Бардовский счёт Виктора Луферова

Сергей Орловский

Виктор Архипович Луферов, русский по национальности, родился 18 мая 1945 года в Москве, умер 1 марта 2010 года в том же городе. Известен как уникальный автор и исполнитель песен, бард. Как писать о таких феноменальных людях как Виктор Луферов? Как писать так, чтобы удержать сопряжение вертикали «парение орла» с горизонталью «цепочка дат и событий»? Как вообще писать о барде русской культуры, чтобы не потерять существенно бардовское? Можно и нужно использовать понятие «бардовский счёт»[1], не упуская из виду главное: «Барды – это яркий феномен авторской культуры песни в русской культуре 20 века. Каждый из них самостоятелен и индивидуален в пространстве такой культуры, но в то же время каждый из них член круга бардов. Такой круг предъявляет к каждому барду «бардовский счёт», отмечая только те результаты, которые имеют значение в бардовском смысле – результаты по отношению к некому «бардовскому вертикализму».

Выбор «Я и Мы»

Виктор стал осознавать свое творческое «Я» ещё во время учёбы в средней школе. Его гитара как бы сама прилипала к рукам. Когда он брал её в руки, то ощущал вдруг какую-то силу и внутреннее преображение. Мистика? – Нет. Это хорошо знакомо тем людям, в ком проснулось творческое начало. Звуки песенной гитары оживляли и будили внутреннего человека. Гитару он осваивал сам параллельно с обучением в семилетней музыкальной школе по классу фортепьяно.

Виктор ощущал себя и как гитариста, и как творца песенной речи. Заметьте, не песен в обычном понимании, а – песен, как особенной речи саморазвития человека. Есть такой путь «саморазвитие человека сквозь песенную материю»[2]. Речи, сквозь которую происходит восходящее самоизменение человека. Песенное «Я», как внутренняя опора и источник внутреннего роста. Здесь поле борьбы и передний край отношений между индивидуальностью и личностью, между природным даром и возможностями его воплощения.

Юность Луферова совпала с тем временем, когда в большом почёте была профессия «физик». Виктор увлекался самодеятельной электроникой. Самостоя-тельно мастерил различные усилители мощности для электрогитары и мечтал о создании своей музыкальной группы.

Его мама хотела, чтобы у Виктора была надёжная профессия. Он поступил в МИФИ (Московский инженерно-физический институт) и проучился здесь три года. Однако, учение шло без интереса, а процесс сочинительства песен всё усиливался. Чтобы всё же завершить процесс «высшее образование», Виктор переводится на биологический факультет Московской ветеринарной академии им. К.И.Скрябина. Заканчивает академию, в 1971 году, не собираясь дальше работать по направлению своего академического диплома. Устраивается на случайную работу, иначе по статье «за тунеядство» его могли бы просто выселить за пределы г. Москвы на 101-й километр. Тогда это практиковалось широко. Работал лаборантом в Центральном Ордена Ленина институте гематологии и переливания крови, расклейщиком афиш, дворником, дежурным пожарником.

В 1974 году, поступает на отделение эстрадной гитары в училище имени Гнесиных. Здесь одним из его педагогов был известный джазовый гитарист Алексей Кузнецов. К концу второго года обучения становится ясно, что больше учиться нечему. Но Виктор учится до конца и заканчивает училище, чтобы получить полноценный диплом о высшем музыкальном образовании и квалификацию «профессиональный гитарист». Это происходит в 1978 году, ему исполняется 33 года и его принимают на должность аккомпаниатора к известной камерной певице Елене Камбуровой. В этом качестве он работает до 1981 года. Далее и до самого конца он живёт как «профессиональный бард».

Что же происходило с песенным даром Виктора? Дар жил своей жизнью, тревожа своего носителя с разной степенью настойчивости. В 1966-м появилась первая песня «Стрижи». В 1967 г. Виктор создает и руководит музыкально-песенной группой «Осенябри»(1967-1970), опираясь на свое видение модели «Песенный бродячий театрик». С 1970 г. Виктор активно участвует в фестивалях самодеятельной песни в г.Москва и за её пределами. Приобретает широкую известность в кругах любителей такой песни. Его начинают приглашать на концерты клубы самодеятельной песни различных городов большого пространства бывшего СССР.

На вопрос «Повлияло ли обучение в училище Гнесиных на ваше творческое видение?» Виктор Луферов отвечал: «Только на технику владения гитарой. Я пришел в училище уже сформировавшимся, со свои ощущением музыкальной эстетики и глубины».

