История происхождения уменьшительно- ласкательных суффиксов

Эти суффиксы называют уменьшительно-ласкательными, потому что они выражают отношение к обозначаемому как к маленькому, достойному ласки, снисхождения, покровительства, умиления, жалости.. Мне представляется, что такой уменьшительный склад речи выполняет отчасти психотерaпевтическую, компенсаторную функцию в российском обществе. По традиции здесь человек чувствуeт себя подавленным и униженным. Перед государством, крепостным правом, тоталитарной системой, милицией, начальниками и чиновниками всех рангов. Маленький он человек. А пользуясь уменьшительными суффиксами, он начинает чувствовать себя большим. Перед ним все маленькое: и водичка, и ножик, и песик, и улочка, и деревце, и лесочек... И даже начальничек. Давай в магазинчик зайдем. В скверике посидим. По лесочку погуляем. Стаканчик у тебя с собой? А начальничка мы в гробу видели... «Доложи, – говорю, – обстановочку!» А она отвечает не в такт: «Твой начальничек дал упаковочку – У него получился инфаркт!» (А.Галич).

    Русский язык, противодействуя русскому обществу, позволяет маленькому человеку создать свой уютный мирок, в котором он чувствует себя великаном. Гулливером этого лилипутьего мира. И забывает, что сам он лилипут другого мира, который смотрит на него сверху вниз. Тем самым уменьшительный язык помогает ему восстановить свой достойный масштаб, почувствовать себя человеком если не в обществе и государстве, то хотя бы в мире словесных знаков. В этом же ряду – и такая важная функция уменьшительных слов, как преодоление страха и отчуждения. Когда мы называем страшный фильм «ужастиком», то делаем его менее страшным; «начальничек» теряет в своем пугающем величии и становится почти «своим в доску»; «обстановочка» придает нам чувство уверенности в неизвестной и, возможно, опасной обстановке. С «вопросиком» легче, чем с «вопросом», подступить к чиновнику и сподручнее его решить. Легче забить в стену «гвоздик», в землю «колышек», вскопать «грядочку», полить «огородик», посадить «деревце», чем иметь дело с этими же явлениями в их неуменьшенном размере.

    Уменьшительные суффиксы – это своего рода магические заклинания, которыми мы приручаем хищные вещи мира сего, задабриваем их, осваиваем, укрощаем, делаем послушнее и податливее. «Столик», «стаканчик», «самоварчик», «огурчик», «грибочек»… А увеличительные суффиксы ныне воспринимаются скорее как архаические и употребляются редко. Скажем, в рунете 5,5 млн. раз употребляется слово «домик» и всего 23 тыс. – «домище». «Водичка» и «водица» – 1,2 млн., а «водища» – 500. «Человечек» – 1,5 млн., а «человечище» 100 тыс., да и то в основном в связи с Горьким – Лениным – Толстым (первый вспомнил, что второй сказал о третьем «матерый человечище»). Большим любителем увеличительных суффиксов был Маяковский («силища», «войнища», «лучище»). Товарищи строили титанический мир коммунизма и изо всех сил нажимали на гиперболы. А язык все равно отвечал им любовью к литотам. Там, где высятся колоссы непобедимой партии, социалистического государства, диктатуры пролетариата, всемирной революции, – там все живое и сущее сжимается в размерах, и именно таким и схватывает его язык. На каждое «-ище» и «-ища» в ответ раздается «-чик» и «-ек». Гиперболы умирают, а литоты остаются. Такой язык: не желает становиться на сторону больших людей, остается на стороне маленьких. Мне представляется, что сакраментальные слова Тургенева о великом, могучем, правдивом и свободном русском языке, звучавшие в XIX веке ободрительно и правдоподобно, уже как-то не слишком вдохновляют в начале XXI века, после всех лжей, которые были высказаны на этом языке, после всего словесно поддержанного идеологического двоемыслия, лукавства и рабства, после той унизительной зависимости, в какой он уже сейчас оказался от английского языка. Но можно утешаться тем, что язык этот пусть неправдив и несвободен, но все-таки воистину ласков, мягок, любвеобилен, что есть в нем сочувствие к маленькому человеку и ко всему маленькому. В мире суровом и бранном (в обоих смыслах этого слова) он несет весть о вечном младенчестве человека и о материнской любви к нему.

