Универсальная системология - философия будущего?

Главный вывод может заключаться в следующем: Если современная философия безвозвратно ассоциируется с формами рациональной Западной философии, то разумным может оказаться введение в общественную (эволюционную) практику новых направлений целостного исследования действительного мира, полагающих основы универсального справедливого устройства общественной (и достойной личностной) жизни. Принципиально, что современная (Западная) философия науки в сущности [12] не способна выдвинуть новых оснований (foundations, Новой Рациональности – в термине Эрвина Ласло) – для осуществления нового макросдвига. [13] Такими научным направлением может стать, на мой взгляд, персоналистская космология как выражение универсальной системологии.

Системология – наука о системах. Методология системного анализа возникла из необходимости изучения сложных и сверхсложных биологических, социальных и технических объектов, что уже в первой четверти XX века привело к разработке основных системных принципов и их применению на междисциплинарном уровне. Считается, что системология, как наука, рождена в России после выхода в свет фундаментального труда А.А. Богданова "Всеобщая организационная наука (тектология)" (1913-1917, 1922). Различные направления системологии в конечном итоге ориентированы на достижение высшей цели – выявление универсальных системных принципов "построения" материальных и духовных явлений.

Существенно, что мировые системологические достижения до сих пор не интегрированы. В Западной культуре эта область научного знания обычно ассоциируется с именем Людвига фон Берталанфи, автором Общей теории систем (General System Theory), попытавшейся выяснить общие закономерности в отношении всех биосистем. Развитие этой теории позднее привело к торжеству достижений кибернетики в проектировании научно-технических систем. В последующем также состоялись попытки синергетического объяснения мира. В любом случае, Западные подходы оказались несостоятельными в плане универсализации научного знания. Более того, после неудачи Берталанфи и его последователей, никто более на Западе, в настоящем, не замышляет целей научного объяснения универсальной организации жизненных явлений. Как результат, для большинства научных направлений и научных подходов сложность познаваемого объекта по-прежнему остается синонимом незнания.

Тем важнее сегодня обратить взоры к отечественным потенциалам универсального познания мира, в первую очередь используя творческое наследие А.А. Богданова [14]. Александр Александрович Богданов (Малиновский), выдающийся русский врач, ученый и философ, создавал свою Тектологию для исследования целостных, эмерджентных явлений и их системного развития. В соответствие со своим "эмпирио-монистским" принципом (1899), Богданов не признавал различий между наблюдением и восприятием (т.е. – между апостериорным и априорным знанием), создавая таким образом начало общей эмпирической, над-дисциплинарной (но не сверхъестественной) науки. Отправная точка в построении Богдановым своей "Тектологии – Всеобщей организационной науки": природа имеет общий, организованный характер, с одним набором законов организации для всех объектов. Считается, что Тектология Богданова является 'недостающим звеном' в естественных науках, это дисциплина 'самоорганизации', синтеза высших сложностей. Примечательно, что Богданов дал определение системы. Последняя "характеризуется такой связью и соответствием своих элементов, что заключает в себе нечто большее, чем то, что было в них первоначально дано, именно повышение гармонии между людьми и их физической средой, – представляет, следовательно, с точки зрения людей, "организованную" систему" [15] (Богданов 1989, с. 48).

Т.Л. Качанова и Б.Ф. Фомин, несомненные последователи общей линии развития отечественной системологии, выделяют четыре источника фундаментального знания: философию, физику, математику и общую системологию (1999) [16]. Философская наука категориальна и априорна в своих основаниях, базируясь на универсальной онтологии; математика создает предельно абстрактный мир универсальных конструкций вне связи с эмпирическим опытом; естественные и общественные науки познают общие принципы и закономерности строения мира на основе конкретного эмпирического изучения объектов своих исследований. И только общая системология и выводимые из ее постулатов прикладные системные представления дают возможность интеграции априорного и апостериорного знания. Они предопределяют развитие не только универсального познания мира и сущности сложных объектов и явлений, но также и путей личностного и общественного развития. Поэтому, по мнению Качановой и Фомина (1999), наряду с философией, физикой и математикой, общая системология должна стать еще одной фундаментальной образующей научного знания. Она несет в себе смыслы общего, свойственного всем наукам. Общая системология, уникально интегрируя апостериорные с априорными знаниями, создает особый мир систем, в котором "каждая система выступает в качестве предельно общего универсального по своей форме, конструктивно постигаемого образа, имеющего основания в эмпирическом опыте, передающего смыслы объектов и явлений реального мира, воплощенного в абстрактных интерпретируемых формах".

Здесь отчетливо проявляется аналогия между "Общей системологией", представляемой Качановой и Фоминым, и "Новой Тектологией", которую характеризует John A. Mikes (1997) [17]. Определяемая им "Новая Тектология подобно является предельно общей (универсальной) наукой, охватывающей области материальных наук, компьютерных знаний, физических и наук о жизни, когнитивных наук, экономики и социальных наук, и развивает философию естествознания, чтобы проложить путь к дальнейшему развитию практических дисциплин".

Не менее важно отчетливо представлять себе функционалистский [18] характер универсальных построений системологии А. Богданова. "Организационная" универсальность мировой реальности, по сути, заключается у Богданова в функционалистской универсальности: "Всякая задача может и должна рассматриваться как организационная; таков именно их всеобщий и постоянный смысл... Какова бы ни была задача – практическая, познавательная, эстетическая, она слагается из определенной суммы элементов, ее "данных"; самая же ее постановка зависит от того, что наличная комбинация этих элементов не удовлетворяет то лицо или коллектив, который выступает как действенный субъект в этом случае. "Решение" сводится к новому сочетанию элементов, которое "соответствует потребности" решающего, его "целям", принимается им как "целесообразное"... "более организационное", с точки зрения субъекта, чем то, какое имелось раньше" (Богданов 1989, с. 48).

Я утверждаю, что 'эволюционный субъективный функционализм' является таким же краеугольным принципом Славянского Абсолюта, каковыми являются органицизм (универсализм, космизм) и персонализм (ведущего значения сознательного субъекта в мировой эволюции). [19] Все эти принципы в ясной форме звучат в известном суждении Владимира Соловьева, высказанного им в статье "Русская идея" (1888г.), расцениваемого мною, в современном Космистском рассмотрении, как 'универсальный закон здоровья сознательного субъекта жизни на Земле':

"Раз мы признаем существенное и реальное единство человеческого рода – а признать его приходится, ибо это есть религиозная истина, оправданная рациональной философией и подтвержденная точной наукой, – раз мы признаем это субстанциальное единство, мы должны рассматривать человечество в его целом, как великое собирательное существо или социальный организм, живые члены которого представляют различные нации. С этой точки зрения очевидно, что ни один народ не может жить в себе, чрез себя и для себя, но жизнь каждого народа представляет лишь определенное участие в общей жизни человечества. Органическая функция, которая возложена на ту или другую нацию в этой вселенской жизни, – вот ее истинная национальная идея, предвечно установленная в плане Бога... Призвание, или та особая идея, которую мысль Бога полагает для каждого морального существа – индивида или нации – и которая открывается сознанию этого существа как его верховный долг, – эта идея действует во всех случаях как реальная мощь, она определяет во всех случаях бытие морального существа, но делает она это двумя противоположными способами: она проявляется как закон жизни, когда долг выполнен, и как закон смерти, когда это не имело места. Моральное существо никогда не может освободиться от власти божественной идеи, являющейся смыслом его бытия, но от него самого зависит носить ее в сердце своем и в судьбах своих как благословение или как проклятие" [20].