На это ангел не нашел что возразить

- Ну, довольно разговоров, – прервал молчание голос. – Тебе пора!..

- Подожди!.. – воскликнул ангел. – Я хочу спросить... После того, как я верну ему то, что я прятал, ты вновь остановишь меня?.. Или и вовсе ввергнешь в небытие?..

- Ни в коем случае!.. – заявил голос. – Ты ведь теперь ангел-хранитель!.. И заботиться тебе придется не об одном человеке, а о нескольких.

- Да-да, – пробормотал ангел. – Я понимаю...

- Но не переусердствуй!.. – предостерег ангела голос. – Не делай за них того, что они должны делать сами!.. Не суетись по пустякам!.. Если надо будет, чтобы они набили себе шишек – пусть набивают. Если надо будет, чтобы они грустили – пусть грустят. Искренние слезы очищают и согревают душу... Но если придет время для радости – пусть их радость будет как можно более полной!..

- Я постараюсь!.. – сказал ангел.

- Постарайся, постарайся. А я уж за тобой пригляжу. Так, на всякий случай...

 

 

Глава пятая

 

Поручив проследить за разгрузкой книг помощнице, Ирина Александровна поспешила домой.

В доме было удивительно тихо.

«Наверное, на пруд пошли, – предположила Ирина Александровна. – Еще бы! В такой-то день!..»

Но на всякий случай Ирина Александровна решила все-таки заглянуть в комнату Кати-Кости.

Нет, все же скорее Кати, чем Кости. Это ведь была исключительно девчачья комната. Сам ее вид, ее убранство, шкаф с соответствующей одеждой, куклы и другие игрушки – все свидетельствовало о том, что здесь живет девочка.

Маленькая девочка Катя.

За два года Ирина Александровна привыкла к ней, привыкла думать, что у нее – дочь, а не сын.

Нет, не только привыкла. Ирина Александровна полюбила Катю всей душой, прикипела к ней всем сердцем. Да и как было не полюбить ее?.. Как было не гордиться ею?..

Ирина Александровна не отдавала себе в этом отчета, но с течением времени, исподволь, в ее голове уложилось понятие о том, что вот когда-то у нее был сын, замечательный мальчик Костя, а теперь у нее – дочь, замечательная девочка Катя.

А Костя... Он, конечно, был всегда где-то здесь. Но уже очень редко напоминал маме о себе, тем более, что она больше не купала его сама, и всегда видела только Катю, одетую в нарядное платье, симпатичный домашний халатик или ночную рубашку.

Так было лучше. Так было легче. Так было спокойнее им обоим - и маме, и Косте.

То есть Кате...

Тихонько приоткрыв дверь в ее комнату, Ирина Александровна, к своему изумлению, услышала ровное дыхание.

В такой солнечный день Катя дома?.. Одна?.. Без Ани?.. Безмятежно спит?.. Или, может быть, приболела и потому прилегла?.. Но где же все-таки Аня?..

Стараясь переступать как можно тише, Ирина Александровна подошла к Катиной постели.

Ее девочка действительно крепко спала. Дыхание было глубоким, спокойным. Длинные красивые волосы разметались по подушке.

Ирина Александровна неслышно пододвинула к кровати пуфик и присела, любуясь нежным Катиным лицом.

«Да ты моя лапочка!.. Ты моя радость!.. – сказала Ирина Александровна самой себе. – Мои щечки!.. Мой носик!.. Мои нежные губки!..»

И вдруг, произнося про себя эти слова и уже потянувшись, чтобы тихонько поцеловать свое дитя, Ирина Александровна поняла, что смотрит сейчас не на Катю, а на Костю.

