Часть I . Ошибочное понимание рыночной экономики

КУДА ВЕДУТ РЕФОРМЫ?

(К десятилетию начала переходных процессов)*

Введение

С начала реформ в бывших социалистических странах прошло десять лет. Какие же уроки можно извлечь из их опыта? Большин­ство наблюдателей склоняются к выводу, что китайский путь в отли­чие от российского пока что был успешным. Я утверждаю, что прова­лы реформ в России и во многих республиках бывшего Советского Союза (БСС) обусловлены не тем, что плохо осуществлялась в об­щем-то здравая политика. Причины неудач гораздо глубже, они коре­нятся в непонимании реформаторами самих основ рыночной эконо­мики и процесса институциональных реформ. Модели реформ, опи­рающиеся на общепринятые положения неоклассической теории, ско­рее всего, недооценивают роль информационных проблем, в том числе проблем корпоративного управления, социального и организацион­ного капитала, а также институциональной и правовой инфраструк­туры, необходимой для эффективного функционирования рыночной экономики. Недооценивают данные модели и важность открытия новых предприятий и связанные с этим трудности. Например, обеща­ния провести быстрые экономические преобразования и создать "на­родный капитализм", основанный на ваучерной приватизации и сис­теме инвестиционных фондов, оказались иллюзорными. Альтернатив­ная стратегия децентрализации с передачей прав принятия решений на уровень, на котором заинтересованные лица могут защищать соб­ственные интересы даже при отсутствии полноценной правовой ин­фраструктуры (а ее создание требует длительного времени), при та­ких обстоятельствах может оказаться более эффективной.

' Stiglitz J. Whither Reform? Ten Years of the Transition. World Bank. Annual Bank Conference on Development Economics, Washington, D.C., April 28-30, 1999. Содержание доклада отражает личные взгляды автора и их никоим образом не сле­дует приписывать Всемирному банку, его аффилированным организациям или чле­нам Совета директоров либо странам, которые они представляют. Публикуется с не­которыми сокращениями.

Нынешнее столетие ознаменовалось двумя великими экономически­ми экспериментами. Исход первого, социалистического эксперимента, начавшегося в наиболее крайней форме в России в 1917 г., сегодня ясен. Вторым экспериментом является возврат социалистических стран к принципам рыночной экономики. Безусловно, это - одно из самых крупномасштабных и относительно внезапных изменений правил игры в истории. С такой же поспешностью, с какой данные страны провозгла­сили отказ от коммунизма, западные советники выступили со своими "безошибочными" рецептами быстрого перехода к рыночной экономике.

Через десять лет после начала переходных процессов в странах Восточной Европы и республиках бывшего Советского Союза и через двадцать лет после их начала в Китае картина представляется неодноз­начной. Каждая из этих стран имеет свою историю, свои духовные и материальные возможности. Одни из них большую часть века находи­лись под гнетом централизованного планирования и авторитаризма, другим же они были навязаны лишь после второй мировой войны. Последние, граничившие с Западной Европой и вдохновлявшиеся пер­спективами европейской интеграции, явно были в лучшем положении, чем такие географически замкнутые страны, как Монголия или быв­шие советские республики Центральной Азии. Альтернативный вари­ант истории - "что было бы, если бы проводилась иная политика" -всегда проблематичен, так как приходится иметь дело с очень большим числом переменных. Однако различия в успехах и неудачах стран с переходной экономикой столь велики, что это требует объяснения.

Контраст между стратегиями (и результатами развития) двух крупнейших стран - России и Китая, может быть поучительным. За десять лет начиная с 1989 г. ВВП Китая почти удвоился, а России сократился почти в два раза (см. рис. 1). В начале периода ВВП России более чем в два раза превышал ВВП Китая, в конце его он оказался меньше на '/з¹- Но в эти десять лет Россия не только переживала

Динамика ВВП России и Китая (млрд. долл. США)*

* В цепах 1987 г.

Источник: Statistical Information and Management Analysis (SIMA) database.

Рис, 1

' Конечно, по отдельным позициям глубина спада переоценивается из-за недоуче­та деятельности в неформальном секторе, в то время как по другим позициям она существенно недооценивается, поскольку для измерения объемов выпуска продукции используются рыночные, а не теневые бартерные цепы. Далеко не радужную картину дают и социальные показатели (которые также следует учитывать с оговорками).

