Модель взаимодействия субъективной несправедливости и уровня контроля

Концепция субъективного уровня контроля Оллена-Гринбергера была значительно расширена и изменена Дж. Фишером и Р. Бэроном. Пожалуй, эта социально-психологическая концепция вандализма является наиболее разработанной. Она охватывает несколько уровней объяснения данного явления, учитывает социальные, личностные, групповые и средовые факторы, вызывающие различные типы разрушительного поведения. Данная модель включает и динамический аспект явления – делается попытка предсказать вероятность возникновения актов вандализма.

Бэрон и Фишер полагают, что глубинным мотивом вандализма является восстановление справедливости. Источниками несправедливости могут быть дисбаланс вклада и отдачи при экономическом обмене, дискриминирующие и нечестные правила и процедуры, некоторые состояния физической среды (например, неисправность телефонного аппарата). Разрушение предметов выступает как ответное нарушение правил, а именно правила неприкосновенности собственности. В сущности, данная концепция трактует вандализм как месть за реальное или воображаемое нарушение правил.

Имеются опосредующие факторы, влияющие на способ преодоления несправедливости. Первичным модератором является уровень субъективного контроля личности, который понимается как степень убежденности в своей способности эффективно изменять результаты и обстановку. Бэрон и Фишер полагают, что разрушение предметов как способ справиться с несправедливостью, возникает при низких или умеренных значениях уровня контроля личности. Индивиды с высоким уровнем контроля, скорее всего, предпринимают социально приемлемые, хотя и требующие больших психологических затрат, способы восстановления объективной справедливости обменов и отношений. Крайне низкий уровень контроля проявляется в беспомощности, депрессии и апатии. Именно индивиды с низким или умеренным уровнем контроля вероятнее всего могут использовать разрушение вещей как немедленный, легкий, анонимный способ достижения справедливости, добиваясь тем самым ее кратковременного "психологического" восстановления. Индивиды с относительно высоким уровнем контроля более избирательны в выборе мишеней для разрушения. В этом случае разрушительное поведение принимает инструментальную форму и выражается в тактическом и корыстном вандализме. При более низких уровнях контроля вероятен мстительный или злобный вандализм. Разрушения принимают форму внешне бессмысленных, рассредоточенных деструктивных действий.

Вторичные модераторы связаны с характеристиками окружающей физической среды и групповыми факторами. К числу первых относятся такие черты объекта, как его состояние, знаки принадлежности, а также символический смысл объекта. Групповые факторы действуют как со стороны жертв вандализма, так и со стороны группы вандалов. Так, сильная, сплоченная соседская община, скорее всего, меньше пострадает от разрушений, нежели те поселения, жители которых воспринимаются как разобщенные. Следующим модератором разрушительного поведения является групповое или индивидуальное его проявление. Наличие группы может как увеличить вероятность разрушений (в связи с процессами распространения девиантных стандартов поведения, диффузии ответственности), так и послужить сдерживающим фактором (если групповые нормы предусматривают осуждение подобного поведения).

Рассматриваемая модель включает в себя также следствия разрушительного поведения для субъекта и для общества в целом. Эти следствия могут заключаться в различных способах восстановления действительной или психологической справедливости и достижения контроля, а также в различных социальных реакциях и интерпретациях акта вандализма. Разные типы вандализма имеют неодинаковые результаты. Акты злобного и мстительного вандализма могут оказаться удовлетворительным способом восстановления внутреннего психологического равновесия для вандала. Однако, с точки зрения общества, они, вероятнее всего, окажутся понятыми как продукт больной психики или бессмысленные действия. Именно эти типы вандализма вызывают реакцию страха. Таким образом, мала вероятность и изменения источников несправедливости. Более того, возможности контроля для вандала окажутся суженными, так как последуют репрессивные меры и, вероятно, изоляция от общества. Что касается корыстного и идеологического/тактического вандализма, то эти формы поведения воспринимаются как относительно более легитимные, и требование справедливости распознается с большей вероятностью. Эти действия понятнее, и поэтому они вызывают меньше общественного страха. Следовательно, вероятнее и ответные изменения в структуре отношений, вызывающих несправедливость.

Бэрон и Фишер с сотрудниками получили эмпирическое подтверждение центрального положения своей модели на выборке студентов университета, проживавших в общежитии. Они экспериментально показали, что именно сочетание субъективной несправедливости и низкого/умеренного контроля вызывает акты вандализма. Студенты с низким уровнем субъективной справедливости и контроля (то есть те, которые воспринимали обращение с ними как нечестное, но считали себя неспособными изменить ситуацию) показали более высокий уровень вандализма, чем студенты, имевшие другие комбинации этих характеристик. Уровень контроля предсказывал вандализм при наличии мотива несправедливости, однако при отсутствии такого мотива он не влиял на показатели вандализма. Кроме того, в этом исследовании было показано, что половые различия в уровне вандализма связаны с различиями в субъективной несправедливости и уровне контроля. Это можно считать дополнительным подтверждением гипотезы авторов. В ранее проведенном исследовании было обнаружено, что те испытуемые, для которых экспериментально была создана ситуация несправедливости в сочетании с низким контролем, произвели большее количество разрушений, чем те, кто в той же ситуации обладал большим контролем.

Д. Уизинтал подверг критике положение Бэрона и Фишера о том, что глубинным мотивом вандализма следует считать именно ощущение субъективной несправедливости. По его мнению, как переживание несправедливости, так и разрушение предметов может быть вызвано недостатком контроля. Он полагает, что субъективный контроль личности является конструктом, обладающим большей объяснительной силой. Кроме того, Бэрон и Фишер не представили каких-либо эмпирических данных, подтверждающих, что вандализм действительно восстанавливает ощущение справедливости для индивидов, испытывающих недостаток контроля.