Переводоведение на современном этапе.

В последние 50-60 лет научные публикации о переводе стали более многочисленными.

Современный перевод характеризуется разнообразием теоретических концепций, методов исследования.

Современный перевод – результат междисциплинарных исследований, использования методов ряда наук.

Изучение перевода проводится с позиции психологии, нейрофизиологии, этнографии, литературоведения и др.

Большинство работ в теории перевода имеют лингвистическую направленность. Именно они внесли основной вклад в развитие перевода.

Является ли наука о переводе самостоятельной?

Науку можно назвать самостоятельной при условии наличия:

1. Объект

2. Терминология

3. Предмет

Исследователи считают, что наука о переводе изучает процесс перевода (межъязыковые трансформации).

Процесс перевода - это не просто замена единиц языка, это деятельность человека.

В процессе перевода имеют место проблемы социологии, психологии, философии и др.

В этом случае предмет перевода уже границ объекта науки о переводе.

Наука о переводе изучает условия порождения исходного текста.

Теория перевода изучает условия восприятия текста перевода.

Теория перевода изучает социальный статус коммуникаторов. Речевые ситуации различны (в каких условия происходит общение).

Таким образом, теория перевода изучает все то, что входит в сложное понятие коммуникация с использованием двух языков, которая представляет собой объект науки о переводе.

Предмет теории перевода – всякое моделирование коммуникации с использованием двух языков, накопленные о ней знания.

Терминология: например, синхронный перевод.

Вывод: наличие трех условий позволяет рассматривать теорию перевода, как самостоятельную науку.

ПРОБЛЕМА ПЕРЕВОДЧЕСКОЙ ЭКВИВАЛЕНТНОСТИ

4.1. Переводимость

4.2. Инвариант перевода

4.3. Ранговая иерархия компонентов содержания

4.4. Понятие переводческой эквивалентности

4.5. Исторические концепции и универсальные модели переводческой эквивалентности

Переводимость

Переводимостью называют принципиальную возможность перевести текст. На обиходном уровне практики перевода зачастую объявляют некоторые тексты непереводимыми. Как правило, речь идет о художественных текстах, которые представляют особую сложность для перевода. Например, долгие годы непереводимой считалась поэзия скальдов, ранние стихи Кр. Моргенштерна, проза Н. С. Лескова и многие другие произведения. Однако трудность перевода, связанная со сложностью оформления эстетической информации в тексте, и переводимость – не одно и то же. К тому же тексты, долгие годы не поддававшиеся переводу, в конце концов, всегда обретают переводную версию.

Проблема переводимости в принципе занимала ученых – философов, теоретиков языка, литературоведов – на протяжении многих веков, и их рассуждения о переводимости приводили к разным результатам. Выводы ученых во многом зависели от того, какую роль они отводили языку в процессе познания и интерпретации действительности и, следовательно, насколько тесной оказывалась связь языка и культуры.

Сторонниками принципиальной непереводимости, как известно, выступали В. Гумбольдт, Л. Вайсгербер, утверждавшие, что каждый язык содержит уникальную «картину мира», определяющую мировосприятие говорящих на этом языке, и, наконец, свое крайнее выражение этот взгляд нашел в «принципе лингвистического релятивизма» (гипотеза Сэпира-Уорфа), где язык и мышление отождествляются.

В противоположность упомянутым выше теориям, метафизически абсолютизирующим роль языка в процессе познания и статически рассматривающим понятие культуры (как застывшего, неизменного образования), философия языка эпохи Просвещения (Р. Декарт, Г. Лейбниц, Х. Вольф) манифестировала Принцип абсолютной переводимости, утверждая, что все языки есть лишь вариации некоего общего lingua universalis и для перевода важна лишь общность понятий. Этот принцип нашел свое продолжение и развитие в теории универсалий Н. Хомского и в опоре на денотативную функцию языка. Все взгляды такого рода представляют другую крайность: чрезмерное обобщение приводит к недооценке роли языка в процессе познания.