Особенным событием в творческой биографии Виктора Луферова было его участие в творческом объединении авторов песен «Поисковая лирика» [3]. Вот как он говорит об этом сам: «Примерно в 1965 г. в Москве я примкнул к небольшой группировке авторов такого не мажорного направления, …нас соединяло ощущение, что мы делаем что-то другое, чем большинство вокруг нас. Например, мне были творчески близки Юрий Визбор и Евгений Клячкин, но совсем не близок Вадим Егоров. И вот на ощущении «свой-чужой» и собралась группа авторов песен: сначала троица - Володя Бережков, Юра Аделунг, Толя Иванов. Чуть позже примкнул к ним я, а в 1969 примкнул Алик Мирзаян. Уже в 1970 году к нам пришла Верочка Матвеева».

Про Луферова ходили слухи, что он, работая дворником, создал «Оркестр мос-ковских дворников», который выступил на конкурсе городской самодеятельности Москвы, поставив в тупик жюри этого конкурса. Дворники сыграли вполне как профессиональный коллектив, ибо московский дворник тогда – это та же культурная Москва, только из людей, выброшенных на социальную периферию жизни.

Если говорить о соотношении «Я» (внутреннее) и «Мы» (внешнее), то Виктор Луферов предстает перед нами, в свои 33 года (возраст Христа!), как:

«Я» – позиция внутреннего пространства. Яркая творческая индивидуальность, со своим особенным видением и песенной эстетикой. Его песенный голос отличен от голосов других песенных творцов его времени и сразу узнаваем. Уже написано такое количество песен, которое позволяет представить слушателю нормальную двухчасовую программу из своих песен. Немало есть и заготовок на будущее. Некоторое короткое время Луферов работал в Москонцерте, но осознав, что такая работа оставляет слишком мало времени для сочинения собственных песен, оставил её. Говорили, что он даже дал себе зарок не возвращаться на профессиональную сцену, пока не напишет столько произведений, что можно будет в течение нескольких лет менять свой репертуар.

«Мы» – позиция в обществе. Дипломированный профессиональный гитарист. Диплом о другом высшем образовании не в счёт. Выбран способ жизни «свободный художник». Виктор, говоря словами его же песни, уже «хлебнул славы какой-ни-какой». Физически он крепок и здоров. Выбор творческого стиля жизни представляется вполне обоснованным. Если не попробовать сейчас, то уже не удастся попробовать никогда. Виктор Луферов предстает перед нами как максималист, выбирающий окончательно не жизнь серого обывателя, а жизнь, имеющую цель и предназначение полной самореализации. Причём, этот находит себя в остром желании занимать нетрадиционную для профессионализма того времени позицию «профессиональный бард». По сути, он первым сделал заявку «быть профессиональным бардом» в СССР. Сочинительство и исполнение песен отныне есть его основной деятельностью. У многих известных бардов сочинительство было любительством, на фоне основной профессии.

Поэты акмеисты искали высшую поэтическую реализацию, обозначив её понятием «акме», а подход к такой реализации как «акме-странствие». Перенося это на историю Виктора Луферова, можно сказать, что в свои 33 года он построил свое «акме» как цель и безвозвратно вступил на территорию «акме-странствия». Он стал служить своему «акме».

Один из критиков назвал В.Луферова стойким оловянным солдатиком, имея в виду, что более 30 лет этот человек наперекор всем стихиям выходит к микрофону и поёт свои песни. Насчет "солдатика" всё очень спорно, но "стойкий" – ключевое в данном определении слово.

Песенный след

«Мне помог человек из Самары, который подошёл на Грушинском фестивале (2002 г.) и спросил, почему я больше не выпускаю дисков, только один авторский выпустил и пока всё… И он дал мне деньги на запись, вполне достаточные, по крайней мере, для серьёзного старта. И я начал этим заниматься.»[4].

Полное собрание сочинений Луферова состоит из семи альбомов. «Полное собрание предполагает, что я показываю всё, с чего я начинал, то есть, некую полную панораму, сделанную за все годы. У меня всегда была полная уверенность в том, что я честно всё делаю и не пытаюсь натянуть или надуть мыльный пузырь какой-то. Поэтому и возвращаюсь к некоторым ранним песня, которые я пою во всех концертах и во все времена пел. Мои ранние песни – это мой первый альбом…Своих песен у меня не так уж и много, примерно сто восемьдесят, из них некоторые вообще полностью ушли в давно в архив. Примерно сто шестьдесят песен я буду демонстрировать и показывать зрителю. Но надо учесть, что я ещё и исполнитель песен. Я исполняю сейчас и прежде исполнял других авторов, включая русскую эстраду, городской фольклор, этнографический фольклор.»[5].