Ничего не изменилось со вчерашнего дня в ее ребенке, абсолютно ничего. Ирина Александровна видела перед собой все то же милое лицо с тонкими чертами, с румяными щечками, слегка курносым носиком, пухлыми яркими губками... Но и вчера, и позавчера, и неделю назад, и в течение многих дней до этого, глядя на своего ребенка, и бодрствующего, и спящего, Ирина Александровна всегда видела перед собой Катю. Для того, чтобы увидеть ее, не нужно было прилагать никаких усилий, не нужно было в чем-то себя убеждать или соблюдать условия некой игры. Катя всегда была Катей, и дело было вовсе не в том, что она была одета в нарядное платье или в красивую ночную рубашку с рюшами и оборками.

Но сейчас...

Ничего не изменилось, но на самом деле изменилось что-то очень существенное, что-то самое главное.

И это означало...

Это означало...

Ирине Александровне стало душно. В висках у нее закололо, а перед глазами появились круги.

Ирина Александровна уже хотела встать, чтобы открыть форточку, но этого не понадобилось.

В комнате вдруг повеяло свежим ветром, как будто кто-то совсем рядом взмахнул огромным веером или, может быть, огромными крыльями. Ветер принес с собой особенную, совсем особенную свежесть и удивительные запахи, каких Ирина Александровна до этого не знала. И тут же к ее вискам прикоснулось что-то быстрое, пронзительно-жгучее, но вовсе не болезненное, а в ее ушах будто бы прошелестел чей-то необыкновенный голос, сказавший что-то очень хорошее и доброе, хотя слов было не разобрать.

Ирине Александровне сразу же стало легче. Она перестала думать о тревожном и перестала спрашивать себя, что бы все это значило, как будто уже знала ответы.

Да. Знала!..

Не все из них, правда, но это было уже не важно.

Она знала самое главное.

Ирина Александровна вздохнула, улыбнулась самой себе почему-то грустной улыбкой, и стала ждать, когда проснется Костя.

Ждать, впрочем, пришлось совсем недолго.

Прошло несколько минут, и Костя открыл глаза.

- Мама! – воскликнул он и сел на кровати.

Вот теперь Ирина Александровна подалась к нему и обняла, крепко прижав сына к груди.

- Здравствуй, мамочка!.. – прошептал Костя ей на ушко.

- Здравствуй, сыночка!.. - прошептала Ирина Александровна ему в ответ.

Они немного помолчали, прижавших друг к другу и чувствуя, как их сердца бьются в один ритм. И с каждым соединенным ударом их взаимное знание и понимание становилось все глубже, все полнее, делая ненужными какие-либо слова.

Но их все-таки надо было произнести, просто для того, чтобы придать общему знанию завершенную форму.

- Мне снова приснился ангел... - прошептал Костя. – Он вернул мне что-то. И он о многом мне рассказал... Как-то так рассказал, без слов. Но все было понятно.

- Я знаю, сынок, знаю... - вздохнула ему в ответ Ирина Александровна.

- Теперь он совсем другой... – сказал Костя, не удивившись маминому ответу.

- Нет, не только теперь, – поправила его Ирина Александровна. – Он всегда был другим. Точнее, он всегда был самим собой...

- Самим собой... - повторил Костя, как тихое эхо. - Самим собой...

- И вот его приняли таким, какой он есть, – сказала Ирина Александровна. – Его простили.

- Простили?..

- Да. Простили. Пора и нам прощаться...

- Нам?.. С кем?..

- Ты ведь и так знаешь, – прошептала Ирина Александровна. – Нам пора прощаться с Дубравкой. С жизнью, которую мы вели здесь два года...

- И с Катей?.. И с Аней?..

Ирина Александровна вновь только вздохнула в ответ.

- Я не хочу с ними прощаться, – прошептал Костя. – Ни с Катей, ни с Аней!.. Не хочу!..

- И я не хочу. И я... Но, может быть, с ними прощаться и не нужно?.. По крайней мере, насовсем?..

- Не нужно?.. Значит, можно все всем рассказать?.. Объяснить?..

Ирина Александровна только грустно улыбнулась. И, не видя маминого лица, Костя почувствовал ее улыбку. И понял ответ.

