Постколониальная система и новые индустриальные страны

Вот уже несколько десятилетий продолжаются дискуссии о глобальных эпохальных изменениях. Мы уже слышали о разрушении культуры, о смерти литературы и конце природы, переживали социальные трансформации, интерпретированные как "дезорганизованный" капитализм, поздний капитализм, гибкое накопление, пост-индустриализм, постдефицитная экономика, "третья волна", новая информационная эпоха, постколониализм, постмодерн, постнационализм, глобализация. Сейчас мы наблюдаем не больше, не меньше, как появление "постчеловечества", или, более жестко, "ультрачеловечества". "Эти утверждения представляют собой конец великих повествований, их фрагментацию и усиливающееся глобалистское распространение. Они охватывают пространство от высокой академической культуры до популистской контр-культуры" (с.548). В последнее время к этой мешанине добавился еще один элемент - двадцать первый век объявлен поворотным моментом в нашей коллективной истории.

"Глобализация" - одно из последних понятий упомянутых в этой связи. Термин был официально объявлен академическим и начал использоваться в 1980-х, когда глобализацию стали считать важным компонентом в теории, берущей начало из "англофонной" социологии. Однако, можно согласиться с М. Уотерсом, который утверждал, что: "как постмодернизм можно считать концепцией 80-х, так и глобализацию можно считать концепцией 1990-х". Многие так и делали.

Глобализация фокусирует свое внимание на способах, какими нелокальные факторы взаимодействуют с локальными, продуцируя социокультурные идентичности и формы. Наиболее амбициозные реализации этого интереса были ориентированы на то, чтобы описать изменяющиеся глобально-локальные порядки, т.е. - описать изменения форм взаимодействия и единения на глобальном уровне. Глобализация, таким образом, протягивает развитие локального и глобального взаимодействия от предыстории до современности. В то же время, глобализация обеспечивает базу для описания уникальности настоящего момента - того, что является предметом интереса в данной работе [5, 105].

Описания современной "всеобщей реорганизации" весьма различны и многочисленны и представлены в большом количестве дисциплинарных дискурсов. Не вдаваясь в детали, можно сказать, что все варианты можно свести к двум типическим. Первый - процесс современной глобализации характеризуется как новая стадия в описании функционирования капитала, - появление так называемого "позднего" капитализма, т.е. режима гибкого накопления и "дезорганизованного" капитализма.

В этом случае глобализация означает более глубокое "проникновение", интеграцию и постмодернистское гиперразвитие. "Проникновение" означает как насильственное слияние отдаленных друг от друга народов, так и то, что капитал проходит "выше и ниже" интересов нации, раскалывая и разъединяя ее. С одной стороны, капитал порождает транснационализацию, а с другой - субнациональную локализацию, для которой в словаре по маркетингу был введен специальный термин "глокализация". Так, например, межнациональные компании через разные виды продукции и транснационализацию финансов связывают значительно удаленные друг от друга регионы.

Проникновение и взаимодействие обычно сопровождаются гиперразвитием, которое означает усовершенствования во всех областях деятельности и развитие новой потребительской культуры эпохи всеобщего постмодерна - подвижной, гетерогенной, симулятивной.

Вторая версия всеобщей глобализации основана на анализе таких процессов как национализм, постколониализм и интернационализм, расширяя их до совершенно нового уровня транснационализма, который имеет в качестве ключевого механизма новые транснациональные коммуникации.

Коммуникативное взаимодействие глобальных средств связи потенциально приведет к расколу территориальных национальных сообществ и созданию всеобщей гетерогенной транснациональной публичной сферы. Нации уже не разъединены границами, вместо них - тесное общение, проходящее по разнообразным, децентрализованным средствам связи. Различные социальные анклавы открыты друг для друга, не колониализированы, а новые средства общения и другие виды взаимодействия предполагают появление критики универсализма как слишком узкого явления в пользу нового, смешанного типа. Несмотря на то, что такая система может показаться космополитичной, важно отметить то, что эти же самые процессы могут послужить причиной появления и развития фундаментализма, этнических конфликтов, возросшего широкомасштабного терроризма.

