Глава 2. Критика Фридрихом Ницше философских концепций истории Гегеля и Эдуарда фон Гартмана

 

Как уже отмечалось, для Ницше история должна привносить в жизнь, прежде всего, созидательные ценности. Именно с моральной точки зрения он оценивает концепции истории Гегеля и Эдуарда фон Гартмана. 

Но вначале Ницше дает общую характеристику современного ему состояния преподавания истории.  Он приходит к выводу, что оно не соответствует задаче воспитания юношества, насаждения позитивных ценностей: «историческое образование должно действительно считаться родом прирожденного седовласия, и те, кто с детства носят на себе его печать, вынуждены в конце концов прийти к инстинктивной вере в старость человечества, а старости приличествует теперь стариковское занятие, именно заглядывание в прошлое, поверка счетов, подведение итогов…»[xviii]. Ницше видит за этой парализующей человека верой недоразумение, выросшее на почве унаследованного от средних веков христианско-богословского убеждения о близком конце мира и страшном суде, которое приняло лишь новую форму под влиянием повышенной исторической потребности в суде. Молодежи внушается, что наша эпоха последняя и призвана организовывать тот мировой суд над всем прошлым, который христианская догма ожидала не от людей, а от «Сына Человеческого». Философ отмечает, что религия в союзе с историей отрицает все вновь возникающее, стараясь на него набросить оттенок чего-то крайне запоздалого и свойственного эпигонам. Такая вера внушает пессимизм людям, подрывает уверенность в своих силах. Она принимает утонченную форму скептического сознания, в силу которого быть знакомым со всем, что происходило раньше хорошо потому, что все равно уже слишком поздно, чтобы создать что-нибудь лучше.

Для Ницше это критическая ситуация, для выхода из которой необходимо менять моральные установки образования в позитивную сторону. Он пишет, что «даже столь тягостное иногда представление о себе как об эпигонах может при условии широкого его понимания обусловить как для отдельных лиц, так и для отдельного народа весьма важные последствия и полное надежды влечение к будущему именно постольку, поскольку мы смотрим на себе как на наследников и потомков изумительных сил классического мира и поскольку мы в этом усматриваем нашу честь, наше отличие»[xix]. И это должно побудить в нас жажду действия, желание быть достойными наших предков.

Противниками этой идеи, по мнению Ницше, выступают Гегель и Гартман. История человечества представлена в сочинениях Гегеля как закономерное развитие и постепенное выявление творческой силы «мирового разума» или объективного духа. Воплощаясь в последовательно сменяющих друг друга образах культуры, безличный (мировой, объективный) дух познает себя как творца. Гегель рассматривал прошлое с точки зрения диалектических коллизий, конечной целью которых является созревание «настоящего», т.е. современности (для Гегеля это была прусская конституционная монархия). История предстает в его концепции в целом как «прогресс духа в сознании свободы», который развертывается через «дух» отдельных народов, сменяющих друг друга в историческом процессе по мере выполнения своей миссии[xx]. Как характеризует концепцию Гегеля немецкий мыслитель Фридрих Юнгер, «эта философия истории всецело телеологична: она вопрошает о конечной цели… поскольку конечная цель для него идея, идея человеческой свободы, то мировая история становится сознанием духа об этой свободе… все этапы становления суть для него только средства к цели… он делает набросок пирамиды, с вершины которой сам обозревает все вокруг, ибо в соответствии с его понятиями новый мировой исторический принцип уже невозможен, совершается «абсолютная эпоха» мировой истории, она завершена, мировой дух со своим христианским принципом достиг предельной глубины. Философия истории есть завершение самой истории»[xxi].

Для Ницше концепция истории Гегеля абсолютно неприемлема, она не несет в себе ничего созидательного. Он пишет, что «поистине парализует и удручает вера в то, что ты последыш времен, но ужасной и разрушительной представляется эта вера, когда в один прекрасный день она путем дерзкого поворота мыслей начинает обоготворять этого последыша как истинную цель и смысл всего предшествовавшего развития, а в ученом убожестве его видит завершение всемирной истории. Такой способ мышления приучил немцев говорить о «мировом процессе» и оправдывать свою эпоху как необходимый результат всемирного процесса; эта точка зрения поставила историю на место других духовных сил, искусства и религии, как единственную верховную силу, поскольку она является «реализующей самое себя понятием», «диалектикой духа народов» и «мировым судом»»[xxii].  