Широкую известность получили такие песни Луферова, как например: "Построю дом себе я из консервных банок", "Приходите, приходите как осенний листопад", "Красный синий голубой", "Не плачь дядя", "Что дарил мне батюшка".

Песенно-исполнительский репертуар Луферова включает «наши песни» [6], ретро-шедевры, романсы, песни городских окраин, деревенский фольклор (песни слепых лирников, былины, частушки). Например: Стаканчики граненные (текст Апполона Григорьева), Сумерки природа (текст Булата Окуджавы).

Познакомившись с песнями Виктора, становится понятным, почему некоторые исследователи «авторской песни», особенно зарубежные, называли такую песню «гитарной лирикой», «гитарной поэзией» или «гитарной песней». Дело в том, что Луферов уделяет немало места гитарному аккомпанементу песни и даже любит сложность такого аккомпанемента. Его гитара мощно играет, а не робко поддакивает акцентам текста. Полностью повторить песню на другом типе музыкального инструмента, например на фортепьяно, практически не удается. Теряется гитарная окраска и песенный оригинал сильно искажается. Сложность гитарного аккомпанемента словно «вморожена» в оригинал. Плотно наполнено пространство подголосков и мощная партия баса. В ряду бардов-классиков русской культуры второй половины 20 века таких «бардов – гитаристов» всего несколько человек: В.Луферов, А. Мирзаян, А. Дольский.

Виктор Луферов вошел в «нашу песню», когда уже были известны : романтический психологизм (Булат Окуджава и Новелла Матвеева), гражданская лирика, гротеск и песенный театр (Александр Галич, Владимир Высоцкий, Юлий Ким), песенные субкультуры интеллигенции (студенческая, туристская, аль-пинистская, археологическая, геологическая и т.п.), песенные репортажи (Юрий Визбор), капустники людей науки (Александр Дулов, Дмитрий Сухарев, Сергей Никитин). Его певческий голос ярок и не заглушим в этом ряду.

Песенное наследие В.Луферова имеет один недостаток – у многих песен нет даты их написания. Бардовский счёт предполагает создание графика авторской активности в осях «дата-количество песен». Но, в данном случае мы пока не можем построить такой график. Нужна дополнительная архивная работа.

Еще звенит в гитаре первая струна

„Мой песенный проект «Еще звенит в гитаре каждая струна», первая его часть – это старые русские романсы. Но, какие старые? Моя мама пела Козина, у неё был замечательный голос. Я знал целый ряд романсов с голоса мамы. Вертинского слышал от Володи Бережкова. Это как бы дань уважения к великой русской эстраде, которая бузусловно была у нас, в отличие от нынешней попсовой эстрады. Потому, что ценности, которые были в той эстраде, они растеряны очень здорово. Надо сказать, что Шульженко, Бернес и Утесов, это последние ученики вот той старой великой русской эстрады.»[7].

В проект также входит и запись песен известных авторов от «нашей песни», в исполнении Виктора. Это песни: Булата Окуджавы, Александра Галича, Владимира Высоцкого, Юлия Кима, Новеллы Матвеевой. «Список немного заужен. Нужно было бы хотя бы одну песню Михаила Анчарова, Евгения Клячкина, Юза Алешковского. Но, так получилось, что в своё время, я выделил для себя только пять имён. Причём, я берусь исполнять песню, когда могу её по-своему повернуть. А повернуть можно в трёх направлениях: либо аранжировка, либо включить актёрское мастерство, либо интонационно, с неожиданной какой-то инто-нацией.»[8].

Этнографический фольклор

«В мой проект «Еще звенит в гитаре первая струна» входит и песни русского этнографического фольклора. В сопровождении уже не гитары, а экзотических для современного слушателя инструментов: косы, калюки и колесной лиры. В 1985 году, когда у меня появилась песенная студия, я пригласил замечательного фольклориста Евгения Кустовского и началась профессиональ-ная работа в этом направлении. Огромные советские хоры и всякое разлюли и малина в золотых кокошниках, ноги выше головы – это другая история, чем есть и была в фольклоре настоящем, деревенском, глубинном.»[9].

В 2009 году Виктор Луферов выступал в одной концертной программе с этнографически-фольклорной группой «ДревА» (г.Москва).

