Лекция 5. СССР в период сер. 60-х – сер. 80-х гг.

План :

1.Падение Хрущева

2.Власть и общество

3.Диссидентское движение

4.Реформы 1965 г. и социально-экономическое развитие СССР

5.Внешняя политика

6.На пороге глобального кризиса

Литература:

Основная:

1. История России с древнейших времен до начала XXI века [Текст] : учеб. пособие для студентов вузов / М. М. Горинов [и др.]. - 7-е изд. пересмотр. - Москва : Дрофа, 2007. - 655 с.

Дополнительная:

1. Алексеева Л. Указ. соч.

2. Арбатов Г. А. Затянувшееся выздоровление (1953–1985). М., 1991.

3. Л. И. Брежнев: материалы к биографии. М., 1991.

4. Верт Н. Указ. соч.

5. На пороге кризиса: нарастание застойных явлений в партии и обществе. М., 1990.

6. Наше Отечество: опыт политической истории. В 2 ч. М., 1991. Ч. 2.

7. Сахаров А. Д. Тревога и надежда. М., 1990.

8. Чазов Е. И. Здоровье и власть. М., 1992.

1.Падение Хрущева. К 1963–1964 гг. положение Хрущева, внешне казавшееся как никогда прочным, на деле быстро осложнялось. В обществе и в партии росло разочарование результатами его реформ (повышение цен, ликвидация личного подворья крестьян, продовольственные трудности, падение темпов экономического роста). В армейских кругах недовольство Хрущевым вызывали масштабные сокращения вооруженных сил, в ходе которых были значительно сокращены некоторые виды обычных вооружений и ликвидированы многие высокооплачиваемые должности. Престиж Хрущева подорвали Карибский кризис и разрыв с Китаем. Уязвимость существенно повышали его ошибки в кадровой политике и некоторые личные кaчecтвa: импульсивность, склонность к непродуманным, скоропалительным решениям, низкий уровень культуры. Начавшееся восхваление Хрущева («великий ленинец», «великий борец за мир» и т. п.) на фоне хозяйственных трудностей и недавнего разоблачения культа Сталина еще больше подрывало авторитет лидера страны. Недовольство вызывали и продолжавшиеся непродуманные реорганизации управленческих структур. Все это задевало интересы партийно-государственной номенклатуры, которая из-за бесчисленных реорганизаций, приводивших к частой смене кадров, и попыток Хрущева ограничить ее привилегии стала ощущать неустойчивость своего положения. Этого Хрущеву простить не могли.

Группа высших партийных и государственных деятелей (Л. И. Брежнев, М. А. Суслов, А. Н. Шелепин и др.) при активном содействии председателя КГБ В. Е. Семичастного сумела соорганизовать широкий круг недовольных Хрущевым функционеров. Втайне от отдыхавшего в Сочи Первого секретаря было созвано расширенное заседание Президиума, а затем и Пленум ЦК. 13 октября 1964 г. Хрущев был срочно вызван в Москву якобы для обсуждения проблем сельского хозяйства. Ему был предъявлен длинный список обвинений. В его защиту на Президиуме выступил лишь А. И. Микоян. На пленуме в результате голосования Хрущев был смещен со всех своих постов. Пленум признал нецелесообразным совмещение в одном лице обязанностей Первого секретаря ЦК КПСС и Председателя Совета Министров СССР. Были осуждены волюнтаризм и субъективизм, подчеркнута необходимость коллективного руководства. Первым секретарем ЦК был избран Брежнев, Председателем Совета Министров СССР стал А. Н. Косыгин.

Смещение Хрущева не вызвало недовольства в стране. Напротив, за исключением небольшой части интеллигенции, опасавшейся возврата к старым временам, решения пленума были встречены с одобрением и даже радостью. И население и номенклатура связывали со сменой руководства надежды на преодоление ошибок Хрущева, все жаждали спокойствия, стабильности, излечивания тех «болевых точек», которые возникли в массовом сознании в связи с развенчанием культа Сталина и обострившимися противоречиями в обществе. Мало кто осознавал, что вместе с отставкой Хрущева закончилась и эпоха «оттепели».

