Платона о государстве для современного общества России.

Философия истории Платона – от управляемой философами идеальной коммунистической республики в его «Государстве» до космического ума в «Тиме», управляющего природой, обществом и человеком, - по существу, является развертыванием идей Сократа о роли знаний и умений человека в жизни общества-государства и в развитии всемирно-исторического процесса. Так, в «Тиме» ум представлен творцом всего существующего. Это вывод следует из приведенного в «Государстве» анализа смены форм государственного управления. Но, анализируя различные формы платоновских государств, исследователи не замечают того факта, что в содержательном плане они разделены у него на два основных типа – коллективистские и индивидуалистические. Первые имеют три формы – форму аристократической республики, аристократической монархии и тимократии. Второй тип также представлен тремя формами – олигархией, демократией и тиранией. В античном обществе государство и общество фактически и теоретически еще не были достаточно четко разделены, как это произошло впоследствии. Каждый полис-народ имел свою политию-организацию. Различие между политиями (а уже только Аристотель описал 36 греческих политий, хотя до нас дошло лишь описание Афинской политии) выражалось прежде всего в форме правления, поэтому исследователи скрупулезно изучали формы античных государств и мало внимания обращали на их различия по типу существующих отношений – индивидуалистическому и коллективистическому. Го основное русло всемирно-исторического процесса проходило и проходит именно здесь. Этот факт отражен античной философией истории, но чаще всего игнорируется последующими поколениями мыслителей, занятых поиском образцов для своих обществ и государств. А их можно было всегда легко найти, так как коллективистские и индивидуалистические тенденции там были представлены весьма широко. И в истории было достаточно много мыслителей, которые считали свою страну или свою эпоху похожей на античную Грецию. И, как правило, во многом они были правы, ибо выбирали для сравнения такие моменты, которые характеризовали всемирно-исторический процесс в его наиболее общем виде. Философия истории Платона заложила начало такого подхода к изучению исторических явлений и фактов.

    Современные Платону индивидуалистические формы государственного устройства – олигархия, демократия и тирания – возникли и развивались в процессе разложения государственного социализма, существующего в аристократической монархии, аристократической республике и тимократии, которые в свое время пришли на смену отжившим родоплеменным союзам и домашней общине. Последовательный и жестко приводимый коллективизм этих государств, особенно последнего из них – тимократического государства, устроенного по образцу Спарты, где, по свидетельству Фукидида, «почти все состояло из начальников над другими начальниками», давал «мало простора для свободного развития личности. …Как крепостной илот привязан к земле, так и господин его, в качестве воина, не смеет без разрешения покинуть места своего жительства; он тоже безусловно зависимое орудие и в известном смысле собственность государства». В период становления античных городов-государств, завоевания новых земель и установления военного господства над побежденными народами этот коллективизм имел экономическое, политическое и нравственное оправдание. Военный коммунизм спартанцев до сих пор продолжает вызывать восхищение не только у коммунистических романтиков, но и у широкой публики. Поэтому спартанско – критские государства-лагеря вызывали симпатии Платона. Эту форму коллективистских государств, основанных на честолюбии, он называл «тимократией» или «тимоархией». Но, понимая ограниченность данной формы государств, он говорил о неизбежности ее падения. При этом разрушение начинается не извне, и изнутри развития «коммунистических» государств: «Трудно пошатнуть государство, устроенное подобным образом. Однако раз всему, что возникло, бывает конец, то даже и такой строй не сохранится вечно, но подвергнется разрушению. Означать же это будет следующее: урожай и неурожай бывает не только на то, что произрастает из земли, но и на то, что на ней обитает, - на души и тела, всякий раз как круговращение приводит к полному завершению определенного цикла… Прежние стражи назначат своим преемникам лучших из детей, но все равно те не будут достойны и, чуть лишь займут должности своих отцов, станут нами пренебрегать… и из их среды выйдут правители, не слишком способные блюсти и испытывать Гесиодовы поколения, - …золотое, серебряное, медное и железное. Когда железо примешивается к серебру, а медь к золоту, возникнут несоответствия и нелепые отклонения, а это, где бы оно ни случилось, сразу порождает вражду и позор… Если возник позор, это значит, что каждые два рода увлекали в свою сторону: железный и медный влекли к наживе, приобретению земли и дома, а также золота и серебра, а золотой и серебряный род, не бедные, но, наоборот, по своей природе богатые, вели души к добродетели и древнему устроению. Применяя силу и соперничая друг с другом, они пришли, наконец, к чему-то среднему: согласились установить частную собственность на землю и дома, распределив их между собою, а тех, кого они до той поры охраняли как своих свободных друзей и кормильцев, решили обратить в рабов, сделав из них сельских рабочих и слуг…». Картина, нарисованная Платоном, весьма похожа на российскую номенклатурную приватизацию 90-х гг. ХХ в. Сходство это еще более усиливается, когда читаешь о характере новых руководителей: «Там побоятся ставить мудрых людей на государственные должности, потому что там уже нет подобного рода простосердечных и прямых людей… там будут склоняться на сторону тех, что яростны духом, а также на тех, что попроще… там будут в чести военные уловки и ухищрения… Такого рода люди будут жадны до денег… в омрачении они, как дикари, почитают золото и серебро, у них заведены кладовые и домашние хранилища, чтобы все это прятать, свои жилища они окружают оградой и там, прямо-таки как собственном логове…». Русскому читателю здесь не надо напоминать имена Горбачева и Ельцина: они всплывут в сознании сами. Коллективизм, доведенный до марксистского абсурдного «коммунизма», пожирает себя сам.

