Границы науки в конце ХХ века и человеческое.

Век XIX оставил след в науке как век перемены парадигмальной науки от механики к физике. Однако физика не исключила механику, а сохранила в себе как свою часть, что говорит лишь о более общем круге вопросов, которые стали освещаться физикой. Создание же противоречивой квантовой механики и теорий параллельных миров поставило под вопрос саму справедливость физики, верность её исконных постулатов. Дальнейшее расширение границ физики привело к включению ранее (до начала ХХ в.) научно-отвергаемых философских и метафизических компонент, благодаря которым Бор сформировал атомарную теорию, а Паули предсказал нейтрино, хотя взгляды Паули и Бора на физику и были диаметрально противоположны. Собственно, из-за всё более усложняющихся условий дискурса возрастает потребность в непротиворечивой, всеобъясняющей интерпретации. История науки знает примеры, когда по причине неудовлетворительной интерпретации не принимался работающий аппарат теории. Та же стандартная квантовая механика, после 70 лет успехов, вызывает отторжение учёных из-за своих неразвитых объяснительных механизмов. Наука, как это неявно, но уже подразумевается, не должна выходить за пределы человеческих возможностей понять и представить. Однако идея такого «социального конструирования» науки имеет побочным эффектом практически отказ от анализа специфики знания. Следующим шагом, очевидно, будет отказ признать существование демаркации науки и не науки, а далее можно отказаться от науки как таковой, заменив её неким медитативным подходом. Тем самым полагая, что весь аналитический аппарат науки существует лишь потому, что несовершенен человеческий уровень инстинктивного прозрения сущностей, интуитивного по своей сути. Тем не менее, не смотря на непрекращающиеся споры, чётких критериев, отделяющих науку (или смелую научную гипотезу) от псевдонауки, на сегодняшний день, так и не определено. Ситуацию усугубляет ещё и возрастающая сложность научного эксперимента. Тележки с гирькой, как это было во времена Ньютона, уже недостаточно. Для большинства экспериментов требуется специальное оборудование, редкие и дорогие материалы. Эксперимент становится уникальным, принципиально неповторимым для другого учёного. Отчасти, это способствует большей терпимости к расхождениям во взглядах на науку.

Наука середины ХХ века характерна стремлением математизировать теорию и, одновременно, описать в доступных терминах исключительно математические области. Физика становится более описательной, не просто дающей ответы, полученные непонятным образом, а наукой, способной помочь объяснить и понять этот мир. Возрастает стремление находить общие основы, от которых можно выстроить стройную пирамиду знания ценою, возможно, полного пересмотра физики как науки или выработки нового, особого языка, общего для всех её областей.

Наука конца ХХ века ещё более отождествляет картину мира стройным математическим законам. Природные и космологические процессы рассматриваются с точки зрения их изначальной математической релевантности (например, теория тёмного вещества А.Е.Сковилля [9]). В науке утверждается метод введения математических объектов внутрь теории как самостоятельных сущностей, функционирующих как независимые, «феноменологические» объекты, и экстраполяции их свойств на объекты природного, физического мира. Такая массовая онтологизация математики может рассматриваться только как дополнительное свидетельство человекоразмерного характера науки.

Заключение.

Всю историю науки человекоразмерность проникала в научное знание. Математизация физики, введение абстрактных математических структур есть ни что иное, как субъективное желание получить стройную, калькулируемую научную теорию. Идея генезиса – наследования – остаётся основополагающей в физике до сих пор, а понятие нового получает свою интерпретацию через фактор человеческого действия, через свойство использования. Целеполагание – основной человеческий фактор в обосновании теории и выборе правильной, при наличии нескольких неабсурдных вариантов.

Уже в XIX веке человеческие компоненты внутри научного знания занимают лидирующие позиции (вспомним вечный двигатель). Сама математическая структура, а с ней и законы мышления, получают особый статус внутри научной теории. Стирание различий между обоснованием и открытием, между дискурсом обоснования и текстом понимания, есть важная тенденция на протяжение ХХ века, породившая идею относительности понимания как критерия истинности. Множественность интерпретаций теперь – научная норма, а право выбора истинной остаётся за человеком. В случае квантовой механики концепция «виртуальности» приводит к понятию «множественности» миров, где критерием отбора мира «природного» служит, как правило, присутствие в нём человека…

В настоящее время антисциентистские тенденции сменились явными антинаучными выступлениями, когда под сомнение ставится ценность науки как источника объективного знания. Источником этого служит освещённая зависимость научного знания от социальных, культурных, цивилизационных факторов, определяемых человеческим участием в создании науки. Обоснование научного знания в его святая святых – логике математического вывода и обоснования, логике открытия и подтверждения – становится всё более важным. Причём это обоснование, согласно В.С. Библеру [10], нельзя заменить ни констатацией успехов технических артефактов, ни апелляцией к эмпирической проверке. При этом совершенно не ясно, как же нужно правильно строить научное знание о мире, принципиально лишённом признаков и критериев истинности…

На сегодняшний день, при любых попытках дать обоснование общим положениям современной науки, обращение к её человеческой природе неизбежно. Ведь именно человек создаёт науку исходя из критерия познаваемости её человеком! Внутри научной деятельности и её результатов всегда можно отыскать некие включения, имеющие своей основой и источником человеческую субъективность. Они не являются искажениями научного знания, просто сама объективность и развитие этого знания обосновываются диалогичностью человеческого мышления. Сама наука, как объективная деятельность, обосновывается в своей объективности через человека, через его способности к диалогичности и целеполаганию. Последовательное объективное обоснование науки происходит именно через её, науки, человекоразмерность.