Также он добавляет, что «эту понятую на гегелевский лад историю в насмешку назвали земным шествием Бога, хотя названный Бог есть, в свою очередь, лишь продукт самой истории. Но этот Бог стал сам себе прозрачно ясным и понятным в недрах гегелевского мозга и успел пройти все диалектически возможные ступени своего развития вплоть до упомянутого самооткровения, так что для Гегеля вершина и конечный пункт мирового процесса совпали в его собственном берлинском существовании»[xxiii].

Ницше  также обвиняет Гегеля в том, что он привил поколениям восхищение перед «властью истории», которое на практике вырождается в голое преклонение перед успехом и идолопоклонство перед фактом: «Если каждый успех заключает в себе какою-нибудь разумную необходимость, если каждое событие есть победа логического или «идеи», тогда нам остается стремительно преклонить колени и в этой позе пройти всю лестницу «успехов»»[xxiv]. Жизнь гораздо сложнее, и успешнее не всегда означает лучше.

Он называет концепцию Гегеля религией исторического могущества, которая мешает человеку мыслить критически.

    Не менее категорично Ницше оценивает концепцию истории Гартмана. Эта концепция была изложена Эдуардом фон Гартманом в 1869 году в книге «Философия бессознательного». В этой работе оспаривалась философская концепция Шопенгауэра о том, что подлинной сущностью всякого бытия является воля, которая подчиняет себе представление. Гартман настаивал на первичности представления по отношению к воле. Он считал, что в начале должен сформироваться образ, идеальная возможность другого состояния, а потом уже посредством воли будут предприниматься усилия, конкретные меры для достижения этого другого состояния. Нет воли без представления, в действительности существует представляющая воля. Непосредственно воля и представление даны лишь как явления индивидуального сознания отдельных людей, обусловленные их организацией и воздействием внешней среды. Но в нашем мире имеют место явления необъяснимые с точки зрения работы индивидуальной сознательной воли и представления отдельных людей. Это, по его мнению, дает повод предполагать существование некоторой универсальной, находящейся за пределами нашего сознания представляющей воли или бессознательного. Бессознательное, с точки зрения Гартмана, является движущей и организующей силой в мире. Оно дает на инстинктивном уровне каждому существу все необходимое, управляет человеческими действиями посредством чувств и предчувствий, там, где не помогает сознательное мышление, способствует сознательному процессу мышления и ведет человека к мистике, предчувствию присутствия в мире высших сил, озаряет существование людей чувством прекрасного.

Воля в концепции Гартмана - начало неразумное. Первоначальное происхождение самого существования – результат беспричинного перехода слепой воли из потенции в акт, то есть факт иррациональный, абсолютно случайный. Целью бессознательного является возвращение к первоначальному состоянию пассивности или, иначе говоря, уничтожение того, что было создано первичным, неразумным актом воли.

Разумная идея, отрицательно относящаяся к действительному бытию мира как к продукту бессмысленной воли, не может, однако, прямо и сразу упразднить его, будучи по существу своему бессильной и пассивной, поэтому она достигает своей цели косвенным путем. Управляя в мировом процессе слепыми сигналами воли, она создает условия для появления органических существ, наделенных сознанием. Через образование сознания мировая идея или мировой разум освобождается от владычества слепой воли и дает всему живому возможность посредством самоуничтожения вернуться в состояние чистой потенции или небытия. Но, прежде, чем достигнуть этой цели, мировое сознание сосредоточенное в человечестве должно пройти три стадии иллюзий. Первая стадия – когда человечество воображает, что блаженство достижимо для личности в условиях земного природного бытия; вторая – человечество ищет блаженства в загробном мире, третья – отказ от идеи личного блаженства во имя стремления к общему коллективному благосостоянию путем научного и социально-политического прогресса. Разочаровавшись в последней иллюзии, наиболее сознательная часть человечества, сосредоточившая в себе наибольшую сумму мировой воли, примет решение покончить с собою, уничтожив и весь мир. Достижения прогресса дадут средства для мгновенного выполнения этого решения[xxv].

Таким образом, по Гартману основной движущей силой прогресса является бессознательное, которое реализует свою волю посредством людей. С этой точкой зрения не соглашается Ницше. В своем эссе он так характеризует концепцию Гартмана, «начало и цель мирового процесса, от первого недоумения сознания и до его обратного погружения в ничто, вместе с точно формулированной задачей нашего поколения по отношению к мировому процессу, все это отображено с точки зрения бессознательного, в котором столь остроумно найден источник вдохновения и которое освещено каким-то апокалипсическим светом, все подделано столь искусно и с такой искренней серьезностью, как будто это действительно серьезная философия»[xxvi].