стагнацию. Ей также удалось перевернуть "с ног на голову" теоретичес­кое соотношение между неравенством доходов и экономическим рос­том: в процессе сокращения ВВП степень неравенства доходов (изме­ряемая коэффициентом Джини) возросла вдвое (см. рис. 2). Последние данные рисуют еще более мрачную картину: число лиц, находящихся на уровне бедности, определяемом доходом 4 долл. в день, возросло к середине десятилетия с 2 млн. до более чем 60 млн.

Динамика ВВП и углубление неравенства в России*

* ВВП выражен в ценах 1987 г. Графики представляют собой линии тренда между точками 1989 и 1996 гг.

Источник : World Development Indicators, 1999.

Рис. 2

Названия некоторых книг, недавно выпущенных ведущими за­падными консультантами по проблемам переходного процесса, весь­ма красноречивы: "Как Россия стала рыночной" или "Наступающий бум в России". Несостоятельность тех, кто консультировал Россию, постоянно предсказывая, что она находится в преддверии успеха, и заявляя о победе даже накануне недавнего краха, должна была стать очевидной. Да, России удалось "приватизировать" большую часть про­мышленности и запасов природных ресурсов, однако уровень вало­вых инвестиций в основной капитал - куда более важный признак быстрого развития рыночной экономики - за последние пять лет значительно снизился. Россия быстро превращается в страну с сырь­евой, а не с современной индустриальной экономикой.

С этими провалами контрастируют огромные успехи, достигну­тые Китаем, который сумел выстроить свой собственный путь перехо­да (не используя "чертежи" или "рецепты" западных консультан­тов). Он преуспел не только в обеспечении быстрого экономического роста, но и в создании полнокровного негосударственного сектора коллективных предприятий. Инвестиции в обрабатывающую промыш­ленность в Китае в отличие от России росли "как на дрожжах". Кри­тики подобных сравнений указывают на значительное различие в исходных позициях двух стран: душевой доход в Китае в начале ре­форм был намного ниже и поэтому имелись благоприятные возмож­ности для того, чтобы догнать Россию. Однако я, наоборот, склонен утверждать, что у Китая было больше трудностей, так как ему при­шлось одновременно решать задачи и перехода, и развития. И решал он их успешнее других стран с сопоставимым уровнем душевого до­хода, в то время как действия республик БСС и стран Восточной Европы по большей мере оказались неэффективными.

Нам предстоит ответить на вопрос: почему произошли прова­лы при переходе к рынку? Как и можно было ожидать, те, кто ратовал за шоковую терапию и быструю приватизацию, утверждают, что проблема заключается не в том, что было слишком много шока и мало терапии, а в том, что шока было слишком мало. Иными словами, реформы проводились недостаточно целенаправленно. Лекарство было назначено правильное, но пациент не следовал предписаниям врача. Другие защитники рекомендованной программы реформ счи­тают, что неудачными были не сами проекты реформ, а их осуще­ствление. Один из российских реформаторов недавно в шутку заме­тил, что в принимавшихся ими законах не было ничего плохого, кроме того, что они не исполнялись.

Однако, как я уже упоминал, причины провалов намного серьез­нее. Отчасти проблема состоит в чрезмерном доверии к моделям эко­номики, почерпнутым из учебников, которые могут быть весьма удоб­ны для обучения студентов, но на них нельзя опираться при консуль­тировании правительств, пытающихся воссоздать рыночную экономи­ку. Написанный в типично американском стиле учебник слишком за­висит от специфической интеллектуальной традиции - неоклассичес­кой модели, оставляя в стороне другие традиции (в частности, зало­женные Шумпетером и Хайеком), которые могли бы способствовать более глубокому пониманию ситуаций, возникающих в переходных экономиках. Отметим также смешение средств и целей. Например, про­ведение приватизации или снятие ограничений на вывоз капитала рассматриваются в качестве показателей успеха реформ, а не средств достижения более фундаментальных целей. Даже создание рыночной экономики важно не само по себе, а как фактор повышения жизнен­ного уровня населения и обеспечения основы для устойчивого, демок­ратического развития, отвечающего принципам справедливости.