Но Ирина Александровна все же сказала и вслух:

- Нельзя, моя детка. Нельзя...

- Почему?.. Почему?..

- Потому, что здесь с Катей слишком многое связано. Для детей, для взрослых, для Ани... Здесь, в Дубравке, был Катин мир. Очень радостный, солнечный, счастливый мир. Целых два года Катя была его центром... Но и у счастья есть свои законы. Счастье – это не только для кого-то одного. Счастье - это для многих, потому что никто не может быть счастлив в одиночку. Это как заветное слово, которое нельзя нарушать, чтобы не разрушить весь мир. Поэтому здесь и сейчас Катя не может просто так превратиться в Костю.

- Не превратиться, нет!.. – возразил Костя.

- Не превратиться, – согласилась Ирина Александровна. – Уступить ему место вот так, явно. Вдруг открыть для всех то, что два года было скрыто!.. Нет, Катя не может этого сделать.

- Не может?..

- Не может. Не имеет права!..

Мама и сын вновь немного помолчали.

- А тот, другой мир?.. – прервал молчание Костя. – Тот мир, в который мы должны вернуться?.. Он тоже радостный?.. В нем тоже есть счастье?..

- Да, конечно! Конечно, есть. Но там за счастье и радость нужно бороться. Там их нужно отстаивать и беречь. Там ничто не приходит само по себе… Там ничего нельзя взять без того, чтобы не отдать что-то взамен. Там ничего нельзя отдать без того, чтобы что-то не приобрести...

- Почему?.. Почему?..

- Потому что так устроен тот мир. Мир, в котором мы с тобой жили до приезда в Дубравку. Мир, в который мы совсем скоро вернемся...

Костя немного подумал.

- Мне кажется, он какой-то уж очень сложный, тот мир... - пробормотал он с сомнением. – Мне кажется, его очень трудно понять... И в нем нам будет трудно жить...

- Это правда, – согласилась Ирина Александровна. – Это правда... Но мы с тубой будем трудиться. Чтобы добиться еще большего счастья!..

- Мы добьемся его?..

- Обязательно добьемся!.. Обязательно!..

 

Придя домой, Аня поднялась в свою мансарду, уселась в кресло и молча, неподвижно, просидела с полчаса, не меньше. Ей хотелось плакать, но плакать она не могла. Внутри нее будто бы образовалась ледышка, не желающая таять, хотя от яркого солнца в мансарде стало уже очень тепло.

Постепенно солнце победило, как побеждает всегда. Ледышка незаметно растаяла, а затем и вовсе испарилась.

Аня уснула.

И приснился ей совершенно необыкновенный сон.

Она оказалась в воздушном замке. Она точно знала, что этот замок воздушный, потому что у него были почти совсем прозрачные, невесомые, но вовсе не стеклянные стены, пол, потолок и все остальное. Сама Аня была еще невесомее, чем замок, раз он выдерживал ее. И она не шла, а парила над полом, от каждого своего шага подлетая вверх, а потом плавно опускаясь вниз.

Замок был очень красивый, и внутри и снаружи, хотя приходилось прилагать большие усилия, чтобы разглядеть его как следует. Он ведь был почти совсем прозрачный.

И еще он был очень уязвимый. Аня точно знала это. Порхая в залах замка легкой пушинкой, Аня едва дышала, чтоб самим своим дыханием чего-нибудь не нарушить. Но, к счастью, ей удалось пролететь через весь замок благополучно, и как-то незаметно она оказалась на балконе.

С него она смогла увидеть всю землю, над которой парил замок. Но земля была далеко внизу, и Аня задумалась, как же ей спуститься?.. А спускаться нужно было как можно быстрее, потому что замок стал уже таять, прямо на глазах.

Такова участь всех невесомых строений, созданных с помощью одной только фантазии...