    Постепенно социальная доминанта переходит от коллективизма к индивидуализму, и тимократия превращается в олигархию: «Скопление золота в кладовых у частных лиц губит тимократию (сравнить теневую экономику СССР в 1970-80-е гг.); они, прежде всего, выискивают, на что бы его употребить, и для этого перетолковывают законы, мало считаясь с нами… (сравнить горбачевско–ельцинско-чубайсовские законы о кооперации и приватизации.). Кончается это тем, что вместо стремления выдвинуться и удостоиться почестей развивается наклонность к стяжательству и наживе и получают одобрение богачи – ими восхищаются, их назначают на государственные должности… к власти не допускаются те, у кого нет установленного имущественного ценза». Олигархическое государство, идея всецело по индивидуалистическому пути развития, не излечивает болезнь эгоизма, порожденную тимократией, а загоняет ее еще глубже. И это только видимость, что олигарх «принадлежит к тем, кто правит, а по правде говоря, он в государстве и не правитель и не подданный, а попросту растратчик готового… как появившийся в сотах трутень – болезнь для роя, так и подобный человек в своем доме – болезнь для государства… правда… всех летающих бог сотворил без жала, а вот тех, кто ходит пешком, он одним не дал жала, зато других наделил ужаснейшим. Те, у кого жала нет, весь век – бедняки, а из наделенных жалом выходят те, кого кличут преступниками». Самое большое преступление олигархов состоит в том, что, «взимая проценты, во много раз превышающие первоначальный долг, они разводят в государстве множество трутней нищих». Но этим они в то же время и себе подписывают смертельный приговор: «…олигархия переходит в демократию… причина здесь в ненасытной погоне за предполагаемым благом, состоящим якобы в том, что надо быть как можно богаче» (Платон «Государство»). Переход власти из рук тимократии (партийной и научной номенклатуры СССР 1991 г.) В руки денежной олигархии (ельцинской «семьи» 1990-х гг.) означает, что ведущую роль начинают играть не коллективистские, а индивидуалистические отношения. Далее идет в основном развитие и совершенствование индивидуалистических отношений в обществе и государстве.