Наконец, хотя к "политическим процессам" в странах с переход­ной экономикой относились с должным почтением и ими часто оп­равдывались конкретные реформаторские шаги, в действительности об их понимании мало что свидетельствует. В ретроспективе стано­вится ясно, что нередко политические прогнозы активных участников процесса реформ были далеки от истины, многие опасения не под­твердились, в то время как важные политические события не были предсказаны. Нельзя отделять "принципы" в чистом виде от того, как они реализуются или должны реализовываться на практике. Запад­ные консультанты предписывали свои рецепты реформ в условиях конкретного общества: с собственной историей, достигнутым уровнем социального капитала, совокупностью политических институтов, поли­тическими процессами, на которые влияли (если не определяли их) те или иные политические силы. Экономисты не могут так просто отмахнуться от того, как эти рекомендации используются. Докторам пора пересмотреть свои рецепты. Однако при этом им придется при­нимать пациента таким, каков он сегодня, а не таким, каким он был бы, если бы история пошла по иному пути. Вопрос не в том, чтобы "пере­играть" заново старые сражения, а в том, чтобы извлечь из прошлого уроки, которые помогут управлять будущим развитием.

Часть I . Ошибочное понимание рыночной экономики

В своей книге "Куда ведет социализм?"² я утверждал, что провал рыночного социализма был частично обусловлен неспособностью по­нять движущие силы реальной рыночной экономики - неспособно­стью, связанной с несостоятельностью самой неоклассической модели экономики. Если бы модель Эрроу-Дебре (ЭД)³ была верна, то рыноч­ный социализм мог бы оказаться намного эффективнее. Однако мо­дель ЭД отражает один существенный аспект рыночной экономики -информацию, передаваемую посредством ценовых сигналов, и роль пос­ледних в координации производства. Информационные же проблемы, которые решает экономика, намного сложнее. Цены передают не всю полезную информацию. Те, кто ратует за шоковую терапию с ее упором на приватизацию, потерпели аналогичную неудачу, потому что не смог­ли понять современный капитализм: они находились под слишком сильным влиянием чересчур упрощенных моделей рыночной эконо­мики, заимствованных из учебников. Однако мы не должны быть сни­сходительными к этому заблуждению. Ведь еще Хайек и Шумпетер разработали альтернативные парадигмы, которые не были надлежа­щим образом интегрированы в главное русло англо-американской на­учной традиции. Ко времени же, когда постсоциалистические экономи­ки столкнулись с переходными проблемами, теория информационной экономики показала вопиющую ограниченность модели ЭД и исполь­зовала средства современного экономического анализа, чтобы убеди­тельно проиллюстрировать проблемы корпоративного управления, о которых на протяжении нынешнего века писали Маршалл, Кейнс, Берле и Минз, Гэлбрейт, Марч и Саймон и многие другие.

Конкуренция и приватизация

Согласно стандартной неоклассической теории, для того чтобы рыночная экономика действовала хорошо (была оптимальной по Па-рето), необходимы частная собственность и конкуренция ("сиамские близнецы", обеспечивающие возможность эффективного создания бо­гатства). Требуется одновременно и то, и другое. Однако проблема заключается в выборе: если нельзя иметь и то, и другое сразу, то можно ли обойтись одной лишь приватизацией?

Те, кто выступал за приватизацию, с гордостью указывали, что зна­чительная часть государственных предприятий перешла в частные руки, но это было весьма сомнительным достижением. В конце концов легко просто раздать государственные активы, особенно своим друзьям и приятелям, а стимулы к этому очень сильны, если политики, проводя­щие приватизацию, могут получить свою долю - прямо или косвенно -в качестве пожертвований на ведение собственной избирательной кам­пании. В самом деле, если приватизация проводится способами, которые

²Stiglitz J. Whither Socialism? Cambridge MA, MIT Press, 1994. ³ Arrow K., Dcbrcu G. Existence of an Equilibrium for a Competitive Economy. -Econometrica, 1954, vol. 22.

