Глава 2. Вечность в художественном восприятии С.Есенина

2.1 Библейское и философское осмысление жизни в лирике

Ранняя поэзия С.Есенина зачастую была окрашена церковно-христианской, религиозной символикой (что видно уже из названия его первого сборника - "Радуница", а также из заглавий целого ряда стихотворений.

Интерес к этим символам объясняется характером воспитания поэта сначала в доме набожного деда, который усиленно знакомил мальчика со "священной историей", пел ему "духовные стихи." В дальнейшем интерес к религии поддерживался и в земском начальном училище, и в церковно-учительской школе, а затем близким к Есенину поэтом Н. Клюевым. Так в стихах Есенина появились и Божья Матерь, и Христос, и Магдалина, образы и сюжеты, почерпнутые из Библии. Но сам поэт просил читателей относиться к его "иисусам" и "божьим матерям" как к сказочному в поэзии, как к мифам и легендам, существовавшим и у других народов.

Позже библейские мотивы приобретают в творчестве поэта иную окраску. Разнородные влияния наиболее ярко обнаружились в поэзии С. Есенина в первые годы революции. Февраль­ские, а затем и октябрьские события он воспринял как осуществление близких ему идей патриархального социа­лизма.

Спокойствие и плавность есенинского стиха наруши­лись, интимные темы, грустные тона и картины природы отодвинулись на второй план, конкретные поэтические об­разы уступили место буйной религиозно-мистической сим­волике. Поэзия Есенина приобрела не свойственную ей ранее энергию, космизм, в ней возобладали бунтарские и богоборческие мотивы.

В сравнении с дореволюционным творчеством резко изменяется состав лексики, в ней выделяется большой пласт религиозных и библейских слов. Наряду с библей­скими и религиозными именами и названиями: Христом, Назаретом, Фавором, Иродом, Иудой, Саломеей, Иоанном, Содомом, Иорданом, Иосифом, Марией и др. Поэт  упо­требляет многие другие слова из клерикального лекси­кона, например, купель, пастырь, чудотворец, двуперстный крест, рождество, преполовенье, молитва, боже, отче, превечныи сын, святой апостол, пред­теча, дьявол, рай, господи, лик, богородица, преображе­ние, распятье.

Не имея твердых идейных убеждений и испытав ряд неплодотворных влияний до революции, С. Есенин и ее встретил в далеком от нее лагере. Духовная близость поэ­та с Ивановым-Разумником, Н. Клюевым, А. Белым пред­определила его идейно-художественные контакты первых революционных лет, и он оказался одним из активных участников группы, именовавшей себя «скифами».Революцию «скифы» представляли как осуществление религиозных догм, вознесение и преображение особого славянофильского духа русского крестьянина. За много­численной и мудреной терминологией «скифов» прогля­дывали старые народнические идеи об особом пути Рос­сии, о ее движении к патриархальному социализму, о возрождении в муках и страданиях совершающейся рево­люции.

В туманных, неясных образах, отягченных библейской символикой, поэт при­ветствует революцию, ввергнувшую Россию в муки, через которые она должна пройти, чтобы возродиться в перво­зданном виде.

Не понимая истинных целей революции и не видя ее движущих сил, Есенин не мог воплотить ее в конкретных поэтических образах. Поэтому она и представляется ему то светлым гостем, то Назаретом, то Спасом или Отчарем, а ее конечные це­ли — земным мужицким раем.

Гнев революции обращается то против небесных богов, то против неведомых поэту темных и злых сил, мешаю­щих утверждению мужицких идиалов. Даже тогда, когда поэт гневно выступает против «стада белых горилл», ему не ясен смысл развернувшейся в стране гражданской войны, непонятны ее цели. Они могли быть осознаны лишь в свете четкого представления характера совершив­шейся в России пролетарской революции. Такого пред­ставления у Есенина тогда не было, и он воспел соб­ственные, далекие от реальности идеалы революции.