    Но олигархи, как и тимократы, рубят сук, на котором удобно и выгодно уселись. «При олигархии правители, стоящие у власти,будучи богатыми, не захотят ограничить законом распущенность молодых людей и запрещать им расточать и губить свое или давать им под проценты ссуду, чтобы самим стать еще богаче и могущественнее…В олигархических государствах не обращают внимание на распущенность, даже допускают ее, так что и людям вполне благородным иной раз не избежать там бедности… эти люди… сидят без дела, но зато у них есть и жало, и оружие; одни из них кругом в долгах, другие лишились гражданских прав, а иных постигло и то и другое; они полны ненависти к тем, кто теперь владеет имуществом… и замышляют переворот» (Платон «Государство»).                                                                                             Рано или поздно денежная олигархия и ее правители утрачивают доверие народа. «Молодежь у них избалованная, ленивая, телом и духом слабая; у нее нет выдержки ни в страданиях, ни в удовольствиях, и вообще она бездеятельна» (Платон «Государство»). Этот факт не может ускользнуть от внимания деятельной и экономически обездоленной части общества. «Нередко бывает, что человек неимущий, весь высохший, опаленный солнцем, оказавшись во время боя рядом с богачом, выросшим в тенистой прохладе и нагулявшем себе за чужой счет жирок, как тот задыхается и совсем растерялся. Разве… этому бедняку не придет на мысль, что подобного рода люди богаты лишь благодаря малодушию бедняков, и разве при встрече без посторонних глаз с таким же бедняком не скажет он ему, что господа-то наши – никчемные люди?» (Платон «Государство»). Так замышляется, а потом совершается государственный переворот. «Демократия… осуществляется тогда, когда бедняки, одержав победу, некоторых своих противников уничтожают, иных изгоняют, а остальных уравнивают в гражданских правах и в замещении государственных должностей… в государстве появляется полная свобода и откровенность и возможность делать что хочешь… В демократическом государстве нет никакой надобности принимать участие в управлении, даже если  ты к этому способен; не обязательно и подчиняться, если ты не хочешь, или воевать, когда другие воюют… при таком государственном строе люди, приговоренные к смерти или к изгнанию, тем не менее продолжают вращаться в обществе: словно никому до него нет дела и никто его не замечает, разгуливает такой человек прямо как полубог» (Платон «Государство») (или как Б.Березовский по Лондону в начале 21 в.)

    Безмерная свобода ведет к увеличению трутней и уменьшению числа трудовых пчел. Государство становится еще более бедным, а человек, захваченный жаждой приобретения и удовольствий, еще более слабеет душою и телом. В самом незащищенном положении оказываются люди демократического государства. Разрушение человека всегда начиналось с развращения молодежи. «Юноша, выросший… без должного воспитания и в обстановке бережливости, вдруг отведает меда трутней и попадет в общество опасных и лютых зверей, которые способны доставить ему всевозможные наслаждения, самые пестрые и разнообразные… заметив, что акрополь его души пуст, захватывают его у юноши, ибо нет там ни знаний, ни хороших навыков, ни правдивых речей – всех этих лучших защитников и стражей рассудка людей…» (Платон «Государство»). В этих условиях поселившиеся в душе человека внутренние пороки в битве с бережливым началом… «одержат верх и с бесчестием, как изгнанницу, вытолкнут вон стыдливость, обозвав ее глупостью, а рассудительность назовут недостатком мужества и выбросят ее, закидав грязью… Опорожнив и очистив душу юноши… они затем низведут туда, с большим блеском, в сопровождении многочисленного хора, наглость, разнузданность и распутство, увенчивая их венками и прославляя в смягченных выражениях: наглость они будут называть просвещенностью, разнузданность – свободою, распутство – великолепием, бесстыдство – мужеством… Изо дня в день такой человек живет, угождая первому налетевшему на него желанию: то он пьянствует под звуки флейт, то вдруг пьет одну только воду и изнуряет себя, то увлекается телесными упражнениями; а бывает, что на него нападет лень, и тогда ни до чего ему нет охоты. Порой он проводит время в беседах, кажущихся философскими… В его жизни нет порядка, в ней не царит необходимость: приятной, вольной и блаженной он называет эту жизнь и так все время ею и пользуется» (Платон «Государство»).