С одной стороны, таким образом, глобализация может означать появление единой, хотя и разнообразной системы, усиливающей свою "хватку" в отношении отдаленных территорий.

С другой стороны, глобализация может означать комплексную систему, становящуюся все более децентрализованной и взаимодействующей. Первая версия глобализации фокусировалась на транснациональном капитализме и глобальной экономике. Вторая - на человечестве и воображаемых сообществах - от диаспор до цивилизаций.

Важнейшим моментом, общим для обеих этих теорий всеобщей современной реорганизации, является вопрос о том, подходит ли к концу своего существования эра национальных государств. Рассмотрение культуры и современной глобализации в Соединенных Штатах позволяет утверждать, что говорить о кончине нации еще рано и что современная американская культура характеризуется не столько агрессивным постнационализмом (как бы много ни говорили об этом участники диссидентско-прогрессивных культурных движений), сколько изобретением нового вида культурного национализма, отвечающего условиям постнационализма.

Современная глобализация совсем не означает исчезновение наций и национальных культур или стирание политических или даже географических границ. Предсказания Эриком Хобсбаумом таких последствий кажутся по меньшей мере преждевременными. А. Аппадураи в свою очередь утверждает, что предполагаемые сообщества были заменены в наш век глобальных электронных систем средств связи воображаемыми мирами, в которых многие люди живут, и которые позволяют им бороться и даже иногда ниспровергать официальные мнения. Тем не менее многие исследователи, например А. Аппадураи, продолжают утверждать "что национальное государство, как сложная современная политическая форма, едва держится на ногах". Такое заявление кажется несправедливым. Хотя глобализация и несет в себе некоторые подобные угрозы, она достаточно жестко управляема национальными и транснациональными официальными силами. Сомнительными кажутся и утверждения Фредерика Джеймсона о том, что "передовые капиталистические страны сегодня представляют собой поле стилистической и дискурсивной гетерогенности, не подчиняющейся норме", и что "постмодернистская культура" скорее является культурной логикой новой глобальной экономики, чем просто сопровождает ее. Еще более сомнительными представляются слова Роба Уилсона и Вимала Диссанаяка о том, что национальное государство "разваливается от быстрого воздействия общего на локальное" и даже о том, что разложение определенно присутствует в американском обществе. В общем, и те, и другие говорят об отсутствии экономических границ, утверждают, что новая экономика обязательно сведет на нет национальные суверенитеты. Все это является, по мнению автора, явным преувеличением [4, 115].

Современная глобальная реорганизация оказала глубокое воздействие на культуру, однако это не означает конца национализма в культурной сфере. Результаты глобальной реорганизации приобрели более сложную структуру, обеспечили основу для теоретического обсуждения социальных и культурных отношений, стимулировали рост новых оппозиционных движений и перспектив для критики. Но у них был и другой эффект: установление основы для реконструкции американского национализма в новой более интересной "постнациональной" форме.

Современная американская культура отмечена попыткой воссоздать официальную национальную культуру из разобщенности и разноголосицы, которые потенциально разваливают ее. Очень кратко этот микро-исторический процесс выглядит следующий образом. Сначала глобализация создает в США одновременно умножающиеся рассуждения о потрясении и разрушении основ и постоянную поляризацию мнений между националистическими правыми и левыми, что приводит к стремительному развитию постнационалистических позиций и связей. Постепенно, однако, "глобальность" сама стала значимым направлением дискурса и во время правления Клинтона площадкой для комбинирования национализма и постнационализма, правых и левых, посредством изобретения новой национальной культуры в условиях постнационализма. Это преобразование, которое легко идентифицировать по времени с президентством Клинтона, тем не менее является чем-то, что было оформлено множеством действующих лиц во многих областях, включая неолиберальную политику, корпоративное устройство, общественные отношения, средства массовой информации и даже разнообразные новейшие интеллектуальные и социальные движения.

Ко времени президентской кампании 1992 года понятие глобальная экономика прочно вошло в обиход, а слово "глобальный" перестало быть кошмаром, преследовавшим американцев. Оно стало модным ключевым понятием для пересмотра политических взглядов на национальный кризис и внутреннее разделение в рассуждениях о возрождении, которое, казалось, должно было объединить консервативных националистов и радикальных постнационалистов в единое движение националистов новой эпохи. Эту линию Клинтон продвигал во время своей первой кампании.

