Вопрос: Какова мировоззренческая значимость диалектического (метафизического) понимания развития?

Классическая немецкая философия нашла своё завершение «в системе Гегеля, великая заслуга которого состоит в том, что он впервые представил весь естественный, исторический и духовный мир в виде процесса, то есть в беспрерывном движении, изменении, преобразовании и развитии, и пытался раскрыть внутреннюю связь этого движения и развития».[2] Эти слова свидетельствуют о том значении, которое отводится классиками марксизма Гегелю как мыслителю, сделавшему громадный вклад в разработку теории развития, - при этом именно диалектической концепции развитию.

Конечно, гегелевская философия – это лишь один из этапов, хотя и высший этап развития немецкой классической философии конца XVIII – начала XIX в. В философских учениях его предшественников – Канта, Фихте, Шеллинга – содержались важные предпосылки и элементы диалектики в целом и диалектической концепции развития в частности.

В наукоучении Фихте идея развития приложена к познавательному процессу. Фихте определяет наукоучение как «прагматическую историю человеческого духа», а познание представляет в виде закономерного процесса, подъема с низшей ступени на высшую согласно триадической формуле: тезис – антитезис – синтез, ставшей в последствие столь же знаменитой, сколь и излюбленной мишенью для критики.

Наконец, Шеллинг внес свой вклад в формулировку диалектической концепции развития, найдя источник развития природы, её творческое начало, «производительную силу» (Produktivitat) в «принципе полярности». Вся природа предстает перед ним в виде «бесконечной метаморфозы», совершающейся на беспорядочно, но по определенным законам. Постепенно материализуясь, «производительная сила» превращается в устойчивые, фиксированные продукты природы, образующие последовательный ряд ступеней последней[3].

Однако, как ни интересна и поучительна история идеи развития в произведениях предшественников Гегеля, к ней вполне применимо высказывание Энгельса о том, что учиться диалектике у Канта и его непосредственных преемников «Было бы без нужды утомительной и неблагодарной работой»; чрезвычайно противоречивые, отрицающие развитие в одной области явлений и в одном отношении и признающие его в другой области и в других отношениях, то и дело переходящие от причинного объяснения к телеологическому и обратно, соединяющие гениальные догадки с теологическим вымыслом, с абстрактнейшими рассуждениями или безудержной фантазией, их взгляды представляют ныне только чисто исторический интерес.

Другое дело гегелевская диалектика вообще и его концепция развития в частности. Вплоть до настоящего времени они находят отклик в философских дискуссиях и подвергаются различным толкованиям.

Буржуазные философы – противники Гегеля, как и его «сторонники», неогегельянцы, - по-разному оценивают роль гегелевской философии в становлении теории развития. В XIX в., когда под влиянием дарвинизма последняя достигла фактически всеобщего признания, в Гегеле видели подлинного предшественника теории развития, сформулировавшего её основные принципы.

Так, Э. Блох писал об отношении Гегеля к теории развития: «Природа не остается инобытием идеи, как окаменевшей, «но камни вопиют и поднимаются к духу», истина природы есть её диалектическая история развития к человеку. Последний оборот звучит для современного читателя, прошедшего… через Дарвина, уже менее странно, чем мифическое определение Гегеля».

Социальный смысл нападок буржуазных философов на гегелевскую диалектику и теорию развития ясен. Шедшие по их стопам представители неокантианской ревизии марксизма не оставляют на этот счет никаких сомнений: критикуя и отвергая Гегеля, они стремились исключить из марксистской теории «заимствованную» у Гегеля, «мистическую диалектику. Они прямо противопоставляют диалектику «новейшему эволюционизму».

Для нас, живущих в XX столетии, идея развития от низшего к высшему уже не выступает в облачении гегелевского умозрения.

Нашим доверием эта идея пользуется благодаря, скорее, эмпирической философии недавно умершего Герберта Спенсера, более же всего – благодаря естественнонаучным исследованиям Дарвина… У них это развитие выступает в виде медленной, постепенной, едва заметной – как мы теперь выражаемся – эволюции; между тем у Гегеля, мало компетентного в естественных науках, серьёзную роль играют насильственные движения, или революции, что в свою очередь – в связи с политическими условиями того времени – не могло остаться без влияния на начальном направлении Маркса и Энгельса. 

Очень ярко выступает стремление современной буржуазной идеологии вытравить из гегелевской диалектики прогрессивные ее элементы в работе немецкого неогегельянца Теодора Литта о Гегеле. Подчеркивая и выпячивая в философии Гегеля те стороны, которые направлены против идеи развития в естественнонаучной её форме, - а они содержатся в основном в «Философии природы», - Теодор Литт ставит заслугу Гегелю «радикальное отрицание генетической теории», позволяющее ввести воззрение телеологическое. Вместе с тем он считает нужным дальнейшее преобразование гегелевской диалектики за счёт удаления из неё таких «логических преувеличений», как, например, «логически-диалектическая необходимость».

Вместе с тем правильное понимание диалектической концепции развития возможно только в сравнении с метафизическим взглядом на развитие, с точки зрения её противоположности одностороннему и абстрактному, «мёртвому, бледному, сухому» (Ленин) пониманию развития.

Для того чтобы выяснить роль Гегеля в разработке диалектической концепции развития, мы рассмотрим его взгляд на процессы, происходящие в природе и обществе, и на развитие познания. Он изложен соответственно в философии природы, философии духа и логике.

Как известно, Гегель принял в своей системе иной порядок расположения философских наук. Логика, философия природы и философия духа рассматриваются им в качестве последовательных ступеней развития «идеи2. Идеалистическое построение Гегеля сводится к тому, что логика – это «наука об идее в себе и для себя»; философия природы – «наука об идее в ее инобытии»; философия духа – «идея, возвращающаяся внутрь себя из своего инобытия». Поэтому различия между философскими науками – это «определения самой идеи», по-разному проявляющиеся в них. Наибольшая полнота (и вместе с тем абстрактность) этих определений предстает перед нами в логике; в природе мы познаем ту же идею, но в форме ее «отчуждения», «внешнего обнаружения». В «духе» идея, возвращаясь к себе самой, осознает себя и достигает, таким образом, своего полного осуществления.

Естественно, что это построение неприемлемо для материализма. К тому же логическая структура гегелевской системы не отражает того действительного процесса, каким сам Гегель пришел к созданию своей философии. Единственным источником, с которого он мог начать разработку своей философии в целом и учения о развитии в частности, была не логика, но тот колоссальный социально-исторический и естественнонаучный материал, который был накоплен к началу XIX в.. От этого – пусть еще теоретически совершенно неосвоенного материала – отталкивается Гегель в своем философском деянии.