Его стихотворения и поэмы 1917—1918 годов имеют огромное значение как поэтические документы, запечат­левшие по-своему ярко и правдиво несбывшиеся и неосу­ществимые извечные надежды мелкобуржуазных слоев русского общества, питавших иллюзии на какое-то все­ленское братство, на избавление от нужды и тягот без жестокой классовой борьбы, с помощью чудотворцев, про­роков, сверхъестественных и внеисторических сил.

Поэт осложняет свой стих рели­гиозно-библейской символикой, но не отступает от усвоен­ного им принципа конструирования образа. В «Иорданской голубице» «гусей крикливых стая» уподоблена пре­ображенным душам, летящим в небесный сад, а крики гусей — плачу отчалившей Руси; Россия — Иордану, над которым, по легенде, парил голубь во время крещения Христа; революция — ветру. Из этих заставок с помощью библейских символов поэт строит образ:

Вот она, вот голубица,

Севшая ветру на длань.

Снова зарею клубится

Мой луговой Иордань.

(«Иорданская голубица»)

При помощи библейских символов Есенин пытается утверждать, что в революции Россия испытывает новое крещение, и над нею восходит заря новой веры, как при крещении Христа в Иордане. Так же составлена строфа:

Древняя тень Маврикии Родственна нашим холмам, Дождиком в нивы златые Нас посетил Авраам.

Революционные события в России Есенин изображал в 1917—1918 годах и средствами лирического творчества, в которых нашли воплощение и представления поэта о величайших общественных переменах, и его отношение к ним.

Как и прежде, в поэтическом стиле Есенина первых революционных лет главное место принадлежит метафо­рическому образу. Но источники метафоризации уже дру­гие. Если раньше есенинские уподобления и параллелиз­мы осуществлялись на основе национального устного поэтического творчества, а в их структуре природе отво­дилась едва ли не первостепенная роль, то в 1917— 1918 годах метафорический образ имеет своим источником библейскую символику и реализуется с помощью церков­ной лексики

«Пляши, Саломея, пляши!»

Твои ноги легки и крылаты.

Целуй ты уста без души,—

Но близок твой час расплаты!

Уже встал. Иоанн,

Изможденный от ран,

Поднял с земли

Отрубленную голову,

И снова гремят

Его уста,

Снова грозят

Содому:

«Опомнитесь!» («Левущий зов»)

Поэт воспринимает революцию как борь­бу добра и зла и выражает это с помощью библейских образов, ставших символическими: Саломея — олицетво­рение зла, Иоанн — мудрости и добра, город Содом — же­стокости и развращенности нравов жителей.

Примечательным, однако, является не само наличие большого количества библеизмов в стихотворениях о рево­люции, а использование их для выражения скифских представлений и скифской мятежности духа самого поэта. Поэтому обращение к религиозной лексике и библейской символике в годы революции не является свидетельством религиозных воззрений поэта. Наоборот, именно в эти годы с наибольшей громкостью звучат богоборческие мо­тивы в лирике Есенина.

Слиянием скифских представлений о революции и скифской мятежности духа поэта с библейской симво­ликой объясняются наиболее характерные черты стиля его поэзии революционных лет. Особенно отчетливо они представлены в «октябрьских» поэмах.

В произведениях революционных лет библейской символикой поэт стремится выразить смысл событий, происходящих на земле, оттенить до буйства восторженное к ним отношение. Осуществляя это, он включает церков­ные понятия в такие ритмико-интонационные и лексико-синтаксические ряды, в которых они обычно не употреб­лялись церковью.

Не устрашуся гибели,

Ни копий, ни стрел дождей,—

Так говорит по библии

Пророк Есенин Сергей.

Время мое приспело,

Не страшен мне лязг кнута.

Тело, Христово тело

Выплевываю изо рта.

Не хочу восприятъ спасения

Через муки его и крест:

Я иное постиг учение

Прободающих вечность звезд.