2.Власть и общество. Пришедшая к власти команда Брежнева не имела единой позитивной программы деятельности. Однако негативная установка существовала, и заключалась она в том, чтобы прекратить бесчисленные преобразования, нарушавшие стабильность существования бюрократии. Это, в свою очередь, означало прекращение дальнейших попыток демократизации общества и партии и свертывание критики культа личности, поскольку дальнейшее развенчание Сталина подрывало устои тоталитарной системы.

Новый курс утвердился не сразу. Брежнев, как типичный аппаратчик, не имел определенной политической платформы, ориентируясь на позицию вождей. Оказавшись на политическом олимпе, он вынужден был формировать такой курс, который обеспечил бы ему поддержку аппарата. Среди номенклатуры же преобладали не только консервативные, но и просталинские настроения. Однако большинство аппаратчиков понимали, скорее, даже ощущали, что возвращение к сталинским порядкам может создать угрозу их собственному положению. К тому же Брежневу пришлось устранять соперников-сталинистов во главе с Шелепиным. Поэтому, несмотря на ностальгию по сталинским временам, которая продолжалась и даже усиливалась на протяжении всего правления Брежнева, сам он не пошел на открытую реставрацию сталинизма. Более того, хотя неэффективность административно-командных методов управления не осознавалась большинством брежневской команды, в ней были люди, понимавшие, что на одних приказах и энтузиазме экономика долго не продержится. Косыгин, будучи сторонником внедрения экономических стимулов в административно-командную систему, требовал реформ. В этом же направлении действовал и инерционный фактор: разработка планов экономических преобразований активно велась в последние годы правления Хрущева.

Все эти обстоятельства в сочетании с личными склонностями Брежнева, чуждого экстремизму, привели к утверждению консервативного курса. Однако даже в политической сфере этот поворот происходил сравнительно плавно, а в экономике еще несколько лет продолжались реформы.

Новые веяния в политике начались сразу же после смещения Хрущева. В ноябре 1964 г. Пленум ЦК КПСС восстановил единство партийных, советских и других органов, разделенных в 1962 г. XXIII съезд КПСС (1966) изъял из Устава партии указания о нормах сменяемости состава партийных органов и секретарей партийных организаций. Был записан лишь формальный принцип систематического обновления партийных органов и преемственности руководства. Брежнев был избран уже не Первым, а Генеральным секретарем ЦК КПСС. Проходившая в августе 1966 г. сессия Верховного Совета СССР избрала Председателем Президиума Верховного Совета СССР Н. В. Подгорного. Спустя немногим более полугода после снятия Хрущева началась полоса скрытой реабилитации Сталина. Все чаще не только его имя, но и образ начинает появляться (и даже становится центральным) в художественных произведениях, кинофильмах, мемуарах, периодике. Уже в преддверии XXIII съезда КПСС выдающиеся представители науки и культуры П. Л. Капица, И. Е. Тамм, М. А. Леонтович, В. П. Катаев, К. Г. Паустовский, К. И. Чуковский, О. Н. Ефремов, И. М. Смоктуновский, Г. А. Товстоногов, М. И. Ромм и другие обратились к Брежневу с письмом, в котором выразили беспокойство по поводу наметившейся «частичной или косвенной реабилитации Сталина». Как своеобразный ответ на него прозвучало выступление на ХХШ съезде первого секретаря МГК КПСС Н. Г. Егорычева, который заявил: «В последнее время стало модным... выискивать в политической жизни страны какие-то элементы так называемого сталинизма, как жупелом, пугать им общественность, особенно интеллигенцию. Мы говорим им: «Не выйдет, господа!» Но на XXIII съезде, вопреки требованиям сталинистов, открытой реабилитации Сталина не произошло, а упоминание XX и XXII съездов в официальных документах многими воспринималось как знак сохранения некоторых либеральных тенденций.Сохранено было и понятие мирного сосуществования, шедшее от XX съезда. Однако давление сталинистов все усиливалось. Хотя им не удалось добиться полной реабилитации Сталина, сам вопрос о преодолении культа личности был снят. Прекратилась и реабилитация жертв сталинских репрессий. Импульсом к утверждению открыто консервативного курса во внутренней политике СССР послужили «пражская весна» и ввод советских войск в Чехословакию в августе 1968 г. Слабые попытки протеста со стороны отдельных интеллигентов власти использовали для «закручивания гаек» в политической и культурной жизни страны, ужесточения цензуры и борьбы с инакомыслием. Стала свертываться реформа хозяйственного механизма. Усилились консервативные, догматические тенденции в идеологии и общественных науках.