Громкий бард-экспериментатор

Интересно привести пример того, что писали о Луферове провинциальные газеты из глубинки. Например, местная газета г. Сыктывкар назвала его «громким бардом» и «бардом-экспериментатором», написала буквально следующее: «Коренной москвич Виктор Луферов вошел в ряды бардов сорок лет назад, но от звания «патриарха движения» скромно отказывается. Свой трехчасовой концерт бард разделил на два отделения: «сидя» и «стоя». Сидя на стуле, он исполнил свои авторские хиты и песни Вертинского, Окуджавы, Высоцкого, Матвеевой и других классиков жанра, с которыми ему довелось лично встречаться. Кто-то из зрителей, видимо, привычный к образу поющего вполголоса «тихого барда», попросил петь тише, весьма удивив московского гостя. А вот то, что довелось услышать публике во втором отделении, удивило не одного, а всех посетителей концерта. Вряд ли им доводилось раньше слышать игру на «шлангофлейтах» или металлическом полотне косы. Виктор Архипович много лет занимается сбором городского песенного фольклора и даже составил его антологию. По его мнению, высшей степенью признания творчества барда является уход его песни в фольклор. Из интереса к фольклору Виктор Луферов сам стал сочинять этнофолк: скоморошины, баллады, частушки. И даже изобрел несколько «аутентичных» музыкальных инструментов, часть из которых и продемонстрировал на концерте. «Шлангофлейты» сделаны из обычных шлангов, но при умелом обращении звук издают совершенно фантастический. Игра на металлической косе напоминает колокольный перезвон. С такой косой Луферов мечтает выступить в концертном зале имени Чайковского в г.Москва. На вопрос из зала, а не хочет ли он освоить ещё и коми музыкальные инструменты, исполнитель посетовал, что он не в состоянии объять необъятное и освоить все народные инструменты, существующие в мире. Тем не менее, его «инструментальная» коллекция в Сыктывкаре пополнилась одной погремушкой из бересты».

Кому под силу понятие «бард» ?

«Я всегда доверяю первому впечатлению. Однажды, осенью 1978 года, Сергей Никитин пригласил меня на заключительный концерт лауреатов самодеятельной песни в Дом культуры им. Горбунова. Признаюсь, самое яркое впечатление тогда на меня произвел Виктор Луферов. Его облик совпал с моим представлением о том, каким должен быть бард.» (из интервью Е.Камбуровой журналисту В. Вернику).

«Я отношу себя к категории бардов, но ведь сейчас бардами называют очень многих людей, которые просто трындят… но мы берем высшее понятие барда, то есть… ну, Пушкин был бардом! И это где-то у него проскальзывало, и о нём так говорили – то есть, бард – это поэт, художник, в самом широком и глубоком смысле... Я с одной стороны, как бы бард, но с другой стороны, у меня всегда было внимание и к джазу. Мне пришлось учиться в Гнесинке, где я глубоко изучал джаз. Несколько лет занимался в джазовой студии «Москворечье», учился понемножку играть на всём – на джазгитаре и барабанах, на басу и фоно… Мне удалось вообще поучаствовать в первом вокально-инструментальном ансамбле г.Москва «Соколов»…Я не отношу себя к особо популярным людям. Можно запросто назвать целый ряд более удачных, более коммерческих имён… Я знаю, что я делаю другое. Являюсь автором и исполнителем, аранжировщиком, человеком сцены и театра, являюсь песенным и театральным экспериментатором…»[10].

Вследствие резкости своих суждений, Виктор не однократно попадал в разные тяжёлые ситуации. Например, выступая со сцены в Днепропетровске, он заметил, что творчество Владимира Высоцкого вторично, по отношению к малоизвестному творчеству Александра Галича. Из зала на это стали кричать, что он не имеет права на такое заявление, ему не дали дальше выступать так, что пришлось покинуть сцену. Хотя, если разбираться, то Галич был чуть раньше Высоцкого, песенный сериал Галича о Климе Петровиче опережает и перекликается с образами шуточных песен Высоцкого. Но, это знают исследователи песенного жанра, слушателям же концертных программ не до этого. Им нужно не знание или истина, а состояние не оскорблённости своих чувств и личного достоинства, хотя, при этом, они могут быть пигмеями против человека, стоящего на сцене.

Луферов известен и своими теоретическими изысканиями в направлении «рус-ский бард». Он везде говорил о том, что барды – это особенной явление русской национальной культуры. Александр Мирзаян, не выдержав очередного напора таких суждений, резко ответит ему: «Виктор, неужели ты не заметил, что я – армянин. Окуджава – грузин. Ким – кореец!». Свои любят, терпят, но есть и предел. Хотя, как это ни странно, через примерно 15 лет, А.Мирзаян написал вдруг работу, где превознёс «русский поэтический язык» на высшую ступень. И теперь уже Луферов сказал ему, что это необоснованный максимализм.