многие считают незаконными, и при отсутствии институциональной инфраструктуры, то фактически могут быть подорваны более долго­временные перспективы рыночной экономики. Но еще хуже то, что на­рождающиеся частнособственнические интересы приводят к ослабле­нию государства и разрушают общественный порядок посредством кор­рупции и присвоения имущества представителями властных органов. Рассмотрим побуждения так называемых российских олигархов. Они могли бы рассуждать следующим образом: демократические выборы в конечном счете приведут к признанию того, что их богатство получено нечестным путем, и будут предприняты попытки его ото­брать. Им, по-видимому, пришлось придерживаться двойственной стра­тегии: с одной стороны, использовать свою финансовую мощь, чтобы приобрести достаточное политическое влияние и уменьшить вероят­ность подобного исхода; с другой - полагая, что такая стратегия свя­зана с риском, попытаться вывезти значительную часть своего богат­ства за пределы страны, в "безопасную гавань". Консультанты по "ре­формам" облегчили этот процесс, поощряя, а в некоторых случаях и настаивая на снятии ограничений на вывоз капитала⁴. Таким образом, провал приватизации как основы создания рыночной экономики был не случайным, а предсказуемым следствием способа ее проведения.

Альтернативные способы приватизации

Те, кто ратовал за быструю приватизацию в России, попали в затруд­нительное положение. Дело в том, что внутри страны отсутствовали законные источники частного богатства. Таким образом, у правитель­ства было четыре альтернативных варианта: продажа национальных активов за границу; ваучерная приватизация; "ручная спонтанная при­ватизация"; то, что я за неимением лучшего термина называю "неузаконен­ной" приватизацией. Именно последний вариант вскоре после 1995 г. выбрала Россия, приняв известную схему залоговых аукционов "креди­ты за акции". Правительство может позволить частным предпринима­телям создавать банки, которые могут ссужать им деньги для приобре­тения предприятий (или, как в случае сделок "кредиты за акции", кре­дитовать государство под залог принадлежащих ему акций). Кто бы ни получал лицензию на банковскую деятельность, он одновременно получал "лицензию на печатание денег", то есть на приобретение госу­дарственных предприятий. Хотя механизм коррупции действовал не­ким окольным путем, а процесс был менее "прозрачным", чем если бы правительственные чиновники раздавали активы государства своим друзьям, на самом деле эти два процесса мало чем различаются.

Поскольку подобная грабительская приватизация многими не признавалась легитимной, она подорвала репутацию рыночного капи­тализма сильнее, чем доктрина "эры коммунизма". А так как особых

⁴ Къян Ипцзи в докладе, представленном на данной конференции, убедительно доказывает, что ограничения па вывоз капитала из Китая сыграли решающую роль в его успехе, не только обеспечив крупный источник дохода для государства (что было бы невозможно при полной открытости), но и ослабив стимулы к распродаже активов.

оснований полагать, что те, кто таким способом приобретал активы -хорошие менеджеры, не было, то вряд ли стоило надеяться, что теперь активы будут использоваться лучше. Конечно, поддерживающие этот процесс мало беспокоились о политических последствиях или неком­петентности менеджеров. Они считали, что есть сильные стимулы для игры на "вторичном рынке" и поэтому в конечном счете активы по­падут в руки тех, кто наилучшим образом сумеет управлять предпри­ятиями. Была надежда, что новые "бароны-грабители" по крайней мере сумеют провести хороший аукцион. Однако данный процесс потер­пел неудачу по нескольким причинам. Во-первых, оставалась нере­шенной главная проблема: откуда возьмутся команды менеджеров с требуемым капиталом? Во-вторых, в результате снижения доверия к российской экономике и правительству страна стала менее привлека­тельной для иностранных инвесторов. В-третьих, олигархи обнару­жили, что легче обогатиться на распродаже активов, чем на их обнов­лении с целью обеспечения основы для создания богатства.

Ваучерные схемы оказались едва ли успешнее, при этом Чехия (вначале признанная моделью) служит яркой иллюстрацией более глу­бокой проблемы корпоративного управления, корпоративного менедж­мента как общественного блага. Возможно, введение спонтанной прива­тизации в юридически четкие рамки могло бы дать лучший резуль­тат: дробление крупных предприятий способно создать условия для более эффективного управления заинтересованными лицами.