Вместе с тем жизнь требовала определенной модернизации идеологических установок. Ведь согласно новой Программе КПСС, принятой на XXII съезде партии, уже в 1970 г. СССР должен был обогнать развитые страны мира по производству продукции на душу населения, а в 1980 г. – построить материально-техническую базу коммунизма. К тому же разоблачение культа личности в период «оттепели» раскрыло ложность некоторых постулатов, десятилетиями внушавшихся народу, и вера в бескорыстное служение власти народу, в безусловную верность ее политики оказалась поколебленной. Самый кардинальный сдвиг, который произвела «оттепель» в общественном сознании, – пробуждение мысли, зарождение критичности в отношении властных структур. Сдвиг этот не был еще коренным, потому что усомниться в правильности некоторых элементов общественного устройства еще не означало найти верный ответ на возникавшие вопросы. В 60-е гг. в пору зрелости вошли поколения, просто не знавшие иной жизни, и основные ценности системы представлялись им вершиной общественного развития. Мировоззренческая ограниченность, отсутствие адекватной информации о западной цивилизации тормозили осознание необходимости радикальных перемен и поиски эффективных путей их осуществления. Во второй половине 60-х гг. идеологи КПСС вынуждены были искать ответы на вопросы, доставшиеся в наследство от предшествующего, столь неспокойного для системы периода.

В результате была сконструирована концепция развитого социализма (тезис о его построении был выдвинут Брежневым в 1967 г.). Она позволяла, с одной стороны, констатировать «большие успехи», достигнутые страной под руководством партии, а с другой – снять какую-либо определенность в отношении конкретных целей повышения благосостояния народа, демократизации общества, перехода к общественному самоуправлению. Концепция развитого социализма, объявив существовавший в стране порядок высшим достижением социального прогресса, по существу, создавала теоретическую базу для увековечивания и апологетики тоталитарной системы.

Ужесточение внутренней политики, преследование инакомыслия получили идеологическое обоснование в виде официально принятого тезиса об обострении идеологической борьбы двух систем в условиях мирного сосуществования. Этот вывод явился модификацией известного сталинского положения об обострении классовой борьбы по мере продвижения к социализму.

В области идеологии началась ревизия решений XX съезда КПСС и последующих либеральных тенденций в сфере теории. Партийные съезды проходили под знаком парадности. Теория все больше отрывалась от социальной практики. Проблемы нарастали и углублялись, но кардинальных шагов для их решения не предпринималось, лишь все громче говорилось о мнимых успехах и достижениях. XXIV съезд КПСС (1971) официально закрепил вывод о построении в СССР развитого социалистического общества. Был провозглашен курс на повышение эффективности общественного производства, соединение достижений научно-технической революции с преимуществами социалистической системы хозяйства. Но реального механизма для реализации этой цели создано не было. Наоборот, к этому времени был исчерпан положительный импульс, данный экономической реформой 1965 г. Провозглашение курса на повышение благосостояния советских людей сопровождалось на практике падением темпов роста национального дохода – его основы, все большим отставанием легкой промышленности и сельского хозяйства. Еще меньше теоретических новаций предложил XXV съезд КПСС (1976). Он декларировал, что в условиях развитого социализма КПСС, оставаясь партией рабочего класса, стала вместе с тем партией всего народа. Этот логически некорректный тезис все больше контрастировал с реальными социальными процессами: партийный аппарат обрастал все новыми привилегиями и разрыв в уровне жизни рабочих и управленцев все увеличивался.

Квинтэссенцией теоретических установок брежневской администрации стала принятая в 1977 г. новая Конституция СССР – Конституция развитого социализма. В 6-й статье она закрепила монопольное положение КПСС в политической системе, определив Коммунистическую партию как руководящую и направляющую силу общества, ядро его политической системы. Такой статьи не было даже в сталинской Конституции.

