Имена в евангельских преданиях

Загадка безымянных персонажей Евангелий • Значение деталей в евангельских повествованиях • Зачем безымянным очевидцам Иисуса давали имена в поздних неканонических Евангелиях • Почему евангелисты сознательно опускали или приводили имена некоторых персонажей • Все безымянные и названные по именам персонажи четырех канонических Евангелий

Имена в Евангелиях

В Евангелиях есть фен1омен, до сих пор не получивший удовлетворительного объяснения. Он связан с именами. Многие персонажи в Евангелиях остаются безымянными, но другие названы по имени. В этой главе я хочу рассмотреть предположение, что многие из поименованных персонажей были очевидцами, причем не только положили начало преданиям, связанным с их именами, но и продолжали рассказывать свои истории и авторитетно подтверждать их истинность. Вполне возможно, что с некоторыми из них евангелисты были знакомы.

В таблицах 1–4 мы показываем сравнительное число безымянных и поименованных персонажей во всех четырех Евангелиях. (Из списка исключены персонажи Ветхого Завета и нечеловеческие персонажи, а также предки Иисуса из двух его генеалогий и Феофил, которому посвящает свой труд Лука. Также исключены многочисленные упоминания анонимных групп — «фарисеи», «книжники», «первосвященники», «стражники», «ученики Иоанна» и т.д.) Во всех Евангелиях число поименованных и безымянных персонажей более или менее одинаково.

Легко заметить, что существуют определенные категории людей, попадающие, по большей части, в ту или иную группу. Общественно значимые персоны — те, кто был известен читателям и помимо истории об Иисусе (Иоанн Креститель, Ирод, Иродиада, Каиафа, Пилат, по–видимому, Варавва) — обычно называются по именам. Те, кого Иисус исцелял или из кого изгонял бесов, обычно остаются безымянными.

Безымянны и те, кто вступает с Иисусом в разговор, однако не становится его учениками. Некоторые из безымянных лиц играют в повествовании столь незначительную роль, что мы и не ждем от автора их имен[97]. Ученики Иисуса, в том числе двенадцать апостолов, обычно называются по именам. Эти категории не вызывают вопросов. Вполне естественно ожидать, что предание сохранило имена учеников Иисуса и что публичные персоны появляются в повествовании под собственными именами — в то время как имена людей, исцеленных Иисусом или имевших с ним одну–единственную встречу, могли быть даже не известны тому, кто первым об этом рассказал; да и не было особых причин узнавать их и запоминать.

Поэтому стоит обратить внимание на исключения из этих правил. Матфей и Иоанн называют первосвященника Каиафой — у Марка и Луки он остается безымянным[98]. Ученики (кроме случаев, когда они выступают как группа неопределенной численности) обычно называются по именам, но иногда — нет. Почему один ученик на дороге в Эммаус (Клеопа) назван по имени, а другой остается безымянным? Почему, хотя большинство людей, над которыми Иисус творит чудеса исцеления и воскрешения, остаются без имен — Марк и Лука называют по имени Иаира (отца воскрешенной девочки), Марк — Вартимея, Лука — Лазаря? Люди, встречавшиеся с Иисусом всего один раз, обычно не называются по имени; почему же получает имя фарисей, беседующий с Иисусом за ужином в Лк 7 (Симон: 7:40)? Зачем назван по имени Симон Киринеянин? Встречаются и случаи, когда один и тот же человек в одном Евангелии появляется анонимно, а в другом — под своим именем. Например, только Иоанн называет женщину, помазавшую миром ноги Иисуса, Марией из Вифании, ученика, отсекшего ухо рабу первосвященника — Петром, а самого раба — Малхом.

Некоторые из этих вопросов требуют отдельного обсуждения. В главе 5 мы обсудим имена двенадцати апостолов, а в главе 8 — случаи, когда отсутствие имен (особенно это касается Марка) странно и, по всей видимости, требует пояснений. Здесь же мы сосредоточимся на именах не апостолов и не публичных персон, а остальных евангельских персонажей. В таблице 5 приведены сами эти имена и сравнение частоты их появления в четырех Евангелиях. Обсудим эти имена, сверяясь с данными, приведенными в этой таблице.