С точки зрения современных ученых (И.С. Алексеева, А.А. Загнитко, Т.А. Казакова и др.), оба принципа – и принцип абсолютной непереводимости, и принцип абсолютной переводимости – недостаточно полно отражают реальную картину «взаимопереводимости» языков, поскольку и тому и другому принципу недостает динамичности. Каждый язык представляет собой гибкое, многоликое, отнюдь не единое образование, и каждая культура тоже подвержена непрерывным изменениям. Если связь языка и культуры приводит к созданию уникальных языковых образований (простым примером таких образований являются формулы контакта, фразеологизмы, экзотизмы), то переводимость будет зависеть от того, существует ли в данный исторический момент коммуникативная взаимосвязь между этими образованиями в разных языках. Тогда упомянутые формулы контакта, несмотря на свою языковую уникальность, окажутся переводимыми, поскольку в любом языке – это необходимые компоненты коммуникативного акта. Принципиально переводимыми будут и фразеологизмы, поскольку такой способ образно-обобщенного описания действительности коммуникативно значим в любом языке. Что касается экзотизмов, то, несмотря на то, что они связаны с культурным опытом только одного народа и обозначают предметы действительности, известные только этому народу (например, «сауна» – финская баня), коммуникативный запрос других народов, базирующийся на безграничности познания, делает и эти языковые образования переводимыми: смысл экзотизмов может быть всегда передан описательным способом или усвоен как новая лексема. Но только тогда, когда появится коммуникативный запрос, проявится интерес к этим явлениям со стороны других культур.

Это же касается и современной теории языковых концептов («устойчивых представлений или общих понятий в рамках какой-либо системы смыслов», согласно определению Т.А. Казаковой), столь популярной в последние годы. Устойчивые представления, по-разному членящие языковую действительность и создающие разную языковую картину мира для носителя каждого языка, казалось бы, составляют непреодолимое препятствие для переводчика. Но, во-первых, они, как и экзотизмы, могут быть снабжены при переводе комментарием; во-вторых, они не являются незыблемыми, и концептуальная картина в разные периоды развития культуры какого-либо народа выглядит по-разному.

Поэтому наиболее обоснованным представляется принцип относительной переводимости, предложенный В. Коллером:

«Взаимообусловленная связь: язык (отдельно взятый язык) – мышление – восприятие действительности – представляется динамичной и постоянно меняющейся. Границы, которые устанавливают для познания язык и интерпретации действительности, оформленные с помощью языка, сразу находят свое отражение в процессе познания, они изменяются и расширяются; эти изменения, в свою очередь, отпечатываются в языке (языковом употреблении): языки и, соответственно, носители языков обладают креативностью (креативность языка). Эта креативность выражается, среди прочего, и в методах перевода, с помощью которых заполняются пробелы в лексической системе НЯ. Следовательно, переводимость не только относительна, но и всегда прогрессивна: переводя, мы одновременно повышаем переводимость языков».

Инвариант перевода

Что заставляет нас признать один текст переводом другого? Мы рассчитываем на то, что перевод окажется копией оригинала, только на другом языке. Если он близок к копии, мы считаем, что это хороший перевод. Если есть отклонения, мы считаем, что перевод плохой. Значит, при переводе что-то очень важное сохраняется. Это пока не уточненное «что-то» и называют инвариантом перевода. Термин заимствован из математики и означает то общее, что существует во всех вариантах. Это такое абстрактное понятие, которое может лишь мысленно выделяться из конкретно существующих вариантов, сам же инвариант материализоваться не может, любая его материализация превращается в вариант.

На первый взгляд, если опираться на представление о двустороннем характере знака, инвариантом должно быть содержание. Разграничим понятия «значение» и «содержание». Значение относится к единицам языка, оно существует и тогда, когда единицы языка не употреблены в коммуникации и не превратились в единицы речи (тексты). Понятие содержания связано с единицами речи (текста). Опираясь на понятие теории языковой коммуникации, мы можем сказать, что содержание – это та информация, которая воспринимается рецептором и оказывает на него воздействие, это тот материал, с помощью которого это воздействие осуществляется.