Процессы, происходившие в идеологической, да и иных сферах общества, были обусловлены изменениями в реальных механизмах власти, в соотношении сил в партийной верхушке. Основной тенденцией здесь было неуклонное укрепление личной власти Брежнева. В первые годы после прихода к власти он вынужден был считаться со своими соратниками по смещению Хрущева и даже лавировать. Но уже с конца 60-х гг. эти лидеры в результате тонкой закулисной игры Брежнева один за другим без особого шума оказались на пенсии или же на второстепенных постах. Такая участь постигла В. Е. Семичастного, А. Н. Шелепина, Г. И. Воронова, П. Е. Шелеста, Н. В. Подгорного и др. В начале 80-х гг. из тех, кто пришел с Брежневым к власти, на политической сцене оставались лишь Ю. В. Андропов и Д. Ф. Устинов. Выбывших заменили родственники Брежнева и его знакомые по работе в Днепропетровске (так называемая днепропетровская мафия). Среди них были А. П. Кириленко и К. У. Черненко (ставшие секретарями ЦК и членами Политбюро), Н. А. Щелоков (министр внутренних дел), Д. А. Кунаев (первый секретарь ЦК Компартии Казахстана) и многие другие.

В отличие от Сталина и даже Хрущева Брежнев с осторожностью пользовался своей властью. Более того, он и вовсе предпочитал бездействовать, если сталкивался со сложной, трудноразрешимой проблемой, а таких проблем становилось все больше. Его слабостью было коллекционирование титулов и наград, к тому же он был падок на лесть. Сначала, возможно, все это использовалось для укрепления власти «молодого» генсека, но затем быстро превратилось в самоцель. Кампания по возвеличиванию Брежнева началась с конца 60-х гг., но набрала обороты лишь в следующем десятилетии. В 1973 г. принимается специальное постановление о мерах по повышению авторитета вождя. Телевидение было обязано показывать Брежнева и остальных членов Политбюро в соотношении 3:1. В 1975 г. Брежневу было присвоено звание генерала армии, а в 1976 г. – Маршала Советского Союза. В июне 1977 г. он становится Председателем Президиума Верховного Совета СССР. Он награждается пятью звездами Героя Советского Союза и Социалистического Труда, орденом «Победы», восьмью орденами Ленина, двумя орденами Октябрьской революции, двумя международными Ленинскими премиями и т. д. Публичные, переходящие все мыслимые и немыслимые границы славословия в адрес вождя («лично дорогого товарища Леонида Ильича Брежнева»), становились все более оглушительными по мере того, как Брежнев становился все менее дееспособен (последствия инсульта 1976г.). Происходило как бы возрождение культа личности, но уже без личности, возрождение в виде фарса: больной, с нечленораздельной речью Брежнев в действительности вызывал у широких слоев населения лишь презрение и стыд за страну. Явно не пользовались уважением и деятели ЦК с их откровенным подхалимажем перед генсеком.

Параллельно с этим шло моральное разложение общества. В нем как бы легализовалась двойная мораль, двойные стандарты жизни – официальные и реальные. Пример подавал сам Генеральный секретарь, который в частных разговорах признавал нормальной и «теневую» экономику, и взятки чиновников. Сам Брежнев давал и образцы кадровой политики. На ответственные посты, как уже отмечалось, он назначал, главным образом, своих близких или лиц, преданных ему лично. По свидетельству Шелепина, под родственников Брежнева создавались не только посты, но и целые министерства. Неудивительно, что протекционизм, семейственность в 70 – 80-е гг. пронизали все общество. Естественным спутником этих процессов явилась коррупция, которая при Брежневе приняла невиданные со времен нэпа размеры. Партийные, советские, хозяйственные руководители, пользуясь доверием Брежнева (или другого руководителя) и практически отсутствием контроля «снизу», чувствовали себя полновластными хозяевами «своих» республик, регионов, заводов и т. п. В некоторых регионах (особенно в Средней Азии, на Кавказе и в Москве) происходило прямое сращивание целых звеньев партийного и государственного аппарата с «теневой» экономикой, уголовными элементами. И все это – на фоне трескучей пропаганды успехов во всех сферах, непрерывных юбилеев, массовых награждений и т. п.

Данные явления были возможны лишь при системе, в которой партийно-государственный аппарат обладал всевластием и стоял над Конституцией. Фактически решения высших партийных органов всегда имели приоритет над законами. Совместные постановления ЦК КПСС и Совета Министров СССР, будучи подзаконными актами, официально ставились наравне с законодательными, включались в Свод законов СССР. Законы попирались и неофициальными решениями, устными указаниями номенклатуры – так называемым телефонным правом. Таким образом, в обществе развитого социализма корпоративные интересы номенклатуры полностью возобладали над государственными и общественными интересами.

