II - II . Последователи и ученики духовной семинарии.

Первый Епископ Кавказский ИЕРЕМИЯ (Соловьев) нашел свою паству в недобром и колеблющемся состоянии. Но предаваться по этому поводу грустным размышлениям или сетованиям было не в его характере. Владыка Иеремия был строгий ревнитель Православия, полный сил и энергии, не останавливающийся ни перед каким препятствием учитывая выдающуюся роль Преосвященного Иеремии в деле становления и развития православного духовного образования на Кавказе, считаем необходим кратко рассказать о нем самом. Сын бедного причетника Орловской епархии, Ливенского уезда, Иродион Соловьев, так в миру назывался Иеремия, родился 10 апреля 1799 года.¹ В 1810 году он поступил в Севское духовное училище, а затем в Орловскую Духовную Семинарию, которую окончил в 1819 году. В родной семье он усвоил много добрых обычаев, между прочим, любовь к церковности. Любовь эта выражалась в его набожности, благочестии, необыкновенном смирении и сознании немощей своих духовных сил. Эти черты его нравственного характера остались в нем навсегда, с ними сошел он и в могилу. Но скромный, кроткий, непритязательный в отношении к себе и другим, с горячею истинно христианскою любовью, спешивший на помощь другим, он отличался в то же время необыкновенною энергиею и силой воли, не выносил равнодушия к Православию и, не взирая на лица и обстановку, смело и беспощадно высказывал свое мнение, горячо отстаивая интересы Православия. Еще, будучи учеником, он обратил на себя внимание своего начальства, в лице ректоров Семинарии архимандритов Владимира и Гавриила (впоследствии архиепископа Рязанского) и орловского епископа Досифея, своею набожностью, благонравием и смирением. В 184 году он был посвящен в чтеца и книгодержца. Многие товарищи не любили его за благочестие называли его ханжою и лицемером, в особенности же не любили за то, что, при встрече с начальством и товарищами, низко кланялся. Не все, впрочем, товарищи так относились к нему, были и у него друзья, между которыми самым задушевным и неизменным его другом был Иван Борисов, первый ученик в классе, впоследствии знаменитый Иннокентий, архиепископ

Херсонский и Таврический. Иродион Соловьев и Иван Борисов неразлучно просидели на одной парте в последнем богословском классе. Сознание немощей своих духовных сил было у Соловьева так велико, что, несмотря на видимо более чем хорошие успехи, он думал отказаться от продолжения семинарского образования.²

В последний год пребывания в Семинарии Соловьев и Борисов много и долго размышляли и беседовали о дальнейшей своей судьбе. Борисов, по сильной склонности и жажде к знанию, думал поступить в Харьковский университет для продолжения своего образования. Соловьев же, по своей благочестивой настроенности, духовное звание предпочитал всем другим званиям и состояниям и думал поступить в священники. Держась таких взглядов относительно своего будущего, он сильно убеждал и Борисова не изменять своему званию, не отказываться от служения Церкви и принять даже пострижение в монашество. Эти интимные беседы не прошли бесследно в жизни обоих. И тот и другой дали в заключение слово поступить в монашество.

По окончанию курса друзья расстались. Борисов поступил в Киевскую Духовную Академию, а Соловьев, предназначенный вместе с Борисовым к отправлению в Академию, по недоверию к своим силам, а, отчасти, из желания помогать своим бедным родителям, уклонился от нее. Друзья встретились через пять лет, но уже при другой обстановке. Борисов прожил четыре года в Академии, в Киеве. По окончании курса наук в 1823 году он был назначен инспектором и профессором богословских наук в Петербургскую Семинарию, а через год бакалавром в Петербургскую Академию. 1823 году, в год окончания курса, он исполнил обет, данный другу своему еще в Семинарии, принял пострижение в монашество с именем Иннокентия. Соловьев же по окончании семинарского курса четыре года прослужил в должности инспектора и учителя греческого языка в Севском духовном училище.