Феномен, отображенный в таблице 5, прежде обсуждался по большей части лишь в одном контексте — значения деталей в евангельских повествованиях. Например, Рудольф Бультман полагал, что по мере своего развития устная традиция обрастает подробностями. Личные имена (в том числе большинство перечисленных выше) он считал, как и другие детали, поздними добавлениями к преданиям. По его мнению, это пример «романического интереса» к персонажам, стремление индивидуализировать их различными способами, включая придание имен[99]. Однако в некоторых случаях аргументация применения этого принципа не совсем оправданна. Например, Бультману приходится предположить, что Матфей и Лука знали вариант текста Мк 10:46, в котором отсутствовало имя Вартимея, хотя у нас нет никаких свидетельств, что такой текст вообще существовал[100]. В другом случае ему приходится утверждать, что имя Иаира в Мк 5:22 изначально отсутствовало — это якобы позднейшее добавление, перенесенное туда из Лк 8:41[101]. Здесь некоторая текстуальная поддержка (D и пять старолатинских манускриптов) того, что в Мк 5:22 первоначально не было имени Иаира, имеется[102]; однако современные исследователи склоняются к тому, чтобы считать эти слова Луки оригинальными[103], а Джозеф Фицмайер даже называет предположение Бультмана «нелепым»![104]

С такой же уверенностью Генри Кэдбери утверждал противоположную тенденцию, говоря (об устной передаче повествований), что «место, время, личность, если только они не связаны с сутью рассказа, стираются со временем»[105]; и далее, касаясь уже евангельских рассказов о чудесах: «При многократном повторении в конце концов исчезают даже имена и названия мест»[106]. Однако Кэдбери признавал, что имеются (например, в апокрифических Евангелиях) свидетельства позднейшего изобретения имен — именно из романического интереса. Это означает, что «тенденция к исчезновению имен сталкивается здесь с противоположной тенденцией… что ставит достоверность имен собственных под большое сомнение»[107]. Э.П. Сандерс в главе о «возрастающей детализации как возможном направлении развития традиции» привлекает в свидетельство этого предполагаемого развития не только синоптические Евангелия, но и неканонические тексты[108]. К сожалению (для наших целей), он не выделяет феномены, описанные нами в таблице 5, в отдельную группу; таким образом, его заключения не связаны непосредственно со случаями, когда какое–то лицо называется по имени в одном Евангелии и не называется в другом.

Таблица 5 позволяет нам сделать и дальнейшие наблюдения. Если мы принимаем первенство Марка (то есть считаем, что параллельный материал Марка, Матфея и Луки зависит от Марка), то видим, что там, где материал Марка используют и Лука, и Матфей, оба они в четырех случаях сохраняют имена (Симон Киринеянин, Иосиф Аримафейский, Мария Магдалина, Мария — мать Иакова и Иосии)[109]; в одном случае Лука сохраняет имя, а Матфей его меняет (Левий)[110]; в одном случае Лука сохраняет имя, а Матфей его опускает (Иаир); наконец, в четырех случаях оба опускают имена (Вартимей, Александр, Руф[111] и Саломия). Персонажи, не названные по именам у Марка, ни в одном случае не получают имя у Матфея или Луки. В одном случае (не отраженном в данных таблицы 5) два ученика, которых Марк оставляет безымянными (Мк 14:13)[112], у Луки названы Петром и Иоанном (Лк 22:8); однако эту идентификацию персонажей, чьи имена у Марка упоминаются в других местах, не следует путать с появлением имен у тех, кто у Марка оставался безымянным. Таким образом, общий материал синоптических Евангелий демонстрирует явную тенденцию к исчезновению имен — что опровергает теорию Бультмана, если, разумеется, мы признаем первенство Марка (а Бультман его признавал).

Не стоит удивляться тому, что материал Q_ (то есть материал, общий у Матфея и Луки, но не восходящий к Марку) не дает нам новых имен — он состоит в основном из речений Иисуса. Материал, присущий только Матфею, новых имен также не содержит, кроме имени отца Иисуса — Иосифа, появляющегося также независимо у Луки и Иоанна[113]. Напротив, оригинальный материал Луки добавляет к нашему списку одиннадцать поименованных персонажей (в том числе Марфу и Марию, появляющихся также у Иоанна) в дополнение к тем, что заимствованы у Марка. Это не противоречит тенденции к исчезновению имен, поскольку нет никаких оснований полагать, что Лука добавил эти имена к преданиям, в которых их прежде не было.