Когда известного сторонника русскости академика Д.С.Лихачева, много писавшего на тему «Русскость», спросили: «Дмитрий Сергеевич, и всё же, каковы окончательные признаки русскости? Вы так много об этом писали, что скорее всего сегодня вы самый осведомленный в этом вопросе человек». Дмитрий Сергеевич ответил, что он специализируется только в истории русской литературы и изучал только литературные признаки русскости, которые не могут быть использованы нигде больше как в только в литературе?! Русскость – это не признак национальной принадлежности, а – признак культурной принадлежности. Принадлежности с русскому литературному языку?!

Песенное кредо

« …если охарактеризовать каждого участника нашего объединения из середины шестидесятых, то уже тогда была тяга к усложненности поэзии собственной и привлекаемой поэзии. Мы были и авторы и исполнители песенной поэзии. Так у меня был Вознесенский, Аполлинер, Жак Превер; у Алика Мирзаяна - были Хармс, Соснора, Бродский; у Бережкова Володи - Пастернак, Мандельштам, Губанов. То есть, у всех у нас присутствовал момент сочинительства и компо-зиторства. Мы никогда не писали про палатки(туристские песни), мы даже категорически отрицали самодеятельно-туристскую романтику. Мы шли в неком лирико-философском направлении и нам ближе были театр, драма, Вертинский. Мы как бы двигались в том направлении, которое определили своим творчеством Вертинский, Анчаров, Окуджава, Галич, Ким, Высоцкий, Вера и Новелла Матвеевы. А эти люди занимались литературой и театром, к кострам и к песенным слетам имели очень малое отношение.»[11].

Луферов никогда не открещивался от участия в движении «самодеятельная песня». Просто он всегда выделял свое положение в этом движении. Например, примерно в 1975 году, он устроил переполох в среде любителей «самодеятельной песни». Он выступил с критическим докладом в адрес тех, кто пренебрежительно относится к хорошему владению песенной гитарой. Особенно досталось «старым солдатам жанра» В.Вихореву и Б.Полоскину. Виктор вообще стоял на точке зрения, что развитие песенного жанра без критики невозможно. Здесь он стал особенно известен как непримиримый критик некоторых текстов широко известного барда Александра Дольского, особенно песни «Мне звезда упала на ладошку».

Луферов был известен также острой постановкой вопроса «профессионализм - любительство». Для себя же он выбрал «путь чудака», погруженного одновременно как в жанровое изобретательство, так и в музыкальный профессионализм. Он был эксцентричен и традиционен, фольклорно открыт и педантично трудолюбив, опти-мистично максимален и стоически терпелив. Уже сами названия его творческих образов и проектов говорят о нестандартности поискового выбора, например: уличный театрик, площадный театрик, оркестр дворников, генералиссимус Московских свалок, жанрово прозрачный перекрёсток (театр-студия «Перекрёсток»).

Луферов начал строить свое музыкально-поэтическое здание на новом месте, если и не “из консервных банок”, то, во всяком случае, из неиспользованных ранее материй. Ближайшие же его «родственники» и «предтечи» это - фантазеры и утописты русского авангарда начала 20 века.

Виктор Архипович – хрестоматийный изобретатель вечного двигателя, чудак из старых сказок, в ярко-красном пальто с «орденами» из чего попало со свалок, архитектор облаков и радуг. До него в «нашей песне» и в современной «авторской песне» такого образа просто не было.

Что сделано Луферовым? - Он есть трубач песенного эха, который вывёл песню из камерного пространства, в пространство площадей и живой природы, в пространство ветра и "колодезного голоса". Его песни ищут дальнего эха, заигрывают с ним и вступают с ним в диалог.

Чего добивается Луферов? Наверное, возврата песни к истокам – к скоморошьей игре. Он трудится по-скоморошьи, обладая многими навыками и умениями, созидающими и образующими живое человеческое пространство песни. Если многие поют, как бы заигрывая с таинством смерти, то он заигрывает с таинством пронзительной жизни. Причём, бесстрашно заигрывает, упивается происходящим процессом.