    Безбрежная свобода в демократическом государстве, разрушая человеческое в человеке, подтачивает и основу самого государства. «Когда во главе государства, где демократический строй и жажда свободы, доведется встать дурным виночерпиям ( вспомним Б.Н. Ельцина в 1990-е гг.), государство это сверх должного опьяняется свободой в неразбавленном виде, а своих должностных лиц карает, если те недостаточно снисходительны и не представляют всем полной свободы, и обвиняют их в мерзком олигархическом (при ельцинизме -  коммунистическом.) уклоне… Граждан, послушных властям, там смешивают с грязью как ничего не стоящих добровольных рабов, зато правители, похожие на подвластных, подвластные похожие на правителей, там уважаются и восхваляются как в частном, так и в общественном обиходе… отец уподобляется ребенку и страшится своих сыновей, а сын значит больше отца… переселенец уравнивается с коренным гражданином, а гражданин с переселенцем…и с чужеземцами… учитель боится школьников и заискивает перед ними, а школьники ни во что не ставят своих учителей и наставников… купленные рабы и рабыни ничуть не менее свободны, чем их покупатели… лошади и ослы привыкли выступать здесь важно и с полной свободой, напирая на встречных, если те не уступают им дороги !» (Платон «Государство»).

    Но «все чрезмерное обычно вызывает резкое изменение в противоположную сторону» (Платон «Государство»). Так, чрезмерный коллективизм тимократической формы правления привел к резкому индивидуализму и возникновению денежной олигархии. «А ненасытное стремление к богатству и пренебрежение всем, кроме наживы, погубили олигархию» (Платон «Государство»). Подобным же образом «чрезмерная свобода… и для отдельного человека и для государства обращается не во что иное, как в чрезмерное рабство… тирания возникает… не из какого иного строя, как из демократии; иначе говоря, из крайней свободы возникает величайшее и жесточайшее рабство» (Платон «Государство»). Население демократического государства разделяется на три части. «Одну часть составят… трутни: они возникают здесь хоть и вследствие своеволия, но не меньше, чем при олигархическом строе… Но здесь они много ядовитее, чем там… самые ядовитые из трутней произносят речи и действуют, а остальные устраиваются ближе к помосту, жужжат и не допускают, чтобы кто-нибудь говорил иначе… при таком государственном строе всем, за исключением немногого, распоряжаются подобные люди» (Платон «Государство»).

    Вторую часть населения демократического государства составляют деловые люди, организаторы продуктивной экономики. «Из дельцов самыми богатыми большей частью становятся самые упорядоченные по своей природе… С них-то трутням всего удобнее собрать побольше меду… Таких богачей обычно называют сотами трутней». «Третий разряд составляет народ – те, кто трудится своими руками, чужды делячества, да и имущества у них немного. Они всего многочисленнее и при демократическом строе всего влиятельнее, особенно когда соберутся вместе». Этой силой народа пользуются в своих эгоистических интересах трутни, стравливая народ с богатыми деловыми людьми (кулаками, национальной буржуазией). Поскольку власти, состоящие большей частью из трутней – коррумпированных чиновников, «имеют возможность отнять собственность у имущих и раздать ее народу, оставив, правда, большую часть себе», начинается борьба между богатыми и бедными. «Те, у кого отбирают имущество, бывают вынуждены защищаться… И хотя бы они не стремились к перевороту, кое-кто все равно обвинит их в кознях против народа ив стремлении к олигархии… В конце концов, когда они видят, что народ, обманутый клеветниками, готов не со зла, а по неведению расправиться с ними, тогда они волей-неволей становятся уже действительными приверженцами олигархии. Они тут не при чем: просто тот самый трутень (профессиональный политик) ужалил их, и от этого в них зародилось такое зло… Начинаются обвинения, судебные разбирательства… тяжбы… А… народ… привык особенно отличать кого-то одного, ухаживать за ним и его возвеличивать… Значит, уж это-то ясно, что когда появляется тиран, он вырастает именно из этого корня, то есть как ставленник народа» (Платон «Государство»).

    Ставленник народа постепенно превращается в тирана. «Имея в руках чрезвычайно послушную толпу, разве он воздержится от крови своих соплеменников? Напротив… он станет привлекать их к суду по несправедливым обвинениям и осквернит себя, отнимая у человека жизнь: своими нечестивыми устами и языком он будет смаковать убийство родичей. Карая изгнанием и приговаривая к страшной казни, он будет сулить отмену задолженности и передел земли. После всего этого разве не суждено такому человеку неизбежно одно из двух: либо погибнуть от руки своих врагов, либо же стать тираном и превратиться из человека в волка? ... Он – тот, кто подымает восстание против обладающих собственностью… Если он потерпел неудачу, подвергая изгнанию, а потом вернулся – назло своим врагам, - то возвращается он уже как законченный тиран… Если те, кто его изгнал, не будучи в состоянии его свалить снова и предать казни, очернив в глазах граждан, то они замышляют его тайное убийство» (Платон «Государство»).