И тут с неба к Ане спустился ангел. И вот он-то вовсе не был невесомым и бестелесным существом, подобным этому тающему замку – нет, он был большой, сильный, с огромными мощными крыльями. Его глубокие глаза смотрели на Аню очень внимательно, а на лице его была улыбка, очень добрая, но почему-то немного печальная.

В самый последний момент, когда Аня уже должна была упасть с растаявшего балкона вниз, ангел взял ее за руку, и они полетели прочь от исчезнувшего замка. Ангел держал ее за руку очень легко, и Аня летела рядом с ним без всяких усилий, хотя крыльев у нее не появилось.

«Куда мы летим?..» - хотела она спросить ангела, но, взглянув сбоку на его лицо, поняла, что ничего спрашивать не нужно. Было ясно, что цель их полета скоро покажется.

И совсем скоро они подлетели к другому воздушному замку! Он тоже бледнел и растворялся в окружающем пространстве прямо на глаза, и на одном из его балконов тоже кто-то был.

И вдруг Аня увидела, что там, на балконе этого замка, стоит Катя!..

Аня засмеялась и закричала от радости: «Катя!.. Катя!..»

А Катя засмеялась в ответ и приветствовала их с ангелом взмахом руки. Ангел немедля взял Катю за эту руку – в тот самый момент, когда балкон, на котором стояла Катя, уже почти растаял.

И они продолжили полет уже втроем, с ангелом посередине, который без устали взмахивал своими мощными крыльями.

Почему-то все трое молчали, только с улыбками переглядывались друг с другом.

И тут Аня заметила, что сейчас Катя выглядит как-то иначе, чем обычно. На ней, как и на самой Ане, было очень красивое длинное, белоснежное одеяние, подол и рукава которого так красиво развевались в потоке встречного воздуха, но сильнее этого одеяния Катю окутывало облако тайны. По всему чувствовалось, что это была прекрасная, манящая, великая тайна, и Ане очень хотелось ее разгадать, но было совершенно ясно, что время для этого еще не пришло.

Под ними проносились горы, долины, леса и реки, мелькали города, полные людей, но никто из людей не смотрел вверх и не замечал, что в небе над ними пролетает ангел с двумя детьми, тоже похожими на ангелов.

Тут скорость их полета увеличилась, к тому же ангел стал подниматься с ними все выше и выше, и Аня даже подумала, что вот так они все очень скоро могут вылететь прямо в открытый космос.

Но как раз в этот момент они начали плавно снижаться.

И вскоре под ними появилась еще одна, новая, прекрасная долина, укрытая густым туманом, сквозь который едва просматривалась гладь реки и зелень лугов, поросших яркими цветами.

Все трое мягко опустились на траву, и Аня почувствовала ее мягкость и прохладу своими босыми ногами.

Они переглянулись с Катей и еще раз молча улыбнулись друг другу.

«Вот, дети, - вдруг заговорил ангел тихим, но звучным голосом. – Это ваша долина. Здесь вы будете жить. Здесь вы построите дом и вырастите сад, и это будут самый прекрасный дом и самый прекрасный сад на земле... Ну, берите друг друга за руки и ступайте вперед. Вас ждет ваше будущее...»

И с этими словами ангел свел руки Ани и Кати вместе и отступил назад.

Аня и Катя, взявшись за руки, вновь переглянулись и улыбнулись друг другу открыто и радостно.

Тайна по-прежнему окутывала облик Кати, и туман впереди был все еще очень густым, но Аня знала, что, как только они сделают первый шаг и вступят на свой путь, туман начнет рассеиваться, и великая Катина тайна откроется.

А Катина рука была теплой, чуткой и родной, она внушала надежду и вселяла спокойствие...

И вот уже Аня была готова сделать шаг...

В этот момент она проснулась, и поняла, что Катя и в самом деле держит ее за руку, только они находятся не на волшебном лугу, и не во сне, а в Аниной мансарде, и Аня сидит все в том же кресле, в котором уснула, а Катя сидит рядом в том же ярком платье, в котором была утром, и с улыбкой смотрит на Аню.