Ницше видит в этом отрицание индивидуальной воли. Для него в центре истории должны стоять не массы, управляемые бессознательным, а отдельные личности, «образующие род моста через необозримый поток становления». В этом находит отражения его теория вечного возвращения, согласно которой ничто не заканчивается, ибо никакого конца вовсе не существует. Конец есть лишь гипотетическая фиксация, фиктивная точка покоя, полагаемая себе духом. Комбинации уходят in infinitum. Упрек, будто Земля может еще раз замерзнуть, взорваться, превратиться в дым, не является упреком, ибо подобные состояния находятся внутри комбинаций, содержатся в них и, стало быть, в ходе бесконечного становления, воспроизводящего все свои комбинации, имеют лишь временное значение[xxvii]. Бесконечно возвращающееся становление не знает финального состояния. Великие личности не представляют собой звеньев какого-нибудь процесса, но живут как бы одновременно и вне времени, благодаря истории, которая делает возможным такое сотрудничество; они составляют как бы республику гениальных людей. Один великан окликает другого через пустынные промежутки времени. Задача истории для Ницше заключается в том, чтобы служить посредницей между ними и этим путем снова и снова способствовать созданию великого. Цель человечества не может лежать в его конце, а только в его совершеннейших экземплярах.  По словам современного исследователя Артура Данто, «Ницше был убежденным почитателем героев. Он высоко оценивал Гете, Наполеона, Микеланджело, Юлия Цезаря и, что наиболее странно Чезаре Борджиа… Они представляют собой образцовые примеры (за исключением Борджие) великих людей»[xxviii].

 В связи с этим, Ницше критикует изложение истории с точки зрения масс. Для него массы достойны внимания только в трех отношениях: как плохие копии великих людей, как противодействие великим людям, как орудие великих людей. Но, как он пишет, «сейчас общим признанием пользуется род истории, который видит в главных инстинктах масс наиболее важные и значительные факторы истории, а на всех великих людей смотрит как на наиболее яркое выражение их, как на род пузырьков, отражающихся на поверхности воды. При этом масса сама по себе должна порождать великое, а хаос – порядок. Великим с этой точки зрения называют все то, что двигало в течение более или менее продолжительного времени такими массами и что представляло собой «политическую силу»[xxix].   Ницше не хочет считаться с тем, что и великие люди являются «продуктами» своих эпох, и их таланты оказались востребованы именно данным обществом и в данных исторических условиях. Но, философ оценивал историю с моральной, а не научной точки зрения, и считал, что людям с детства нужно прививать восхищение героями, чтобы у них всегда были образцы для подражания. Он не мог предвидеть, что это преклонение перед героическими личностями может выродиться в нацизм. В этом преклонении перед великими людьми нашел отражение так называемый «аристократизм» философов жизни. Они боялись распространения «массового сознания», и одни из первых разработали концепцию «массового общества» с «массовой культурой», при которых индивид лишен свободы, творчества, царит отчуждение и бюрократический произвол.

Так как, для Ницше понятие истинности – понятие чисто субъективное. То, при написании истории ученый должен руководствоваться не стремлением к исторической достоверности, а к тому, чтобы его сочинение проповедовало позитивные ценности, приносило пользу для жизни. Изложение истории с точки зрения масс нанесет, по мнению Ницше, непоправимый ущерб сознанию людей. Они не будут больше стремиться к великим целям, а сконцентрируют все усилия на достижении собственного материального благополучия, решении своих частных задач. Ницше считал, что люди в большинстве своем морально не готовы к постижению настоящей подлинной истории. Когда они, помимо всего прочего, узнают, что рычагом исторических движений является эгоизм отдельных лиц, групп или масс, то они замкнутся в собственном эгоизме, станут просто обывателями.

Как отмечает Ницше, излишества исторического чувства умышленно поощряются как средство привить юношеству эгоизм зрелого возраста, история может лишить юность главного его преимущества – способности проникать верой в великую идею и претворять ее в недрах своего существа в еще более великую идею. «История путем постоянного искажения горизонтов и перспектив и устранения предохранительной атмосферы не позволяет человеку чувствовать и действовать неисторически. От безграничных горизонтов он обращается тогда к самому себе, в свою узкую, эгоистическую сферу, в которой он неизбежно засохнет… превращаясь в расчетливого гартмановского «мужа» и достигнет           «полного растворения личности в мировом процессе»»[xxx].