    Общество, первоначально сплоченное ставленником народа, начинает вновь разрушаться из нутрии. Как демократическое общество подтачивалось ростовщичеством, так и тираническое общество разъедают подозрения, доносы, провокации. Если тиран «заподозрит кого-нибудь в вольных мыслях и в отрицании его правления, то таких людей он уничтожит под предлогом, будто они предались неприятелю. Ради всего этого тирану необходимо постоянно будоражить всех посредством войны… Между тем и некоторые из влиятельных лиц, способствовавших его возвышению, станут открыто, да и в разговорах между собой выражать ему свое недовольство всем происходящим – по крайней мере, те, кто…посмелее… Чтобы сохранить за собою власть, тирану придется всех их уничтожить, так что в конце концов не останется никого ни из друзей, ни из врагов, кто бы на что-то годился… тирану надо зорко следить за тем, кто мужественен, кто великодушен, кто разумен, кто богат. Благополучие тирана основано на том, что он поневоле враждебен всем этим людям и строит против них козни, пока не очистит от них государство… Он связан… необходимостью либо обитать вместе с толпой негодяев, либо проститься с жизнью… чем более он становится ненавистен гражданам своими этими действиями, тем больше требуется верных телохранителей… он отберет у граждан рабов, освободит их и сделает своими копейщиками»(Платон «Государство»). Тиран вынужден больше заботиться о «чужеземном сброде », чем о гражданах своего государства. «Эти его сподвижники будут им восхищаться, его общество составят эти новые граждане, тогда как люди будут ненавидеть и избегать его» (Платон «Государство»).

    В конечном счете, тиран оказывается заложником собственных трутней и чужеземных «доброжелателей» и подстрекателей. «Народ тогда узнает… что за тварь он породил, да еще и любовно вырастил; он убедится, насколько мощны те, кого он пытается выгнать своими слабыми силами… Тиран… отнимает оружие у своего отца» (Платон «Государство»), т. е. у породившего его народа. «Значит, тиран – отцеубийца и плохой кормилец для престарелых… и народ из подчинения свободным людям попадает в услужение к деспотической власти и свою не устремленную свободу меняет на тяжкое и горькое рабство – рабство у рабов» (Платон «Государство»).

Прочитав эти фрагменты из восьмой главы «Государства» Платона, можно увидеть, что политическая жизнь России в ХХ в. в большей степени развивалась по Платону, чем по Марксу, и платоновская философия истории имеет для человечества более важное эвристическое значение, чем марксистский миф об отмирании классов и государства. Для сегодняшней России платоновская философия истории приобретает особую злободневность, если на идеи Платона посмотреть не с позиций традиционно приписываемой ему циклично-круговой парадигмы философии истории (что в основном соответствует действительности) или линейно- прогрессивной парадигмы (элементы которой также можно найти в его трудах), а с позиций бинарной парадигмы, к которой он тяготел, хотя бы имплицитно. Главное у Платона – это не смена форм государственного правления: формы – это только этапы развития одного и того же типа государства – коллективистского или индивидуалистического. Формы государств, описанные Платоном в блестящей литературной форме, долгое время скрывали от исследователей его творчества типическое содержание этих форм и диалектику их развития. Основное философско-историческое открытие Платона – это выделение двух типов развития государства-общества – коллективистского и индивидуалистического. Здесь Платон, как и Демокрит, всецело следует принципам бинарной диалектики инь – ян, в то время уже хорошо известным в Китае. (Впрочем, открытия Демокрита и Платона были сделаны без китайского влияния. По крайней мере, свидетельства о таком влиянии отсутствуют.)

