Методология античной историографии

Назначение истории и отношение к фактам. Как уже было сказано, перед историком всегда стоит проблема: что, как и для кого описывать. Если для античности было характерно понимание истории как «наставницы жизни», то понятно, что от историка требовалось не беспристрастное и объективное исследование, а интерпретация исторических событий в определенных целях, прославление того или иного героического прошлого, пробуждение у читателя благородных и возвышенных стремлений. Стремление доказать свою мысль, погоня за красотами стиля, а также пристрастность в отношении описываемых событий вели к тому, что большинство историков очень часто опускали неблагоприятный для их замысла материал, в то же время подбирая без особой проверки факты, даже сомнительные сведения, развивающие их идею исследования[41].

Только некоторые историки, такие как Фукидид, считали тщательную проверку фактов важным делом[42]. Большинство же историков и века спустя после Фукидида писали, «заботясь лишь о популярности и занимательности сведений, а не об их надежности». Изредка такие подходы, правда, подвергались критике. Очень ярко такая критика звучала, например, у Полибия, который считал, что большинство историков злоупотребляют драматическими эффектами и риторическими приемами. История, в его понимании, не должна носить праздный, развлекательный характер, предназначенный позабавить досужего читателя. Напротив, она должна быть «прагматической», то есть полезной государственным деятелям; ее задача – научить, как нужно поступать в тех или иных обстоятельствах в будущем, аналогичных или сходных с произошедшими в прошлом. Почти через 300 лет после этого выдающийся философ и публицист Лукиан (II в. н. э.) в трактате «Как писать историю» говорит об истории как о науке, основанной на точных фактах и не нуждающейся ни в каких вымыслах, мифах, гиперболических выражениях и риторических украшениях. Он разоблачает методы историографии, которые не считаются с фактами, и тех историков, которые заменяют факты риторически-поэтической фантазией, в противоположность здравому подходу к ним писателей периода классики – Фукидида и Ксенофонта. Однако такого рода взгляды являлись все же исключением[43].

Ограниченность методов и краткость описываемых периодов. Как уже было сказано, в античности, по сути, не было ни строгой преемственности в исследовании, ни поступательного развития исторического метода. Однако некоторые требования подразумевались. В отличие от современности, где любой получивший соответствующую квалификацию человек может стать историком любого периода и общества, античные историки считали, что историк должен много путешествовать и либо сам быть участником событий, либо по меньшей мере должен посетить места событий и беседовать с очевидцами. Такие требования в принципе подразумевали написание сочинения только на тему событий, близких по времени писателю. Вот почему основное количество историков, даже таких выдающихся, как Фукидид, Ксенофонт, Тацит, предпочитало исследовать сравнительно небольшие исторические периоды – максимум несколько десятков лет (а часто и весьма ограниченное географическое пространство)[44]. Если же некоторые историки (как Геродот или Помпей Трог) и давали своего рода более широкую историческую и географическую панораму событий, то в отношении качества и достоверности фактологического материала такие части сильно уступали тем, где автор мог опираться на свидетельства очевидцев.

Метод описания коротких периодов истории, которые, по выражению Р. Коллингвуда, могли быть поняты и осмыслены путем опроса живых свидетелей, был мастерски освоен греками и римлянами. Однако это требование ставило колоссальные препятствия для развития историографии, сильно сужало ее рамки. Это было одной из причин того, что уже второй крупный историк античности – Фукидид – достиг возможной в рамках существующего метода вершины исторического исследования[45].

Таким образом, все историки вплоть до Тита Ливия (59 г. до н. э. – 17 г. н. э.) изложение событий (иногда за исключением вводной части) ограничивали сравнительно небольшим временным отрезком. В принципе то же относится и к попыткам охватить большое историческое пространство. Среди немногих, кто пытался это сделать, можно указать Геродота, Эфора, Полибия, Посидония, Помпея Трога. Полибий развил методологию истории, выдвинув требования того, что история должна охватывать события, происходящие в разных частях мира, причем стараться описывать их синхронно.Но его подходы за редким исключением не только не были развиты, но и фактически не восприняты[46].

Римская историография. С Полибием эллинистическая традиция исторической мысли перемещается в Рим. Оригинальное ее развитие происходит в трудах Тита Ливия, который поставил перед собой масштабную задачу – создать полную историю Рима с момента его основания. Римское государство на рубеже нашей эры переживало сложные времена: требовалось создать новую идеологию. Новые задачи и цели исследования, которые поставил Ливий, способствовали и развитию нового историографического метода.
В отличие от своих предшественников, описывающих прежде всего современные или близкие к ним события, а более далекие события относящих к введению, в основной части труда Ливий описывает отдаленные от него эпохи. Главная задача Ливия – собрать предания ранней римской истории и сплавить их в единый связный рассказ, в историю Рима. Таким образом, труд Ливия представлял собой творческую, объединенную одной идеей компиляцию исторического материала[47]. Предприятие такого рода, как задумал Ливий, осуществлялось впервые, и оно стало образцом на долгие века.
В методе Ливия было много недостатков, тем не менее его труд остался уникальным. Эпоха Римской империи, по определению Коллингвуда, не была периодом интенсивного и прогрессивного развития мысли. Римляне сохраняли интерес к истории, но масштабы его сужались. Никто из них никогда не обратился снова к задаче, поставленной Ливием, и не попытался решить ее лучше, чем он.

Среди последующих римских историков видное место занимает Публий Корнелий Тацит (ок. 56 – ок. 117 гг. н. э.). Тацит использовал новый подход к истории – психолого-дидактический, по сути, его произведения представляют риторическую историю из примеров политических «пороков» и «добродетелей». Он внес громадный вклад в историческую литературу. Однако его работам уже не свойственен размах Полибия и Ливия. Славу Тациту принесли два произведения: «история», которая описывала жизнь Рима и империи последней трети I в. н. э., и «Анналы», посвященные предшествующим десятилетиям этого века[48]. Во взглядах Тацита исследователи отмечают определенную раздвоенность. С одной стороны, он понимает, что империя естественно сменяет отжившие порядки республики, но с другой – нравы императорского Рима ввергают его в отчаяние и пессимизм. Императоры в его книгах рисуются не только как государственные деятели, утверждающие величие империи, но и как кровавые тираны, которые, опираясь на грубую силу, на доносчиков и продажных магистратов, губят лучших людей государства. Вот почему представители абсолютизма видели в сочинениях Тацита наставления монархам, а революционно настроенные деятели – обличителя тиранов и сторонника республики.

Таблица