Тартуско-московская школа.

Краткая история

Писать о Тартусско-московской школе (иногда её называют Московско-тартуской) - занятие в некотором смысле неблагодарное, поскольку материалов об этом академическом "феномене" более чем достаточно. Непосредственно самой Тартусско-московской школе (ТМШ) посвящено, как минимум, несколько объемных исследований (как сборников статей, так и монографий), а количество упоминаний и отсылок, так или иначе затрагивающих тему ТМШ, вообще не поддается никакому учёту. Наконец, сами за себя говорят 25 выпусков "Трудов по знаковым системам" (изданных при жизни Ю.М.Лотмана).

Прежде всего, в двух словах о хронологии.

Временные границы Тартуско-московской школы (с её "классическим" составом участников) можно определить так: начало 60-х -- конец 70-х гг. (иногда указывают начало 80-х). Точно можно сказать, что к 1986 году школа фактически прекратила своё существование.

Люди приходили в ТМШ разными путями и по-разному оттуда уходили. Объединяло их одно - неудовлетворенность существующей методологией науки (ангажированной марксизмом в понимании научных функционеров), поиск новых путей и возможностей, этическое неприятие конформизма позднесоветской академической жизни. Школа была не только поиском нового языка, она была еще и способом быть, тем "невидимым колледжем", чьим паролем был семиотический язык описания и внутренняя свобода.

Формально, ТМШ начинает свою историю в 1964-м году, когда в Кяэрику (спортивная база ТГУ неподалеку от Тарту) прошла организованная гуманитариями Тарту и Москвы "Первая семиотическая летняя школа".

Освоение структуралистcких методов у Ю.М.Лотмана и московских участников Тартуской школы, происходило параллельно и независимо друг от друга - у Лотмана в виде лекций по структуральной поэтике (1960-1962 гг.), изданных в 1964-м году, у московской секции - в виде симпозиума по структурному изучению знаковых систем (которому предшествовало открытие ряда отделений структурной и прикладной лингвистики в нескольких университетах), прошедшем в 1962 году под организацией Института славяноведения и Совета по кибернетике. Впрочем, годом “основания” структурализма в СССР следует считать 1956 год: «В тот год (1956, - И.В.), 24 сентября на филологическом факультете МГУ начал работать семинар «Некоторые применения математических исследования в языкознании» – первый семинар по математической лингвистике в СССР». (См.: В.А. Успенский Предварение для читателей «НЛО» к семиотическим посланиям А.Н.Колмогорова // Новое литературное обозрение № 24, 1997.)

Не будем останавливаться на описании того, какое место занимал Тарту в бывшем Советском Союзе, и как именно тартуский ментальный климат и общий настрой первых летних школ в Кяэрику повлиял на становление ТМШ. Об этом написанно много и даже, может быть, более чем достаточно. Если говорить о возникновении структурального метода и его распространении в СССР, то начало этому процессу положил симпозиум по структурному изучению знаковых систем, прошедший в 1962-м году под организацией Института славяноведения и Совета по кибернетике в Москве.

Вот как описывает первый период в становлении советской семиотики и Симпозиум по структурному изучению знаковых систем Б. А. Успенский в статье "К проблеме генезиса Тартуско - московской школы" (См: Ю. М. Лотман и ТМШ, М., 1994, С.270 - 275) : "Таким образом, симпозиум был в нашей науке явлением совершенно новым, и это привлекало к себе интерес. Здесь прозвучали доклады по семиотике языка, логической семиотике, машинному переводу, семиотике искусства, мифологии, описанию языка невербальных систем коммуникации (в частности таких, как дорожные сигналы, язык карточного гадания и т.д.), семиотике общения со слепоглухонемыми, семиотике ритуала. В симпозиуме приняли участие П. Г. Богатырёв, В. Вс. Иванов, В. Н. Топоров, Л. Ф. Жегин, А. А. Зализняк и некоторые другие. К симпозиуму был выпущен небольшим тиражом сборник тезисов, где излагалась наша программа и формулировались основные положения каждого из докладов. Этим тезисам было суждено сыграть важную роль в распространении наших идей. Именно из этой книжечки о нас узнали как наши оппоненты, так и наши будущие сторонники и коллеги. < … > В Тартуском университете на кафедре русской литературы к этому времени сложился активный научный коллектив (фактическим создателем его был Б. Ф. Егоров, участниками – Ю. М. Лотман, З. Г. Минц, И. А. Чернов и группа студенческой молодежи), интересовавшийся методами анализа поэтического текста, а также исследованием идеологических моделей культуры. В 1960/61 учебном году Ю. М. Лотман начал читать курс лекций по структуральной поэтике. Чтение курса продолжилось в последующие годы, и в 1962 г. в печать была сдана книга "Лекции по структуральной поэтике", которая вышла в 1964 г. и стала первым выпуском "Трудов по знаковым системам".

