Италия: новый вид контроля
К 1967 году итальянское экономическое чудо переместило с бедного аграрного Юга в промышленные города Севера семнадцать миллионов рабочих. Вследствие того, что государство строило недостаточное количество жилья, многие новые рабочие-мигранты спали по шесть-восемь человек в комнате, в обшарпанных квартирах, а коммунальные службы были перегружены. Реальные зарплаты выросли на 15 % в течение 1960-х годов. Чтобы сдержать активность рабочих, правительства подняли социальные расходы до рекордного уровня и включили представителей рабочих в правительство. В Италии это произошло в рамках «исторического компромисса» 1976 года, который положил конец периоду волнений, привязав компартию и подчиненные ей профсоюзы к консервативному правительству. Западный капитализм, на который организованный труд, сосуществовавший с ним почти два столетия, оказал огромное влияние, больше не мог мириться с рабочей культурой солидарности и сопротивления. Перенесение производства за рубеж, деиндустриализация, антипрофсоюзные законы и упорная идеологическая война ее уничтожили. Цифровые бунтари, аналоговые рабы В развитом мире центр-периферийная модель, впервые примененная в Японии, стала нормой, сменив модель «неквалифицированные рабочие против квалифицированных» в качестве основного критерия разделения внутри рабочего класса. Рабочая сила ядра смогла удержаться на стабильных, постоянных местах и получать дополнительные выплаты, связанные с работой. Те, кто оказался на периферии, работают на временных должностях в офисах или через сеть фирм-подрядчиков. Но ядро сжалось: через семь лет после кризиса 2008 года постоянный трудовой договор и приличная зарплата для многих людей являются недостижимой привилегией. (Для четверти населения быть частью «прекариата» – жизненные реалии. Это новое поколение сетевых людей понимает, что живет в эпоху третьей промышленной революции, и постепенно осознает, почему она застопорилась: если кредитная система вышла из строя, капитализм не может поддерживать тот масштаб автоматизации, которого можно достичь, и не в состоянии обеспечить уничтожение рабочих мест за счет внедрения новых технологий. Экономика уже производит и воспроизводит сетевой образ жизни и сознание, которые вступают в противоречие с иерархиями капитализма. Стремление к радикальным экономическим переменам очевидно.) Глава 8 О ПЕРЕХОДАХ Следующую главу Мэйсон посвящает переходам. Когда-то капитализма не было – ни в форме экономической системы, ни в форме системы ценностей, – возникает еще более шокирующая мысль: возможно, он не будет длиться вечно. Все это делает посткапитализм возможным, но у нас нет модели перехода. Сталинизм оставил нам рецепт катастрофы. Движение «Оккупай» предложило разрозненный набор хороших идей. Движение одноранговых сетей создало модели сотрудничества в малом масштабе. Экологи разработали траекторию перехода к экономики с нулевым уровнем выбросов углекислого газа, но склонны рассматривать ее отдельно от вопроса выживания капитализма. Большевик на Марсе В старом научном романе «Красная звезда» Богданов не просто представил, как могла работать посткапиталистическая экономика, – он представил, какой тип человека необходим для того, чтобы она стала возможной. Речь об информационных рабочих, чей мозг связан с механизмом «неуловимыми и невидимыми нитями». Но, описывая коммунистическое будущее, он бросал вызов условностям своего времени – социалисты всех мастей спорили друг с другом о воздушных замках. Но это была не просто фантазия. Богданов, врач по профессии, был одним из двадцати двух основателей большевистской партии. Его сажали в тюрьму и ссылали, он возглавлял партийную фракцию в петроградском совете, издавал партийную газету, управлял партийными средствами и организовывал их сбор, в т. ч. посредством ограблений банков. После 1909 года Богданов отошел от политики и потратил десять лет на написание фундаментальной книги по теории систем. В первые годы существования Советского Союза он организовал массовую рабочую культурную организацию – Пролеткульт, – которая была закрыта после того, как он присоединился к оппозиционной группе, требовавшей введения рабочего контроля. Он вернулся к медицине и умер в 1928 году после того, как подверг себя эксперименту по переливанию крови Русский кошмар Русская революция спутала все стадии. В условиях гражданской войны, продолжавшейся с 1918 по 1921 год, банки и основные отрасли промышленности были национализированы, производством управляли комиссары (профсоюзы были подчинены военной дисциплине), фабрично-заводские комитеты были запрещены, а урожай просто изымался у крестьян. В результате производство упало до 20 % от довоенного уровня, деревню охватил голод, а рубль обесценился. Некоторые компании перешли на бартерный обмен, а зарплаты выплачивались натурой. Выступая против богатых крестьян и бюрократов, русский рабочий класс требовал большей демократии, быстрой индустриализации посредством централизованного планирования и уничтожения спекулянтов. Вскоре эти три направления общественной борьбы нашли отражение в самой коммунистической партии. В ноябре 1927 года на параде в честь годовщины революции около 20 тысяч сторонников левого крыла пронесли транспаранты с требованиями о том, чтобы партия уничтожила кулаков, спекулянтов и бюрократов. Когда рабочие нескольких московских фабрик выступили в поддержку демонстрантов, милиция напала на них, что привело к уличным столкновениям. Поскольку на протяжении длительного времени темпы роста в Советском Союзе превосходили темпы роста на Западе, кейнсианские экономисты восхищались плановой экономикой. Ее хаотичный упадок с самого начала предсказали пророки неолиберализма – Мизес и Хайек. Если сегодня мы хотим разработать проект перехода к посткапитализму, то мы должны серьезно отнестись к критике Хайека и Мизеса. В свои самые плодотворные годы они были не просто критиками советских реалий – они настаивали на том, что даже в развитой стране любые формы планирования обречены на провал. Споры о расчетах В «спорах о расчетах» 1930-х годов обе стороны отвергали трудовую теорию стоимости. И социалист Ланге, и ультракапиталист Хайек верили, что предельная полезность – это единственное объяснение того, что создает стоимость. Поэтому для обеих сторон мысль о переходе, в ходе которого система, основанная на дефиците, уступает место системе, основанной на избытке, – это неисследованная территория. Если капитализм и государственный социализм представляют собой лишь два разных способа рационального распределения продуктов до тех пор, пока не будет достигнуто равновесие, то переход от одного к другому – это лишь технический вызов, но не революция. Однако, как отмечал еще Людвиг Фон Мизес, если трудовая теория стоимости верна, то проблема расчетов вообще не возникает. Проблемы распределения товаров, выявления приоритетов и вознаграждения людей, внедряющих инновации, могут решаться в рамках системы, основанной на трудовой стоимости, потому что все можно измерить при помощи одного и того же мерила. Мизес признавал, что социализм возможен, но лишь в том случае, если существует «легко узнаваемая мера стоимости, которая даст возможность производить экономические расчеты в экономике, где отсутствуют и деньги, и обмен. Только труд можно считать такой мерой»
Популярное: Почему стероиды повышают давление?: Основных причин три... Почему человек чувствует себя несчастным?: Для начала определим, что такое несчастье. Несчастьем мы будем считать психологическое состояние... Как вы ведете себя при стрессе?: Вы можете самостоятельно управлять стрессом! Каждый из нас имеет право и возможность уменьшить его воздействие на нас... ©2015-2024 megaobuchalka.ru Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. (162)
|
Почему 1285321 студент выбрали МегаОбучалку... Система поиска информации Мобильная версия сайта Удобная навигация Нет шокирующей рекламы |