 

Понятие содержания следует отграничить от понятия функции текста. Всякая информация, закодированная языком, представляет собой текст, у которого есть своя функция. Под функцией мы будем понимать свойство текста вызывать коммуникативный эффект, т. е. определенную запланированную реакцию адресата. Это свойство, заложенное в исходном тексте в конкретных средствах, мы назовем коммуникативным заданием. Таким образом, в переводе должно через сохранение содержания отразиться коммуникативное задание оригинала и породить тот же эффект. Функция текста, реализуемая через содержание, может уточняться речевой ситуацией. Фраза «Ну, ты молодец!» может выражать и одобрение, похвалу, и ироничное осуждение. С другой стороны, сходство речевой ситуации может обнаружить одинаковость функции текстов, содержащих компоненты с разным референциальным значением.

Поскольку содержание складывается из комплекса разнородных компонентов, его состав обычно условно классифицируют по видам. Из разнообразия таких классификаций нижеследующая представляется в наибольшей степени релевантной для перевода. При этом опирается на те категории реальной действительности, с которыми соотнесен языковой знак:

 

1. Предметы и явления (денотаты).

2. Их образы в сознании людей (сигнификаты).

3. Люди – источники и рецепторы языковых знаков, которые их интерпретируют (интерпретаторы).

4. Языковой код как знаковая система.

5. Ситуативный контекст (единство предметной ситуации и речевой ситуации).

Соответственно, выделяют следующие виды содержания: денотативное, сигнификативное, интерпретативное, внутриязыковое.

Денотативное содержание – это та часть содержания текста, которая отражает объективные, наиболее существенные свойства предметов и явлений, не зависящих от точки зрения источника текста, ситуации общения, особенностей языка и лингвоэтнической специфики. Это – общая соотнесенность текста с реальным миром (обобщенное представление о столе, яблоке и т. п.).

Сигнификативное содержание фиксирует особенности отражения денотатов людьми одной этнической общности и связано с их историей, культурой и языковой традицией. Это содержание сопутствует денотативному. Его элементы называют сигнификативными коннотациями, среди которых можно выделить следующие типы:

1. Устойчивые ассоциации: der Ochse – глупость (нем.), осел – глупость (рус); снег – der Schnee – высшая степень белизны (нем. /рус).

2. Соотнесенность с определенным периодом истории народа: целина, комсомол (СССР); околоточный (Россия XIX в.); Hitlerjugend (фашизм в Германии) и т. п.

3. Идеологическая оценочность: Moskaus Hand (отрицательная); развитое социалистическое общество (положительная); totalitarc Gesellschaft (отрицательная).

4. Соотнесенность с социальной средой: der Lohn – зарплата рабочих; das Gehalt – зарплата служащих, die Gage – зарплата деятелей искусства, der Sold – денежное содержание военнослужащих.

5. Экспрессивно-оценочная окраска: reden (говорить) – schwatzen (болтать); der Junge (мальчик) – der Griinschnabel (сопляк) и т. п.

6. Указание на соотнесенность с ситуацией общения (выбор нормативно-стилистической и функционально-стилистической окраски содержания в зависимости от социальной роли и сферы общения): официальный доклад, беседа двух приятелей, текст средств массовой информации.

Интерпретативное содержание, или содержание на уровне интерпретатора, – это та часть общего содержания, которая связана с индивидуальным толкованием при порождении текста и при его восприятии. Интерпретация осложняется при двуязычной коммуникации, когда между источником и рецептором появляется переводчик. Возникают четыре этапа интерпретации содержания: I – при его порождении источником; II – при его восприятии переводчиком; III – при его перевыражении переводчиком; IV – при восприятии адресатом. К содержанию на уровне интерпретатора относятся также некоторые аллюзии – фигуры стиля, представляющие собой намеки на известное историческое событие, литературные сюжеты, героев, пословицу (перейти Рубикон, Демьянова уха, маниловщина), но только в том случае, если они изменены, зашифрованы интерпретатором: «Sie haben nur notige Informationen herausgepickt» – намек на фразеологический оборот «Rosinen herauspicken» – «снимать сливки».