Наконец, Иоанн вводит четырех поименованных героев, вообще не появляющихся у синоптиков (Нафанаил, Никодим, Лазарь, Мария Клеопова) и дает имя еще одному персонажу, в других Евангелиях безымянному — рабу первосвященника Малху. Даже если мы добавим к этому, что Иоанн идентифицирует ученика, отсекшего Малху ухо, у синоптиков безымянного, как Петра, а женщину, помазавшую Иисуса миром, в других Евангелиях также безымянную, как Марию из Вифании (12:3) — все это еще не составляет убедительного свидетельства в пользу противоположной тенденции: склонности придумывать имена персонажам, на ранних стадиях развития традиции безымянным. В конце концов, многие персонажи у Иоанна также остаются безымянными. Совершенно непонятно, почему романическое желание придумывать имена повлияло на него в случае с Малхом, но не повлияло в случаях с самарянкой, расслабленным, слепорожденным — несомненно, более значительными персонажами, чем Малх?

Склонность давать имена прежде безымянным героям ярче проявляется в неканонических Евангелиях и преданиях, хотя и здесь в ранних текстах свидетельства ее очень скудны. Так, в Евангелии от Петра сотник, охраняющий могилу Иисуса (ср. Мф 27:65), по–видимому, идентифицированный с сотником у креста (Мф 27:54, Мк 15:39, Лк 23:47), назван Петронием (8:31). Текст Евангелия от Луки, сохранившийся на Папирусе Бодмера XVII (Р75) (около 200 года), называет богача из притчи (Лк 16:19) Невесом — видимо, под влиянием того, что второй герой этой притчи назван по имени. Ориген (Против Цельса, 2.62) называет анонимного спутника Клеопы в Лк 24 Симоном — первая из многочисленных попыток идентифицировать этого ученика[114]. Однако это, по–видимому, единственные примеры изобретения имен евангельским персонажам вплоть до IV столетия. В двух средневековых рукописях Евангелия назореев кровоточивая женщина (Мф 9:20, Мк 5:25. Лк 8:43) названа Мариосой, а в одном из них человек с сухой рукой (Мф 12:10, Мк 3:1, Лк 6:6) носит имя Малх[115], однако эти имена невозможно атрибутировать Евангелию, которым пользовались назореи в первые века христианской эры[116]. За другими примерами необходимо обратиться к «Гомилиям Климента» (IV век), «Деяниям Пилата» (V или VI век), Евангелию от Варфоломея (V или VI век?) и другой позднейшей литературе, а также к рукописям старолатинской версии Евангелий начиная с VI века и далее[117]. Манера давать вымышленные имена персонажам, безымянным в канонических Евангелиях, распространилась начиная с ГУ века — однако в более ранних текстах таких примеров очень немного[118].

У иудеев обычным делом было, пересказывая или комментируя библейские повествования, давать имена фигурирующим там безымянным персонажам. Так, например, в псевдо–Филоновых «Библейских древностях» — книге, созданной в Палестине в I веке н.э. и представляющей собой пример «пересказа Библии», встречаются имена жены Каина, матери Сисеры, дочери Иеффая, матери Самсона, Эндорской волшебницы[119]. Неудивительно было бы, если бы и христиане с самых ранних времен делали с евангельскими повествованиями то же самое.

Однако мы видим, что этого не происходило[120]. У нас нет причин предполагать, что это произошло в процессе передачи евангельских преданий до и во время составления синоптических Евангелий.

Отсюда можно заключить, что большинство имен, приведенных в таблице 5, изначально были частью евангельских преданий, в которых мы их встречаем. Из приведенных свидетельств невозможно сделать вывод о том, имелись ли в изначальном предании еще какие–то имена, в наших Евангелиях не сохранившиеся, — поскольку склонность Матфея и Луки опускать имена, упоминающиеся у Марка, наводит на мысль, что и Марк мог опускать какие–то имена, содержащиеся в его предании, а Матфей и Лука — имена, имевшиеся в их оригинальных преданиях. Однако сейчас нам необходимо объяснить, почему некоторые евангельские персонажи поименованы, а другие из тех же категорий остаются безымянными — а также, почему Матфей и Лука, редактируя Марка, склонны опускать имена персонажей.