"Созидательное разрушение"

Существенным элементом перехода к эффективной экономике яв­ляется переориентация ресурсов на использование в более производи­тельных областях. Перемещение работников из сферы малопроизводи­тельного труда на положение безработных само по себе не повышает производительность, а снижает ее, поскольку лучше достичь хотя бы какой-то производительности, чем никакой. Перевод на положение без­работных - дорогостоящая и неэффективная промежуточная стадия. Его можно было бы оправдать только отсутствием лучшего способа перемещения работников непосредственно с рабочих мест с низкой производительностью на более производительную работу. Сторонники подобного подхода нередко опирались на упрощенную трактовку зако­на Сэя (при недостаточном эмпирическом подтверждении): большой объем предложения рабочей силы создаст дополнительный спрос на нее частично за счет понижательного давления на заработную плату.

Однако у всех, кто изучает процесс создания предприятий и про­блемы предпринимательства, особенно в регионах БСС, где история рыночно ориентированной деятельности весьма коротка, такая позиция вызывает опасения. Для того чтобы предпринимательство было успеш­ным, должны сформироваться определенные навыки, которые у граж­дан БСС отсутствовали. Они приобретали совсем иные навыки -учились уклоняться от регулирующего воздействия государства, из­влекать выгоду из неэффективного государственного регулирования частных доходов и действовать "на стыке" между легальной и нелегальной сферами. Однако это существенно отличается от процесса создания нового бизнеса и конкуренции на мировом рынке.

Для предпринимательской деятельности требуется капитал, но его мало кто имел, особенно после того, как инфляция "съела" весьма скромные сбережения населения. Банковская система не обладала опытом отбора заемщиков и мониторинга выдаваемых кредитов, да и вообще говорить об этих банках как о "банках" в западном смысле было бы неправильным. Терминология здесь запутала как население страны, так и западных консультантов. В любом случае возможности предоставления средств новым малым предприятиям были ограниче­ны и, таким образом, даже при наилучших условиях предпринима­тельство задыхалось. Откуда же могли появиться новые рабочие ме­ста для людей, вытесненных из существующих сфер занятости?

Важнейшей частью механизма рыночной экономики является банк­ротство или реальная его угроза. Институт банкротства, подобно его антиподу, предпринимательству, практически не имел прецедента в социалистической экономике, его только предстояло создать. За несколько веков в рыночных экономиках сформировались разнообразные моде­ли банкротства, и каждая была интегрирована в "свою" специфичес­кую экономику. Вряд ли можно было ожидать, что "вживление" подоб­ного механизма в чуждую среду произойдет быстро, особенно при от­сутствии независимого и компетентного суда, усвоившего основные принципы данной процедуры. Те, кто надеялся, что вновь разработан­ное и "внедренное" законодательство о банкротстве будет способство­вать реструктуризации промышленности, были очень разочарованы.

Кроме того, непросто найти единственный и наилучший способ банкротства. Все его системы представляют собой компромиссы между правами кредитора и должника. Законодательство о банкротстве дол­жно учитывать местные условия. Например, важная его особенность -скорость, с которой активы могут быть вновь вовлечены в производи­тельное использование. В странах с недостаточным развитием пред­принимательства, неэффективной системой социальной защиты насе­ления и слабой мобильностью трудовых ресурсов следует ожидать тяготения к банкротствам с ориентацией на должника⁵. Кроме того, не надо надеяться, что реструктуризация промышленности будет осуще­ствляться судами по делам о банкротстве. Цель подлинной реструк­туризации - не допустить формального банкротства компании.

Предпринимательство и банкротство, вхождение в бизнес и вы­ход из него должны рассматриваться как две стороны "монеты" эконо-

⁵ Существует давняя правовая традиция считать, что суды постепенно и не без колебаний начинают руководствоваться принципами прямой или по меньшей мере "ощущаемой" эффективности. Тогда вероятно, что независимые суды в экономике со значительным недоиспользованием ресурсов будут склоняться к решениям, которые предусматривают продолжение использования ресурсов. Судья Верховного суда США У. Дуглас заметил, что "в основе всех наших законов о банкротстве лежит философия, выраженная в 1840 г. Генри Клеем: "Я считаю, что публичное право государства при всех правах его граждан, моральных и физических, имеет приоритет в отношении любых предполагаемых прав частного кредитора" (см.: Douglas W. An Almanac of Liberty. Garden City, Doublcday, 1954, p. 289).

