Анализ проблемы денежного обращения

В настоящее время решение проблемы выхода российской экономики из кризиса - возобновление устойчивого экономического роста, уменьшение неплатежей, осуществление инвестиций, нормализация финансового и банковского секторов и целый ряд других вопросов - в значительной мере упираются в низкий уровень капитализации экономики, в недостаточность ресурсов.[11]

Либерализация цен привела к тому, что их рост значительно обогнал рост денежной массы. Это вызвало ее реальное сжатие. Так, за период 1998-2008 гг. индекс потребительских цен и индекс-дефлятор ВВП возросли примерно в 6000-6500 раз, тогда как агрегат денежной массы М2 увеличился за тот же период примерно в 530 раз. В результате реальная денежная масса сократилась более чем в 10 раз.

При этом не произошло адекватного увеличения скорости оборачиваемости денег, которая могла бы компенсировать сжатие. Более того, с учетом частых задержек перевода средств, осуществления платежей и т.д. скорость оборота для экономики в целом даже несколько замедлилась (при всей условности этого показателя в России, когда к середине 1990-х гг. лишь около 20% экономики обеспечивалась «живыми» деньгами, а 80% операций осуществлялось без их участия).

Ситуация еще более усугубилась тем, что на денежную массу, которая до этого традиционно обслуживала текущие операции, стала ложиться дополнительная нагрузка по обслуживанию и обеспечению ликвидности принципиально нового сегмента рынка - акций, облигаций и т.д., ранее не являвшихся объектами сделок, а потому не обслуживавшихся денежной массой.

По оценке журнала "Эксперт" монетизация хозяйства в России в преддверии августовского кризиса составила 16 процентов, в то время как в Южной Корее в прошлом году она составляла 47 процентов, а в Китае - все 100. Вице-президент РАЕН и директор центра финансовых и банковских исследований Института экономики РАН профессор Вячеслав Сенчагов оценивает существующий уровень денежной массы в 12 процентов от ВВП, в то время как необходимый уровень для российской экономики, по его мнению, должен составлять от 30 до 60 процентов. При этом для реальной экономики проблема выглядела еще более остро, поскольку при нехватке денег они стали настолько дорогими (процентная ставка иногда превышала 100%), что их окупаемость по такой цене можно было обеспечить только на краткосрочных операциях финансового рынка, где и сконцентрировалась большая часть финансовых ресурсов, оголив тем самым реальный сектор (к середине 2008 г. объем рынка ГКО составил свыше 300 млрд. руб. при денежной массе М2 около 370 млрд. руб. в тот же период). Кроме того, часть денег утекла на обслуживание теневого оборота.

Очевидно, что такой перекос ускорил развитие двух встречных процессов: падения экономического роста, с одной стороны, и восполнения недостающей денежной массы различными суррогатами - с другой. Возникающие на местах средства расчетов (векселя и прочее), а также неплатежи, которые, по сути, являются вынужденным коммерческим кредитом, выдаваемым со стороны продавца неплатежеспособному покупателю, и фактически представляют собой стихийную эмиссию, не поддающуюся контролю со стороны ЦБ, - все это значительно затрудняло проведение эффективной денежно-кредитной политики.

При этом интенсивный рост неплатежей стал отмечаться в 1994-1996 гг. сразу же вслед за наибольшим реальным сжатием денежной массы. ЦБ РФ в 1993 г. справедливо отмечал, что ограничительные меры в денежно-кредитной сфере «привели к лавинообразному росту неплатежей предприятий». Так, если в середине 1992 г. размер неплатежей составлял около 3 трлн. руб., то к 1994-му - уже около 100 трлн. руб., а в 1996-м - 540 трлн. руб.[12]

Отсутствие денег усилило и натурализацию обмена - бартерные операции. Поэтому предположения о том, что предприятия добровольно отказываются от использования "живых" денег для минимизации расходов или налоговых платежей, представляется односторонним. Как показывает практика, использование бартера вынуждает оценивать товары по более высоким ценам, что увеличивает налогооблагаемую базу, приводит к недоимкам, ведет к потерям и удорожанию денежных ресурсов для продавцов, которые в большинстве случаев предпочли бы «живые» деньги в качестве платежа за свои товары. И хотя, конечно, сложившаяся ситуация создавала благоприятную почву для нарушений, и действительно можно найти немало примеров злоупотреблений и преднамеренного использования бартера, в целом речь идет о его вынужденном использовании из-за отсутствия "живых" денег.