    История России подтверждает платоновскую модель всемирно-исторического развития: здесь, как и в античной Греции, уже тысячу лет идет борьба двух начал – коллективистского и индивидуалистического, а сменяющие друг друга формы правления удивительно напоминают описанные Платоном. Россия также пережила три этапа коллективистского развития – аристократическую республику с вечевыми и земскими началами, аристократическую монархию, ибо «царская Россия была… самым социалистическим государством мира», и советскую тимократию. В 1990-е гг. в России наиболее ярко стали проявляться характерные черты индивидуалистического развития. Под флагом демократии Россия пережила ельцинское олигархическое правление и сегодня стремительно движется к демократии или тирании.

    Античные греческие полисы – в форме аристократической республики, аристократической монархии и тимократии – в классический период своего развития были не менее социалистическими, чем российское государство до переворота 1991г. Платон жил в эпоху, когда эти коллективистские начала в организации общества-государства в основном уже были позади, а индивидуалистические формы правления – олигархия, демократия и тирания, - свидетельством которых он был, не вызывали у него симпатий, ибо они разрушали главный принцип государственного строительства – принцип справедливости. Кстати, этот принцип лежал и в основе дореволюционного российского государственного строительства. Нарушение этого принципа всегда ведет к разрушению общества - государства и вырождению человека, причем независимо от типа общества – коллективистского или индивидуалистического.

    Видя нарушение принципа справедливости во всех формах индивидуалистического общества и в тимократии, Платон ищет образец для своей коммунистической республики в ранних формах коллективистских государств – аристократической республике и в аристократической монархии. Это было время классически-полисной Греции, которая стала быстро разлагаться после Пелопоннесской войны в первой половине 4 в. до н. э. и окончательно пала во второй половине этого века в результате македонского завоевания. В этот трагический для классической Греции как Платон «пытался идеологически восстановить давно ушедший в истории юный греческий полис и общественные взгляды далеких времен, предшествовавших юному полису». И основным образцом для его коммунистической республики был не египетский кастовый строй, а ранняя история собственного народа, который не знал длительного этапа развития присваивающего хозяйства собирателей и охотников и сформировался в процессе продуктивного производства земледельческих общин. «До сих пор в континентальной Греции не было обнаружено никаких следов палеолитических собирателей. Первые археологические свидетельства о Греции относятся ко времени, когда она уже была населена неолитическими земледельцами культуры Сескло, которые, очевидно, явились сюда извне, уже располагая большим разнообразием орудий. Здесь, особенно в широких долинах Фессалии и Средней Греции, они нашли благоприятные условия и создали небольшие автаркичные селения, которые были постепенно заселены… люди достигли довольно высокого уровня сельского хозяйства, когда они научились уже сами регулировать плодородие полей, а возможно, начали разводить сады, которые также требуют оседлого образа жизни… население жило возделыванием хлебных злаков… огородничеством и садоводством, а также разведением крупного рогатого скота, овец, коз и свиней».

    Это типичный образ жизни соседских земледельческих общин, возглавляемых старейшинами семейств и блюстителями религиозных культов обычаев общины. В эпоху Гомера эти соседские общины, возглавляемые земледельческой аристократией, прошли стадию медного или бронзового века и переросли в полисы-политии. А сто лет спустя Гесиод вспоминает о старых неолитических поселениях как о «золотом веке», сетуя на свой «железный век». По данным археологической науки, в неополитических селениях «ничто не свидетельствует о ведении войн». Археологи и анропологи давно спорят о том, откуда ведет свое происхождение неополитическое население Греции – из Анатолии, Северной Сирии, с севера Балканского полуострова или западного Причерноморья. Но в тысячелетней эволюции греческой культуры и цивилизации с 14 до 4 вв. до н. э. важное другое – это была коллективистская цивилизация анропогенного типа, где индивидуалистическое начало занимало еще подчиненную роль и человек ценился выше создаваемых им вещей. Этот факт и воспламенил философское воображение Платона, который решил воссоздать идеально и воплотить в реальную жизнь (а « он принадлежит к тем, кто хочет знать истину, чтобы осуществить ее») давно изжившие себя коммунистические идеи прошлого своего народа.