Политическая система сохранила преемственность с властными институтами, порожденными Октябрьской революцией и окончательно оформившимися в 30-е гг. Важнейшими аспектами этой преемственности было отрицание принципа разделения властей, парламентаризма, политический монополизм и превращение партийных структур в надгосударственные. Тезис об общенародном государстве, получивший хождение с 1961 г. и конституционно оформленный в 1977 г., был не более чем декларацией. Партийные и государственные органы исполнительной власти фактически командовали и Советами и судом, диктуя ему, кого и как судить, предрешая содержание судебных приговоров. Членство в партии превратилось для граждан в необходимое условие для продвижения по службе. Интриги, чинопочитание, угодничество, готовностью к безоговорочному выполнению распоряжений вышестоящего начальства формировали особый тип беспринципного партийного функционера периода «застоя».

Партия, которая служила становым хребтом тоталитарной системы, продолжала разрастаться (12,4 млн членов в 1966 г., 19 млн – в 1985 г.). В 70-е гг. не оставалось промышленных предприятий и строек, колхозов и совхозов, учреждений и учебных заведений, в которых не было бы первичных парторганизаций. С 1971 по 1986г. их численность выросла с 370 до 440 тыс. Они являлись инструментом прямого вмешательства партии во все сферы общественной жизни, средством тотального политического и идеологического контроля. Это еще более усиливало дублирование функций государственных органов, нарушение законности.

Естественным продолжением процессов морального разложения общества явился рост преступности, особенно хищений и взяточничества. Лишь за 1973–1983 гг. количество совершенных преступлений выросло почти в 2 раза, а взяточничества – в 3 раза. За 1971–1985 гг. число только выявленных хищений в крупных и особо крупных размерах выросло в 5 раз. Наиболее пораженными хищениями и коррупцией оказались торговля и сфера услуг. По приблизительным оценкам, капиталы «теневой» экономики на рубеже 70–80-х гг. достигали 70–80 млрд руб. Преступность в обществе быстро росла. Однако официально распространялся тезис о ее сокращении.

Власти не случайно закрывали глаза на эти процессы. Взятки и хищения затронули практически все уровни партийно-государственного руководства. Происходило сращивание деятелей «теневой» экономики и представителей номенклатуры, т. е. шло формирование организованной преступности (мафии).Только среди разоблаченных коррумпированных руководителей оказались замминистра внешней торговли Сушков, первые секретари ЦК КП Узбекистана Рашидов и Усманходжаев, зампред Совмина Молдавской ССР Вышку, ряд министров и первых секретарей обкомов республик Средней Азии и Казахстана.

Разложение руководящих кадров партии и государства, происходившее на глазах миллионов простых граждан, вело не только к падению престижа власти и представляемого ею общественного строя, но и вызывало социальную апатию, распространение пьянства.

Эти процессы были приостановлены после смерти Брежнева в ноябре 1982 г. Новый Генеральный секретарь ЦК КПСС Андропов, с 1967г. бывший председателем КГБ, энергично взялся за наведение порядка, дисциплины и борьбы с коррупцией, в том числе и в высших эшелонах власти. За 15 месяцев (ноябрь 1982 – февраль 1984г.), по опубликованным данным, было сменено 18 союзных министров и приравненных к ним лиц и 37 первых секретарей обкомов, крайкомов и ЦК союзных республик. За аналогичный предшествующий период было сменено лишь 13 первых секретарей.

Новый советский руководитель по своим личностным качествам отличался от Брежнева. Его характеризовали более высокий уровень культуры, профессионализм, личная скромность. Однако Андропов был продуктом своей системы и социальной среды. Он был приверженцем жестокого, авторитарного стиля и командно-силовых методов руководства. Все эти качества, включая нетерпимость к инакомыслию, проявились на различных этапах его политической карьеры: в 1956 г., когда не без участия советского посла Андропова советскими войсками было подавлено антисталинское народное восстание в Венгрии, при подавлении «пражской весны» 1968 г., при принятии решения о вводе войск в Афганистан в 1979 г., когда слово председателя КГБ было одним из самых весомых. Андропов имел отношение к введению военного положения в Польше в 1981 г., а в 1983 г., будучи Генеральным секретарем ЦК КПСС и Председателем Верховного Совета СССР, он окончательно свернул политику разрядки, прервав переговоры по вопросам ограничения ядерных вооружений в Европе.