Я иное узрел пргйиествие —

Где не пляшет тгед правдой смерть.

Как овцу от поганой шерсти, я

Остригу голубую твердь. («Инония»)

 

 

С осознанием ложности в понимании целей революции в поэзию Есенина проникают и становятся лейтмо­тивом до отчаяния грустные тона и оттенки. Но это уже не тихая грусть, не легкая иноческая печаль. Разочаро­вание в революционных преобразованиях деревни совпало с имажинистским бунтарством и выразилось в бурной об­разности, запечатлевшей неудовлетворенность и смяте­ние поэта перед лицом современной ему действитель­ности.

Стихотворения и поэмы 1917—1918 годов и особенно «Инония» подвели итог не только социальным исканиям дореволюционного Есенина, они явились поэтическим воплощеиием всего комплекса идейно-художественных воз­зрений поэта.

Революция внесла в поэзию Есенина новые темы, имевшие большое историческое значение, заставила его размышлять над острыми социальными проблемами, на­полнила его произведения драматизмом, изменила спокойные ритмы и интимные интонации. В поэтике Есенина наметилось повышенное стремление к образности. И хотя сам принцип создания образа в своей основе сохранился (заставка, развернутая метафора), качество его резко из­менилось. Раньше поэт искал и находил в природе краски, близкие его настроению, и с их помощью выражал сокро­венные движения души, мельчайшие оттенки интимных чувств. Теперь в основу образности все чаще проникают библейские символы, с помощью которых создаются слож­ные метафоры, призванные раскрыть происходящие исторические события.

Человек — это всего лишь песчинка в просторах мироздания, жизнь его — мгновение в сравнении с вечностью Вселенной. Вот почему издавна не только ученые-астрономы, но и поэты обращали свои взоры в бескрайние, манящие к себе дали, чтобы попытаться проникнуть в тайны мироздания, а значит, и в тайны человеческой души. Не раз задумывался о глубинах Вселенной и Есенин.

Там, где вечно дремлет тайна,

Есть нездешние поля.

Только гость я, гость случайный

На горах твоих, земля.

Широки леса и воды,

Крепок взмах воздушных крыл.

Но века твои и годы

Затуманил бег светил... («Там, где вечно дремлет тайна…»)

Его как истинного поэта волновали вечные философские вопросы взаимоотношения человека и Вселенной, человека и природы, человека и мира его земных деяний, радостей, страстей, тревог, любви и ненависти, жизни и смерти. Есенин не бездумный певец своих чувств и переживаний, а поэт-философ. Как всякая поэзия, его лирика философична. Философская лирика — это стихи, в которых поэт говорит о вечных проблемах человеческого бытия, ведет поэтический диалог с человеком, природой, землей, Вселенной.

Примером полного взаимопроникновения природы и человека может служить стихотворение “Зеленая прическа” (1918). Оно развивается в двух планах: береза — девушка. Читатель так и не узнает о ком это стихотворение — о березе или о девушке. Потому что человек здесь уподоблен дереву — красавице русского леса, а она — человеку. Берёзка в русской поэзии — символ красоты, стойкости, юности; она светла и целомудренна.

В последние три года жизни Есенина явно привлекает и так называемая философская лирика, которую точнее можно определить как лирику житейских раздумий. В эту пору Есенин много размышляет над жизнью. Он критически оценивает свое прошлое, учитывает опыт пережитого, задумывается над будущим. Поэт был прав, когда говорил о том, что его лирика жива одной большой любовью к Родине. Любовь к Родине, к национальным истокам нашла выражение не только в содержании произведений, но и в характере поэтического мышления поэта, в художественной форме его произведения. Это прежде всего обнаруживается в глубокой внутренней связи его поэзии с народным устно-поэтическим творчеством.

