Синтаксическая позиция каузируемого участника в чеченских каузативных конструкциях согласно гипотезе Б. Комри

 

Токаева Аза Султановна., ст. преподаватель кафедры иностранных языков, соискатель кафедры чеченского языка.

Научный руководитель - доктор филологических наук проф. Тимаев В.Д.

Настоящая статья посвящена исследованию соответствия позиции каузируемого участника в чеченских каузативных конструкциях общей типологической тенденции и известной иерархии синтаксических отношений Б. Комри.

Данные чеченского языка, а именно: выбор косвенной позиции, т.е. локатива для каузируемого участника каузативной ситуации демонстрируют значительное типологическое варьирование, в том случае, если каузативный глагол образован от переходного глагола при помощи служебного глагола dita, однако позиция каузируемого не противоречат известной гипотезе Комри, если в каузативной деривации участвуют служебные глаголы -dаn и -dăqqan.

Смещение каузируемого участника в позицию местного падежа объясняется тем, что чеченский локатив является носителем семантической роли адресата, как раз той роли, для которой типично оформление дативом во многих индоевропейских языках.

Хорошо известно, что в языках, имеющих морфологический каузатив, оформление каузируемого участника обычно в том или ином виде отражает иерархию синтаксических отношений: общая типологическая тенденция заключается в том, что этот участник занимает самую высокую из свободных синтаксических позиций.

Так, каузируемый участник не может оставаться в наиболее высокой синтаксической позиции на иерархии - в позиции подлежащего, - поскольку ее занимает новый участник, вводимый в актантную структуру при каузативации - каузатор.

Согласно гипотезе Комри каузирумый получает наивысшую в иерархии SUB>DO>IO>OBL свободную синтаксическую роль, а маркирование исходного прямого объекта не меняется.

Иерархия синтаксических отношений при каузативации обычно отражается в том, что при каузативации непереходных глаголов каузируемый участник помещается в самую высокую из оставшихся позиций - в незанятую позицию прямого дополнения.

По мнению М. Хаспельмат «это явление происходит во многих языках почти универсально, и на семантическом уровне это звучит очень убедительно. Каузируемый участник является пациенсом каузации, и, таким образом, закономерно его занятие позиции прямого объекта» (перевод автора работы) [13].

Чеченский язык представляет в названном плане некоторый интерес. Такая картина характерна и для чеченского языка, но только в том случае, если мы имеем дело с каузативными глаголами, образованными при помощи -dаn, -dăqqan, однако в отношении глаголов с формантом -ījta гипотеза Комри верна только в том случае, если исходный глагол является непереходным. Далее в настоящей работе мы будем называть каноническими каузативными конструкциями конструкции чеченского языка, содержащие производный глагол с формантом -ījta.

При каузативации непереходного глагола, исходное подлежащее некаузативной конструкции, каузируемый участник, смещается в позицию прямого дополнения. Другими словами, каузативация приводит к образованию обычного переходного глагола.

(1) ’âs Ādam vâх.ijt.ina cünca

я-ERG Адам-ABS пойти+разрешить CAUS-Prfk он-Instr

«Я позволил Адаму пойти с ним».

Служебный глагол dita (vita, bita, jita) сочетается буквально с каждой глагольной основой и образует дериваты, как от непереходных, так и от переходных глаголов, и вот в этом случае позиция каузируемого участника в чеченских каузативных конструкциях представляет интерес с точки зрения типологии языка.

Служебные глаголы -dаn «делать» и dita «оставить» сочетаются с одними и теми же основами для передачи разных вариантов каузативного значения. Однако каузативные дериваты, образованные разными средствами имеют не только модифицированное лексическое значение, но также отличаются составом актантов, их семантическими ролями и синтаксической позицией. Рассмотрим на следующем примере, в чем сходство и различие двух каузативных конструкций с -dаn «делать» и dita «оставить»:

(2) cuо šiēn mašien tuojina

«он отремонтировал свою машину».

он-ERG свой-Poss.Prn машина-ABS починить-CAUS-Prfk

(3) cuо šiēn mašien tuojajtina

он-ERG свой-Poss.Prn машина-ABS дать+починить-CAUS-Prfk

а) «он отдал свою машину на ремонт».

б) «ему отремонтировали машину».