Критическая позиция Андропова в отношении наследия брежневского руководства была позицией не противника системы, а сторонника ее укрепления и модернизации. Жесткий конструктивный настрой Андропова, сменивший атмосферу благодушия и самовосхваления на фоне углублявшегося кризиса, встряхнул общественное сознание. Впервые за многие годы руководитель партии и государства поставил под сомнение догматическое понимание марксизма-ленинизма в своей статье «Учение Карла Маркса и некоторые вопросы социалистического строительства в СССР». Андропов предостерег от «возможных преувеличений в понимании степени приближения страны к высшей фазе коммунизма». Внесение элемента сомнения в оценку достигнутого страной было необходимым шагом для дальнейшего самопознания общества развитого социализма и его возможного реформирования. Заслугой Андропова явилось признание недостаточности знаний о социалистическом обществе и наличия в нем противоречий и трудностей. Однако для решения многочисленных проблем Андропов смог за свое краткое пребывание на посту Генсека предложить лишь один, давно испробованный рецепт – «повести борьбу против любых нарушений партийной, государственной и трудовой дисциплины».

Решительные меры по наведению порядка в стране, хотя и выходившие за рамки конституционных норм, встряхнули общество, погрузившееся в спячку «застоя», вызвали симпатии к энергичному руководителю, породили надежды на перемены к лучшему. Однако после смерти Андропова и избрания в феврале 1984 г. Генеральным секретарем уже полностью недееспособного К. У. Черненко они вновь сменились апатией. Страна скатывалась к кризису, который могли предотвратить только радикальные перемены.

3.Диссидентское движение. Брежневская команда достаточно быстро взяла курс на подавление всякого инакомыслия, причем границы дозволенного сузились, и то, что недавно, при Хрущеве системой вполне допускалось и даже признавалось, с конца 60-х гг. могло быть отнесено к разряду политического криминала. Начало реакции знаменовал политический судебный процесс 1966 г. над писателями Ю. М. Даниэлем и А. Д. Синявским, опубликовавшими за границей свои литературные произведения. Интеллигенции, всему народу ясно давали понять, что идеи XX съезда уходят в прошлое. Суд над Синявским и Даниэлем, обвиненными в агитации и пропаганде «в целях подрыва и ослабления советской власти», в распространении «клеветнических измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй», возобновил практику публичных политических процессов. В 1968–1967гг. политические процессы были организованы в Москве, Ленинграде, Киеве, Горьком и других городах. Из газет, журналов началось, особенно с 1968 г., вытеснение прогрессивно мыслящих редакторов и журналистов. Ужесточилась цензура. Начало 70-х гг. ознаменовалось травлей многих советских экономистов, историков, представителей других гуманитарных наук, чьи работы не вписывались в утвердившиеся каноны официальной идеологии, все более напоминавшей постулаты «Краткого курса».

При Брежневе не только расширились преследования инакомыслящих, но и появилась новая форма репрессий – внесудебное помещение в психиатрические лечебницы.Эта страшная новация, до которой не додумался даже Сталин, была связана с именем нового председателя КГБ Андропова. Помимо этого возобновилась и высылка граждан СССР за границу. Причем, как показывают документы, даже после высылки из страны органы госбезопасности продолжали компрометацию диссидентов в глазах западной общественности, представляя их душевнобольными, уголовниками и т. п. (как это было, например, с В. Я. Тарсисом в 1966 г.).

От идеологической реакции особенно пострадала культура. Талантливые литературные произведения, неугодные режиму, не публиковались. Кинофильмы оставались на полках, не доходя до широкого зрителя. Жесткому контролю со стороны Министерства культуры подвергалась театральная деятельность. В таких условиях многие творческие личности уходили в себя, в частную жизнь, другие эмигрировали. Тысячи людей были репрессированы. Часть инакомыслящих отправлялась в ссылку или тюрьму, а часть – в специальные психиатрические лечебницы с диагнозом параноидальное развитие типа социального реформаторства.