Как и в народном творчестве, у Есенина почти пейзажных стихов, но в то же время и нет стихотворений, в которых бы так или иначе не ощущалась связь с миром природы. Поэт постоянно обращается к образам природы в тех случаях, когда высказывает самые сокровенные мысли о себе, о своем месте в жизни, о своем месте в прошлом, настоящем и будущем. Нередко в его стихах природа настолько сливается с человеком, что сама оказывается как бы отражением каких-то человеческих чувств, а человек в свою очередь, предстает как частица природы.

Вместе с тем Есенина не переставали тревожить беспокойные, мучительные мысли. Рядом с произведениями, в которых Есенин, выражал стремление понять новую эпоху, найти в ней свое место, в его стихах последнего года жизни звучат и мотивы осуждения неправильно прожитой жизни.

Чувство любви к Родине - движущая сила поэзии Есенина. Этой любовью проникнуты и философские стихотворения, и поэтические картины природы, и раздумья о судьбах деревни. "Думы печальные" сопровождают все творчество поэта. Ими отмечены все этапы творческого пути: кризиса, подъема. Поэзия Есенина - поэтический монолог "о времени и о себе". Этот проникновенный лирик - противоречивая личность.

С каждым днем я становлюсь глухим,

И себе, и жизнь кому велела.

Где-то в поле чистом, у межи,

Оторвал я тень свою от тела.  («Думы печальные»).

Любовь к окружающему у Есенина начинается с "принятием" себя. Именно это формирует отношение к жизни. Есенин до конца остался верен своему кредо: "Все встречаю, все приемлю". Он принимал жизнь и себя во всей сложности. В лирике Есенина отражены все противоречия: жажда жизни и уныние, вера и разочарование, воодушевление и отчаяние.

Будто жизнь на страдания моя обречена;

Горе вместе с тоской заградили мне путь…

Будто с радостью жизнь навсегда разлучена,

От тоски и от ран истомилася грудь.

Будто в жизни мне выпал страданья удел,

Незавидная мне в жизни выпала доля.

Есенин убежден, что жизнь - обман:

Даль туманная радость и счастье сулит,

А дойду - только слышатся вздохи да слезы,

Вдруг наступит гроза, сильней гром загремит

И разрушит волшебные, сладкие грезы. ("Моя жизнь")

Здесь же звучит мотив обреченности, фатализма. Но Есенин не становится рабом судьбы. Он жаждет полноты бытия, исполнен решимости изменить свою жизнь. Есенин, чувствуя себя зависимым от судьбы, от предопределения, борется с этим, сам пытается творить жизненный путь. В нем пробуждаются желания мыслить, чувствовать. В связи с этим пессимистические настроения сменяются оптимистическими:

О, верю, верю, счастье есть!

Еще и солнце не погасло.

Заря молитвенником красным

Пророчит благостную весть.

О, верю, верю, счастье есть. ("Моя жизнь")

Есенин развивает мысль о том, что жизнь - обман. Он использует этот мотив в названии стихотворения "Жизнь - обман с чарующей тоской". Однако такое восприятие бытия не вызывает в нем презрения к жизни, более того он испытывает чувство благодарности:

Но и все ж, теснимый и гонимый,

Я, смотря с улыбкой на зарю,

На земле, мне близкой и любимой,

Эту жизнь за все благодарю. ("Жизнь - обман с чарующей тоской")

В поэзии Есенина запечатлены два лика жизни: лживая и чистая. Сам поэт стремится к вольной, пытается зачеркнуть свое прошлое, которое, по его мнению, препятствует светлой жизни. Поиски гармонии трагичны. Однако, поэт надеется и верит:

Ветры, ветры, о снежные ветры,

Заметите мою прошлую жизнь.

Я хочу быть отроком светлым

Иль цветком с луговой межи. («Ветры, ветры, о снежные ветры…»)

В стихотворении "Мне грустно на тебя смотреть" Есенин размышляет о неизбежности человеческой смерти, о мелочности, суетности существования, о неумолимом движении времени:

Смешная жизнь, смешной разлад.

Так было, и так будет после.

Как кладбище усеян сад

В берез обглоданные кости.