Эти четыре года прошли собственно в подготовке к монашеству. Влечение к иночеству, к которому он по основным чертам своего характера был склонен и прежде, усилилось во время училищной службы под руководством ректора Севского училища иеромонаха Иакова (впоследствии епископа Саратовского и Нижегородского). Готовясь к поступлению в монашество, Соловьев очень далек был от честолюбивых помыслов, лично для себя не видел в иночестве карьеры, готовился, по своей аскетической настроенности, к совершенному уединению и полному отрешению от мира и церковнообщественной деятельности. Искренно и глубоко он был убежден в спасительности монашества, как высокого подвига нравственной жизни: других взглядов на дело, в применении к своей личности иноческого служения, он не понимал и не разделял. О чистоте и искренности его стремлений и побуждений свидетельствует обстановка, при которой он поступил в монастырь.³ Прежде чем принять пострижение в монашество, он решился пройти предварительно все степени послушания, испытать свои силы и достойно приготовиться к служению Богу и ближним в звании инока.

Прошло четыре года училищной службы. Орловский епископ Гавриил, хорошо знавший Соловьева, когда был ректором Семинарии, сам предложил ему место священника. Соловьев сначала с благодарностью принял место, но его охватило духовное раздумье. Колебания его, впрочем, были непродолжительны. Отказавшись от места, он обратился к епископу назначить его послушником в Площанскую пустынь, но Преосвященный определил его в Брянский Печерский монастырь. С этого времени и началась его нелегкая трудовая жизнь в положении послушника. Пешком, с кожаной котомкой за плечами, с палкою в руках, совершил он в весеннюю распутицу двухсотверстный путь до назначенного ему брянского монастыря. В монастыре встретили его подозрительно: не было примера, чтобы инспектор и учитель училища начал поступление в монашество с низших степеней послушания.

Приставлен он был первоначально к должности чернорабочего на дворе и при кухне. Через четыре месяца он был назначен к вакансии пономаря в ранней Литургии; в этом звании думал он остаться навсегда. Но Промысел Божий дал его жизни и деятельности другое направление.

В то время, когда Соловьев упражнялся в подвигах послушания, неожиданно для епархиального начальства пришло распоряжение Святейшего Синода о немедленном отправлении послушника Соловьева на казенный счет в Петербургскую Духовную Академию, и Соловьев снова очутился на школьной скамье. Распоряжение это было делом его друга Борисова, в то время бакалавра Академии. Только привычка к послушанию и к беспрекословному исполнению всех велений начальства заставила Соловьева явиться в Петербург и остаться в Академии. Невольное пребывание в Академии скрашивалось сердечною дружбой и привязанностью Борисова. Зная хорошо духовные дарования и душевные качества Соловьева, Борисов не мог допустить, чтобы они остались без применения к делу на более широком поприще в области церковнообщественной жизни и заглохли в стенах монастыря, и привлек его поэтому в Академию, где мысли его должны были получить другое направление.

