ВЫСТУПЛЕНИЕ ПРИ ОБСУЖДЕНИИ ДОКЛАДОВ 28 июня 1948 г. 37 страница

В кратком докладе трудно осветить все те вопросы научной физиологии, которые имеют значение для правильной постановки вопросов физического воспитания. Поэтому придется выборочно взять некоторые только стороны проблемы.

Мне кажется, достаточно ясно, что правильная постановка физического воспитания именно в детском возрасте составляет основу благополучия нашего народа. Неправильное понимание этого вопроса ведет к целому ряду неблагоприятных последствий, которые потом вредно отражаются как на здоровье отдельных индивидуумов, так и на общегосударственных интересах.

Мы привыкли слишком индифферентно относиться к вопросам физического воспитания, результатом чего является отсутствие надлежащего использования этого важного воспитательного приема, который, с одной стороны, обеспечивает здоровье подрастающего ребенка и будущего гражданина, с другой стороны, обеспечивает ему правильное отношение к окружающему миру, возможность правильного использования своего организма, своих способностей, своих задатков для осуществления самых разнообразных задач, которые будут поставлены перед ним жизнью.

С этой точки зрения, конечно, важно, с одной стороны, знать значение физического воспитания для укрепления здоровья, для развития физических сил подрастающего организма, с другой стороны, важно знать те широкие возможности правильного управления своим организмом, которые тоже обеспечиваются правильно поставленным физическим воспитанием.

Что касается первого вопроса – значение физического воспитания для физического благополучия, для физического здоровья организма, мне кажется, на этом вопросе нет основания особо останавливаться сейчас, этот вопрос в достаточной степени уже разработан, он более или менее ясен каждому. Важно только бороться с одним предрассудком, с боязнью ранней постановки физического воспитания. До сих пор среди многих распространен предрассудок, что физическое воспитание может принести подрастающему организму вред. Конечно, может, если приемы и методы физического воспитания не соответствуют показателям данного возраста. Нагрузка на детский подрастающий организм, конечно, должна нарастать очень постепенно, формы физических упражнений должны быть избираемы с большим расчетом, в определенной последовательности. Педагогические приемы проведения должны соответствовать опять-таки возрастным показателям. При этих условиях физическое воспитание не только не может причинить никакого вреда, но, наоборот, будет способствовать правильному развитию сил организма и использованию всех его физических способностей и возможностей.

Гораздо существеннее помнить о том исключительном воспитательном значении, которое имеет сама по себе физическая культура для развития тех задатков, которыми обладает данный индивидуум и которые могут оставаться у него совершенно не использованными в жизни, если им своевременно не будет дан надлежащий ход развития. А этот ход развития лучше всего обеспечивается различными приемами физического воспитания.

Я позволю себе остановить ваше внимание прежде всего на этой второй воспитательной стороне физической культуры.

Нужно помнить, что в процессе эволюции происходит постепенное изменение форм мышечной деятельности. В связи с этим происходит изменение форм поведения или возникают новые формы ее.

Новые формы активности требуют соответственной перестройки всех условий мышечной деятельности. И начиная с таких элементарных актов, как простые защитные рефлексы, переходя к более сложным актам локомоции – передвижения тела в пространстве, – мы видим постепенное усложнение этих актов, постепенную их переработку. В процессе эволюции развиваются различные линии, происходит дифференцированное становление различных мышечных групп и различных форм их использования. И на каждой линии развития, в частности и на той, завершающим звеном которой является человеческий организм, мы обнаруживаем целый ряд последовательных этапов, которые характеризуют определенный этап развития и которые прослеживаются нами как в истории всего развития нашего вида, так и в более сокращенные сроки в ускоренных темпах в онтогенезе каждого отдельного индивидуума. И должно считаться с тем, что те формы поведения, в частности, те формы мышечной деятельности, которые имеют место у современного человека, стоящего на том или ином уровне культуры и достигшего той или иной степени совершенства в пользовании своим мышечным прибором, мы всегда обнаруживаем определенные элементы древности, определенные древние формы мышечной деятельности и, с другой стороны, элементы большей или меньшей новизны, которые привели к тому, что из первичных форм движения выработались какие-то новые формы поведения.