Вот такие отцвели и мы

И отшумели, как гости сада…("Мне грустно на тебя смотреть")

Стихотворение "Звуки печали" - это риторическое обращение:

Звуки печали, скорбные звуки,

Долго ль меня вам томить?

Скоро ли кончатся тяжкие муки,

Скоро ль спокойно мне жить? ("Звуки печали")

Поэт жаждет спокойной жизни, гармонии с самим собой, но прошлое его тяготит, "думы смутного рая" не дают "отрады покоя". В стихотворении "Слезы" он пишет:

Что же дальше? Опять эти муки?

Нет, довольно… Пора отдохнуть

И забыть эти грустные звуки,

Уж и так истомилася грудь. ("Слезы")

Слезы, печаль вызваны трагическим мироощущением поэта. Есенин приходит к выводу:

Эх… лишь, видно, в холодной могиле

Я забыться могу и заснуть. ("Слезы")

Поэт уже ничего не хочет от жизни, ни о чем не жалеет. Он жаждет покоя. Таким образом, в творчестве Есенина возникает традиционный для русской литературы мотив ухода:

День ушел, убавилась черта,

Я опять подвинулся к уходу. ("Слезы")

Для поэта характерно осознание того, что человек на этой земле "лишь только прохожий", что каждому предначертан переход из этого мира в другой, небытие. Только там человек может обрести счастье, передать забвению груз прошлого:

Мы теперь уходим понемногу

В ту страну, где тишь и благодать.

Может быть, и скоро мне в дорогу

Бренные пожитки собирать.

В стихотворении "Я усталым таким еще не был" Есенин приходит к выводу, что поиски гармонии тщетны:

Я устал себя мучить бесцельно,

И с улыбкою странной лица

Полюбил я носить в легком теле

Тихий свет и покой мертвеца.

 «На смену бурным страстям и диссонансам «Москвы кабацкой» в поэзию Есенина входит «иная жизнь, иной напев». Герой снимает маску скандалиста и хулигана, и обнаруживает свою истинную суть – мудрого философа» – считает Н.И. Шубникова-Гусева[6].

Его, наконец-то успокоившаяся душа теперь мирно созерцает все происходящее вокруг, прийдя к осознанию, что земная жизнь – это только временное, приходящее явление, и что сожалеть о прошедшем – бесполезно. Этому свидетельствуют следующие строки его стихотворения полные философского смысла:

Кого жалеть? Ведь каждый в мире странник –

Пройдет, зайдет и вновь покинет дом.

О всех ушедших грезит коноплянник

С широким месяцем над голубым прудом

Стою один среди равнины голой,

А журавлей относит ветер в даль,

Я полон дум о юности веселой,

Но ничего в прошедшем мне не жаль.

                                                         («Отговорила роща золотая»)

Теперь уже все настойчивее звучит в стихах Есенина мотив принятия многоликой, окружающей жизни и законов бытия:

Приемлю все

как есть, все принимаю.

Готов идти по выбитым следам.

                                                («Отговорила роща золотая»)

Есенин принимает жизнь с ее противоречиями, неустройствами, наконец-то успокоившись, «утихнув», и «душой бунтующей навеки присмирев» («Русь советская», 1924год). Так, например, в стихотворении «Видно, так заведено на веки .» (1925год), Есенин говорит о своем душевном успокоении:

       Видно, так заведено на веки –

К тридцати годам перебесясь,

Все сильней, пожженные калеки,

С жизнью мы удерживаем связь.

Милая, мне скоро стукнет тридцать,

И земля милей мне с каждым днем.

Оттого и сердцу стало сниться,

Что горю я розовым огнем.

                                            («Видно, так заведено на веки...»)

В стихотворениях С. Есенина, относящихся к последнему периоду его творчества, уже нет той тоски, что рвала сердце на части, лирический герой тянется к жизни, к людям. С чувством долгожданного избавления расстается он с «кабацким чадом», с былыми муками.