    И в ответ – как не полюбить язык за эти «-ушк» и «-юшк», «-очк» и «-ечк», за эту умилительность звучания и значения, входящую в систему лексико-грамматических средств! Даже шипящие в этих суффиксах звучат нежно-человечески, не как шип змеиный, а как младенческое почмокивание, старческая шепелявость, шепот влюбленных, ночной шорох и шелест, как звуки утешения и чуткости, как «ш-ш-ш!» и «чу!». Русский язык берет на себя те задачи, с какими исторически бессильно было справиться Российское государство, – задачи очеловечивания слишком большого, пустынного и грозного пространства. Но ведь язык и древнее государства, а может быть, и сильнее. Государства проходят, рушатся, а язык остается, крепнет, расширяет свою лексику и грамматику. И неустанно несет свою миссию сочувствия маленькому человеку. Язык массово и бессознательно, без особых потуг и претензий, без конфликтов и бунтов восстанавливает человеческое достоинство в жителях державы, скроенной по сверхчеловеческой, а потому и бесчеловечной мере. Своими уменьшительными формами, всеми этими «-ушк» и «-ечк», русский язык втихую беседует с людьми, исподволь проповедует кротость и радость, внушает им веру в себя, творит соразмерный

им мир. Может быть, не случайно это проповедничество русского языка мне явилось на той же самой Агоре, где собеседовал Сократ и проповедовал ап. Павел.

    Русский язык тяготеет к неофициальности, к созданию своей «теневой», «неформальной» лексической системы. Формальное/неформальное – едва ли не основная стилеобразующая граница, социолингвистический дуализм русского языка. Но правильнее было бы говорить даже не об одном, а о «полутора» дуализмах: официоз и неофициоз, а внутри последнего – нейтральный (общеразговорный) и фамильярный стили. Так образовалось «трехстилие» современного русского языка, которое, казалось бы, не имеет никакого отношения к теории трех штилей у Ломоносова. На самом деле имеет, потому что и тогда «трехштилие» отражало социальную иерархию языка. Славянизмы – высший, аристократический и государственный стиль, который в литературе соответствует жанрам оды, эпической и героической поэмы. Русизмы – низший, простонародный стиль, употребляемый в письмах, комедиях, эпиграммах. А смесь тех и других – средний стиль, подобающий трагедиям, элегиям, сатирам, дружеским посланиям. За два с половиной века славянизмы частью выпали из русского языка, частью в него внедрились и стилистически почти уравнялись, поэтому и понадобились другие средства для различения официального, неофициального и фамильярного. Уменьшительные суффиксы и приспособились к этой стилеразличительной роли. Условно говоря, «скамья» – официальное слово, «скамейка» – нейтрально-разговорное, «скамеечка» – фамильярно-разговорное.

    Славяне всегда искали в мире, прежде всего, красоту, добро, радуясь им, стойко перенося жизненные невзгоды. Рационально волевые факторы менее важны для формирования нашего мировоззрения, чем чувственные. И одним из ярких признаков самобытности украинского и русского языка, сравнительно с другими языками, например, с английским, является категория диминутивности, поскольку она обнаружила себя чрезвычайно производительной.

    Диминутив (уменьшительная форма) — слово, или форма слова, передающая субъективно-оценочное значение малого объёма, размера и т. п., обычно выражаемое посредством уменьшительных аффиксов, напр.: шкафчик, домик, ключик, статуэтка. Значение уменьшительности также может сопровождаться различными эмоционально-экспрессивными окрасками — ласкательности (уменьшительно-ласкательная форма), напр.: дочурка, мамуся, кошечка; или уничижительности (уменьшительно-пренебрежительная форма, пейоратив), напр: людишки, народишко, князёк. Образования с суффиксами субъективной оценки характерны для разговорной, экспрессивно окрашенной речи. Уменьшительно-ласкательные формы часто используются для передачи близких отношений, особенно при общении с маленькими детьми.

    Если посмотреть статистику, то данные выборки из двух приблизительно одинаковых по объёму словарей - 11-томного Словаря украинского языка (~134 тыс. слов) и Словаря Вебстера (~142 тыс. слов) - соотношение относящихся к имени существительному диминутивов составляет 3456:300, а относительно общего количества слов в словарях получается такое соотношение: 0,026(2,6%):0,0021(0,21%). Следовательно, количество относящихся к существительному диминутивов в Словаре украинского языка в 12,4 раза превышает их количество в словаре Вебстера. Если же взять все диминутивные образования каждой из частей языка из Словаря украинского языка (их 4164), то они составляют 3,1 % от всех приведённых в словаре слов. Это в 14 раз больше, чем в словаре Вебстера.

