогулки можно показывать детям различные предметы и умножать их знания.

Давая преимущество нравственному воспитанию перед умственным, Бецкой указывал следующие главные средства нравственного воспитания: удаление от слуха и зрения всего того, что имеет хотя бы тень порока. В этом заключается самое трудное и самое важное дело нравственного воспитания, потому что выполнением изложенного требования уничтожается самый источник, из которого дети черпают злое. Но мало не знать порока, нужно прямо быть добродетельным; уроки же добродетели должны заключаться в живых примерах воспитателей, а не в словесных поучениях. Дети должны подражать добрым примерам, которые видят; такие примеры для них привлекательнее и поучительнее всяких доказательств. Самая добродетель есть не что иное, как полезные и приятные дела, совершаемые нами для себя самих и для близких с благопристойностью и законопослушанием. Добродетель не исключает ни веселья, ни удовольствий; напротив, воспитатели должны охранять в сердцах питомцев "веселость, вольные действия души и приятное учтивство", "отвергнуть надлежит печаль и уныние от всех живущих в доме". Поэтому Бецкой настаивает на том, чтобы детям отводилось достаточное время для игр, чтобы воспитатели в них не вмешивались, так как по приказанию веселиться невозможно; это тем более верно по отношению к детям, которым всякое принуждение несносно. Ведение игр, руководство ими нужно оставить самим детям, наблюдая лишь, чтобы не было в играх никакой неблагоприятности.

Что касается отвлеченных наставлений в нравственности, то, по мнению Бецкого, небесполезно было бы над всеми дверями внутри и вне дома написать большими буквами такие общие правила (нравоучения): 1) не делай другим того, чего себе не желаешь; 2) поступай с другими так, как хочешь, чтобы с тобой поступали.

А в залах на стене, которая виднее прочих, написать также большими буквами: 1) не делай зла и не досаждай никому; 2) не вреди никакому животному и не озлобляй его; 3) не лги; 4) не будь никогда празден.

Воспитание обычно не обходится без наказаний, и Бецкой ставит вопрос о них. С одной стороны, без наказаний как будто трудно обойтись, а с другой, они представляются излишними при хорошем воспитании, при хорошем подборе воспитателей, людей кротких и обходительных. Если детей с самого начала их жизни окружить надлежащим уходом и поступать с ними осмотрительно, то есть надежда, что наказания будут весьма редки. "Единожды навсегда ввести в сей дом неподвижный закон и строго утвердить — никогда и ни за что не бить детей". Бить детей или только грозить им, бранить их, хотя бы и были к тому поводы, "есть существенное зло". Под влиянием наказаний дети становятся мстительными, притворными, обманщиками, угрюмыми и нечувствительными, сердца их ожесточаются и лишаются кротости. Легчайшими взысканиями могут служить: 1) стояние на одном месте, без опоры, в течение часа или двух; 2) запрещение прогулки с другими детьми; 3) выговор наедине; 4) публичный выговор; 5) хлеб и вода на 12 или 24 часа — для детей от 5 до 10 лет; 6) пост, смотря по возрасту, т. е. лишение завтрака, иногда и обеда, но никогда ужина. Во всех случаях до применения наказания следует обстоятельно разъяснить провинившимся, в чем заключается их проступок, чьи права нарушены провинившимися.

Все изложенные правила относительно воспитания маленьких нужно одинаково тщательно применять к детям обоих полов, без исключения. Бецкой вообще стоял за женское образование и находил, что в тех странах, в которых много работают женщины, вся жизненная обстановка бывает чиста и весела, жизнь же в странах с преобладанием мужского труда "гнусна и соединена со всякою неудобностью".

Если сравнить изложенные мысли Бецкого о воспитании с педагогическими идеями Локка, то, несомненно, откроется между ними существенное родство. Взгляд Бецкого на детскую природу, на назначение воспитания, на преобладание нравственного элемента над умственным в воспитании составился под прямым влиянием "премудрого" Локка; в рассуждениях Бецкого о физическом уходе за детьми, о необходимости привлекательности чтения и в некоторых других замечаниях также веет дух Локка. Но к чести нашего педагога нужно сказать, что к идеям Локка он прибавлял и свои суждения, не следовал Локку слепо. Некоторые вопросы он ставил шире и глубже Локка.