Идея показать возможности «самодеятельной песни» путём ее слияния с другими эстрадными жанрами давно занимала Луферова. В 1967 году, пытаясь её осуществить, он создал студенческий ансамбль, исполнявший песни, которые, как тогда считалось, могли звучать только под гитару. Луферов задумал покончить с традицией, которая предписывала гитаре лишь ритмически поддерживать солиста. Теперь она должна стать полноправным его союзником. Тогда-то и начала оттачиваться манера музыканта, которую не назовешь просто пением под гитару. Точнее будет – петь вместе с гитарой. Когда слушатели обнаружили, что скрипки, виолончели, кларнет и ударные потеснили монопольную владычицу жанра, удивлению их не было предела. Многие традиционные слушатели «нашей песни» не приняли тогда ансамблевого прочтения известных песен. Посчитали такой экспе-римент покушением на искренность и простоту любимых ими песен.

«Итак, вы – защитники жанра, и я – защитник жанра. Я защищаю своё представление о жанре, но единственная, может быть, разница заключается в том, что я избрал для себя это жизненной задачей и своим путём в жизни, а для вас... Дай бог, чтобы через всю жизнь вы пронесли это, память об этом... Будете ли вы заниматься в этом клубе и продолжать заниматься песней как вы интересуетесь ей сегодня – это я не знаю. Вот в этом есть большая разница между вами, допустим, и мною, между вами и теми авторами, которые уже набрали силу и стали профессионалами, если даже официально они не профессионалы, теми же В. Ланцбергом или В. Егоровым…У меня есть определенный круг вопросов, который накатался в результате разговоров, споров в различных клубах, он касается песни как жанра. Начну с того, что в 1975 году я выступил на одном из московских слетов с критикой в адрес творчества некоторых бардов. Впервые, можно сказать, бард покушался на барда. Чем объяснить, что я бросил такой вызов? Видимо, во-первых, потому, что к тому времени я уже встал на свои собственные ноги и имел уже определенное мнение и о себе самом, и обо всем, что делалось вокруг. Во-вторых, я пришел к выводу, что не так всё благополучно в СП (самодеятельной песне), как представляется моим друзьям, и всем кто занимается жанром, и, наверное, в первую очередь аудитории КСП. …наш жанр отличает тематика, интонация и мелодика.

Во-первых, появился вот этот самый жанр, это совершенно феноменальное искусство, равного которому просто не было и нет. Конечно же, я прошу иметь в виду, что я сознательно преувеличиваю это мнение, чтобы довести его до какого-то критического момента. В общем, это новое искусство, и никакое официальное искусство ему в подметки не годится... Существовало резкое противопоставление СП профессиональной песне, т.е. здесь всё замечательно, а там – сплошная халтура, бесталанность, рвачество… Сравнивая СП и профессиональные песни, Юлий Ким говорил о том, что СП отличается от профессиональной более широким спектром, разноплановостью своей тематики. Здесь, в СП, человек затрагивает такие темы, которые в эстрадной песне не будут затронуты ещё лет 100.

Второй момент – исполнение. Интонация очень отличает СП от эстрадной. Нужно сказать, что сейчас с размывом рамок СП происходит размыв и этой традиции. Причем интонация не обязательно камерная, у Высоцкого камерности нет, он на стадионах должен был петь. Но, я хочу сказать, что всё равно и у Высоцкого, и у Окуджавы, и у Матвеевой есть своя нормальная человеческая интонация.

Я сужу об авторе не по одной какой-то песне, а вообще по контексту его творчества. А контекстом как раз оказывается то, что создает или не создает этот автор свой цельный песенный мир - каждой следующей песней добавляет или не добавляет что-либо к предыдущим. Именно поэтому пространство творчества тех людей, о которых я говорил (Окуджава, Новелла Матевева), оказывается колоссальной замкнутой сферой, всё расширяющейся и наполня-ющейся всё большим смыслом и убедительностью.

Что ведет художника? Его ведет надежда на то, что не сегодня-завтра пьесу будут играть, стихи читать, песни петь? Да ничего подобного! Его ведет внутренняя уверенность в том, что это нужно в первую очередь ему, а значит и другим людям, которые духовно сродни ему. Вот с чего всё начинается. Так Пастернак и Цветаева, не понятые и не принятые в свое время, пользуются сейчас заслуженной всенародной славой. Почему? Да потому, что эти люди были искренни в первую очередь, писали не на потребу кому-то, а высказывали самих себя. Мы-то, люди где-то сродни все друг другу. Если я чист перед собой, значит, я чист перед другими. Эта тема выразится рано или поздно в поэзии или в каком-то другом деле, рано или поздно она будет оценена…»[12].

«Обнажение приёма, архаизация, гипербола, духостроительство – вот, что сразу бросается в глаза как родство Луферова с русскими утопистами. И хотя немалый толчок появлению «нашей песне» дали «шестидесятники»[13], у Луферова возникают исторически более дальние и даже древние ориентиры творческого полагания. Он не устает удивляться. Наверное, если бы он писал философские труды, то их можно было бы назвать «Философией удивления»»[14].