Феномен, описанный в таблице 5, в целом никогда не получал удовлетворительного объяснения; однако объяснение, подходящее ко всем именам, кроме имени Иосифа, отца Иисуса, и персонажей рассказа о рождестве и детстве Иисуса у Луки, гласит, что все эти люди присоединились к раннехристианскому движению и были хорошо известны, по крайней мере, в тех кругах, где изначально передавались эти предания. Такое объяснение время от времени предлагалось для некоторых имен — Вартимея[121], Симона Киринеянина и его сыновей[122], Иосифа Арима–фейского[123] — хотя, как ни странно, не для Иаира[124]. То же мнение (без особой аргументации) принято для некоторых евангельских героинь — Марии Магдалины, сестер Марфы и Марии. Такое эпизодическое использование этой гипотезы позволяет дополнить ее, предположив, что она подходит вообще для всех или большинства евангельских имен. Нам известно, что четверо братьев Иисуса (названные по именам в Мф 13:55, Мк 6:3) были видными лидерами раннехристианского движения (1 Кор 9:5, Гал 1:19) и что, когда Лука в Деян 1:14 упоминает о том, что вместе с двенадцатью апостолами и братьями Иисуса были женщины, он, возможно, хочет показать читателю, что среди первых членов Иерусалимской церкви были, по крайней мере, женщины, названные по именам в Лк 24:10. Нетрудно предположить, что и другие люди, чьи имена мы встречаем в Евангелиях, были членами либо Иерусалимской церкви, либо других ранних общин в Иудее и Галилее.

В сущности, описанные нами группы людей вполне совпадают с теми, кто мог бы стать древнейшими христианами: это люди, исцеленные Иисусом (Вартимей, женщины из Лк 8:2–3, возможно, Малх[125]), некоторые спутники Иисуса в его проповеднических странствиях (их, несомненно, было больше двенадцати — сюда входят также названные по именам женщины, Левий, Нафанаил и Клеопа), некоторые родственники Иисуса (его мать и братья, дядя Клеопа (Клопа) и тетка Мария), а также некоторые жители Иерусалима и его окрестностей, поддерживавшие движение Иисуса или симпатизировавшие ему (Никодим, Иосиф Аримафейский, Симон Прокаженный, Лазарь, Марфа и Мария). Поразительно, сколько евангельских героев живут вблизи Иерусалима (в том числе в Иерихоне): помимо шести названных, это же может относиться к Вартимею, Малху, Симону Киринеянину и его сыновьям, Закхею, а также (после воскресения) Иисусову брату Иакову и другим его родственникам. Вполне возможно, что они были известны в Иерусалимской церкви, где изначально сложились предания о них.

Склонность Матфея и Луки опускать имена, употребляемые Марком, может объясняться тем, что ко времени работы Матфея и Луки представления об этих людях были уже очень туманны — поэтому, стремясь сократить Марка, Матфей и Лука выбрасывали их имена как неважные. Стоит также отметить, что из всех событийных деталей хуже всего запоминаются именно личные имена[126] — так что не стоит удивляться, что в более поздних вариантах преданий они опущены. Напротив: если имена в евангельских преданиях связаны с реальными воспоминаниями, нужно объяснить, почему именно эти имена сохранились в памяти. Предположение, что речь идет о людях, известных в раннехристианской церкви, объясняет это хотя бы отчасти: однако у этой гипотезы есть и следующее измерение.

Если эти имена принадлежали людям, хорошо известным в христианских общинах — разумно предположить, что многие из них были очевидцами: именно они сами впервые рассказали и в дальнейшем, несомненно, продолжали повторять истории, в которых они действуют и с которыми связаны их имена. Хороший пример этого — Клеопа (Лк 24:18): история о нем не требует называть его по имени[127], и его спутник остается безымянным[128]. Непонятно, зачем было указывать его имя, если только он не был источником этого предания. Возможно, это тот же Клеопа, чья жена Мария[129] появляется вместе с другими женщинами у креста в Ин 19:25[130]. В греческом тексте он именуется

«Клопа»: это очень редкая семитская форма греческого имени Клеопа — столь редкая, что мы можем не сомневаться: перед нами тот самый Клопа, который, согласно Игесиппу, был братом Иосифа, отца Иисуса, и отцом Симона, унаследовавшего от своего двоюродного брата Иакова епископство Иерусалимской церкви (по Евсевий, Церковная история, 3.11; 4.22.4). Клеопа/Клопа — несомненно, один из родственников Иисуса, игравших видную роль в раннем иудеохристианском движении в Палестине[131]. В основе того, что рассказывает о нем Лука, весьма вероятно, лежит рассказ самого Клеопы о его встрече с воскресшим Иисусом. Возможно, это одно из многих преданий Иерусалимской церкви, которые включил в свой труд Лука.

Очень показательны и три других случая: женщины у креста и у гробницы, Симон Киринеянин и его сыновья, люди, чудесно исцеленные Иисусом. Первый случай я подробно обсуждаю в другой книге[132]; однако он столь важен для нашей аргументации, что я повторю ключевые пункты своего рассуждения.