Пример (2) - образец контактного каузатива, более того, здесь наблюдается «манипулятивный тип», хозяин машины сам отремонтировал свою машину, контактное воздействие Каузатора/Агенса на Пациенс, то есть на машину.

В примере (3) каноническая каузативная конструкция подобным образом передает ту же ситуацию, что и его английский эквивалент: He had his car repaired “Ему отремонтировали машину”. Обе приведенные клаузы аналогичны тем, что вне фокуса внимания находится как раз каузируемый. Каузируемым здесь является мастер, который починил машину, но эксплицитно мастер не выражен. В таких случаях выражается только каузируемая ситуация, которую как бы осуществляет сам каузатор.

Данная ситуация показывает, что синтаксические свойства актантов каузативного глагола могут быть обусловлены как свойствами деривации, так и прагматическими свойствами ситуации, поскольку в чеченском языке всегда есть возможность свернутой представленности одного из аргументов эргативной конструкции в поверхностной структуре предложения, что диктуется, по-видимому, тем обстоятельством, что в реальности коммуниканты всегда знают, о чем идет речь, и избегают коммуникативной избыточности.

Последний пример является еще и образцом опосредованного каузатива, по-другому называемый непрямым каузативом. Согласно определению Хаспельмат «непрямой каузатив - «чтобы кто-то сделал что-то», подразумевает, что каузатор рассматривается как простой подстрекатель или опосредованная причина реализации содержания глагола. Это представляет некоторое посредничество в отношении каузируемого, так как главный интерес одушевленного каузатора в том, чтобы реализовать содержание глагола, что даже делает каузируемого факультативным» (перевод автора работы) [13].

М. Сибатани приходит к выводу, что «контраст между прямой и опосредованной каузацией является фундаментальным для описания каузативных конструкций, поскольку в большинстве языков переходные глаголы, выражающие прямую каузацию, существуют в виде лексических единиц, и часто имеется дополнительное средство выражения опосредованной каузации» [14].

Есть все основания квалифицировать ситуацию в канонической каузативной конструкции в чеченском языке как опосредованную каузацию. А ситуация передаваемая простыми каузативными конструкциями с -dаn и -dăqqan интерпретируется как прямая каузация.

Следующая группа предложений в языке каннада обсуждается Б. Комри в [11].

(4) Avanu nanage bisketannu tinnisidanu he(nom) I(dat) biscuit eat(causat) 'He fed me a biscuit'

«Он накормил меня бисквитом». (5) Avanu nanninda bisketannu tinnisidanu he(nom) I(instr) biscuit eat(causat) 'He got me to eat the biscuit'

«Он заставил меня съесть бисквит».

Предложения (4) и (5) отличаются друг от друга в степени контроля события со стороны каузируемого. В (5) эта степень выше.

Сравните эквивалентные приведенные выше чеченские предложения:

(6) cuо sūna biskvit jaījra (jaa-jan-кормить+делать)

он-ERG я-DAT бисквит-ABS кормить сделать-CAUS-Pst

«Он накормил меня бисквитом» (прямая, контактная каузация)

(7) cuо suöga biskvit jaījtira (jaan -jita)

он-ERG я- LOC бисквит-ABS позволить есть-CAUS-Pst

«Он позволил мне съесть бисквит» (опосредованная каузация, пермиссив).

Предложения приведенные Б. Комри на чеченский язык переводятся разными глаголами с общей несрягаемой частью: в примере (7) представлена каноническая каузативная конструкция - глагол с формантом -ījta - jaījtira ((jaan-vita), а в (6) каузативный глагол jaījra образован путем добавления вспомогательного глагола -dаn «делать» к переходному глаголу jaan «есть» (jaan -jаn «кормить сделать»).

Образование дериватов с -dаn, мотивированных переходными глаголами - явление не нормативное для чеченского языка. Однако имеется несколько глаголов-исключений образованных по данной модели, где производящим является переходный глагол.

В данном случае синтаксическая валентность глагола увеличивается на одну единицу, однако добавленный участник как в канонических каузативных конструкциях оформляется не местным падежом, а дательным. Здесь кодирование нового участника на синтаксическом уровне отражает его семантическую роль, а именно: добавленный аргумент с ролью бенефактива или реципиента, как и следовало ожидать, оформляется дательным падежом.