Таким образом, по Ницше история посредством пропаганды позитивных ценностей, воспевания героев должна бороться с эгоизмом и цинизмом людей, давать импульс новым свершениям.  Концепции Гегеля и Гартмана готовят людей к концу истории, лишают их веры в будущее, в изменения к лучшему, и этим, по мнению Ницше, приносят вред жизни, подрывают ее силы.   Причем, он оценивает их концепции крайне субъективно, исключительно с точки зрения того, какой вред они могут принести, но не слова не говорит о достижениях этих концепций в сфере понимания истории человечества. Так, Ф. Энгельс усматривал великую заслугу Гегеля в том, что «он впервые представил весь природный, исторический и духовный мир в виде процесса, то есть в беспрерывном движении, изменении, преобразовании, и сделал попытку раскрыть внутреннюю связь этого движения и развития»[xxxi]. Гартман обратил внимание на то, что не все в мире поддается объяснений с позиций рациональности и пытался объяснить мир исходя из концепции бессознательного. Конечно, эти концепции позже дорабатывались, пересматривались учеными, но нельзя отрицать тот позитивный вклад, который они внесли в разработку теории истории.

Также для Ницше характерен страх перед «массами», боязнь потерять в массах человека, индивидуальность. Действительно, нельзя отрицать роль личности в истории, но и превращать историю народа в историю одних великих людей тоже не стоит.

Заключение

Основной целью эссе Фридриха Ницше «О пользе и вреде истории для жизни» является доказать, что история по своему происхождению, характеру и назначению ближе к искусству, чем к науке, и, что требование к ней стать наукой является вредным для жизни.

Ницше аргументирует свою точку зрения тем, что, источник происхождения истории находится в самом человеке, в его психологической способности помнить прошлое, в его потребности иметь целостную картину мира, четкую шкалу ценностей, основанных на опыте и традициях предков. Таким образом, история организует жизнь человека, определяет его видение мира. Но, человек – субъективен, это делает не применимым к истории основного научного требования  – объективности. Историк имеет дело не с самим прошлым, а с его «остатками», из которых вынужден «конструировать» картину событий, соответствующую его личному опыту,  взглядам, интуиции, знанию материала. Что приближает его работу, к работе художника, драматурга.

Все эти особенности истории делают, по мнению Ницше, невозможным и даже вредным для жизни людей требование к истории стать наукой. Если история станет независимой от жизни наукой, то любая концепция, построенная с соблюдением правил логики и подтвержденная достаточным количеством фактов, будет иметь право на существование. Уже не жизнь будет диктовать условия истории, как это было раньше, а история как самодостаточная  дисциплина будет предлагать людям свое видение жизни. Ницше считает, что плюрализм мнений, концепций истории, характерное для позитивистов преклонение перед фактами, изложенными в источниках, лишат человека целостной картины мира, понимания своего места в мире, цели и смысла жизни. Потеряв ориентиры в море несвязанных между собой фактов, концепций, человек  замкнется в своей узкой, эгоистической сфере, выродится.

Чтобы этого не произошло, история, по мнению Ницше, не должна ни в коем случае превращаться в науку и терять связь с жизнью. История должна писаться на основе жизненных потребностей человека, проповедовать позитивные ценности, побуждать людей к великим свершениям. Основной ее задачей должно стать не познание истины, а воспитание человечества. В  деле же воспитания , по мнению философа, достоверность, правда не нужны, сгодится и миф, если он содержит в себе проповедь позитивных ценностей.

 Но, здесь сразу встает вопрос, кто будет определять «позитивность» этих ценностей. Мир меняется, наука идет вперед, меняется и сам человек. Позитивные когда-то ценности утрачивают свой первоначальный смысл. Даже понимание «вечных» ценностей, таких как, любовь, Родина, дружба, семья, изменяется и уже не может служить опорой в изменчивом мире. На определенном этапе миф уже не может удовлетворить человеческий разум, человеку требуется более достоверное знание, основанное не на интуиции и позитивных ценностях, а на реальных фактах. Именно поэтому к истории стали предъявлять требование стать достоверной наукой. В XIX веке это нашло свое отражение в преклонении позитивистов перед фактами, изложенными в источниках. Они еще не затрудняли себя проверкой достоверности изложенной в источниках информации, принимая все написанное в них за объективную правду. Но, благодаря позитивистам, делаются первые шаги в сторону разработки методов работы с источниками, отрабатываются приемы критики и анализа полученных в источниках данных. В ХХ веке  источниковедение сделало значительный шаг вперед и теперь включает в себе как внешнюю, так и внутреннюю критику документов, сравнительно-исторический подход. Только данные, прошедшие тщательную проверку методами источниковедения, могут считаться достоверными и  стать материалом для работы историков. При интерпретации полученных данных историку, действительно, требуются не только профессиональные навыки, знание периода, но и интуиция, жизненный опыт, умение связно и логично изложить свою точку зрения. Но, это еще не делает историю искусством, требование научности всегда остается.