Внутриязыковое содержание отражает соотнесенность языковых знаков между собой и внутри системы языкового кода, не выходя за рамки данного языка. Обычно внутриязыковое содержание не реализуется, так как в большинстве случаев языковые знаки «прозрачны для значения», их связи между собой внутри языка носителями языка не осознаются. Мы не осознаем, какой падеж употребляем, какой выбираем порядок слов. Внутриязыковое содержание в тексте обнаруживается лишь тогда, когда внутриязыковые значения переходят на уровень содержания. Например, в художественном тексте, когда мужской и женский грамматический род существительных участвует в олицетворении («der Mond» и «die Lotosblume» как пара влюбленных – у Г. Гейне).

Таким образом, инвариант перевода – это соотношение содержания текста и ситуативного контекста, разное для каждого конкретного текста и представляющее собой его коммуникативное задание. Это соотношение переводчик и должен передать в переводе.

Ранговая иерархия компонентов содержания

Виды содержания участвуют в составе содержания конкретного текста в неодинаковой мере. Разные компоненты содержания имеют в реализации коммуникативного задания разную ценность. Например, не в каждом тексте внутриязыковое содержание участвует в общем содержании текста, и если в стихотворении Г. Гейне «Ein Fichtenbaum steht einsam...» противопоставление мужского и женского рода существительных «der Fichtenbaum» и «die Palme» входит в инвариант, поскольку автор трактует его как метафору отношений мужчины и женщины, то в тексте по лесоводству это внутрилингвистическое значение рода существительных не войдет в содержание текста вообще. Следовательно, переводчику необходимо установить соотносительную важность компонентов содержания, их коммуникативную ценность. Ведь средства передачи содержания в языке перевода могут побудить переводчика отбросить наименее важные компоненты содержания, чтобы полно передать более важные.

Согласно классификации, предложенной Л.К. Латышевым, в ранговой иерархии компонентов содержания текста можно выделить четыре ступени:

1. Инвариантные компоненты – те, которые не могут быть опущены или заменены другими. В стихотворении Г. Гейне «Ein Fichtenbaum...» это – противопоставление мужского и женского рода существительных, обозначающих деревья. Значит, к инвариантным компонентам относится внутриязыковое содержание (грамматический род) и часть денотативного содержания (обобщенное представление о дереве). Только при их сохранении аллегория разлученных влюбленных, переданная через олицетворение вросших корнями в разную почву деревьев, будет сохранена. В научном тексте инвариантным компонентом содержания будет денотативное, реализуемое в терминах.

2. Инвариантно-вариабельные компоненты – те, которые не могут быть заменены. В том же стихотворении к ним относятся денотаты существительных «der Fichtenbaum» и «die Palme». Не случайно переводчики в свое время заменяли при передаче слова «der Fichtenbaum» ель на кедр (Ф.И. Тютчев) или дуб (А.А. Фет).

 

3. Вариабельные компоненты содержания могут быть заменены или даже опущены, так как в реализации коммуникативного задания они играют второстепенную роль. В переводе Ф. Тютчева «auf kahler» переведено как «на дикой скале».

4. Пустые компоненты содержания – те, которые в данном тексте в содержание не входят и лишь косвенно участвуют в реализации коммуникативного эффекта. Чаще всего это – внутриязыковые значения, как и морфемный состав слова, грамматические категории и т. п. В упомянутом тексте по лесоводству род существительных, обозначающих разновидности деревьев, – пустой компонент содержания. Дательный падеж в словосочетании «im Norden» – также пустой элемент, и в переводе он не воспроизводится.

Итак, коммуникативное задание формирует содержание, выдвигая на первый план одни элементы значений языковых знаков и игнорируя другие, т. е. инвариантные компоненты содержания – это производные функции текста, они доминируют в содержании и могут быть определены как функциональные доминанты содержания. В таком случае языковые средства, которые их оформляют, оказываются доминантами перевода.

Концепция формального соответствия возникла как основа для передачи письменного текста. Для нас важно представить себе, как относились люди к тексту в то время, какую роль он играл для них. У людей появилась новая вера – христианство, и вместе с ним пришел священный текст – Библия.