Русский язык тоже идеально приспособлен для выражения огромного спектра разнообразных эмоциональных отношений, причем не только нежных, ласкательных, но и множества других, для которых бывает порой даже трудно подобрать определение. Переводчик сталкивается с проблемой непереводимости значения уменьшительно-ласкательных суффиксов. Особенностью таких образований является то, что соответствующие стилистические коннотации достаточно трудно передать английским языком (если столик или окошко где-то и подразумевают сему небольшого размера, то такие образования, как минуточка, денёк, укр. спатоньки, сигнализирующие об эмоциональном состоянии носителя языка, в английском языке лексических заменителей нет). Или как передать разницу между словами домик и домишко, ружьишко и ружьецо, тихонько и тихонечко, заинька и заюшка?

Перевод деминутивов может осуществляться следующим образом:

1. Добавление слога. Довольно часто используются в жаргонах слова с уменьшительными суффиксами (инфантилизм речи), например: киношка – кино, обаяшка – обаятельная девушка, междусобойчик – выпивка в узком кругу и т. д.

2. Заимствованные суффиксы в именах собственных и нарицательных (старофранцузские el, in, on, ot; среднеанглийские суффиксы cock, kin, а позднее ie, y), например: Hamel, Hamelin, Hamelet (Ham < Hamond).

3. Описательный перевод. Описательный перевод основан на том, что в любом языке существуют слова, обозначающие по своему лексическому значению эмоциональное отношение говорящего к тем или иным предметам или явлениям – положительное или отрицательное. Значение малого размера в современном английском языке передаётся, как правило, сочетанием прилагательных small, little, tiny с объектом, который они определяют (a small cake – тортик).Сюда относятся также слова английского языка darling, dear и другие, имеющие значение положительной эмоциональной оценки и, с другой стороны, damned, bloody и другие, выражающие отрицательное эмоциональное отношение к тому или иному предмету или лицу.

4. Транскрипция/ транслитерация. В английском языке абсолютно нормальным признаётся обращение к хорошо знакомому человеку посредством усечённой до одного слога и оканчивающийся на согласный формой первого имени (Tom, Tim, Rod, Ed и т.п.). Степень и качество надёжности, выражаемые русским формами Илюшечка или Надюшенька, точно так же, как и грубое экспрессивное звучание форм Валюха или Толян и им подобных, просто не могут быть адекватно переданы по-английски.

5. Собственно английские уменьшительно-ласкательные суффиксы. В английском языке есть свои чисто морфологические средства выражения субъективно-квалификативной оценки – уменьшительные и уменьшительно-ласкательные суффиксы -let, -ule, -ette, -kin, -ock, -ling, -y (-ie, -ee). Слова с такими суффиксами являются:

1. стилистически нейтральными, которые присоединяются к основам существительных и передают значение малого размера.

-let (islet – островок, booklet – буклет, проспект), -kin (lambkin – ягнёнок, boykin – мальчишка), -ule (spherule – маленькое сферическое тело, animacule – зверёк, зверёныш), -ette (kitchenette – кухонька, balconette – балкончик), -ock (hillock – холмик, paddock – лужок, bullock – молодой вол).

2. стилистически окрашенными, которые обладают положительной или отрицательной коннотацией.

-ling образует существительные с эмоционально положительным оттенком уменьшительности (catling – котёнок, manling – человечек, firstling – первенец).

Хотя может также передавать отрицательную коннотацию неуважения, презрения (weakling – слабак, snakeling – змеёныш). Словам с суффиксом –let тоже можно придать презрительно-уничижительный оттенок (kinglet – царёк, princelet – князёк).

6. Уменьшительно-ласкательный суффикс может утрачивать свою эмоциональную окраску. Этот метод, когда переводчик пренебрегает некоторыми оттенками или даже смыслами, наиболее часто используется при переводе, например: А как раз когда мы приехали, жеребец только что разнес в щепы стойло, едва не убил мамину любимую лошадь Земляничку. – Just before we got home that new stallion Ma got in Kentucky last month was brought in, and he’d about kicked the stable down and half-killed Strawberry, Ma’s old stallion.(Маргарет Митчелл «Унесенные ветром»)

7. Использование маркированных слов. Очень часто употребляется в разговорной речи, например: Так ведь война, глупышка! – The war, goose! (Маргарет Митчелл «Унесенные ветром»).

То есть при переводе уменьшительно-ласкательных суффиксов необходимо учитывать следующее:

1. Сложность передачи уменьшительно-ласкательных суффиксов заключается в том, что в русском языке семантика богата и не поддаётся каким-либо шаблонам. Да и само название „уменьшительно-ласкательный“ говорит о том, что передаются как минимум два смысла (размер и отношение) одним суффиксом.

2. При переводе нужно учитывать менталитет народа и не допускать избыточности или существенных потерь.

3. В диалектах и сленгах уменьшительно-ласкательные формы встречаются чаще, но они могут передаваться иным образом.