У Бецкого весьма сильно выдвинута одна очень важная и любопытная черта воспитания, которая не встречается у Локка, а именно необходимость доброго веселого настроения воспитываемых для правильного и всестороннего их развития. Бецкой желает совсем изгнать уныние из воспитуемых. Уныние и печаль несвойственны детям, противны их природе. Дети весьма редко бывают "сложения печальнаго", "печаль приставникам должно от них (детей), как отраву, отвращать". На первый взгляд заботы Бецкого о беспечальной жизни питомцев могут показаться несколько странными; но кто глубже вдумается в значение доброго, веселого настроения для всей деятельности человека, для его телесного и душевного благосостояния, тот признает серьезный гигиенический и психолого-педагогический характер за стремлением Бецкого поддерживать в детях веселое настроение духа. Приходится очень жалеть, что наши воспитатели превратили все воспитание и все школы во что-то холодное, угрюмое, казенное, что пугает детей, кажется им тягостным, и совсем забыли завет Бецкого о веселом настроении как существенном условии правильного и всестороннего развития детей. С этой точки зрения заботы Бецкого о детских играх, о том, чтобы взрослые поменьше в них вмешивались, глубоко симпатичны и совершенно справедливы.

Бецкой решительно изгонял телесные наказания, считая их прямо вредными, и вообще стоял за возможное ограничение всяких наказаний, справедливо полагая, что при правильном и внимательном воспитании нужды в наказаниях будет мало. Локк для экстренных случаев оставлял телесные наказания, и даже довольно чувствительные, а похвалы и порицания признавал самыми главными воспитательными средствами.

Бецкой твердо настаивал на необходимости столь же тщательного воспитания девочек, как и мальчиков, чего у Локка мы не находим. Он очень много заботился о том, чтобы образование соответствовало личным склонностям и способностям детей, особенно окончательное образование, приводящее прямо к практической жизненной деятельности, чего у Локка мы опять же не встречаем в той мере и в столь решительной и последовательной форме.

Все эти черты придают педагогической теории Бецкого, по существу одинаковой с теорией Локка, особенный вид и характер. Теория Бецкого оказывается более широкой и гуманной, чем теория Локка, от нее веет бодростью, доверием к людям, радостным настроением; уважение к человеческой личности и человеческой природе, признание полной необходимости и разумности удовлетворять всем ее законным требованиям, не опутывать детей педантизмом ("педантизм есть сущая пагуба воспитания юношества"), не подавлять их разными схоластическими мудрствованиями и порядками сквозят во всех суждениях и речах нашего высокопросвещенного педагога. Свет, жизнь, теплота, сердечное чувство льются из уст Бецкого. Не забудем, что Бецкой в своей гуманной теории имел в виду прежде всего воспитание подкидышей — детей воспитательного дома, брошенных своими родителями, хотя те же начала считал необходимым применять к воспитанию и всех других детей, а Локк предлагал свои советы богатым и знатным родителям. У Локка педагогия строго сословная, у Бецкого — более общечеловеческая, но далеко не чуждая сословности, как увидим далее. Бецкой в своей педагогической теории осуществлял изречение, находящееся на одной из виньеток "Генерального плана": скелет подает женщине младенца, и рядом надпись: "Он также человек, и жизнь его священна".