Дж. Стиглиц

мических изменений. Советы типа "только обеспечьте исполнение за­конов о банкротстве" или "только ужесточите бюджетные ограниче­ния" не годятся там, где недостает культуры создания нового бизнеса. Нужно помнить обе части формулировки Шумпетера "созидатель­ное разрушение". Даже давно сложившиеся рыночные экономики нельзя вывести из глубокой депрессии путем принуждения большо­го числа фирм к банкротству. Решительные меры по созданию и под­держанию занятости посредством поощрения предпринимательства и/ил и использования кейнсианских стимулов должны сопровождать (если не предшествовать) реструктуризацию через банкротство.

Социальный и организационный капитал

Давно признано, что рыночная система не может действовать ис­ходя только из узкокорыстных интересов. Информационные проблемы в рыночных взаимодействиях предоставляют немало шансов для оп­портунистического поведения. Без достижения определенного уровня минимального общественного доверия и гражданских норм социаль­ное взаимодействие свелось бы к осторожной и ненадежной торговле товарами. За этими социальными нормами стоит механизм права, ко­торый сам по себе не относится к элементам рынка. "Системы собствен­ности вообще не являются полностью самодостаточными. При своей спецификации они зависят от множества правовых процедур - как гражданских, так и уголовных. Осуществление права не может рас­сматриваться как подчиненное системе цен. Судьям и полиции можно иногда платить, однако сама система исчезла бы, если бы они могли каждый раз "продавать" свои услуги и решения. Таким образом, спе­цификация прав собственности, основанная на системе цен, зависит имен­но от отсутствия всеобщности частной собственности и системы цен... В той мере, в какой эта всеобщность отсутствует, система цен должна дополняться неявным или явным социальным контрактом"⁶.

Информационные потребности и трансакционные издержки, свя­занные с обеспечением соблюдения явного и неявного контрактов, как правило, различаются, так что эти два типа контрактов являются, скорее, взаимодополняющими, а не взаимозаменяемыми. Проблема пе­реходных экономик состоит в том, что оба механизма обеспечения соблюдения контрактов были несовершенными: правовые и судеб­ные возможности государства ограничены, в то время как сам про­цесс перехода - значительные институциональные изменения, высо­кие теневые процентные ставки и короткие временные горизонты -снижает эффективность неявных контрактов. Таким образом, даже при отсутствии необходимости формировать новые институты сам про­цесс перехода создает помехи работе рыночной экономики.

Эрроу, Хиршмэн, Путнам, Фукуяма и другие утверждали, что ус­пех рыночной экономики нельзя понять, оперируя лишь узкими эко­ номическими стимулами: критически важные роли играют нормы,

⁶ Arrow К. Gifts and Exchanges. - Philosophy and Public Affairs, 1972, vol. 1, No 4, p. 357.

общественные институты, социальный капитал и доверие⁷. Рыночно­му обществу необходим именно неявный социальный контракт, кото­рый нельзя просто узаконить, декретировать или ввести постановле­нием реформаторского правительства. Подобный "социальный клей" требуется любому обществу. Одна из наиболее трудных задач трансфор­мации, подобной переходу от социализма к рыночной экономике, -это трансформация старого "неявного социального контракта" в но­вый. Если реформаторы просто разрушат старые нормы и ограниче­ния, чтобы "очистить государство", не учитывая, что процесс создания новых норм занимает много времени, то новые узаконенные институ­ты могут оказаться бездействующими. Тогда реформы будут дискре­дитированы, а реформаторы станут винить свои жертвы в неправиль­ном осуществлении их плохо продуманных проектов.

Одной из вариаций на эту тему является возложение вины за про­вал шоковых реформ на коррупцию и рентоориентированное поведе­ние⁸. Однако, хотя стремление к извлечению ренты и коррупция сыгра­ли важную роль в провале этих реформ, в числе его причин были еще и другие, более весомые (в самом деле, если бы погоня за рентой была единственной проблемой, то уменьшение подобных возможностей, о чем пишет Ослунд, должно было бы сопровождаться бумом национального производства). Кроме того, распространению коррупции и рентоориен-тированного поведения может содействовать и способ проведения ре­форм, разрушивших и без того непрочный социальный капитал и рас­ширивших возможности и стимулы для такой деятельности⁹.