Нельзя понять современную деятельность человека или высоко организованного позвоночного животного, более или менее близко к нам стоящего, не учитывая всей той истории, которая предшествовала достижению этих современных форм деятельности.

В этом процессе переделки мы устанавливаем следующие важные моменты. Ничто, конечно, не сваливается с неба, не появляются как-то вдруг новые формы поведения, не появляются вдруг новые способности. Они развиваются из каких-то задатков, которые имели место на более ранних этапах.

Приходится констатировать следующее важнейшее положение: диффузная когда-то деятельность нервной системы, характерная для самых ранних форм организма, постепенно заменяется дифференцированными формами двигательных актов. От всеобщего равномерного рассеяния нервного возбуждения в нервной системе или в тех нервных приборах, которые имеются у примитивных организмов, мы постепенно переходим к более ограниченному, локальному распределению возбуждения в нервной системе и соответственно этому – к изолированному пользованию теми или иными мышечными группами, в то время когда другие мышечные группы находятся в состоянии покоя или даже оказываются заторможенными и благодаря этому не препятствуют сокращающимся мышцам.

При таком устройстве нашего двигательного прибора, который допускает движение в противоположных направлениях, – использование конечности в сторону сгибания или разгибания, приведения или отведения и других отдельных компонентов двигательного акта всегда могло бы привести к конфликту между антагонистическими мышечными группами. В действительности мы этого конфликта не видим, потому что координационные отношения в нервной системе сложились своеобразно, сложились так, что между центральными образованиями, управляющими антагонистическими мышцами, установились, как говорят, реципрокные отношения, которые сводятся в основном к тому, что при каждом данном движении сокращение одних мышечных групп связано с расслаблением антагонистических мышечных групп. Это осуществляется благодаря тому, что внутри центральной нервной системы происходит определенное распределение двух противоположных нервных процессов, противоположных проявлений нервной деятельности, – в озбуждения и торможения: возбуждению одних мышечных групп соответствует торможение центров антагонистических мышц.

Само собой понятно, что было бы чрезвычайно невыгодно для организма, если бы существовали какие-то определенные, раз навсегда фиксированные отношения между мышечными группами, если бы какие-либо две мышечные группы всегда относились друг к другу как антагонисты и если бы между их центрами установились такие отношения, что возбуждение одного очага было бы всегда связано с торможением другого очага. Этого в действительности нет. Мы знаем, что организм большинства животных, а в особенности организм человека проявляет такую степень пластичности, что мы можем наблюдать на ничтожных отрезках времени смену этих соотношений. Две каких-либо мышечных группы, которые только что функционировали в качестве антагонистов, через долю секунды могут сделаться синергистами, т.е. работать вместе в одном направлении, участвовать в одном акте своим возбуждением.

Достаточно привести такой простейший пример. Возьмите нашу нижнюю конечность, возьмите коленный сустав. Мы можем согнуть ногу в колене, для этого нужно сокращение сгибательных мышц и расслабление разгибательных. В данном случае эти мышцы действуют как антагонисты. Если мы хотим совершить разгибательный акт, должны сократиться: разгибательные мышцы и расслабиться сгибательные.

Но мы этой же конечностью можем воспользоваться иначе. Возьмите игру в футбол, когда в известные моменты нужно, вытянув ногу и фиксировав ее как палку, сделать движение снаружи внутрь. При этом разгибательные и сгибательные мышцы в коленном суставе работают как синергисты, сокращаются одновременно таким образом, чтобы превратить нашу ногу в единый рычаг, в единую сплошную палку, которой начинают управлять приводящие мышцы и заставляют ногу двигаться снаружи вовнутрь; отводящие боковые мышцы должны быть в это время расслаблены для того, чтобы не помешать этому усилию.

Этот частный пример показывает нам, что на протяжении коротких интервалов времени может происходить перераспределение роли отдельных мышечных групп, которые из антагонистов превращаются в синергистов, а затем из синергистов опять превращаются в антагонистов. При этом мы не видим механической борьбы мышц на периферии, а весь процесс определяется теми потоками импульсов, которые бегут из центральной нервной системы.