Коренные недостатки педагогии XVIII века, как она выразилась у Бецкого, совершенно ясны: в этой педагогии очень много говорится о сердце, о чувствительности, о благородных мыслях и настроениях, но мало о развитии воли, об укреплении характера, о чем так настойчиво говорил Локк. Хотели готовить людей для жизненной борьбы, для реформ бытового строя и рассуждали о воспитании преимущественно чувств, лишь косвенно задевая волю и характер. Умственное образование ценили очень низко, давая ему третьестепенное значение, видя сущность умственного развития в умении обращаться в свете — "людскости", говорить на иностранных языках и поверхностно знать множество разнородных вещей. Нравственной силы образованию не приписывали, разнообразные науки и знания считали чем-то вроде духовной блестящей одежды, которая самого ума не составляет, как платье не составляет части организма. Этот взгляд на образование успешно мирился с энциклопедизмом учебных курсов — знать все, но чрезвычайно поверхностно и неосновательно, и не знать ничего обстоятельно и глубоко. Указанные недостатки, очень ясные у Бецкого, особенно ярко обнаруживались у его последователей, к которым следует причислить и Екатерину II. Она считала возможным объем и содержание воспитания определить так: "Здравое тело и умонаклонение к добру составляют все воспитание" или: "Замыкается же оное (воспитание) в четырех вещах: в добродетели, в учтивости, в добром поведении и в знании". Она повторяла в своих педагогических сочинениях идеи Бецкого, пытаясь приладить их к воспитанию великих князей. Но ничего оригинального у нее не вышло, многоязычие и энциклопедизм в ее плане воспитания великих князей — самые заметные черты, все прочее взято от Бецкого. Пытаясь внести нечто оригинальное в воспитание великих князей, она пишет (в инструкции Салтыкову): "Высокому рождению Их Высочеств паче иных предлежат два великия пути: 1-й — справедливости; 2-й — любви к ближнему; для того и другого нужнее всего, чтобы имели они порядочное и точное понятие о вещах, здравое тело и рассудок". Интересно знать: какому воспитаннику, какого сословия и общественного положения родителей не "предлежат" пути справедливости и любви к ближнему, кому не нужны порядочное и точное понятие о вещах, здравое тело и рассудок?

Стоит отметить, что, подобно Бецкому, Екатерина II любила пользоваться в подходящих случаях книгой Локка "Несколько мыслей о воспитании": в инструкции Салтыкову, данной 13 марта 1784 года, при назначении его воспитателем великих князей, она почти буквально многое заимствовала из Локка.

На основании изложенных взглядов Бецкой принялся за переустройство существующих школ и устройство новых. Его практическая педагогическая деятельность носила строго сословный характер. Так, при Академии художеств он устроил в 1764 году подготовительное училище для детей православных родителей, кроме крепостных. Это училище для разночинцев. Мальчики принимались в возрасте 5—6 лет, делились на три возраста или класса: детский, отроческий, юношеский, по три года в каждом, и по окончании курса поступали в академию. Первым классом заведовали учительницы, остальными двумя — учителя. В этом училище, писал Бецкой, "учение преподаваться имеет не с огорчительным принуждением, но тихостью и хорошими примерами, изыскивая к тому всякие благоразумные способы". Бецкой много занимался переустройством шляхетного корпуса, учреждения, предназначенного исключительно для детей дворян. В корпус принимались дети не старше шестого года, и их воспитывали согласно с генеральным планом об учреждении воспитания. Дети делились на пять возрастов по три года: от 5 до 9 лет, от 9 до 12 и т. д. В корпусе изучалось много всяких наук и искусств, делившихся на четыре группы: 1) науки, важные для познания прочих наук; 2) науки, предпочтительные для нужд гражданского воспитания; 3) науки полезные; 4) художества (классификация, несколько напоминающая классификацию Татищева).

При деятельном участии Бецкого возникли две новые школы: коммерческое училище и женский институт. План коммерческого училища в Москве был утвержден в 1772 году, а в основу его положены известные педагогические идеи Бецкого: дети принимаются в училище по достижении шести лет, делятся на пять возрастов по три года в каждом, воспрещаются телесные наказания, и, вообще, сущность всего воспитания и обучения в училище определялась следующим образом: 1) "попечение о приведении детей в твердость сложения телеснаго и 2) направление сердец и разума к добродетели; сего последняго не инако достигнуть можно, как тем, чтобы во всю их бытность в училище никогда не дать такого случая ни видеть, ни слышать, что могло произвести худые впечатления. При таком старании и наблюдении, когда худы будут воспитанники, т. е. своенравны, сердиты, упрямы, то вина почесться должна буйству и нерадению начальников, воспитателей, а не детям. Сие на практике каждому доказать легко".