В разное время были лишены гражданства и оказались за границей писатели В. Н. Войнович, Г. Н. Владимов, В. П. Некрасов, лауреаты Нобелевской премии поэт И. А. Бродский и писатель А. И. Солженицын, режиссер Ю. П. Любимов, кинорежиссер А. А. Тарковский, художник О. Целков. Через принудительное лечение в психиатрической клинике лежал путь в эмиграцию известного художника М. М. Шемякина. Через тюрьмы, ссылки, психлечебницы прошли правозащитники И. Габай, генерал П. Г. Григоренко, академик А. Д. Сахаров и др. Преследованиям подвергались сотни деятелей культуры, науки, искусства, осмелившиеся мыслить неугодным системе образом. Репрессии обрушивались не только за политическую деятельность или чересчур смелое творчество. Людей арестовывали, например, за чтение книг М. Джиласа, Н. А. Бердяева, В. С. Соловьева, Е. С. Гинзбург, даже за «Несвоевременные мысли» М. Горького.

В ответ оппозиция официальному режиму расширялась, приобретая новые формы. К распространению неподцензурной литературы в «самиздате» и «тамиздате» (за границей, путем передачи рукописей неофициальными каналами) добавилось так называемое движение подписантов – письменных коллективных обращений в официальные органы, чаще всего к высшему партийному и государственному руководству, с требованием соблюдения законности в конкретных вопросах. Осуждение Синявского и Даниэля вызвало протест в кругах интеллигенции, и более 200 человек обратились с письмом в адрес XXIII съезда и президиумов Верховных Советов СССР и РСФСР с просьбой выпустить осужденных на поруки. Однако требования соблюдения законности были расценены руководством страны как угрожающие системе, враждебные социализму и официальной политике. Протесты вели к новым репрессиям.

В ответ на усиление реакции и откровенное попрание гражданских прав в стране в 1965–1972 гг. сформировалось правозащитное движение. Как показывают документы, о правах человека, изложенных во Всеобщей декларации прав человека, не знали не только большинство советских людей, но даже те, кто должен был бы следить за их соблюдением (а на деле как раз нарушал). Например, в сентябре 1968 г. в ответ на запрос начальника управления КГБ по Ленинградской области заведующий договорно-правовым отделом МИД СССР давал разъяснения о том, что такое Декларация прав человека, когда, где и кем она принята.

У истоков правозащитного движения стояли А. Есенин-Вольпин, А. Гинзбург, В. Буковский, И. Габай. К 1966 – 1967 гг. относятся первые выступления академика Сахарова в защиту репрессированных (в 1968 г. послe опубликования за рубежом статьи «Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе» он был отстранен от секретных работ). В 1968г. была создана инициативная группа защиты прав человека. Правозащитное движение, используя, в частности, обращение к мировой общественности, вскрывало противозаконные действия властей, нарушение ими официально признанных и подписанных СССР документов ООН, а также общечеловеческих норм. В условиях нараставшей потребности страны в экономических связях с Западом и разрядки международной напряженности в 70-е гг. разоблачение перед всем миром вопиющих нарушений прав человека в СССР наносило определенный морально-политический урон тоталитарной системе, несколько сдерживало ее репрессивный пыл, но не могло, разумеется, существенно повлиять на внутреннюю политику.

В глазах советской и мировой общественности движение диссидентов, по замыслу властей, должно было предстать движением одиночек, к тому же чем-то обиженных. В директиве послам СССР «в связи с шумихой на Западе по вопросу о правах человека», Политбюро в мае 1977 г. отмечало, что «таких ущербных, обиженных в чем-то лично людей, политических перерожденцев, нигилистов, клеветников на Западе именуют «инакомыслящими». Этих отщепенцев всего ничтожная горстка, не более двух-трех десятков». На самом же деле, по данным КГБ, только за 1967–1971 гг. в стране было выявлено 3906 групп «антисоветских элементов» и «профилактировано» 13602 входивших в них участников. Обширна была и география движения: Москва, Свердловск, Тула, Владимир, Омск, Казань, Тюмень, Украина, Латвия, Литва, Эстония, Белоруссия, Молдавия, Казахстан и др. Таким образом, движение инакомыслящих в СССР было гораздо шире, чем считали власти и даже многие современные исследователи. К движению примыкали и лица, не являвшиеся непосредственными участниками различных групп, акций протеста, но активно поддерживавшие их, в том числе и материально. В конце 60-х гг., например, по данным КГБ, некоторыми крупными учеными (в частности, академиком Леонтовичем и др.) был создан «негласный фонд» материальной помощи диссидентам.