    О том, насколько благородны и искренни были цели Платона создать основанную на разумных началах коммунистическую республику, можно судить по его описанию государства разума и государства закона в его диалогах «Государство», «Полития» и «Зконы».

    В соответствии с природными способностями людей Платон делит общество и государство на три основных сословия свободных граждан:

а) на правителей – философов, которым свойственна мудрость, позволяющая им управлять государством в интересах всех трех сословий;       

б) на воинов – стражей, главной добродетелью которых является мужество, дающее им возможность охранять государство от внешних и внутренних врагов;

в) на земледельцев и ремесленников, обладающих благоразумием и умеренностью, способных производить все необходимое для поддержания жизни всех граждан своего государства.                           В идеале это разумное разделение труда, справедливое распределение обязанностей между гражданами в соответствии с их природными способностями и склонностями . Здесь нет даже намека на эксплуатацию одной части общества другой. «Мы основываем это государство, - говорит Сократ в платоновском диалоге, - вовсе не имея в виду сделать как-то особенно счастливым один из слоев его населения, но наоборот, хотим сделать таким все государство в целом. Ведь именно в таком государстве мы рассчитываем найти справедливость». Система идеального государства разума строится на сократовском принципе совпадения знаний и разума. Кто в познании видит высшее благо, тот способен руководить собой и другими людьми. Сословие правителей проходит обучение до 35 лет. Правители и стражи не имеют частной собственности, чтобы не заниматься торговлей. Никто из них «не должен обладать частной собственностью… Им одним не дозволено… пользоваться золотом и серебром, украшаться ими или пить из золотых и серебряных сосудов. Только так могли бы стражи остаться невредимыми и сохранить государство. А чуть только заведется у них земля, дома, деньги, как сейчас же из стражей станут они хозяевами и земледельцами; из союзников остальных граждан сделаются враждебными им владыками; ненавидя сами и вызывая к себе ненависть, питая злые умыслы и их опасаясь, будут они жить в большом страхе перед внутренними врагами, чем перед внешними, а в таком случае и сами они, и все государство устремится к своей скорейшей гибели» (Платон «Государство»). Земледельцы и ремесленники имеют средний достаток, владеют частной собственностью. К рабам должно быть гуманное отношение, ибо они иногда бывают даже способнее свободных граждан и не уступают им в своем достоинстве. Поэтому «надо обладать лучшими и самыми благожелательно к нам настроенными рабами… многие рабы оказались по своим достоинствам лучше наших братьев и сыновей, так как спасли своих господ, их достояние и все их жилище» (Платон «Законы»).

    Взаимоотношения правителей и народа в идеальном государстве строятся на товарищеских и братских основаниях, «все они будут называть друг друга гражданами» (Платон «Государство»). Правители не будут чувствовать себя господами по отношению к лицам других сословий, а будут видеть в них товарища, «брата, сестру, отца, мать, сына, дочь или их детей либо дедов» (Платон «Государство»). Равенство между сословиями достигается также тем, что способные дети землевладельцев и ремесленников здесь могут подниматься до уровня правителей и стражей, а дети последних, не обладающие необходимыми природными задатками, включаются «в число ремесленников или земледельцев» (Платон «Государство»).

     Платон осуждает Перикла за то, что его демократическая политика не сделала плохих людей хорошими, но, наоборот, еще более худшими, а когда «они одичали… вдобавок накинулись не него самого, чего он уж никак не ожидал» (Платон «Горгий»). Воспитание же добродетельных граждан является важнейшей задачей идеального государства Платона и всех его учреждений. Обучение детей должно быть тесно связано с хорошим воспитанием. «Полное невежество вовсе не так страшно и не является самым великим из зол; а вот многоопытность и многообразие, дурно направленные, - это гораздо более тяжелое наказание» (Платон «Законы»). Только разумно организованное и контролируемое государством образование и воспитание молодежи может дать хороших граждан. «Никто не порочен по доброй воле, но лишь дурные свойства тела или неудавшееся воспитание делают порочного человека порочным, притом всегда к его же несчастью и против его воли» (Платон «Тимей»). Порочный, дурно воспитанный человек становится угрозой для других людей и всего государства. «Мы считаем человека существом кротким. Да, если его счастливые природные свойства надлежащим образом развиты воспитанием, он действительно становится кротчайшим и божественнейшим существом. Но если человек воспитан недостаточно или нехорошо, то это - самое дикое существо, какое только рождает земля» (Платон «Законы»).

