Анализ некоторых произведений поэтов 20 века

Роберт Фрост

«Смерть батрака » (“The Death of the Hired Man”). Стихотворение было опубликовано в сборнике “North of Boston” в 1914г.

Одна из центральных проблем, затронутых в стихотворении, - соотношение между справедливостью и милосердием. Справедливость не хочет милосердия, а милосердие может жить, только потеснив справедливость. Сайлас, вернувшийся батрак, виноват перед Уорреном и Мэри за то, что он ненадёжный работник и всегда уходит в самый неподходящий момент. Уоррен ищет справедливости. Мэри просит о милосердии. Сайлас перед смертью возвращается не к богатому родному брату, а к Уоррену и Мэри, потому что воспоминания о работе у них, быть может, лучшее, что у него осталось в жизни. В стихотворении даются два ставших знаменитыми определения родного дома: “Home is the place where, when you have to go there,/They have to take you in” - говорит Уоррен. Определение Мэри несколько иное: “ I should have called it/Something you somehow haven’t to deserve”.

Из последних строк видно не только единство и полное понимание между мужем и женой – они поистине «одна плоть», - но и то, что Уоррен, в сущности, внутренне тоже простил Сайласа, но только как человек гордый и упрямый не решался признаться в это себе и своей жене.

«Гладя на лес снежным вечером» (“ Stopping by Woods on a Snowy Evening”) Стихотворение было впервые опубликовано в журнале New Republic в 1923 г. и вошло затем в сборник стихов Фроста “New Hampshire”.

Ясность и простота этого знаменитого стихотворения могут даже помешать сразу заметить чрезвычайно сложную и изощрённую систему рифмовки (схема такова: aaba bbcb ccdc dddd).

Есть два высказывания Фроста об этом стихотворении. Он сказал как-то, что хотел бы видеть его напечатанным с сорока страницами примечаний к нему. В другой раз он заметил, что это стихотворение содержит всё, что он когда- либо знал.

Прежде всего стихотворение можно рассматривать как поэтическую зарисовку на тему о красоте зимнего леса. При более внимательном взгляде можно увидеть в нём борьбу между тягой к созерцанию красоты и чувством долга, то есть противостояние эстетики и этики. Однако, вдумавшись в странную фразу: “The woods are lovely, dark and deep”, мы заметим в манящей притягательной силе лесов другую силу, которая искушает и втягивает в себя рано или поздно всё живое. Таким образом, стихотворение Фроста перекликается со знаменитым гётевским «Горные вершины». Но если Гёте обещает путнику покой небытия как близкую и желанную цель – «скоро обретёшь покой и ты», - то Фрост не может и не хочет отдаться зову тёмного и глубокого леса, даже в самый тёмный из вечеров года. Ещё не всё земное совершенно, ещё рано на покой, как бы говорит он, и эта мысль будет развита в более позднем стихотворении “Come in”. Интересно, что у Фроста зов смерти есть в то же время зов красоты; такое острое чувство греховности и гибельности красоты – особенность пуританского сознания и совсем не свойственно Гёте.

Томас Стернз Элиот

«Любовная песнь Дж. Альфреда Пруфрока» (“ The Love Song of J. Alfred Prufrock”) Стихотворение было начато в 1910г., когда Элиот был студентом Гарвардского университета, и закончено в Европе в 1911г. Напечатано 4 года спустя в журнале “Poetry” в 1915г. Вошло затем в первую книгу стихов Элиота “Prufrock and Other Observations” в 1917 г.

Название стихотворения являет собой образец многослойной иронии. Слова «любовная песня» настраивают на определённый лирический лад, но следующее за ним имя Дж. Альфред Пруфрок своей официальностью иронически снимает создавшееся было настроение. Эпиграф взят из «Божественной комедии» Данте: «Если бы я полагал, что отвечаю тому, кто может возвратиться в мир, это пламя не дрожало бы; но если правда, что никто никогда не возвращался живым из этих глубин, я отвечу тебе, не опасаясь позора». Смысл его примерно таков: если бы герой был уверен, что его услышит тот, кто потом вернётся к людям и расскажет об услышанном, он не стал бы говорить. Значит, любовная песнь элиотовского героя не будет пропета во всеуслышание. Дочитав стихотворение до конца, мы понимаем, что Пруфрок, пожалуй, и не любит никого, - во всяком случае, никого из женщин, которых он упоминает в своём монологе. Такова современная любовная песнь интеллектуального молодого человека, как бы хочет сказать Элиот. Таков нынешний вариант признания в любви, да и сама любовь, если можно назвать это любовью.