Вскоре после московского симпозиума 1962 г. в Москву приехал И. Чернов и, вступив в контакт с его участниками, привёз в Тарту тезисы. Так эта книжечка тезисов попала в руки Ю. М. Лотмана (который не был участником симпозиума, но независимо пришёл к сходным проблемам). Он очень заинтересовался ею и, приехав в Москву, предложил сотрудничать на базе Тартуского университета. С этого времени ( 1964 г. ) началось издание "Трудов по знаковым системам" <…> и проведение конференций. Конференции 1964, 1966, 1968 гг. проходили в Кяэрику, 1970 и 1974 гг. – в Тарту. Обстановка на конференциях была исключительно непринуждённой. Они сыграли большую роль в выработке единых взглядов, единой платформы, в сплочении разнородных идей в единое направление. Доклады естественно переходили в дискуссии, и основную роль играли не монологические, а именно диалогические формы. Что отличало эти собрания – это полное отсутствие какой бы то ни было организации. <…> Итак, тартуско-московская школа началась с деятельности московской группы и это определило её первоначальную направленность. Как уже говорилось, московские представители – профессиональные лингвисты, каждый со своей специальностью (Иванов - хеттолог, Топоров - балтист и индолог, Ревзин - германист, Лекомцев - специалист по вьетнамскому языку, Зализняк и я - слависты, хотя Зализняк может в равной мере считаться также индологом, семитологом). Однако всех нас объединяет интерес к структурной лингвистике, у каждого есть работы в этой области, и наши занятия семиотикой непосредственно восходят к занятиям структурной лингвистикой, представляя собой их естественное логическое продолжение. Это обстоятельство изначально определило наш подход и, я бы сказал, специфику нашего направления - то, что я предложил бы называть лингвистическим подходом к семиотике. <…> На первых порах эта связь со структурной лингвистикой, т.е. лингвистическая платформа наших штудий, очень ясно чувствовалась ( я имею в виду 1960-е гг.). 1960 гг. - это период поисков, прежде всего - расширения объекта исследования, экстраполяции лингвистических методов на всё новые и новые объекты. В свою очередь, привлечение нового материала неизбежно оказывало влияние на наши методы, стимулируя в конечном итоге отрыв от чисто лингвистической методологии".

Хронология школы:

1964 - 1-я летняя семиотическая школа в Кяэрику. Основание Тартуско-московской семиотической школы. Труды по знаковым системам становятся периодичным изданием (в рамках ученых записок ТГУ).

1966 - 2-я летняя школа.

1968 - 3-я летняя школа

1970 - 4-я летняя школа.

1974 - 5-я, "зимняя" школа (Всесоюзный симпозиум по вторичным моделирующим системам).

Период семиотического подъема в СССР, период "бури и натиска" закончился во-многом не из-за внутренних, объективных расхождений участников этого процесса, сколько по причине давления на школу извне. Часть членов ТМШ была вынуждена эмигрировать, выпуск "Трудов по знаковым системам" неоднократно задерживался, статьи участников ТМШ подвергались цензуре. Были, разумеется, и внутренние причины, способствовавшие угасанию импульса, заданного в начале 60-х. Это был отказ от несколько упрощенного взгляда на семиотику, как на создание некоторого глобального терминологического словаря культуры. Такой подход быстро показал свою утопичность и несостоятельность, и члены ТМШ перешли на новый этап понимания культурологии, где культура понималась не в механистичном аспекте, но в более сложном, органистичном. Во-многом трудности школы были вызваны и общим кризисом структуралистской методологии, который дал себя знать уже в 1970-е гг.

Обучившись новому семиотическому языку, участники ТМШ пошли далее по своим дорогам и хотя эти пути часто пересекались, но отныне каждый из бывших "тартусцев" применяет его скорее в области своих научных интересов. Как таковая Тартуско-московская школа более не существует (хотя это положение можно оспорить), распавшись на две ветви - Тартускую школу семиотики и Московскую.