В этом процессе большая часть потенциально либерализующего качества того, что было выделено как вторая составляющая теории глобализации, в США была преодолена и канализирована в узкий взгляд на национальное возрождение и реконструкцию американской национальной идентичности в условиях постнационализма. Эта новая идентичность представляется намного яснее прежней, так как была создана на основе глобального видения и ориентируясь на глобальное сообщество. Она в меньшей степени является продуктом личной идентификации и очевидно является продуктом "благоразумного позиционирования" для успешной интеграции. Для того, чтобы показать насколько неоднородным был этот процесс автор выделяет три специальных области для более детального изучения: культуру, информационную технологию и взаимодействие с природой.

Культурные противостояния стали одним из наиболее видимых результатов глобального спада, который ощутили на себе все американцы. Группы недовольных по разному оценивали эти вещи, но практически все высказали недовольство западной культурой, потерянной для большинства этнических меньшинств и радикалов; ослаблением моральных норм, семейных ценностей, чувством неполноценности, вызванным у многих сексуальной революцией, и этическим релятивизмом (что характеризует и старую, и новую культуру); кризисом грамотности, обусловленным снижением уровня массовой культуры и образования из-за падения стандартов; бюрократизацией школ и радикализацией профессуры.

Снижение культурного уровня и радикализация академических заведений стали популярной темой обсуждения. Заглавные статьи в ведущих журналах критиковали академии за их политическую корректность и мультикультурализм.

Такие фигуры, как Джордж Уилл, президент Дж.Буш, Ричард Бернстайн называли сторонников мультикультурализма врагами США и сравнивали их с испанскими инквизиторами и с предводителями французского Террора. Разговоры о подвергающихся опасности национальных основах послужили основанием для образования нового фундаментализма.

К странам НИСа относятся прежде всего, ряд стран Латинской Америки – Аргентина, Бразилия, Мексика, приблизившиеся по многим показателям к странам высокого и среднего уровня экономического развития. В этих странах вырос объем промышленного производства и его доля в национальном доходе. Укрепились позиции нового слоя – класса предпринимателей.

Также к ним относятся страны Юго-Восточной Азии: Сингапур, Тайвань, Гонконг, вошедший в состав Китая, и Южная Корея. При участии иностранного капитала, занимающие здесь важные позиции, интенсивно развивается обрабатывающая промышленность. В настоящее время по экспорту продукции эти страны занимают ведущие позиции среди развивающихся стран.

По современному уровню экономического и промышленного развития наиболее развитых из НИС – Республика Корея, Аргентина, Мексика, Сингапур – вплотную приблизились к промышленно развитым странам и находятся на одном уровне с такими европейскими государствами, как Испания, Португалия, Греция.

Экономических успехов добились и другие страны Юго-Восточной Азии – Индонезия, Малайзия, Филиппины, Таиланд. Хотя большая часть населения этих стран ещё занята в сельском хозяйстве, здесь растет объем промышленного производства и экспорт промышленной продукции, укрепляются позиции представителей национального капитала. Эту группу стран Юго-Восточной Азии вместе с рядом стран Латинской Америки (Венесуэла, Колумбия, Перу, Уругвай, Чили) часто называют странами второго поколения стран НИСа.

Из всех стран НИСа наиболее интересными мне показались Республика Корея, Аргентина, Тайвань, Гонконг, вошедший в состав Китая, Мексика [1, 131].

Список литературы

1. История экономики / Под ред. О. Лобачева. М.: ЮНИТИ-ДАНА,- 2004.

2. История экономики: Учебное пособие / Под ред. А.А. Крымова. М.: ЮНФРА-М,- 2004.

3. Калачев А.С. История экономики: Учебник. М.: ЮНИТИ-ДАНА,- 2004.

4. Падалка Л.П. История экономики. Полтава,- 1993.

5. Тулаев И.М. История экономики. М.: Юристъ,- 2005.