- Катя, это ты?.. – моргая спросонья, спросила Аня. – Это правда ты?..

- Конечно, я! – ответила Катя. – Кто же еще?..

- И ты теперь хорошо себя чувствуешь?..

- Да, – просто ответила Катя. – И еще как!.. А почему я должна чувствовать себя плохо?..

- Но... Это... Ты ведь... - пробормотала Аня.

- А!.. – беспечно махнула Катя рукой. – Забудь!.. Это было так... Мелочи!.. Просто у меня на какое-то время испортилось настроение!..

- А теперь оно у тебя опять хорошее?..

- Не просто хорошее, а прекрасное!..

Катя так замечательно произнесла слово «прекрасное», что подруги рассмеялись.

- А мне приснился такой удивительный сон... - задумчиво произнесла Аня. – Как будто мы летали вместе с большим ангелом над миром, и ты была такая таинственная-таинственная... Таинственная и волшебная... Ты была как будто кем-то заколдованная, но это было не злое колдовство...

- Не злое?.. – тихо повторила Катя, очень внимательно глядя Ане в глаза.

- Нет, не злое... - кивнула Аня. – И оно должно было раскрыться. Если бы сон еще немного продлился!.. Если бы туман рассеялся!..

Сказав это, Аня робко взглянула в лицо Кати, медленно перебирая пальчиками Катины пальцы. Аня хотела спросить Катю о чем-то очень важном, но не решалась сделать это прямо.

Катя понимающе улыбнулась.

- Туман обязательно рассеется!.. – твердо пообещала она. – Он станет дождиком, прольется на цветы, и они будут сиять и переливаться всеми красками радуги!..

Подруги опять рассмеялись, хотя Ане на мгновение показалось, что Катя как будто бы ушла от ответа, и таинственный туман стал даже более густым.

Впрочем, это ощущение было мимолетным и тут же исчезло.

- Ну, хватит спать!.. – бодро скомандовала Катя. – Вставай!.. Пора за дело!..

- Ура!.. – воскликнула Аня, легко соскакивая с кресла. – А за какое?..

- За очень даже хорошее, – ответила Катя. – Мы будем с тобой строить дом!

- Дом?.. Новый?.. Настоящий?..

- Новый. Настоящий. Почти... И очень, очень особенный!..

 

Вот так Аня и Катя начали строить тот действительно замечательный, единственный в своем роде, большой дом для кукол.

Проект этого домика разработала, конечно же, Ирина Александровна, и она же специально ездила в город, чтобы привезти оттуда все необходимые материалы.

Домик строился целую неделю, и это была необыкновенная неделя и необыкновенное строительство. Это чувствовали все, и Катя с Аней, и даже их родители, которым так нравилось наблюдать за работой подруг, что специально ради этого взрослые даже оставляли свои важные дела. Целыми часами Аня с Катей возились с разными деталями, винтиками, гвоздиками, что-то подрезали, подкрашивали, клеили, соединяли, а взрослые тихо сидели рядом и наблюдали за подругами, впитывая окружавшую их необыкновенную атмосферу тепла и взаимного понимания.

И не только наблюдали. Дмитрий Борисович снимал строительство на видео, и запись эта растянулась на многие часы, заняв не один диск, за что Аня впоследствии была очень благодарна своему папе.

Эта строительная неделя была необыкновенной еще и потому, что никогда до этого Аня не ощущала своего счастья так пронзительно, так отчетливо.

Счастье – это ведь ускользающее, трудноуловимое состояние, если, конечно, иметь в виду именно счастье, а не какой-нибудь там быстро проходящий восторг. Мы не всегда понимаем, что счастливы вот в этот, нынешний, текущий момент. Только определенное время спустя, вспоминая прошлое, мы говорим сами себе с удивлением: «Боже мой!.. Ведь мы же тогда были счастливы!.. По-настоящему счастливы!.. И не понимали этого. Ах, вернуть бы то замечательное время!..»