(8) переходный глагол huma ja’ân «<еду>есть» (кто: ERG; что:ABS) ® производный переходный гл. ja’âjan «кормить»

nānâs ša ču mâ qäččnieђ sien bērâna huma jaijra

мать-ERG сама-Refl.Prn в-послелог mâ-Part (усилительная частица) добраться+как только-Converb свой-Poss.Prn-GEN ребенок-DAT кормить+сделать-CAUS-Pst

«Как только мать пришла домой, она накормила своего ребенка».

Глаголы с -dаn «делать» демонстрируют типологически ожидаемую картину - согласно гипотезе Комри каузирумый получает наивысшую в иерархии SUB>DO>IO>OBL свободную синтаксическую роль, в данном случае это - непрямой объект, как демонстрирует пример (8).

Итак, мы можем сделать вывод о том, что позиция каузируемого в каузативных конструкциях со служебными глаголами -dаn и -dăqqan не противоречат известной гипотезе Комри.

В примере (6) кодирование каузируемого дативом демонстрирует очень низкую степень агентивности каузируемого, можно сказать, это полностью «пациенсоспособный» участник. В этой ситуации каузируемый интерпретируется как пассивный партиципант действия, скорее чем исполнитель. Более того, данная ситуация однозначно интерпретируется как контактная каузация или так называемый манипулятивный тип. Использование предложения (6) говорит о низком сохранении контроля каузируемого.

Предложение (7) оставляет больший контроль в руках каузируемого (имея в виду, что он имеет свойства исполнителя). Так, исходный агенс (инициатор) в исходной позиции имеет специальное маркирование инициатора - эргативный падеж, а в производной модели имеет локативное оформление.

При обсуждении каузативов, образованных от непереходных глаголов, мы убедились в том, что оформление всех актантов исходного глагола, кроме его актанта-подлежащего, в нормальном случае не подвергается изменению при каузативации. При этом, поскольку у исходных переходных глаголов имеется валентность на прямое дополнение, при каузативации эта позиция остается неизменной, т.е. оказывается прямым дополнением каузативного глагола.

Таким образом, здесь возникает широко обсуждаемая в типологической литературе проблема - проблема статуса каузируемого участника в каузативных конструкциях, образованных от переходных глаголов.

При каузативации переходных глаголов в канонических каузативных конструкциях (7), при которых позиция прямого дополнения уже занята, каузируемый участник смещается ниже по иерархии и оформляется местным падежом или локативом. Ту же картину мы наблюдаем в агульском и чамалинском языках, а также в лакско-дагестанской группе языков, где каузируемый, являющийся одновременно и субъектом и объектом, оформляется одним из местных или пространственных падежей.

В агульском - это Апуд-эссив или Апуд-элатив, причем данные падежи могут оформлять лишь исходно агентивного участника, в чамалинском - аблатив, и соответственно местный падеж в лакско-дагестанской группе языков [3], [2].

В семантику агенса включены два компонента: инициатор и исполнитель действия. Считается, что в канонических каузативных конструкциях семантика агенса расшеплена: каузатор играет роль инициатора, в то время как каузируемый исполняет роль исполнителя. Каузируемый в (7) маркирован локативом, который используется для косвенных падежей. Экзекутор действия или исполнитель (не агенс) сохраняет достаточную степень контроля в (7). Из этого следует, что каузируемый оформляется местным падежом при его наибольшей «агенсоспособности».

Следующая интерпретация может быть предложена. В предложении (6) cuo “он” является одновременно и инициатором и исполнителем (полный агенс); соответственно sūna “мне/меня” занимает позицию, не предназначенную для исполнителя. Тот факт, что объект кормления не может быть исполнителем подтверждается примером (9):

(9) cuо darxuočunna ‛ajga čuoђ huma jaījra

он-ERG больной-DAT ложка в-LOC еда-ABS кормить-CAUS-Pst

«Он с ложки кормил больного».

Семантика чеченского глагола такова, что кормить (буквально с ложки) можно только неспособного к самостоятельным физическим действиям больного или ребенка.

Даже, если позиция непрямого объекта в чеченском предложении свободна, как показывает пример (7), каузируемый не может занять ее.