В самом же движении инакомыслящих выделялось несколько направлений: национальное и национально-демократическое (армянское, грузинское, украинское, литовское, русское), движение репрессированных народов за возвращение на родину (крымско-татарское и месхетинское), движение за выезд (евреев в Израиль, советских немцев в ФРГ). Значительное развитие получили религиозные движения (евангельских христиан-баптистов, пятидесятников, адвентистов седьмого дня и др.). Зарождалось движение за социально-экономические права. Наконец, в мае 1968 г. возникла инициативная группа защиты прав человека, организационно оформившая движение за права человека в СССР.

Протест против действий властей носил и такие формы, как демонстрации и митинги. 5 декабря 1965 г. был разогнан первый митинг правозащитников на Пушкинской площади в Москве. Около 40 участников-студентов было исключено из институтов. В 1966 г. прошли массовые митинги и демонстрации крымских татар в городах Средней Азии. Митинги были разогнаны, десятки лиц задержаны и осуждены за участие в «массовых беспорядках». В апреле 1965г. в Ереване были разогнаны митинги, проводившиеся в связи с 50-летием геноцида армян в Турции. Неоднократными были выступления турок-месхетинцев, требовавших возвращения в районы прежнего места жительства (они были выселены из Грузии в 1944 г.). В 70-е – начале 80-х гг. выступления на почве межнациональных отношений различных масштабов и форм состоялись во всех регионах страны – Закавказье, Прибалтике, Средней Азии и Казахстане, ряде автономий РСФСР.

Но главного врага власти видели все же не в стихийных народных выступлениях, число которых в масштабах страны было незначительным, причины возникновения зачастую локальными, а в диссидентском движении, бросавшем открытый вызов властям и подрывавшем официальную демагогию о «морально-политическом единстве советского народа». После вторжения наших войск в Афганистан на диссидентов обрушились особенно тяжелые репрессии, еще более усилившиеся после прихода к власти Андропова. Диссидентское движение было почти полностью разгромлено. Тем не менее семена, которые заронили в общественное сознание диссиденты, дали всходы. В период перестройки мужественная борьба инакомыслящих с тоталитарным режимом послужила вдохновляющим примером для тысяч и тысяч людей.

4.Реформы 1965 г. и социально-экономическое развитие СССР. Реформы Хрущева показали, что одним администрированием достичь серьезных сдвигов в народном хозяйстве невозможно. Уже с начала 60-х гг. среди отдельных экономистов зрела идея о необходимости иных, экономических методов руководства. Разумеется, господство Компартии делало невозможным переход к действительно рыночной экономике, но идея о дополнении партийно-административных рычагов экономическими стимулами получала все большую популярность. Нараставшие хозяйственные проблемы все настоятельнее требовали реформы управления экономикой.

Начало реформе положили решения мартовского и сентябрьского (1965 г.) Пленумов ЦК КПСС. Мартовский Пленум сосредоточил внимание на механизмах управления сельским хозяйством. Его пытались реформировать на основе сочетания общественных и личных интересов, усиления материальной заинтересованности колхозников и работников совхозов в росте производства. В частности, снижался план обязательных закупок зерна, объявленный неизменным на 10 лет. Сверхплановые закупки должны были производиться по повышенным ценам. Снимались некоторые ограничения с личных подсобных хозяйств. Однако главный акцент в политике на селе был все же сделан на повышении роли Министерства сельского хозяйства в планировании и руководстве сельскохозяйственным производством, а также на увеличении капиталовложений.

В результате стоимость сельскохозяйственной продукции за восьмую пятилетку (1966–1970) возросла примерно на 1/5. Совокупная рентабельность совхозного производства составила 22%, а колхозного – 34%. Но это был лишь временный эффект. Вскоре выяснилось, что серьезное повышение продуктивности сельского хозяйства невозможно без реальных материальных стимулов к труду. Без этого даже масштабные программы развития Нечерноземья и мелиорации и колоссальные капиталовложения (400 млрд руб. за 1964 – 1988гг.) не имели эффекта. Темпы роста сельскохозяйственного производства быстро снижались. По данным официальной (явно завышенной) статистики, во второй половине 60-х гг. они составили 4,3%, а в первой половине 80-х – 1,4%. Колхозы и совхозы вновь оказались убыточными. Ре