«Каждая песня для Луферова – явление драматического порядка, в ней заключено действие, которое можно театрализовать. Неслучайно он так любит творчество французских певцов-шансонье (Жака Бреля, Жоржа Брасанса) с их ощущением песни как театра. Его любимый поэт Гарсиа Лорка нёс в себе идею театра. О своём театре(поэтическом, романтическом, бродячем) Виктор говорит постоянно. В его песенном творчестве преобладают романтический настрой, тема художника, свободы человека, личности.»[15].

«Английский рок-музыкант Дж. Пейдж объяснял когда-то, что они – знаменитая группа "Лед Зеппелин" – используют необычные тембры, мощнейшие усилители и бешеные ритмы просто потому, что играют народную музыку индустриальной эпохи. Именно этим – созданием произведений искусства, соот-ветствующих своему времени, и занимается Виктор Луферов.»[16].

Свыше тридцати лет, с 1965 года, еще до "Скоморохов" Градского, Виктор Луферов создал электронно-аккустическую группу "Осенябри", которая пошла своим собственным путем, стараясь, по словам Луферова, "перекинуть мост между городским фольклором и роком".

"Музыкальность в целом, вдохновенная гармоническая организованность элементов песен Луферова - на лицо. Несоответствий нет – просто иной флейтист приходит к своей музыке, а не к чужой. И поэтому он приходит не с той стороны, с какой его ждали."[17].

Работа с Еленой Камбуровой

«Мы работали вместе с Виктором четыре года, с 1978 года. Я чувствовала, что наши позиции, в отношении к поэзии и музыке, совпадают. В то время у меня возникли сложности с музыкантами, и я предложила Виктору работать в своей программе. В один прекрасный день он вышел на сцену в моём концерте: аккомпанировал мне один и в дуэте с пианистом, исполнял несколько своих песен, которые органично продолжали тему концерта. Мои зрители становились его зрителями. Я понимаю, что ему было тесно в рамках моей программы, он мечтал о собственном театре и организовал такой театр песни при Доме культуры МАИ. В его коллективе работают студенты, а также люди самых разных профессий – историки, электронщики, биологи. Я знаю, что в студии он ставил два спектакля: "Из дома вышел человек" (по произведениям Хармса) и "Скомороший базар" (с песнями самого Луферова и других авторов). В этих спектаклях эстетика площадного театра должна была органически сочетаться с камерным искусством. Работа с Луферовым дала мне немало, думаю что-то почерпнул у меня и Виктор.»[18].

В разном по-разному

Долгие годы Луферов зарабатывал на жизнь и аппаратуру не аншлаговыми концертами, а подпольными представлениями в небольших залах, на квартирах, в подвальных помещениях художественных мастерских. Куда приглашали, там он и пел. Работал бардом и старался делать свою работу как можно лучше. Он стоял в свете свечей – человек невысокого роста, но его внутренний человек был высок и прекрасен. Преображение происходило на основе песни, находящей опору в его волшебной гитаре. Его недаром назвали «маэстро».

«Он не боится выглядеть экстравагантным и часто разыгрывает импровизационные "спектакли" прямо на улице. Помню, на гастролях в Хабаровске мы оказались в критической ситуации: негде было ночевать; настроение у всех мрачное, подавленное. Вышли в город, а впереди всех вышагивал Витя Луферов, декламируя цитаты из «Науки побеждать" Суворова. Заражая всех своей энергией.»[19].

«…гитарист с джазовым образованием, то швыряющий в зал пассажи фла-менко и извилистые психоделические созвучия, то с не меньшим азартом играющий песенки на три-два аккорда, а то вообще откладывающий гитару и берущий в руки экзотическую колесную лиру или калику и косу; человек в старомодных шестидесятнических очках и серьгою в левом ухе, выходящий на сцену в немыслимо поп-артовом красном пальто, увешанном стальными цацками, в посеребренных туфлях и остающийся потом на ней в одной маечке, – таков Виктор Луферов – «городской бард 20 века».»[20].

Луферов известен своей непримиримой требовательностью к качеству своего звучания со сцены. Если гитара звучит не «по луферовски», то может дойти до срыва концерта. Виктор даже получил прозвище «сасканбар» - самый скандальный бард.