И не только священный письменный текст вошел в жизнь людей вместе с христианством, но и письменность вообще (исключение составляют античные народы), которая фактически возникла у европейских народов как инструмент письменного перевода Библии.

До этого момента у людей не было письменного текста такой значимости. Основной священный текст и появившиеся затем сопутствующие религиозные тексты воспринимались как ипостась Божья, и вполне естественным было представление об иконическом характере каждого знака текста подлинника. Представление о случайной связи между знаком языкового кода и объектом действительности было тогда немыслимо. Естественным следствием представления об иконическом характере языкового знака и была концепция пословного перевода, или формального соответствия, поскольку слово – основная и единственная единица перевода согласно этой концепции – обладало формальными характеристиками, и это вело к перенесению в перевод вместе со смыслом слова структурных компонентов, оформляющих его в тексте. Воистину, вначале было Слово, и Слово было Бог. Истинность этих слов оказывается неоспоримой для трактовки перевода в то время. Согласно концепции формального соответствия из письменного исходного текста в текст перевода линейно, слово за словом, передаются в максимальном объеме все компоненты содержания и формы. Такой текст перевода оказывался перегружен информацией, прежде всего – внутриязыковой, которая часто блокировала когнитивную информацию и, соответственно, денотативный и сигнификативный компоненты содержания. В последующие века эти тексты с трудом воспринимались, считались малопонятными, а метод их перевода получил название буквального, «рабского» («sklavische Ubersetzung»). В обоих наименованиях кроется отрицательная оценка. Но не стоит с позиций восприятия текста человеком XVI и тем более XIX в. подходить к концепции перевода I–XIII вв. Малопонятность текста перевода была людям необходима и желанна. Она соответствовала представлению о непознаваемости божественной сути. Переводчик действительно чувствовал себя рабом, валяющимся во прахе перед твердыней священного подлинника, но это чувство было сладостно.

Концепция формального соответствия культивировалась в монастырях и как традиционный метод перевода религиозных книг с некоторыми поправками дошла до наших дней. В области перевода она появляется еще и тогда, когда культ искусства перерастает в религиозное поклонение. С этим связаны, например, переводческие позиции русского поэта второй половины XIX в. А.А. Фета, благоговевшего перед подлинником и предлагавшего копировать «все прелести формы», так как читатель обязан угадать за ними силу оригинала, – но читателя того времени текст А.А. Фета уже не устраивал.

Элементы концепции формального соответствия мы видим в переводческих принципах издательства «ACADEMIA», – они связаны с научным, филологическим подходом к тексту оригинала, с начальной стадией его подготовки к переводу. Затем, в принципах перевода советских переводчиков 1930-1950-х гг., формальный принцип превратился в догму, носил отчасти принудительный характер.

Многие переводы этой поры читателем не воспринимались и теперь забыты, поскольку обилие внутриязыковой информации самый большой урон нанесло эстетической информации подлинника, и она почти полностью блокировалась.

Элементы концепции формального соответствия использовались до последнего времени в советской «переводной» методике обучения языку, когда немецкую фразу: «Er hat ein Problem» – сначала предлагалось перевести пословно, копируя структуру: «Он имеет проблемы», и только потом найти русский функциональный эквивалент: «У него проблемы». Такая методика сейчас почти не используется.

В современных научных филологических исследованиях пословный перевод при анализе иноязычного текста является продуктивной методикой исследования.

Концепция нормативно-содержательного соответствия. С древнейших времен появился другой подход к переводу. Он связан был с теми текстами, которые человек использовал повседневно и где языковой код реализовывал свою основную функцию – функцию передачи информации. Здесь на первый план выступало сигнификативное содержание и содержание на уровне интерпретатора. Можно предположить, что на содержание ориентировались и первые устные переводчики. Эта концепция эквивалентности имеет два основных принципа: 1) максимально полная передача содержания; 2) соблюдение норм языка перевода.

