Проблема существования надындивидуального сознания: многообразие подходов.               

     Общим для платонической традиции является концепт надындивидуальной сферы памяти, который Бл. Августин не связывает больше с теорией Мировой души, а говорит о ней как о памяти некоего целого. Нужен тонкий анализ для отделения Памяти от памяти индивидуальной души. «А когда сама память теряет что-то, как это случается, когда мы забываем и силимся припомнить, то где производим мы наши поиски, как не в самой памяти? И если случайно она показываем нам что-то другое, мы это отбрасываем, пока не появится именно то, что мы ищем. А когда это появилось, мы говорим «вот оно!». Мы не сказали бы так, не узнай мы искомого, и мы не узнали бы его, если бы о нем не помнили. Мы о нем, правда, забыли. Разве, однако, оно совсем выпало из памяти и нельзя по удержанной части найти и другую? Разве память не чувствует, что она не может целиком развернуть то, к чему она привыкла как к целому?». На пути индивидуальной способности припоминания встаёт, согласно Бл. Августину, барьер. Какова природа этого барьера, что за ним находится, и как туда проникнуть воспоминанию? Ответы, даваемые на этот вопрос античной теорией анамнезиса и средневековой христианской метафизикой, различны.

      Согласно Платону, это – барьер, который ставит телесность человеческого существования. Платон отделяет время жизни индивидуальной души от плероматического времени надындивидуальной Души мира. За ним находится сфера идей; проникнуть туда возможно с помощью дисциплинированного диалектикой философского мышления. Плотин добавил к этой схеме идею мистического экстаза, «прямой пробивки» барьера времени. Бл. Августин, в отличие от Плотина, полагает, что душе не нужно впадать в экстатическое состояние для восхождения к Богу, ибо «ничего нет вне души». Бог в душе человека, и, следовательно, вся глубина надындивидуальной памяти уже присуща христианской душе: надындивидуальное измерение памяти каким-то парадоксальным образом во всей своей целостности присутствует в индивидуальном сознании. Это присутствие потенциальное, но, в любом случае, эта мысль Бл. Августина свидетельствует о том, что память и время, к которому она имеет непосредственное отношение, понимаются уже не в онтологическо-объективном смысле, как у Платона, а в онтологическо-экзистенциальном смысле. Бл. Августин говорит, что способность проникать в надындивидуальное измерение памяти коренится в любви Бога к человеку, немощному в силу своей испорченной природы. Мыслящий и помнящий индивид не предоставлен сам себе: когда он вспоминает что-либо, ему помогает Бог.

       Учение о вечности, обитающей в душе каждого отдельного человека, способствовало перемещению акцента с космистско-психологического подхода к индивидуалистическо-психологическому подходу в философии памяти. История христианской теологии и философии изобилуют попытками синтеза этих двух теоретических парадигм, что и предопределило сложность и парадоксальность христианского мировоззрения. Однако цели нашего исследования не позволяют углубляться в эту проблему, мы вполне можем ограничиться указанием на общий вектор истории взаимоотношения этих теоретических моделей. Острие этого вектора направляет наш взор на философию Просвещения, с её акосмистской трактовкой проблемы сознания и культуры.

        Вместе с тем необходимо отметить, что акосмистский индивидуалистическо-психологический подход Бл. Августина всё ещё вписан в контекст холистической органицистской парадигмы. Органицизм средневековой философии задаётся теологическим учением о corpus misticum, а также всем строем средневекового мышления, которое видит мир как «стяжённое единство» иерархически взаимосвязанных уровней. В задачи нашего исследования не входит освещение средневекового варианта холистической органицистской парадигмы, для нас важно только то, что идея надындивидуальной памяти продолжает фундировать собой психологическую и социальную проблематику средневековой философии: ведь идея общего тела неотделима от идеи общей души, если это тело мыслится по аналогии с живым организмом.

       В отличие от античных философов, Бл. Августин в трактовке темы надындивидуальных структур памяти отталкивается не от пантеистической идеи человека как микрокосма, а от библейского учения о духовном Израиле (о завете Бога со святым народом). Это означает, что проблема надындивидуальных структур памяти рассматривается не в контексте проблемы индивидуального освобождения умной части индивидуальной души из оков плоти, а в контексте проблемы коллективного спасения. Античная концепция космической духовности предполагает, что жизнь этнического коллектива сохраняется с помощью усилий его интеллектуальной элиты: именно элита в напряжённом умственном труде добывает теоретическое знания об устройстве космоса и управленческое знание о воплощении закона гармонии в общественный организм. Христианская концепция коллективной духовности (духовной Церкви) фундирована другой идеей - это идея о спасения рода человеческого коллективными усилиями, евхаристическим общением всех христиан.

     Проделанный в этой главе анализ античной и позднеантичной версий холистической теоретической модели памяти показывает, что модель надындивидуального измерения памяти строится вокруг проблемы непрерывной актуализации прошлого в настоящем. Здесь тематизируется присутствие свойств целого в своих частях как постоянно длящаяся встреча времен:. Надындивидуальная память – это смысловая структура идеального мира, обеспечивающая такое присутсвие и постоянно воспроизводящая сруктуру социокультурной целостности во времени истории. Следовательно, именно она обеспечивает приемственность культурных ценностей и самотождество социума.

     Идейные и социокультурные препосылки этих концепций мы находим в сложившемся еще в античной культуре гиполептическом типе организация традиции (способа передачи социально значимого опыта). Сама философия, на наш взгляд, является институтом, обеспечивающим вживление смысловых инноваций по гиполептическому принципу: легитимация нововведений осуществляется через их соотнесения с прошлым опытом определенной общности. Институт гиполепсиса призван был обеспечить идентичность в условиях разрушения ритуальных основ древнегреческой культуры. В этом аспекте он напрямую соотносится с тем, как представляется в платонической традиции механизм обеспечения идентичности надындивидуальной памятью.