Поступив в Академию, Соловьев принял пострижение в монашество с именем Иеремии. Пострижение совершено было в академической церкви 21 ноября 1824 года Ревельским епископом Григорием (впоследствии митрополитом Петербургским).⁴ Иеремия пробыл в Академии только три года. Это трехлетнее пребывание не убило в нем прежней мысли остаться в монастыре, в уединении. При окончании курса он заявил начальству о своем намерении поступить в монастырь и просил, чтобы его не удостаивали никакой академической степени. Просьба строгого инока была исполнена, но в монастырь ему не скоро пришлось поступить. Вскоре по окончании курса в 1827 году он был рукоположен в иеромонаха и был назначен Законоучителем кадетского корпуса. В 1829 году перемещен был из корпуса бакалавром в Академию. В 1830 году состоялось назначение Иннокентия Борисова ректором Киевской Духовной Академии. Предстояла тяжелая, нежелательная для обоих друзей, разлука, так как, по словам Иеремии "оба они (т.е. Иннокентий и Иеремия) надобны были для поддержки в этом мудреном мире" (Преосвященный Иеремия. Биографический очерк. М., 1897, стр.9). Но митрополит Серафим, которому хорошо была известна жизнь двух друзей, пришел к мысли, что "Иеремия будет скучать без него" (там же), т.е. Иннокентия, и решил снова соединить их. На следующий день он предложил комиссии духовных училищ назначить Иеремию инспектором в Киевскую Академию, г Друзья возблагодарили Бога за неожиданное воссоединение и отправились в Киев, куда давно и всею душой стремился Иеремия. С назначением на должность инспектора Академии последовало и возведение Иеремии в сан архимандрита. В 1834 году он был перемещен ректором Киевской Семинарии и настоятелем Киево-Выдубецкого монастыря. В 1839 году сделалась свободною должность ректора Киевской Духовной Академии: Иннокентий друг Иеремии возведен был в сан епископа Чигиринского, викария Киевской митрополии. Иеремия занял его место. "Исполнилось слово Спасителя, говорит, цитированный нами автор биографического очерка Преосвященного Иеремии, "всяк смиряя себя, вознесется" (Лк.ХУШ, 14). Сколько Иеремия не уничижал себя, все напрасно: он добровольно принял на себя тяжелые чернорабочие обязанности монастырского послушания, его против воли посылают в высшее учебное заведение; добровольно он, оказывается, от ученой степени, чтобы лишиться права получать высшие должности, его против воли назначают на такую должность, которая дается только имеющим высшую степень".⁵

Друзья детства расстались, наконец, в 1841 году. Иннокентий переведен был в Вологодскую епархию, а Иеремия, по обычаю, занял его место: назначен был викарием Киевской митрополии, с возведением в сан епископа Чигиринского. Разлука была тяжелая, но неизбежная. Оба они вступили уже в такой возраст, когда благодаря продолжительному жизненному опыту, менее могли нуждаться в нравственной взаимной поддержке и во взаимных наставлениях и назиданиях. Не надолго после остался в Киеве и Иеремия. Через два года он получил новое назначение: возведен в звание епископа Кавказского и Черноморского.

На пути к Ставрополю еще раз произошла встреча Иеремии со своим другом детства Иннокентием. Встреча произошла в Харькове. Иннокентий радовался духовною радостью за своего друга Иеремию. Заветная, задушевная мечта Иннокентия дать деятельности Иеремии направление, соответствующее его духовным дарования и силам, осуществилась. В ревности и способностях своего друга к труду для славы Божьей он никогда не сомневался; не сомневался и в благих результатах этого труда и, как показали последствия архипастыре кой деятельности первого Кавказского епископа, не ошибся в своих ожиданиях и надеждах относительно его.(Васильев, 613)

Чтобы не дать угаснуть Православию на Кавказе, надо было заменить существовавшее духовенство более образованным. Из опыта прошлых лет было видно, что приглашение духовенства из других епархий не давало ожидаемого результата. Нужны были местные силы, которыми могла бы свободно располагать епархиальная власть и давать им надлежащее направление, а через них и всей церковной жизни Северного Кавказа. Чтобы вызвать в духовенстве потребность к образованию, уничтожить в жизни его все препятствия к получению образования и создать из него способных и достойных служителей Слова Божья среди разнородного населения Северного Кавказа, нужно было открыть свою семинарию, и Преосвященный Иеремия с первых же дней вступления в управление Епархией пришел к мысли, что без семинарии невозможно правильное осуществление всех задач церковноепархиальной жизни, что пока не будет в Епархии своей Семинарии, епархиальная власть не может считать себя полным хозяином своего дела и действовать вполне самостоятельно. Мысль эта сделалалсь господствующей архипастырской деятельности Преосвященного Иеремии, всецело заняла его внимание, не давала ему покоя и нравственного удовлетворения, пока не была осуществлена на деле. "Основание Духовной Семинарии, говорил епископ Иеремия, я считаю не менее важным делом для Церкви, как и покорение Кавказа для государства".⁶ Вопрос об открытии Семинарии на Северном Кавказе возбужден был Преосвященным Иеремией вскоре по прибытии его в епархию.