Однако окончательное оформление эта концепция получила тогда, когда у людей появилась потребность в другом переводе Библии. Она складывалась постепенно, и наступил момент, когда священный трепет перед подлинником соединился с желанием понять смысл Слова, заключенного в нем; человек захотел самостоятельно, без посредников, познать Бога через Священное Писание. Вот тогда концепция формального соответствия, переставшая удовлетворять людей, отступила на второй план, и поразительно быстро распространилась концепция нормативно-содержательного соответствия.

Наиболее определенно ее суть выразил Мартин Лютер в XVI в.: он призвал переводить тем языком, каким говорят люди вокруг него. И предложил свой перевод Библии. Тот разговорный, устный, грубоватый оттенок средненемецкого языка XVI в., который использован в переводе лютеровской Библии, поначалу шокировал, но сам принцип уже в XVI в. молниеносно был воспринят в Европе и породил новые переводы Библии на национальные языки.

Исключение составлял регион православного мира, где изменения отношения к тексту также намечались, но происходили постепенно. Отчасти они отразились в переводах школы Максима Грека; в целом же для Украины и России характерно резкое разграничение принципов церковного и светского перевода. Светский переводи при переводе нехудожественных текстов в основном опирается на принципы концепции нормативно-содержательного соответствия. Вскоре стало очевидно, что эта концепция не годится для перевода художественных текстов, где язык перевода должен использовать ресурсы вне нормы, а не только норму языка.

Окончательно место этой концепции определилось с утверждением в европейских языках литературной нормы и формированием языков науки и подобных текстов, где коммуникативное задание сводится к передаче когнитивной информации. В начале XX в. литературная норма была столь авторитетной, что и художественные тексты переводят методом «приведения к норме». Концепция нормативно-содержательного соответствия является базой для устного официального перевода, хотя здесь участвуют также и принципы других концепций. Таким образом, в отличие от первой, эта концепция обеспечивает эквивалентность не только письменного, но и устного перевода. С ней связана и идея так называемого информационного перевода поэзии, популярного в первой половине XX в.

Концепция эстетического соответствия. Так обозначаются принципы подхода к исходному тексту как к некоему материалу, основе для создания посредством перевода идеального текста, соответствующего некоему внетекстовому эстетическому идеалу. Таков был классицистический перевод XVII-XVIII вв., выстраивавший текст перевода в соответствии с правилами эстетики Н. Буало. Перевод без опоры на объективные параметры исходного текста приводил к полному блокированию всех видов информации, не отражал содержания оригинала, и в результате в переводе доминировал достаточно устойчивый состав эстетической информации, одинаковой для всех текстов и служащей иллюстрацией к принципам идеальной эстетики.

 

Нечто подобное мы обнаруживаем в принципах «реалистического перевода», предложенных И.А. Кашкиным в России в 1950-е гг., хотя в данном случае применение этих принципов сочеталось с использованием элементов концепции полноценности перевода.

Концепция полноценности перевода. Концепция полноценного перевода формировалась на протяжении XIX-XX вв. на переводе письменного художественного текста. Перевод эпохи романтизма, ориентируясь на передачу национального своеобразия, был, по сути дела, первой, пусть и неполной версией этой концепции. Затем, уже в середине XX в., концепция приобрела свое окончательное оформление. Ее авторы – А.В. Федоров и Я.И. Рецкер; базируясь на опыте художественного перевода, накопленном несколькими поколениями, фактически поставили перед собой задачу избавиться от внетекстовых эстетических установок и обозначить объективные критерии эквивалентности перевода. В качестве критериев были выдвинуты: 1) исчерпывающая передача содержания; 2) передача содержания равноценными средствами. Причем под равноценностью средств понимается не их формальное сходство, а эквивалентность их функций, т. е. равноценность выразительных средств в оригинале и переводе. Тексты перевода, отвечающие этим двум критериям, могут быть признаны полноценными, или адекватными. Концепция полноценного перевода предполагает подразделение всех элементов исходного текста на содержание и средства его выражения. Вполне справедливой нам представляется критика этой концепции, касающаяся размытого понимания в ней терминов «содержание» и «функция». Первый термин вообще не уточнен: ведь его можно понимать и узко – как только понятийные компоненты текста, и широко – тогда в него войдут и компоненты, «непрозрачные для значения». Второй термин – функция – по-видимому, не предусматривает те случаи, когда функциональным может быть само содержание текста (например, текст рекламы, всегда выполняющий функцию побуждения).