Ницше из позитивных соображений пытается оградить человека от «излишних», с его точки зрения, знаний, затуманивающих четкую и ясную картину мира, и, таким образом, затормозить процесс развития знания. Он не принимает в расчет то, что потребности людей изменились, мифы исчерпали себя, человек ищет более прочного достоверного знания.  Конечно, человеку будет очень тяжело найти себя, свое место в новом мире. Каждый должен будет сделать сам свой выбор, и, возможно, многие действительно предпочтут замкнуться в собственной эгоистической сфере, но далеко не все. Октябрьская революция в России яркое тому свидетельство.

Гегель, Гартман не ставили себе цели разработать «позитивные» концепции истории, они стремились дать более или менее логичное и аргументированное объяснение хода истории и внесли этим свой вклад в развитие науки. Ницше оценивает их концепции крайне субъективно, делая акцент только на минусы и совершенно не замечая плюсы. Эти концепции изменили видение истории, обратили внимание историков на разработку таких проблем как движущие силы истории, конечная цель мирового развития и т.д.

[i] Там же. С. 22.

[ii] Галеви Д., Трубецкой Е. Фридрих Ницше. М.: Эксмо, 2003; Данто А. Ницше как философ. М.: Идея-Пресс, Дом интеллектуальной книги, 2001; Левит К. От Гегеля к Ницше. Революционный перелом в мышлении XIX века. СПб.: Владимир Даль, 2002; Юнгер Ф. Ницше. М.: Праксис, 2001.

[iii] Философия истории: Учеб. пособие /Под ред. Панарина А.С. - М.: Гардарики, 2001;

Философский словарь /Под ред. Фролова И.Т. – М.: Республика, 2001.    

[iv] Коломийцев В.Ф. Методология истории (От источника к исследованию). М.: РОССПЭН, 2001; Блок М. Апология истории, или ремесло историка. М.: Наука, 1986; Медушевская О.М. Источниковедение: теория, история и метод. М.: РГГУ, 1996; Поппер К. Нищета историцизма. М.: Издательская группа «Прогресс», 1993; Тош Д. Стремление к истине. Как овладеть мастерством историка. М.: Весь мир, 2000; Философия и методология истории. Благовещенск: Благовещенский Гуманитарный колледж им. И.А. Бодуэна де Куртенэ, 2000; Коукер К. Сумерки Запада. М.: Высшая школа политических исследований, 2000; Ивин А.А. Философия истории. М.: Гардарики, 2000.

[v] Блауберг И.И. Философия жизни / Философский словарь /Под ред. Фролова И.Т. – М., 2001.

 С. 606-608.

[vi] Ницше Ф. О пользе и вреде истории для жизни /Сочинения: В 2 т. М., 1990. Т. 1. С. 159.

[vii] Там же.

[viii] Там же. С .178.

[ix] Там же. С. 183-184.

[x] Там же. С. 179.

[xi] Коукер К. Сумерки Запада. М., 2000. С. 40.

[xii] Там же. С. 199.

[xiii] Ницше Ф. Указ. соч. С. 195.

[xiv] Там же. С. 196-197.

[xv] Философия истории: Учеб. пособие /Под ред. Панарина А.С. – М., 2001. С. 177.

[xvi] Коломийцев В.Ф. Методология истории. С. 36.

[xvii] Цит. по Коломийцев В.Ф. Методология истории. С. 36.

[xviii] Ницше Ф. Указ. соч. С. 205.

[xix] Там же. С. 209.

[xx] Ильенков Э.В. Гегель / Философский словарь /Под ред. Фролова И.Т. С. 113-115

[xxi] Юнгер Ф. Ницше. М., 2001. С. 197-198.

[xxii] Ницше Ф. Указ. соч . С. 209.Там же.

[xxiii] Там же. С. 210.

[xxiv] Там же.

[xxv] Соловьев В. Гартман (Эдуард) /Энциклопедический словарь Брокгауз и Ефрон. Биографии:     В 12 т. М., 1993. Т.3. С. 659-661.

[xxvi] Ницше Ф. Указ. соч . С. 214.

[xxvii] Юнгер Ф. Ницше. М., 2001. С.198.

[xxviii] Данто А. Ницше как философ. М., 2000. С.239.

[xxix] Там же. С. 219.

[xxx] Там же. С. 221.

[xxxi] Цит. по Коломийцев В.Ф. Методология истории. С. 16-17.