Эти потоки в свою очередь определяются теми картинами распределения очагов возбуждения и торможения, которые сложатся на короткое мгновение внутри нашей центральной нервной системы и которые не только в секунду, но в тысячную долю секунды претерпевают различные изменения и дают динамическую картину, соответствующую каждому двигательному акту.

В силу определенных исторических условий в процессе эволюции, в процессе развития сложились какие-то общие, свойственные всем индивидуумам данного вида картины или, вернее, цепи картин этих распределений очагов возбуждения и торможения, которые характеризуют определенную направленность двигательных актов, определенную картину движений, свойственных для данного вида.

Сложилось несколько типичных актов, очень сложных, направленных на то, чтобы передвигать тело в пространстве для того, чтобы давать ему возможность из лежачего положения переходить в стоячее, поворачиваться с одного бока на другой, ложиться на спину или становиться на ноги. В зависимости от организации животного, от той истории, которую проделал вид в своем развитии, сложились типичные картины, характерные для всех индивидуумов каждого данного вида. Сложились определенные видовые координации, ведущие к удержанию равновесия в пространстве, к удержанию определенного положения, характерного для данного животного в пространстве, движения, направленные на выполнение защитных рефлексов, и т.п. При этом мы тут различаем мышечные сокращения, имеющие значение для самого исполнения двигательного акта, и, наряду с этим, целый ряд сокращений, направленных на то, чтобы создавать благоприятную исходную установку, которая обеспечит возможность выполнения нужного двигательного акта.

Вся эта картина, характеризующая двигательные акты врожденные, унаследованные, является очень сложной, она хорошо проанализирована в настоящее время, но она еще не определяет всех возможностей животного организма и в особенности человеческого. Никакого прогресса мы бы не видели, если бы у каждого вида животных имели место строго определенные, хотя бы очень уточненные координации, которые дальнейшему изменению не подлежат.

Такую картину мы видим у насекомых, очень высоко организованных животных, может быть в некоторых отношениях организованных выше, чем организм человека, но это организмы, которые в эволюционном процессе использовали уже почти все свои потенции, которые довели свои двигательные акты до чрезвычайной уточненности и сложности. Эти акты поражают нас своей тонкостью и своей четкостью. Но вместе с тем они не претерпевают никаких изменений в индивидуальной жизни животного, кроме тех изменений, которые в определенные возрасты последовательно друг за другом протекают в соответствии со стадиями развития. Всем знакомы чрезвычайно тонкие и точные акты поведения насекомых, в частности, например, ос, которые находят свою жертву, обездвиживают эту жертву для того, чтобы обеспечить питание своим будущим личинкам.

Книга Фабра, давно написанная и переведенная на русский язык много десятков лет тому назад, вероятно знакома очень многим лицам нашего педагогического мира. Есть огромное число наших современных русских авторов, в частности, проф. С.И. Малышев и Л.Е. Арене, которые показывают, с какой исключительной ловкостью и уменьем оса находит какое-либо насекомое определенного вида, или личинку насекомого определенного вида, нападает на него, вкалывает свое жало в определенный участок тела, так что попадает именно в нервные узлы, последовательно парализует один, или два, или три, или все имеющиеся ганглии, причем каждому виду ос соответствуют жертвы определенного вида и определенная процедура парализации нервных узлов. Одни создают полное обездвижение жертвы, другие только лишают ее возможности совершать какие-либо активные передвижения, но рефлекторные движения остаются сохраненными. Одни обездвиживают раз навсегда, другие парализуют только на несколько минут и за эти несколько минут успевают своим яйцекладом проткнуть опять-таки определенные участки тела животного, снести яйцо в тело своей жертвы и затем уйти. Через 4 или 5 минут жертва освобождается от паралича, паралич был временный. Следовательно, имел место скорее наркоз. Насекомое-жертва продолжает свою жизнь, в то время как у него в теле заложено яйцо или яйца, развивающиеся затем в личинок. Эти личинки выедают живой организм, пока сами не созреют, а жертва гибнет, потому что все ее внутренности выедены.

Такие чрезвычайно сложные акты, характерные тем, что насекомое отыскивает определенный вид жертвы, определенным образом на нее нападает, находит те области, где можно пронзить панцирь, вкалывает жало именно в нервные ганглии, – все это до такой степени тонкая работа, которая поражает нас. Наблюдая за этими актами, мы только можем изумляться такому совершенству действий.