    Платон доказывает, что и богатство, и бедность ухудшают как качество производимых вещей, так и способности самих производителей. «Разбогатевший горшечник захочет ли … совершенствоваться в своем ремесле …А…по бедности он … хуже обучит этому делу своих сыновей и других учеников … и от того и от другого – и от бедности и от богатства – хуже становится как изделия, так и мастера» (Платон «Государство»). Устранение чрезмерного богатства и бедности – одна из главных задач идеального государства, которую можно решить, если найти каждому человеку дело, которое он может лучше всего исполнить. Правители и стражи должны строго следить за тем, чтобы в государство не прокрались чрезмерное богатство и чрезмерная бедность, ибо «одно ведет к роскоши, новшествам, другая, кроме новшеств – к низостям и злодеяниям» (Платон «Государство»).

    Выступая против крайнего индивидуализма, торгашества и плутократии, Платон провозглашает великую идею возвышения низших классов, борьбу против бедности, которая губит тела и души основной, производящей части народа. Он «не только хочет воспрепятствовать тому, чтобы низшие слои общества опускались ниже известного уровня… добиваться того, чтобы всем стремящимся, жаждущим деятельности талантам этих слоев, была предоставлена возможность так высоко подняться на ступенях социальной лестницы, как только это позволит их личная одаренность… Гениям и талантам всех классов должна быть дана возможность получать подготовку к соответствующим их личным особенностям отраслям профессий… Таланты из народа, вместо того, чтобы превратиться в опасных, полных ненависти и зависти бунтовщиков и революционеров, должны усилить собою высшие классы»(Пельман Р.).

    Коллективизм Платона не находится в полном противоречии с индивидуализмом. Он ищет справедливую меру развития того и другого. Но все же, в конечном счете, склониться к преимуществу коллективизма перед индивидуализмом. «Платон не мог остановиться… в принципе на коммунизме только для класса чиновников и войска… он должен был желать более общего коммунизма…когда не только чиновник или солдат, но… и весь народ станет жить и хозяйствовать как одна большая семья… Последним и высшим идеалом здесь является полный и совершенный коммунизм, т. е. общая собственность не только на средства производства, но и на средства потребления, общее хозяйство как при производстве продуктов, так и в домашней жизни… народное хозяйство всегда должно превращаться в хозяйство государственное» (Пельман Р.). Здесь заканчивается платоновская философия истории и начинается платоновская мифология истории.

    Ради осуществления этого мифологического государства допустимы ложь и обман, жестокая цензура, запрещается всякая частная инициатива, принцип порядка доводится до абсурда, когда люди лишаются возможности проводить время по своему усмотрению, жениться и выходить замуж без разрешения правителей и стражей. Социалистическая идея утрачивает всякие научные основания и превращается в религиозный догмат, а сам автор теории государства разума – в заурядного теолога, богом которого становится коллективист до мозга костей. Главным гносеологическим основанием платоновских заблуждений является его вера в сократовскую формулу совпадения знания и нравственности. Но в реальной жизни такого совпадения никогда не было. Знание само всегда было орудием власти и выступало как источник не только добра, но и усовершенствованного, утонченного зла. Поэтому вся педагогика Платона, построенная на принципе совпадения знания и нравственности, оказалась утопической. Каждое новое поколение, воспитанное на этой педагогике, становилось не лучше, а хуже, и общество двигалось в направлении, прямо противоположному тому, на которое рассчитывал Платон. Отсюда провал эксперимента Платона в Сиракузах, у Дионисия Младшего. Первым на это обратил внимание самый талантливый его ученик – Аристотель, философия истории которого стоит на плечах не только его учителя, но и Демокрита и Сократа.

    По мнению Аристотеля, Платон переоценивает силу общественных интересов и недооценивает могущество интереса человека к частному и собственному, когда предпочтительнее бывает не большее, а меньшее единство: «Стремление сделать государство чрезмерн