Самый важный источник Элиота – стихотворение английского поэта Эндрю Марвелла «К своей робкой возлюбленной», которое представляет собой как бы антипод «Любовной песни…». Герой Марвелла страстно убеждает свою возлюбленную отбросить застенчивость:”Let us roll all our strength and all/Our sweetness into one ball.”

Пруфрок, напротив, осторожен и нерешителен, ему кажется, что от его любовного предложения может рухнуть вселенная. Стоит ли тревожить мироздание, если тебя всё равно не услышат или не поймут? Даже если бы ты, подобно воскресшему из мёртвых евангельскому Лазарю, захотел сказать что-то очень важное о жизни и смерти, тебя не станут слушать: каждую из этих дам интересует только то, что она сама хотела сказать. Тогда рожается желание стать морским крабом, который не мучается никакими сомнениями и мощными клешнями хватает то, что ему нужно.

Невозможность любви – так можно определить тему «Любовной песни…». А от невозможности любить не так уж далеко и до невозможности жить. Поэтому стихотворение заканчивается словами “we drown” (русалки символизируют недоступную и гибельную для Пруфрока женскую прелесть).

«Паломничество Волхвов» (“ Journey of the Magi”) Стихотворение было впервые опубликовано в 1927 г. в виде текста на рождественской почтовой открытке издательства “Faber and Faber”. В том же году Т.С. Элиот стал британским подданным и принял англиканство. Избрав традиционный евангельский сюжет поклонения восточных волхвов (магов) новорождённому младенцу Христу, Элиот, однако, с первых же строк повернул его по-своему. Достаточно сказать, что он ни разу не упомянул про путеводную рождественскую звезду, которая вела волхвов к дому младенца. Ничего не говорится ни о дарах, ни о радости волхвов. Элиота интересуют только трудности перехода, трудности пути к новому откровению и новой вере. Повествование идёт от лица одного из волхвов, который вспоминает о паломничестве много лет спустя. Оказывается, в дороге волхвов мучили сомнения, - может быть, “this was all folly”. Но и после возвращения на родину жизнь повествователя не стала легче. Это рождество словно требовало смерти от него, смерти всего, чему он поклонялся раньше, и лишь после этой смерти возможно будет второе рождение.

На диалектике рождения и смерти, мучительности смерти старых богов и рождения новой веры построено всё стихотворение. Рассказчик не до конца принял новую веру, он хочет умереть, чтобы хоть таким образом освободиться от сомнений и неприязни окружающих его людей, которые продолжают поклоняться старым богам. Стихотворение показывает, насколько нелёгким был для самого Элиота переход в англиканство.

Аллен Тейт

«Средиземноморье» (“ The Mediterranean”) Стихотворение написано в 1932 г. и опубликовано в сборнике стихов А. Тейта “The Mediterranean and Other Poems” (1936).

Летом 1932 г. Тейт с женой в обществе английского писателя Форда Медокса Форда посетил местечко Касси на юге Франции недалеко от Марселя. В память о поездке на лодке по Средиземному морю и написано стихотворение. Но тема стихотворения отнюдь не туристическая, а историофилософская. Средиземноморье – колыбель европейской цивилизации. Через всё стихотворение проходит перекличка с «Энеидой» Вергилия. После падения Трои Эней с группой троянцев прибыл к пустынным берегам Средиземного моря, чтобы основать здесь новое царство – будущую великую Римскую империю. Ранее одна из рассерженных гарпий предсказала троянцам, что они не смогут основать город на новой земле, пока их не постигнет такой голод, что им придётся есть даже то, на чём подают еду. У Вергилия стоит слово “mensae” – «столы». Тейт заменяет его словом “plate”, “dish”, “bowl”. Прорицание сбывается, когда троянцы съедают не только всю пищу, но и хлебные подставки, которые заменяли им столы. Тогда их осеняет, что они находятся в той земле, где им предстоит основать новый город и новое государство. Тейт трижды возвращается к этому мотиву: “…devoured the very Plates Aeneas bore”, “What prophesy of eaten plates could landless wanderers fulfill by the ancient sea?”, “…Eat dish and bowl to take their sweet land in.” Во время трапезы поэт спрашивает себя и своих спутников, какое же новое государство предстоит основать им? И отвечает на этот вопрос, не без иронии прослеживая путь из Средиземного моря через Гибралтар на запад, к берегам Америки.