Социальный и организационный капитал, необходимый для осуще­ствления перехода, нельзя насадить "сверху". Люди должны играть актив­ную и конструктивную роль в трансформации самих себя; можно ска­зать, что им нужно чаще находиться на "водительском сидении". В про­тивном случае реформаторский режим прибегнет к взяткам и угрозам, с тем чтобы добиться внешних изменений в поведении людей в той мере, в какой оно поддается контролю. Однако это - совсем не трансформация.

В рыночных экономиках деятельность фирм можно рассматри­вать как локальные нерыночные решения проблем коллективных действий там, где трансакционные издержки препятствуют коорди­нации посредством рыночных контрактов¹⁰. В новых постсоциалис-

⁷ С другой стороны, следует избегать ошибочного мнения, что социальные ин­ституты, возникающие для преодоления провалов рынка из-за несовершенства ин­формации, необходимо повышают благосостояние. Условия, при которых децентра­лизованные социальные институты приводят к распределениям, эффективным по Парето, столь же ограничительны, как и те, при которых децентрализованные эконо­мические институты ведут к эффективности по Парето.

⁸См., например: Aslund A. Why Has Russia's Economic Transformation Been So Arduous? World Bank, Annual Bank Conference on Development Economics, Washington, B.C., April 28-30, 1999, draft.

⁹ Один наш коллега в шутку заметил: "Институциональный блицкриг разру­шил старые социальные нормы и не создал новых, устранив последние ограничения на пути опасного для общества распространения коррупции. Так маляр мог бы сжечь свою старую спецодежду из огнемета, а потом стал бы жаловаться на то, что он не может закончить покраску, поскольку дом сгорел дотла".

'"Coase R. The Nature of the Firm. - Economica, November 1937, vol. IV.

тических рыночных экономиках, как и в сложившихся рыночных
экономиках, первый пример экстенсивной (то есть выходящей за
пределы семьи) общественной кооперации в повседневной жизни
обнаруживается на рабочем месте. Таким образом, предприниматель­
ская инициатива, формирующаяся на базе действующих предприя­
тий, может быть весьма эффективной с точки зрения сохранения
элементов социального и организационного капитала в постсоциа­
листических обществах. Другие общественные организации, которые
могли бы служить "инкубатором" и поддерживать предпринима­
тельскую инициативу, включают городские администрации, профсо­
юзы, школы, колледжи, кооперативы (жилищные, потребительские,
кредитные и производственные), ассоциации взаимной помощи, гиль­
дии, профессиональные ассоциации, церкви, ассоциации ветеранов,
клубы и расширенные семейные группы.                 .

Постсоциалистическое разделение собственности и управления

Поскольку очень сложно вновь собрать организационный ка­питал после того, как он был "рассеян" или разрушен, важно содей­ствовать предпринимательской реструктуризации на существующих предприятиях. На необходимость их фундаментальной реструктури­зации, конечно, обратили внимание и многочисленные западные кон­сультанты, однако их советы приводили порой не столько к реше­нию проблемы, сколько к ее усложнению.

При ретроспективном взгляде ясно, что одной из примечатель­ных черт набора западных советов применительно к развитию пост­социалистических экономик (Вашингтонского консенсуса), особенно когда они касались проблемы приватизации, выступает отсутствие внимания к разделению собственности и управления. Подобный ин­теллектуальный подход, по-видимому, можно отнести к курьезному "миру до Берле и Минза"¹¹, где частная собственность и управление предприятием - в сущности, одно и то же, как будто нормой являет­ся мелкая или средняя закрытая корпорация. Однако крупные ком­пании в экономиках англо-американского типа характеризовались прежде всего тем, что Берле и Минз назвали "разделением соб­ственности и управления". Еще раньше эту точку зрения высказал Кейнс: "Одним из наиболее интересных и незамеченных явлений последних десятилетий (написано в 1926 г. - Прим. авт.) была тен­денция к самосоциализации больших предприятий. В процессе рос­та крупного института, особенно железной дороги или коммуналь­ного предприятия, но также и банка или страховой компании на­ступает момент, когда собственники капитала, то есть акционеры, почти

" Bcrle A., Means G. The Modern Corporation and Private Property. New York, Macmillan Company, 1932. См. также: Roe M. Strong Managers, Weak Owners: The Political Roots of American Corporate Finance. Princeton, Princeton University Press, 1994; Kaufman A., Zacharias L., Karson M. Managers Vs. Owners. New York, Oxford Chivcrsity Press, 1995.