Но наиболее затруднительным для практического применения делает эту концепцию то, что она не учитывает конфликт формы и содержания и наталкивает на ложный вывод о возможности передачи всех особенностей содержания подлинника по принципу функционального соответствия средств. Однако если дополнить концепцию полноценного перевода положением о ранговой иерархии компонентов содержания, она окажется плодотворной для перевода художественных текстов. Современная практика перевода художественных текстов в целом ориентируется именно на эту концепцию, а учет ранговой иерархии компонентов содержания позволяет подвести объективную базу под необходимые изменения.

Концепция динамической эквивалентности. Концепция динамической эквивалентности была сформулирована в конце 1950-х гг. американским ученым Юджином Найдой. Ю. Найда предлагает устанавливать эквивалентность не путем сравнения текста оригинала и текста перевода, а путем сравнивания реакции получателя исходного текста на родном языке реакции получателя того же текста через переводчика – на языке перевода. Если эти реакции в интеллектуальном и эмоциональном плане совпадают, значит, перевод эквивалентен оригиналу. Естественно, под эквивалентностью реакций понимается их сходство, а не тождество.

Понятие динамической эквивалентности сходно с понятием функциональной эквивалентности, выдвинутым российским ученым А. Швейцером в начале 1970-х гг., который предлагает ориентироваться на коммуникативную установку, от которой зависит выбор языковых средств в тексте, реализуемых в виде набора характеристик речевого акта: денотативной, экспрессивной, поэтической (когда форма высказывания становится коммуникативно существенной), металингвистической (когда в содержании участвуют свойства языкового кода – например, игра слов), контактоустанавливающей. Эти характеристики, или функции, представлены в речевом произведении в неравной мере. А. Швейцер предлагал выявить доминирующие характеристику определить средства их выражения – функциональные доминанты и на этой основе строить эквивалентный перевод.

В настоящее время у концепции динамической (функциональной) эквивалентности нет четких параметров измерения и сравнения реакций. Уточнения требует и сам термин «реакция». Безусловно, речь идет не об индивидуальных реакциях человека, а о неких усредненных типичных для носителя данного языка реакциях – конструктах. Они абстрактны и носят характер прогноза. В них не включаются личные реакции на уровне интерпретатора. Объектом сравнения являются лингвоэтнические реакции (ЛЭР). Переводчик, обладая высокой профессиональной компетентностью, выступает экспертом усредненной (лингвоэтнической) реакции языкового коллектива.

Например, если коммуникант употребил оборот, который на его языке звучит вполне нормально, а на языке иноязычного коммуниканта грубовато, он вносит поправку.

Таким образом, концепция динамической эквивалентности может служить дополнением концепции нормативно-содержательного соответствия в устном официальном переводе. Эта концепция позволяет преодолеть лингвоэтнические расхождения при переводе там, где это необходимо (тексты СМИ, официальный деловой текст, устная бытовая речь и т. п.).

Однако есть тексты, в которых лингвоэтническая специфика входит в содержание подлинника и важна для реализации функции текста (художественный текст, публицистический и страноведческий текст и т. п.). В таких случаях лингвоэтническая реакция переводчиком также осознается, фиксируется и переносится в перевод в качестве экзота (экзотизмы, диалектизмы и т. п.). Эквивалентный перевод таких текстов намеренно предусматривает разницу в реакциях на текст представителей разных народов (например, представим себе текст, посвященный описанию японского или африканского быта).

Таким образом, концепции эквивалентности, сложившиеся в разное время и отражающие разные исторически объяснимые подходы человека к тексту, в настоящее время, уточнившись на основе современных лингвистических представлений, в первую очередь на базе теории текста и теории языковой коммуникации, позволяют выработать основы методики перевода любого текста. Не дискуссионен вопрос: возможна ли эквивалентность? Дискуссии ведутся вокруг способов ее достижения.