Но, как оказывается, достаточно чуть-чуть изменить условия, и вся эта картина оказывается невыполнимой.

Думать, что здесь имело место какое-либо научение, нет оснований, потому что животное существует только один год, оно совершает этот акт один раз в жизни, без предварительного общения с более взрослыми предками. Например, яйцо осы снесено в тело медведки, в теле медведки личинка развивалась, выела медведку, созрела, превратилась во взрослое насекомое и повторяет этот акт в отношении другой медведки в следующий сезон. Это закрепленные, унаследованные формы поведения, которые дальнейшим изменениям не подвергаются.

Совершенно иною представляется картина на той линии развития, завершающим звеном которой является человеческий организм. Здесь тоже имеются определенные наследственные формы поведения, очень уточненные и тонкие, но в процессе индивидуального развития, начиная с первых дней жизни, уже создаются условия, которые ведут к тому, что эти врожденные координационные отношения могут претерпевать известные изменения, могут задерживаться, могут затормаживаться, могут перестраиваться и вести к тому, что организм начинает осуществлять такие формы деятельности, которых не выполняли его предки и которых не выполняют другие его собратья.

Такая возможность переделки врожденных координационных отношений и замены их новыми координационными отношениями, новыми формами мышечной деятельности, следовательно возможность создания новых динамических картин в центральной нервной системе – это характерная особенность нашей линии развития, и особенно характерна она для человека.

Какие следует сделать из этого выводы? Прежде всего чрезвычайно важно то, что эти сложные перестройки не связаны с развитием и с возникновением каких-либо новых отделов центральной нервной системы или каких-либо новых мышечных групп для того, чтобы создать какое-то новое движение, новую форму деятельности. Мы обучаемся различным формам деятельности, мы обучаемся различным специальностям, один делается пианистом, другой хирургом, третий сапожником, четвертый слесарем. Все мы проделываем очень разнообразную трудовую двигательную деятельность, а кроме того, учимся танцам, беганию на лыжах и т.п. Все эти формы поведения, которые не являются врожденными, которые являются приобретенными, очень разнообразны, но используем мы один и тот же нервный и мышечный прибор. У лыжников и у пианистов не вырастают новые мышцы. Значит, все дело сводится к тому, что один и тот же нервный и мышечный прибор, состоящий из центральных и периферических нервных образований и из мышечного аппарата, используется на самые разнообразные лады за счет функциональных перестроек.

Эти функциональные перестройки развиваются на каждом шагу, в течение всей жизни идет непрерывная функциональная перестройка наших двигательных центров. При этом возможно, что старые элементы деятельности будут использованы как готовые формы, чтобы вступать в действие под влиянием новых сигналов. Но этого мало; важно, чтобы при тех или иных сигналах происходила перестройка самого двигательного акта. Чрезвычайно важно, чтобы в известных случаях старые формы поведения уступали дорогу новым формам поведения. Новые формы поведения требуют того, чтобы старые формы были бы заторможены и не препятствовали новым формам поведения.

Это в действительности и имеет место. В течение всей жизни организма происходит, с одной стороны, созревание определенных нервных аппаратов, происходит созревание определенных врожденных актов, организм приобретает способность делать то, чего он не способен был делать на более ранних этапах, и вплоть до полного созревания организма все время выступают на сцену развивающиеся, достигающие опре­деленной зрелости врожденные аппараты и их формы деятельности.

Но наш организм поставлен в очень благоприятные условия в том смысле, что окончательное созревание происходит во внеутробной жизни. С момента рождения организм, еще не вполне зрелый, еще не вполне осуществивший свои наследственные зачатки, становится под влияние разнообразных внешних условий и оказывается способным к тому, чтобы под влиянием этих новых условий перестраивать свои координации, перестраивать свои двигательные возможности.

Это обстоятельство чрезвычайно важно, потому что гораздо труднее было бы производить эти переделки, если бы организм рождался вполне созревшим, развившим в себе все свои потенциальные возможности, а потом нужно было бы эти старые возможности перестраивать.