«Ода павшим конфедератам» (« Ode to the Confederate dead”) Над этим стихотворением А. Тейт работал с 1926 по 1936 г. Первый вариант «Оды…» появился в 1927 г. в ежегоднике “The American Caravan”, окончательный текст – в сборнике стихов А. Тейта “Selected Poems” (1936).

Южанин А. Тейт решил воспеть солдат Конфедерации южных штатов, боровшихся против Союза американских штатов в Гражданской войне 1861-1865гг., но получилось нечто совсем иное. Сам поэт считал главной темой «Оды…» солипсизм, который определял как «философскую доктрину, которая утверждает, что мы создаём мир в процессе его восприятия». Это относится не к солдатам Конфедерации, которые для Тейта были и остаются героями, а к повествователю, лирическому герою «Оды», который выступает символом современного человека, живущего только абстрактными размышлениями, не способного к целенаправленному и, тем более, героическому действию. Этот «умозрительный человек» уподобляется сначала слепому крабу, а затем ягуару, прыгающему в пруд за собственным отражением.

Суть стихотворения вкратце такова: лирический герой Тейта стоит на кладбище, где похоронены солдаты Конфедерации, и пытается представить, какими они были, что вело их в бой и пр., но вместо этого его сознание фиксирует лишь видимые следы разрушительной работы времени: полустёртые надгробные надписи, отбитые конечности гипсовых ангелов и т.д. Все его попытки увидеть за сухими листьями, кружащимися на осеннем ветру, пехотинцев Конфедерации кончаются неудачей. Жёлтые листья, холодный ветер, заброшенное кладбище – единственная доступная его восприятию реальность. Виновато в этом “…mute speculation, the patient curse/That stones the eyes”, то есть «немое» абстрактное умствование, тяготеющее над ним тяжёлым проклятием и лишающее его возможности преодолеть «видимости» - прах и тление. Заканчивается стихотворение образом змеи, символизирующей всепримиряющее и всепоглощающее время. Таким образом, вместо торжественно-патетической оды героям Конфедерации получилось грустное размышление о современном человеке, не способном не только на героический поступок, но даже не умеющем внутренне сродниться с теми, кого чтит умом.

Роберт Лоуэлл

«Квакерское кладбище в Нантакете» (“ The Quaker Graveyard in Nantucket”)  Опубликовано в сборнике стихов Р. Лоуэлла “Lord Weary’s Castle” (1946).

В январе 1944 г. во время взрыва на эскадронном миноносце “Turner” в районе пролива Лонг-Айленд погиб двоюродный брат Лоуэлла лейтенант Уоррен Уинслоу. Тело его не было найдено, но южнее Бостона на квакерском кладбище на острове Нантакет лейтенанту Уинслоу был поставлен кенотаф (cenotaph), то есть символический надгробный памятник, без захоронения тела.

Остров Нантакет в американской культуре связан с романом Г. Мелвилла «Моби Дик, или Белый Кит» (1851). Именно оттуда отправился на ловлю белого кита капитан Ахав на корабле «Пекод». И Ахав и «Пекод» не раз будут упомянуты Лоуэллом.

Уточним географию стихотворения. Южнее Бостона далеко выступает в Атлантический океан полуостров Кейп Код («Мыс Трески»). На юго-западе этого полуострова находится город Вудс Хоул, упоминаемый в пятой части стихотворения. Южнее полуострова Кейп Код лежат два острова – Мартас Виньярд и Нантакет. На острове Нантакет расположены 2 города, упоминаемых Лоуэллом – Мадакет и Сконсет (точнее, Сайасконсет). Теперь, зная географию стихотворения, обратимся к его истории. Остров Нантакет издавна был центром китобойного промысла. Квакеры – противники войн – были однако неутомимыми истребителями китов. Оправдание они находили, может быть, в словах Библии, избранных Лоуэллом в качестве эпиграфа к стихотворению: «сам Господь поставил человека владыкой над рыбами морскими и птицами небесными». И последнее предварительное замечание: два больших отрывка стихотворения (первые 12 строк и почти вся шестая часть – “Our Lady of Walsingham”) являются переложением в стихи двух прозаических текстов других авторов – начало представляет собой поэтический перифраз из первой главы книги Генри Торо “Cape Cod”, а пятая часть перефразирует несколько абзацев из книги Э. Уоткина «Католическое искусство и культура»

Стихотворение сложно по языку. Лоуэлл охотно использует в нём редкие и малоупотребительные слова. Но не менее сложно стихотворение по композиции и по мысли.