Но лирический герой позднего Есенина лишь внешне выглядит прохожим и праздным соглядатаем. Его сердце постоянно мучают вопросы, на которые он и не пытается дать ответы, принимая различные позиции и точки зрения. «Русь уходящая», «Русь бесприютная» и «Русь советская» равноправно предстают в поэзии Есенина и вопрос: «Куда несет нас рок событий»? – находит различные ответы в рамках различных произведений. Принимая все новое в жизни, Есенин все же ощущает собственное отчуждение от этой жизни. В стихотворении «Русь советская» (1924год) он горько осознает:

Язык сограждан стал мне как чужой,

В своей стране я словно иностранец .

Ощущение того, что жизнь идет мимо него, ощущение одиночества, ненужности, мучает и терзает Есенина на протяжении всей его недолгой жизни. Также не дает покоя ему вопрос о роли и значении его творчества. С одной стороны, Есенин уверен в правильности избранного им пути. В начале 1920 –х годов он сам очень высоко оценивал значение своей поэзии, называя себя «суровым мастером» и «самым лучшим поэтом» России («Исповедь хулигана», 1920год), а также, позднее – «первокласснейшим поэтом в столице» («Мой путь», 1925год). В своем стихотворении «Стансы» (1924год), Есенин гордо заявляет:

 Я вам не кенар!

Я поэт!

И не чета, каким – то там Демьянам.

Пускай бываю иногда я пьяным,

Зато в глазах моих

Прозрений дивный свет.

С другой стороны, Есенин ощущает ненужность своей поэзии в стране, ее несоответствие действительности. В стихотворении «Русь советская», он с горечью осознает:

Моя поэзия здесь больше не нужна.

Да и, пожалуй, сам я тоже здесь не нужен.

Поэт винит себя за чуждость, бесполезность народу. С новыми критериями подходит он теперь к своему творчеству: «Стишок писнуть, пожалуй, всякий может». («Стансы»). Такие стихи поэт с презрением отвергает, и выносит приговор своей поэзии и себе за то, что ничего не поняв «в развороченном бурей быте», замкнулся в своих собственных переживаниях. В стихотворении «Мой путь» (1925год) Есенин с горечью заявляет:

На кой мне черт,

Что я поэт!..

И без меня в достатке дряни.

Пускай я сдохну,

Только .

Нет,

Не ставьте памятник в Рязани!

Все эти душевные разлады, мучения, сомнения приводят С. Есенина к отчуждению его от жизни и от самого себя. Творчество Есенина связано, прежде всего, с отражением кризисного сознания современного человека. Оно отражает объективные духовные процессы, связанные с феноменом отчуждения и самоотчуждения личности, переживающей драму утраты корней, единства с природой, миром, людьми.

Мотивы грусти, увядания, сожаления и скоротечности жизни поэт воплощает в эти годы в интимных, глубоко лирических формах, исключающих резкие тона, краски, ритмы, интонации. Он как бы ведет задушевную беседу с самим собой, отбирая для ее записи простые и, каза­лось бы, уже известные слова и образы, которые стано­вятся тем полновесней, чем больше чувств вложил в них поэт («Отговорила роща золотая», «Цветы», «Песня»).

Постепенно мотивы эти сливаются в один устойчиво присутствующий в поэзии Есенина до последнего дня мо­тив интимного прощания с жизнью. И последнее, предсмертное стихотворение поэта тоже относится к философской лирике, оно как бы завершает, ставит точку в конце короткого, но бурного творческого пути:

В этой жизни умирать не ново,

Но и жить, конечно, не новей.

(«До свиданья, друг мой, до свиданья»)

Высочайший лиризм, философская глубина есенинской лирики идут от великих традиций русской классической литературы. Стихотворения  Есенина учат умению глу­боко проникать в самые тайники человеческой души, в которые только и можно проникнуть полновесным поэти­ческим словом и им же вызвать нужные поэту ответные эмоции у читателя.