Глагол ja’âjan имеет валентность и на непрямой объект, в чеченском языке непрямой объект офомляется дативом.

(10) cuо suöga bērana huma jaajajtira

он-ERG я-LOC ребенок- DAT еда-ABS позволить кормить-CAUS-Pst

Как видно из примеров (9)-(10) синтаксическая валентность глагола увеличивается на одну и даже две единицы в том в случае, если производящий глагол -переходный, кроме того, нужно иметь ввиду, что в (10) имеет место рекурсивное образование каузатива, т. е каузатив от каузатива. Сложный дериват имеет следующую структуру: базовый глагол + -dаn +-ījta.

Чеченский глагол dalan «давать», также как и английский глагол give и русские глаголы давать/дарить трехвалентен в исходной форме и четырехвалентен в производной форме, независимо от того, участвует ли он в первичной деривации или во вторичной, реципиент или получатель оформляется дательным падежом.

Таким образом, маркирование каузируемого в канонических каузативных конструкциях не дативом, а косвенным падежом идет в разрез с гипотезой Комри.

Маркирование каузируемого локативом не зависит от того, встречается ли уже в данной клаузе локатив или нет, ср.:

(11) cuо suöga biskvit jo‛iē d‘ajalījtira

он-S-ERG я-LOC бисквит-ABS девочка-LOC отдать-заставить- CAUS-PST

«Он заставил меня отдать (букв. передать) бисквит девочке».

Следовательно, в том случае, если в ситуации имеется расщепление семантической роли агенса на инициатора и исполнителя, то инициатор оформляется эргативным падежом, а исполнитель - локативом.

Однако данные чеченского языка подтверждают другое положение Б. Комри / Аккерман / Мор относительно каузируемого участника ситуации.

Так, Б. Комри формулирует связь между степенью контроля каузируемого участника над ситуацией и средством его оформления в виде иерархии «инструмент > датив > аккузатив», при этом слева направо степень контроля каузируемого участника над каузируемой ситуацией уменьшается [11].

Например, Б. Комри приводит примеры из целого ряда языков (венгерского, японского, каннада), в которых выбор падежа каузируемого участника при каузативации непереходных глаголов зависит от того, в какой степени этот участник сохраняет свойство контроля. В приводимых Б.Комри случаях выбор инструменталиса всегда отражает бóльшую степень контроля со стороны каузируемого [11].

(12) Mustafa-pâšiē jexxa carna düђaluo jajtira Mansura

Мустафа-паша-LOC долго-ADV они-DAT сопротивление-ABS оказать+позволить-Pst-CAUS Мансур-ERG

«Мансур уговорил (или заставил) Мустафа-пашу оказать им сопротивление».

(13) so miča ta‛zarna lattajo-tie qu kirђan ṭiēђă

«За какую вину меня держат (или заставляют стоять) за занавеской»

я-ABS какой-Prn вина-DAT стоять+делать-Caus-Prs этот-Prn занавес-сзади-ADV

В (13) каузатор, субъект действия в эргативе в данном предложении не выделен, но имплицитно присутствует в ситуации.

Данные чеченского языка показывают, что локативное оформление в канонической каузативной конструкции (12) (Mustafa-LOC) отражает большую степень контроля со стороны каузируемого. Следовательно эти данные не противоречат приведенной выше формулировке Б. Комри/Аккерман и каузируемый в канонической конструкции сохраняет большую степень агентивности.

Те же идеи содержались в работе (Ackerman, Moore 1999), исследующей вариативность в кодировании каузируемого участника, отмечается одна закономерность: чем больше степень воздействия каузатора на каузируемого, тем выше на иерархии грамматических отношений находится средство, используемое для кодирования последнего.

Иерархия имеет вид «DO > IO > OBL», т. е «прямое дополнение > непрямое дополнение > косвенное дополнение», это означает, что прямым дополнением каузируемый оформляется при его наибольшей «пациенсоподобности», тогда как косвенным дополнением при наибольшей - «агенсоспособности».

Результаты настоящего исследования показывают, что морфосинтаксическое поведение чеченских каузативных глаголов, образованных как от переходных, так и от непереходных глаголов полностью соответствует формулировке Аккерман/Мор/Комри.