«...Агрессивный и неудобный в общении чудак, однажды в действительности сшивший себе ярко-красное пальто и вышедший в нем на сцену. Великолепный музыкант и наивный простак, извечный нарушитель конвенции. ... Человек, по старинным чертежам собственноручно восстановивший колесную лиру, сыгравший на ней и... потерявший её - просто забыв в метро. Музыкант, нимало не озабоченный приятностию для слуха того, что звучит из его уст... И вдруг этот громкий скоморох с сомнением вглядывается в зеркало, и вопрошает: «Ты плох – певец?». Раздражительный сказочник и караульщик «Перекрёстка» - того самого студии-театра, который существует с 1985 года, как практически первый в России театр авторской песни. Театр и открытая сцена, на которой дуют не самые ласковые ветры. Впрочем, это не его проблемы. Его дело – пригласить...»[21].

«… по-настоящему мы подружились с Луферовым в мае того же года - когда московская делегация отправилась на первый "Петербургский Аккорд" - огромный и помпезный фестиваль АП в Питере… вечером, на посиделках в номере у Костромина пел Луферов - вот это и было, пожалуй, одно из самых важных событий этого фестиваля. Наутро Виктор устроил у себя в номере концерт всех хороших авторов, срубленных на первом туре, и благодаря ему мы познакомились с огромной кучей замечательного народа. Тогда же мы вместе с ним напридумывали массу проектов, связанных с "Перекрёстком" - например, фестиваль по гамбургскому счёту» [22].

Виктор Луферов отмечал некий прогнозный символизм своих концертов: «У меня хорошо проходят концерты среди геологов… Наверное, потому что и сам я похож на минерал».

«…при взгляде на Виктора Архиповича сразу возникает ощущение «самород-ка» - природного, корневого таланта, глубоко связанного со своей землёй и культурой, с разностильными подводными течениями, «подземными водами», песенными традициями. … в Луферове живёт философ - глубокий, интуитивный философ, «корневой», мыслящий самостоятельно (а не академически, т.е. орудуя чужими категориями). Неразрешимыми вопросами и внутренней честностью не дающий покоя ни себе, ни другим. Сам этот образ – глубоко российский, укорененный в народной культуре. Вспомним, как любил изображать Лесков таких вот стихийных философов…»[23].

Глядя на Виктора, люди забывали где они находятся. Его песня и гитара уводили их в мир умных, добрых, наивных героев. Пел и играл он так здорово, что хотелось еще раз опять прийти в этот подвал или на эту кухню, оказаться рядом и войти в его пространство живой акустики. Если верно, что Луферов - стойкий оловянный солдатик, то он много лет проходил альтернативную службу. Чему он служил? - Он служил Песне, родив и неся в себе волшебный кремень, которым он поджигал сознание своих слушателей.

Мастеровой песенного цеха

Как бы ни было тяжело, мастер должен возделывать свою ниву. Быть мастеровым песенного цеха и сохранять свою песенную идентичность действием. Мастер действует, а оценщики оценивают. Заблуждения есть с обеих сторон, но заблуждение мастера более честно, так как он производит основу, платя за это своими силами и жизнью.

Лидер Ассоциации Российских Бардов «АРБа», Александр Городницкий, дал очень много интервью, в которых он рассказывает о своем понимании песенного жанра бардов. Например, такое: « Авторская песня родилась на московских кухнях. Дело в том, что то, что происходит сейчас в авторской песне, я считаю кризисом. И не только дело тут в слиянии с шоу-бизнесом, а в том, что ушла первая когорта поэтов с гитарами в руках. То есть, авторская песня или то, что сейчас ею называют, стремительно переместилась из литературы в шоу-бизнес и в эстраду, стала элементом самодеятельной эстрады. Может быть, лучшим, худшим, но это другая культура. Потому что Окуджава и Галич, Ким и Высоцкий, Новелла Матвеева – это ярчайшие представители поющих поэтов. А сейчас нет поющих поэтов. Сейчас есть, как сказал бы Окуджава, "выступальщики", которые очень хорошо выступают, есть текстовики и прочее. И то, что сегодня называется бардовской и авторской песней, оно стало элементом развлекухи, оно потеряло ту актуальность острую социальную и личностную, потому что все это были личности, а где сейчас личности в нынешней бардовской песне, сопоставимые с такой яркой личностью, как Высоцкий, как Окуджава, как Галич? - К сожалению, нет. Вот почему этого нет – это вопрос отдельный, понимаете? И вот, к сожалению, сегодня как-то всё это поворачивается не туда. Зато процветает так называемый шансон – странное слово, хоть ничего в нем ругательного нет…»[24]. Не в обиду метру, замет<