Когда же после ликвидации рынка ГКО-ОФЗ в результате августовского кризиса финансовые ресурсы стали возвращаться в реальный сектор, то это сразу привело к увеличению доли расчетов в этом секторе денежными средствами - с 37% в июне 1998 г. до 47% в июне 1999 г. и более чем до 50% - на начало 2008 г. Если бы речь шла действительно о преднамеренных злоупотреблениях при помощи бартера и о его "системном" характере, то приток дополнительных денежных ресурсов не привел бы к столь значительным изменениям и бартер продолжал бы использоваться в прежних объемах.

В условиях необходимости «живых» денег и невозможности получить их внутри страны регионы, предприятия и банки были вынуждены выходить на внешние рынки, где ресурсы были дешевле и доступнее. Привлекаемые таким образом средства частично восполняли недостающую внутреннюю денежную массу в масштабах экономики в целом (при этом, однако, рос внешний долг на федеральном, региональном и корпоративном уровнях). Более того, к 2008 г., по сути, весь дефицит бюджета финансировался из внешних источников, что и предопределило кризис.

В связи с этим давайте критически посмотрим на тезис, предполагающий, что все увеличение ресурсов в экономике должно идти в жесткой привязке к золотовалютному обеспечению и лишь на величину поступающей валюты можно увеличивать денежную массу.

Отметим, что данный подход основывается на давно переставшем выполняться многими странами принципе, когда эмиссия осуществлялась под соответствующее золотое или золотовалютное обеспечение.

В настоящее время для США соотношение резервы/денежная база составляет около 35% (в России - свыше 100%). Если учесть при этом государственный внутренний долг Соединенных Штатов, который потенциально может быть превращен его держателями в доллары, то величина обеспечения такого «расширенного долларового навеса» составляет менее 5%. Это лишний раз подчеркивает, что принципы и критерии пополнения ликвидности в развитых странах давно модифицировались и исходят из иных экономических ориентиров.

В современных условиях центр тяжести при проведении денежно-кредитной политики и привлечении дополнительных ресурсов переместился в развитых странах с объема имеющихся золотовалютных резервов на денежный спрос, формирующийся реальными операциями в экономике, для осуществления которых требуются деньги, а также на создание условий для удержания ресурсов на соответствующих сегментах рынка.

В этой связи реальные операции, которые обслуживаются суррогатами или валютой в России, - это неиспользованный потенциал для расширения капитальной базы и одна из форм опосредованного обеспечения национальной валюты.

При этом пополнение ликвидности в экономике должно осуществляться в первую очередь на внутренней основе, с использованием возможностей ЦБ, как это происходит во многих ведущих странах (так, объемы государственных казначейских обязательств, находящихся на балансе Федеральной резервной системы США - т.е., по сути, накопленная эмиссия, - составляли к концу 1990-х гг. около 500 млрд. долл.). И вопрос состоит в том, какие механизмы следовало бы использовать, для того чтобы обеспечить поступление этих ресурсов в реальную экономику и их удержание там, минимизировав при этом негативные последствия для наиболее чувствительных сегментов, таких, в частности, как валютный рынок.

При этом также есть большой международный опыт и уже накапливающийся российский опыт подходов к данному вопросу. В тех же Соединенных Штатах и Японии до сих пор действуют законы, которые стимулируют финансовые компании и банки к участию в различных целевых программах, поощряют инвестиции в регионы с отстающими темпами роста. Применяются рычаги, способствующие удешевлению инвестиционных ресурсов.

Естественно, следует вести речь о комплексном подходе, создающем благоприятные предпосылки на всех этапах движения финансовых средств - от первоначального привлечения ресурсов до их конечного инвестирования. Так, начинать следует с набора мер по удешевлению формируемой ресурсной базы. Стимулами и для вкладчиков, и для банков могут быть более низкие ставки налогообложения по начисляемым процентам в случае размещения средств на длительные сроки. Эти меры могут сочетаться с более низкой нормой резервирования по «длинным» ресурсам, что даст возможность устанавливать по таким вкладам и более высокие проценты, повышая их привлекательность. То же самое касается и последующих этапов движения ресурсов.

В целом монетизацию российской экономики и предшествующие ей мероприятия целесообразно осуществлять в увязке с нормализацией денежного оборота, структуры денежной массы и с политикой валютного контроля. В более долгосрочном плане необходимо рассматривать монетизацию как системную проблему во взаимосвязи с приоритетами промышленной политики.

Таким образом, с учетом тех подходов, которые используются в других странах и, принимая во внимание специфику нынешней ситуации в российской экономике, можно говорить о возможности увеличения ее ресурсной базы на основе внутренних рычагов при минимизации негативных последствий. Это будет способствовать устранению препятствий для экономического роста, которые создаются перекосами в денежно-кредитной сфере, а также в целом уменьшит зависимость от конъюнктуры мировых финансовых рынков.