В этом отношении чрезвычайно интересные наблюдения получаются при изучении организмов различных животных, которых мы сейчас делим на две группы: рождающихся вполне зрелыми и рождающихся не вполне зрелыми. В случае птиц речь идет о так называемых выводковых птицах и о так называемых птенцовых птицах. Выводковые рождаются вполне сформировавшимися, и в дальнейшей жизни мы не видим у них существенного улучшения или изменения их формы поведения. Птенцовые рождаются так рано, что у них еще не успели развиться все их врожденные способности; они требуют за собой ухода, требуют помощи со стороны взрослых организмов, они совершенно беспомощны и даже неспособны питаться сами, но под влиянием условий жизни, под влиянием имитации того, что делают старшие, под влиянием определенных толчков и сигналов со стороны старших у них начинают вырабатываться приобретенные формы, поведения по принципу условных рефлексов. Врожденные деятельности, переплетаясь с приобретенными, создают новую картину.

Чем больше остается свободы для выработки приобретенных форм поведения и для переплетения их с врожденными, тем шире открываются возможности для дальнейшей деятельности данного вида. Такую же картину мы видим у человеческих организмов. Простенький пример из физиологии птиц может вам пояснить все значение этого факта.

Всем вам известна канарейка – птица, которая подверглась значительному одомашнению. На протяжении около 300 лет идет приручение канарейки; для нее созданы благоприятные условия в человеческом домашнем быту, потому что эти канарейки обладают способностью осуществлять приятное для человеческого уха пение. И вот выводят этих канареек в домашних условиях.

В Колтушском институте им. акад. И.П. Павлова проф. А.Н. Промптов ведет исследования над поведением птиц. Ему удалось достичь следующих очень важных результатов. Было известно и раньше, что канарейка (за три столетия одомашненная птица) неспособна свить себе гнездо. Нужно подложить ей готовую корзинку и набросать те или иные материалы, из которых она вьет гнездо. Ее акт создания гнезда сводится к тому, что она накладывает бумажки и перья в готовую корзинку. Если вы ей дадите материал, из которого должна строиться корзинка, то она неспособна свить из него корзинку или строит ее с большими дефектами. Она может создать гнездо только при условии, если значительная часть этого процесса человеком заранее подготовлена.

Если взять ближайших диких родичей канарейки (славок), то они прекрасно вьют гнездо. Если вы берете гибридов канарейки и ее дикого родича, то гибрид способен довольно хорошо вить гнездо.

А.Н. Промптов задумался над тем, чем собственно обусловлено то обстоятельство, что канарейка не может начать гнездостроение с первых шагов и создать корзинку. Оказывается, все дело объясняется тем, что в условиях домашнего содержания для канареек устраиваются в клетках гладкие полированные жердочки, которые горизонтально укладываются на том или ином расстоянии друг от друга и параллельно друг другу. Канарейка прыгает с одной параллельной палочки на другую и всегда находит гладкую отполированную горизонтальную жердочку, на которой ей легко держаться. Ясно, что на такой горизонтальной палочке очень трудно свить гнездо. И вот, когда ей подкладывают веточки разветвленные, шершавые, кривые, гнущиеся и качающиеся, она пробует сесть на эти веточки, но не может удержаться на них. Она не может держаться на наклонной жердочке, на которой есть неровности, которая качается или гнется, потому что она привыкла держаться только на гладко отполированной горизонтальной палочке.

А.Н. Промптов поступил таким образом: он вывел канарейку, настоящую породистую канарейку, и с первых дней после вылупления посадил ее в клетку, где не было гладких горизонтальных жердочек, а куда он насовал несколько сухих разветвленных веток. Птенчик начал держаться на этих ветках. Таким образом в течение раннего периода своего развития он все время должен был проделывать различные координации для того, чтобы удержаться на этих ветках, и в течение всего этого времени он тренировался на том, чтобы держаться на качающейся или неподвижной гнущейся или негнущейся веточке, и оказался способным держаться при всех этих условиях. Когда выращенной в таких условиях постоянной тренировки птичке потом, в период зрелости, предоставили вить гнездо, подсунув ей нужный для этого материал, она свила самостоятельно гнездо, ничуть не уступавшее тем гнездам, которые вьют дикие родичи канарейки.