Начнём с названия. Уоррен Уинслоу не был квакером и оказался на их кладбище случайно: его корабль взорвался недалеко от острова Нантакет. Но Лоуэлл воспользовался этим случайным обстоятельством и построил стихотворение на сопоставлении 2 преступлений, а именно: истребление китов квакерами и истребление цивилизованными народами друг друга в мировых войнах (сам Лоуэлл отказался участвовать во второй мировой войне, та как, по его мнению, американские лётчики бомбили гражданское население Европы. За отказ от призыва он отбыл тюремный срок. Разумеется, оправдать этот поступок Лоуэлла невозможно: мы не имеем права забывать, что шла война с фашизмом. Впоследствии и сам поэт будет сожалеть о своей пацифистской позиции тех лет). И в истреблении китов, и в истреблении людей Лоуэлл видит проявление одного и того же духа капиталистической наживы (Лоуэлл разделял теорию немецкого социолога Макса Вербера (1864-1920), согласно которой капитализм является порождением протестантской этики. Сам поэт родился и вырос в протестантской (кальвинистской) семье, но в 1940 г. перешёл в католицизм. В период написания «Квакерского кладбища» он был ревностным католикам, однако в начале 50-х отошёл от католицизма.

В первой части стихотворения Лоуэлл пытается представить, как тело его погибшего кузена было выловлено, снабжено грузом и затем снова отправлено назад, на съедение акулам. Лира Орфея не вернёт его с того света, только хриплый военный салют почтит эту бессмысленную смерть. Во второй части даётся картина неспокойного бурного моря и оплакивание природной погибших людей (эта часть, пожалуй, единственная, сближающая «Квакерское кладбище» с традиционными элегиями типа «Лисидаса» Д. Мильтона или «Адонаиса» П.Б. Шелли). В третьей части всякая смерть на море осмысливается, как возмездие. Китобои-квакеры отождествляли житейский успех (богатство) с благоволением божьим и богоизбранностью и поэтому даже в момент гибели не могли понять причин божьего гнева. Четвёртая и пятая части тематически связаны с образом «Моби Дика» Мелвилла, но охота на кита переосмысливается, как охота на бога и разрушение установленного им порядка. Пятая часть, пожалуй, самая выразительная: это картина гибели мира, залитого разлагающимися внутренностями китов. Гарпун капитана Ахава сливается в одно с копьём, пронзившим распятого Христа. Слова “hide our steel, Jonas Messias, in Thy Side” представляют образец сложного языка Лоуэлла. Смысл их ясен: это обращение к Христу с молитвой взять на себя грехи людей, но откуда это странное сочетание Jonas Messias? Пророк Иона находился 3 дня и 3 ночи во чреве кита. Столько же времени прошло между распятием и воскресением Христа. Таким образом, Jonas Messias – это одновременно и убиваемый кит, и распинаемый бог.

Шестая часть резко отличается от всех остальных по своему умиротворенному тону. Но трудно связать храм богоматери в английском местечке Уолсингем (графство Норфолк) и судьбы американских китобоев-квакеров. Для Лоуэлла безмятежность и всепонимание богоматери – единственная альтернатива неистовствам человека. И, наконец, в последней части мы переносимся к кенотафу Уоррена Уинслоу и одновременно видим весь Атлантический океан как огромное кладбище затонувших китобоев и моряков. Последняя строка требует особого внимания. Буквально, она означает: «Господь переживает радугу своего завета».

Лоуэлл имеет в виду библейский рассказ о том, как в знак окончания всемирного потопа бог возвёл радугу на небе: «Поставлю завет Мой с вами, что не будет более истреблена всякая плоть на опустошение земли».

Таким образом, последняя строка стихотворения означает, что бог может отменить, упразднить радугу завета, и всемирный потоп снова зальёт мир, и снова спасутся только немногие. Таким суровым и беспощадным предсказанием заканчивает Лоуэлл своё стихотворение.

Оно воскрешает в нашей памяти некогда знаменитую поэму Майкла Уиглсворта (1631-1705) «День Страшного суда». Правда, обычно финал «Квакерского кладбища» толкуется более смягчённо: Господь не оставит людей даже тогда, когда упразднит радугу своего завета с ними.

В стилистическом отношении поэма Лоуэлла – результат его учёбы у двух признанных мастеров затруднённого поэтического языка – Аллена Тейта, автора «Оды павшим конфедератам» и Джона Кроу Рэнсома. Но ученик превзошёл учителей.