В нашем случае именно номинативное оформление (которое для эргативных языков является аналогом аккузативного оформления прямого дополнения) прямого объекта с глаголами -dаn «делать» и -dăqqan «вести, извлечь» указывает на понижение агентивности каузируемого, на его подчиненную роль и полную зависимость от каузатора. Более того, семантический тип данной каузации, а именно прямая каузация подчеркивает этот подчиненный характер.

В то же время выбор варианта канонической конструкции с местным падежом каузируемого участника указывает на большую автономность его, а значит его более высокую агентивность по сравнению с пациенсоспособным аргументом предиката с -dаn.

Смещение каузируемого участника в позицию местного падежа объясняется тем, что чеченский локатив является носителем семантической роли адресата, как раз той роли, для которой типично оформление дативом во многих индоевропейских языках, в частности, также и в русском языке, в то время когда все остальные семантические роли, свойственные дативу: перцептив, экспериенцер, реципиент и бенефактив - в чеченском языке тоже оформляются дативом, р.: sūna (дат. п.) luō «дай мне»;öga (мест. п.) sђăluō «отдай мне».

sūna (дат. п.) dijca «расскажи мне».öga (мест. п.) āla «скажи мне или поручи мне».

Так, в чеченском языке, если реципиент получает что-то в подарок или в собственность, он оформляется дативом, а когда он выполняет роль исполнителя или посредника в каком-то деле, т.е. если ему дают что-то на хранение или для передачи, то он оформляется локативом и является носителем семантической роли адресата и исполнителя.

Следовательно, каузируемый участник в каузативных конструкциях с -ījta с исходным переходным глаголом - это адресат и исполнитель, которому каузатор поручает выполнить действие, названное базовым глаголом.

Обоснование данной закономерности приводится в [5]. В.А. Плунгян отмечает, что «с точки зрения типа выражаемых падежных значений, падежные системы можно с некоторой долей условности разделить на преимущественно «синтаксические» и преимущественно «семантические». Падежные системы синтаксического типа в большей степени ориентированы на выражение обобщенных синтаксических ролей (типа «подлежащее», «косвенное дополнение» и т.п.), а из семантических ролей - на выражение ролей центральных аргументов глагола».

Таким образом, если все редуцированные падежные системы, типа английской, являются синтаксическими, то «гипертрофированная» падежная система чеченского языка, с его повышенным количеством пространственных падежей («за счет того, что выражение падежных граммем происходит совместно с выражением граммем локализации») относится к числу семантических.

Точка зрения В.А. Плунгян перекликается с «локалистской гипотезой» (см. [Anderson 1977]), согласно которой все падежные показатели восходят к показателям пространственных падежей (в более радикальном варианте этой гипотезы, к пространственным показателям восходят вообще все грамматические показатели имен и глаголов). В.А. Плунгян приводит несколько частных наблюдений, подтверждающих эту гипотезу: так, «показатели датива и аккузатива обычно восходят к показателям директивов, показатели генитива - к показателям аблативов, показатели инструменталя - к показателям локативов и т.п.; во многих языках эти функции совмещаются у указанных падежей и синхронно».

Таким образом, кодирование каузируемого участника в канонических каузативных конструкциях не соответствует общей типологической тенденции и известной иерархии синтаксических отношений Б.Комри в том случае, если каузативный глагол образован от переходного глагола при помощи служебного глагола -dita.

Данные чеченского языка, а именно: выбор косвенной позиции, т.е. локатива для каузируемого участника для таких случаев демонстрирует значительное типологическое варьирование.

Смещение каузируемого участника в позицию местного падежа объясняется тем, что чеченский локатив является носителем роли адресата, как раз той роли, для которой типично оформление дативом во многих индоевропейских языках.

Однако, позиция каузируемого в каузативных конструкциях со служебными глаголами дан и даккха не противоречит известной гипотезе Комри. Более того, данные чеченского языка подтверждают другое положение Комри/Аккерман/Мор о связи между степенью контроля каузируемого участника над ситуацией и средством его оформления.

Сокращения- эргативный падежADV - адвербиальная форма- абсолютивConverb - деепричастие- каузативPoss.Prn - притяжательное местоимение- дательный падежRefl.Prn - возвратное местоимение- локативPart - частица- генитивPrn - местоимение- инструменталисPrs - презенс- перефектPst - претерит

Литература