Универсальная модель «скопос». Если предшествующие концепции эквивалентности являлись одновременно и операционными системами достижения эквивалентности (как добиться эквивалентности?), и мерилом для определения исторически обусловленной эквивалентности переведенного текста по отношению к оригиналу, то концепция «скопос» в первую очередь нацелена на объяснение множественности прежних «практических» концепций и тех парадоксальных на первый взгляд результатов перевода, которые не укладывались ни в одну из концепций, и, тем не менее, существовали и запрашивались обществом (например, перевод-пересказ для детей, или стихотворный перевод Нового Завета). Авторами концепции выступили немецкие теоретики перевода Катарина Райс и Ханс Фермеер в начале 1980-х гг.

Основой концепции является понятие «скопос» – греч. «цель». Поскольку перевод – это практическая деятельность, то он осуществляется для определенной цели. Если цель перевода выполнена, значит, переводческую деятельность в данном случае можно признать успешной. Если цель не выполнена, то никакая из прежних концепций эквивалентности не исправит неудачи.

Обратим внимание на две особенности новой концепции. Первое: цель перевода понимается шире, чем коммуникативное задание и функция текста. Целью перевода может быть не только полноценная передача содержания подлинника, но и дезориентация реципиента, введение в заблуждение, задача понравиться реципиенту, внедрить посредством перевода чуждую оригиналу политическую идею и т. п. При этом свои цели может преследовать как переводчик, так и заказчик. Создается сложный конгломерат целей, который может привести к полному изменению всех видов содержания текста при переводе. Второе: авторы концепции «скопос» отводят понятию эквивалентности подчиненное место в своей концепции, определяя ее как функциональное соответствие текста перевода тексту оригинала, как частный случай осуществления цели перевода, не обеспечивающий ее успешности. А успех перевода определяет адекватность, понимаемая авторами как правильный выбор способа перевода, т. е. как параметр процесса перевода. К. Райс и X. Фермеер отмечают также, что оба понятия – эквивалентность и адекватность – не являются статическими. Адекватность – потому что цель перевода всякий раз меняется, а эквивалентность – потому что на различных исторических этапах люди по-разному могли понимать функцию одного и того же текста.

Таким образом, универсальная модель «скопос» оказалась новым шагом в развитии теоретических взглядов на перевод, она позволила включить в рассмотрение те пограничные случаи переводческой деятельности, которые прежде теоретически не осмыслялись, а подвергались лишь «вкусовой» оценке. Она расширила наши представления о функции переводчика в процессе перевода.

Неогерменевтическая универсальная модель перевода. В центре этой концепции – проблема понимания, постижения переводчиком исходного текста. Одна из сторонниц концепции, немецкая исследовательница Р. Штольце, изложившая основы своей герменевтической концепции в монографии «Герменевтический перевод», формулирует ее следующим образом: «Перевод есть понимание». Следовательно, каждый переводчик, ориентируясь на глубину своего индивидуального понимания данного фрагмента данного текста, примет переводческое решение, не похожее на его же решения или решения других переводчиков в аналогичных случаях. Поэтому, в зависимости от индивидуального понимания, игра слов в одном случае будет передана буквально, в другом случае – воспроизведена, но на основе многозначности слова другой семантики, а в третьем – вовсе опущена. Поскольку каждый текст требует индивидуально-творческого понимания, все переводческие решения индивидуальны и неповторимы. Понятие эквивалентности растворяется в неопределенности начального этапа перевода.

В трудах Д. Штайнера, В. Беньямина, Д. Робинсона, сторонников герменевтического подхода, отражена как лингвофилософская, так и практическая его сторона. По мнению В. Беньямина, только путем перевода можно приблизиться к тому «чистому» глубинному языку, который является ядром всех языков и присутствует лишь в лучших текстовых произведениях человечества; задача переводчика – пробиться к этому чистому языку, а перевод, который приблизился к этой поэтической чистоте, и есть перевод эквивалентный. Переводовед и практик перевода Д. Робинсон призывает переводчика к герменевтическому диалог с автором и к поощрению поэтического творчества переводчика.