Весьма важным просветительным предприятием, осуществленным Екатериной II при деятельном участии Бецкого, было учреждение среднего женского учебного заведения, что положило начало серьезному и систематическому женскому образованию. По примеру основанного ею института возникли другие институты, а из институтов, с некоторыми изменениями, развились женские гимназии.

До Екатерины II о сколько-нибудь серьезной постановке женского образования никто не заботился, число грамотных женщин было ничтожно. В обеспеченных семьях образование девочек было семейное, а с постепенным сближением с Западом и приливом на Русь иностранцев возникли частные женские иностранные пансионы. Как семейное, так и пансионное образование были мало удовлетворительными. Конечно, отдельной семье, живущей в провинции, нанять хороших учителей было не только трудно, но и просто невозможно; в частных иностранных пансионах учили очень плохо, так как иностранцы, содержавшие пансионы и обучавшие в них, в громадном большинстве были не только что не педагоги, но и невежды и даже безнравственные люди. По словам секретаря французского посольства Ла-Мессельера (его записки о пребывании в России относятся к 1757–1759 гг.), в своем большинстве являвшиеся целыми массами в посольства французы и француженки, бравшиеся в России за воспитание юношества, были бежавшие из Франции и скрывавшиеся от полиции дезертиры, банкроты, развратники обоего пола. И. И. Шувалов, основатель Московского университета, рассказывал о том, что он выписал для кадетского корпуса восемь французов-лакеев и все они разошлись учителями по домам. При таких условиях учреждение Екатериной двух больших правительственных учебных женских заведений: одного — для дворянок и другого — для мещанок — было делом крупного исторического значения.

При учреждении женских учебных заведений, равно как и при преобразованиях мужских, Екатерина преследовала грандиозную государственную задачу — обновить Россию созданием нового поколения людей, которые, не имея недостатков прежних поколений, усовершенствовали бы жизнь и наслаждались бы счастьем. Поэтому женские екатерининские школы были чужды профессиональности и на первом плане ставили развитие приятных общественных свойств — грации, веселости, умения говорить и вращаться в обществе, они стремились дать хорошее воспитание чувств и сообщить некоторые знания. В своих деталях организация женских учебных заведений была взята Екатериной из Франции, из школы Сен-Сира, точнее — из первого времени существования этой школы. Именно оттуда были заимствованы: раннее изъятие детей из семейств и передача их в институт, обязательное и долговременное пребывание детей в институте без права возвращения в семьи хотя бы на самое короткое время, всецело светский и даже несколько развлекательный характер образования и воспитания (танцы, декламации, театральные представления, стихи, вечера), разделение на возрасты и некоторые другие частности. Само собой разумеется, что в институте в качестве учительниц и надзирательниц было множество иностранок, даже эконом, бухгалтер и швейцар были иностранцы. Главным предметом изучения являлись иностранные языки, старались даже французский язык сделать языком преподавания разных предметов, например физики, от учителя русского языка требовали знания иностранных языков и переводов на них 5. Кроме иностранных языков в институте преподавались следующие предметы: закон Божий, русский язык, арифметика, география, история, стихотворство, архитектура и геральдика, рисование и миниатюра, танцы, музыка вокальная и инструментальная, шитье и вязание всякого рода, все части экономики. Изучение истории соединялось с нравоучением и с изучением приемов "светского обхождения"; обучение арифметики признавалось необходимым "для содержания впредь в должном порядке домашней экономики". Других частей математики, кроме арифметики, не преподавалось, равно как и естествознание. Женский институт был строго дворянским учреждением и представлял собою не что иное, как женский шляхетный корпус. Уставы женского института и шляхетного корпуса, написанные Бецким, были очень сходны по основным педагогическим идеям.

Наряду с заведением для воспитания дворянок — оно называлось Воспитательное общество благородных девиц (1764) — было учреждено завед<