И последнее: в стихотворении католика Лоуэлла нет милосердия и жалости ни к своему кузену У. Уинслоу, ни, тем более, к квакерам-китобоям. Наоборот, стихотворение, как это ни парадоксально, проникнуто духом кальвинистской (пуританской) суровости и нетерпимости. Безжалостной элегией можно назвать «Квакерское кладбище», законченное весной 1945 г. и предрекающее новый «всемирный потоп» за несколько месяцев до первых атомных взрывов в Хиросиме и Нагасаки. Знакомство с этим одним из самых известных антивоенных произведений Лоуэлла имеет определённую познавательную ценность.

«Павшим за союз» (“ For the Union Dead”) Опубликовано в сборнике стихов Р. Лоуэлла “Life Studies” (1959), а затем дало название следующему сборнику стихов Лоуэлла “For the Union Dead”, куда тоже включено. В обоих сборниках это стихотворение поставлено последним, в качестве своеобразного эпилога.

Название восходит к знаменитому стихотворению А. Тейта “Ode to the Confederate Dead”. Лоуэлл как бы противопоставляет оде павшим за Конфедерацию свою оду павшим за Союз.

Бостон – не только родной город Лоуэлла и столица штата Новой Англии – Массачусетса. Бостон – старейший культурный центр страны; в пригороде Бостона находится Гарвардский университет. Показывая упадок и деградацию Бостона, Лоуэлл скорбит об утрате всего лучшего, что было в стране.

Стихотворение открывается картиной заброшенного аквариума с выбитыми стёклами: жизнь рыб никого не интересует теперь. Бронзовая треска-флюгер потеряла половину своей чешуи (изображение трески – официальная эмблема штата Массачусетс). Памятник полковнику Шоу и его солдатам торчит, как рыбья кость, в горле города. Аквариум опустел, но зато по улицам скользят похожие на гигантских рыб (акул) автомобили. Наиболее зловещий образ – похожие на динозавров хрюкающие экскаваторы, которые роют новый подземный гараж для всё тех же акул-автомобилей и подкапываются под памятник полковнику Шоу. Рассказ о полковнике и его солдатах занимает центральное место в стихотворении. В 1863 г., в разгар Гражданской войны, решено было создать первый в истории Америки негритянский полк. Правда, командовали им белые офицеры во главе с 25-летним полковником Шоу. В первом же бою почти половина солдат и две трети офицеров, включая Шоу, погибли. Спустя 30 с лишним лет, в 1897г. в Бостоне был открыт бронзовый памятник полковнику Шоу и его солдатам работы известного скульптора Огастеса Сент-Годенса. На открытии памятника выступил с речью известный философ Уильям Джеймс. От истории Лоуэлл переходит к современности: почему-то в Бостоне нет памятников американцам, погибшим во второй мировой войне. Зато в витринах можно увидеть рекламу сейфов фирмы Мослер, на которой сейф изображён невредимым на фоне атомного взрыва в Хиросиме: если деньги в хорошем сейфе, им не страшна даже атомная бомба, - внушает фотография, своеобразный «памятник» второй мировой войне в Хиросиме. Измождённые лица негритянских детей, показываемых по телевидению, возвращают нас к полковнику Шоу и его солдатам: прошло почти 100 лет после Гражданской войны, а расовая проблема так и не решена. Вместо служения республике теперь царит сервильность (servility).

 

Заключение

У Роберта Фроста есть стихотворение, которое называется «Ручей, текущий на запад». Фермер рассказывает жене об одном ручье, не похожем на все остальные:

С чего это он вздумал течь на запад,

Здесь все ручьи стремятся на восток,

Там - океан. Должно быть, наш так верит

                                          В себя, что и перечить не боится,

Совсем как я тебе или как ты мне,

Поскольку мы с тобой... мы... ну такие.

(Пер. А. Сергеева)

Этот непокорный ручей – ёмкий символ того лучшего, что есть в американской поэзии – недоверие к официальным ценностям и идеалам, неустанные поиски новых способов поэтического освоения действительности – путей, не всегда, может быть, ведущих к творческим победам, но всегда прокладываемых в искреннем стремлении к художественной правде.

Список литературы

1. История литературы США. Сост. Б. Гиленсон. М., «Academa», 2003.

2. Американская поэзия 19-20вв. в русских переводах. Сост. С. Джимбинов. М., «Радуга», 1983.

3. Поэзия США. Сост. А. Зверев. М., «Художественная литература», 1982.

4. http://www.uspoetry.ru/