полностью отделяются от менеджмента. Результатом является то, что личная заинтересованность менеджеров в получении значительных прибылей уходит на второй план"¹².

Расхождение интересов менеджеров и акционеров крупных корпораций, акции которых обращаются на открытом рынке, стало главным источником возникновения теории агентских контрактов¹³. Однако суровым урокам разделения собственности и управления и возникшим в результате этого проблемам агентских отношений в стандартных западных рекомендациях не было уделено доста­точного внимания, несмотря на широкое обсуждение вопросов кор­поративного управления. Позвольте мне привести несколько при­меров "замечательных выражений".

"Четко специфицированные права частной собственности". Вместо того чтобы попытаться контролировать поведение менеджеров государственных предприятий с помощью контрактов, содержащих эффективные стимулы, стандартная рекомендация со­стоит в том, что следует провести приватизацию предприятия и позволить "правам частной собственности" обеспечить естествен­ные стимулы - "как на Западе". Однако разделение собственности и управления в крупных западных компаниях означает, что функ­ция управления не распределяется на основе "четко специфициро­ванных прав частной собственности". Владение акциями, подобно владению облигациями, действительно четко определено: акционер может купить, продать или сохранять эти права. Однако они ниче­го не "добавляют" к реальному, основанному на собственности уп­равлению компанией, если акционеры "атомизированы" и "рассея­ны". Это положение можно выразить, признав, что менеджмент от­крытой компании с "рассеянной" собственностью является обще­ственным благом и, как в случае любого общественного блага, объем его предложения будет недостаточным. Возможна и иная формули­ровка: рынок менеджеров - процесс поглощений - весьма несовер­шенен и, вообще говоря, не гарантирует, что компанией будут управ­лять те, кто обеспечит наивысшие доходы¹⁴.

"Контролирующий частный владелец". После признания про­блем "рассеянного" владения акциями при управлении компания­ми в целях их решения обычно предлагалось иметь "контролирую­щего частного владельца" в форме инвестиционного фонда - как в

¹² Kcynes J. Essays in Persuasion. New York, Norton, 1963.

¹³ См.: Ross S. The Economic Theory of Agency: The Principal's Problem. -
American Economic Review, 1973, vol. 63, May; StiglitzJ. Principal and Agent. In:
The New Palgrave: Allocation, Information, and Markets. New York, Norton, 1987.

¹⁴ См.: Stiglitz J. Some Aspects of the Pure Theory of Corporate Finance: Bankruptcies
and Takc-Overs. - Bell Journal of Economics, 1972, vol. 3, No 2. Поглощения компаний
командами менеджеров, повышающими их стоимость, никогда не могли быть успеш­
ными, поскольку каждый акционер имеет стимул к сохранению своих акций с тем,
чтобы в полной мере участвовать в дележе возрастающих доходов; в то же время
если каждый акционер полагает, что другие предложат свои акции на продажу, то
поглощения, снижающие стоимость и связанные с распродажей не приносящих при­
быль активов, будут успешными (Grossman S., Hart О. Takeover Bids, the Free Rider
Problem and The Theory of the Corporation. - Bell Journal of Economics, 1980, No 11).

стандартной модели ваучерной приватизации, рекомендованной Ва­шингтонским консенсусом и повторенной в чешской программе при­ватизации. Одной из очевидных трудностей при этом решении было то, что ваучерные инвестиционные фонды сталкивались с более серь­езной проблемой корпоративного управления, чем компании, акции которых находились в их портфелях. Акции принадлежали предста­вителям самых разных слоев населения. Таким образом, влияние ак­ционеров на менеджеров фонда было, по сути, нулевым. Однако идея контролирующего инвестиционного фонда была "продана" в стандарт­ном пакете рекомендаций Вашингтонского консенсуса как "решение" (а не осложнение) проблемы корпоративного управления.

"Естественные стимулы частной собственности". В экономике, как и в политике, есть хорошая идея - "следовать за деньгами". Кто имеет экономические интересы ("права на денежные потоки"), обычно соотносимые с правом собственности на корпорацию? Согласно стан­дартной теории, экономические интересы связаны с владением акция­ми. Акционер получает экономическую отдачу двумя путями: в фор­ме дивидендов и приро