Аня понимала, понимала.

И все равно, много-много раз, в течение нескольких последующих лет, ей очень хотелось вернуть то замечательное время. Но это было не в ее власти...

Зато те дни как будто вернули их обеих, Аню и Катю, на два года назад, когда они встретились впервые, когда они обе еще были маленькими девочками и получали огромное удовольствие от своих безмятежных игр.

Каждое утро каждого дня той необыкновенной, незабываемой недели начинался с того, что Дарья Петровна с огромным удовольствием и умилением наряжала Аню в красивое платье, завязывала ей банты, и Аня принималась ждать Катю, которая никогда не заставляла себя ждать. Подруги смеялись от радости, и, повертевшись, чтобы показать и рассмотреть свои наряды как можно лучше, приступали к делу. Правда, Ане всякий раз хотелось обнять свою подругу и расцеловать ее, но почему-то ни разу они с Катей не обнялись и не расцеловались в эти дни.

И ни разу в эти дни Ане почему-то не приходило в голову предложить Кате прогуляться к пруду, как будто и прогулки к пруду, и сам пруд, и купания в нем попали под негласный запрет. Пожалуй, так и было, только запрет этот был настолько тонкий и основательный, что спрятался где-то очень глубоко, и Аня его даже не осознавала.

И – никаких предчувствий, никакой тревоги, никакого ожидания перемен. Безмятежность, вновь полная безмятежность, как два года назад, и удивительное, безбрежное счастье, наполнявшее каждую минуточку, каждое мгновение той неповторимой недели.

Пожалуй, единственной странностью тех дней было то, что время от времени откуда-то веяло потоком свежего воздуха, как будто бы от взмаха огромных крыльев, даже если на улице было полное затишье. Поток воздуха был настолько ощутимым, что в прическах Аня и Кати трепетали банты, и тогда подруги с улыбкой смотрели друг на друга, но ничего не говорили, как будто все было понятно и так.

Много позже, снова и снова просматривая записи тех дней, Аня замечала это трепетание бантов, и этот быстрый обмен понимающими взглядами, и тогда она с замиранием сердца шептала себе: «Вот!.. Вот оно!.. То самое, то самое...»

И ей опять делалось покойно и легко, как бывало в те дни, когда они с Катей строили свой самый большой, самый лучший кукольный домик.

Впрочем, это было позже, гораздо позже...

Еще в те дни Ане очень хотелось танцевать. Чаще всего это случалось, когда взрослых не было рядом.

Аня включала какую-нибудь плавную музыку и принималась кружиться перед Катей в самых грациозных, самых причудливых фигурах импровизированного танца, посвящая этот танец ей, только ей одной.

Тогда Катя разворачивала камеру в другую сторону, чтоб не упустить ни одного мгновения танца, и наблюдала за Аней во все глаза, с раскрасневшимся лицом, не произнося не слова. При этом в ее взгляде было столько любви, тепла, что Аня танцевала с необыкновенным воодушевлением, еще тоньше и отчетливее осознавая свое счастье.

Счастье, возможное только потому, что рядом была такая необыкновенная девочка, как Катя...

 

Но вот строительство подошло к концу.

В последний день недели Катя пришла к Ане, как всегда, утром, и принесла с собой какую-то коробку. Как ни удивительно, взрослых не было рядом.

- Ой, что там?.. – воскликнула Аня, осторожно прикоснувшись к коробке.

- Кое-что!.. – загадочно ответила Катя. – Скоро узнаешь.

- Когда - скоро?!.. – нетерпеливо подпрыгнула на месте Аня.

- Сегодня. Как только мы все закончим.

И Аня узнала.

Когда был закручен последний винтик, на крошечную гардину внутри домика повешена последняя штора, а на игрушечном дворе были установлены последние маленькие деревца и скамеечки, Катя открыла загадочную коробку и показала Ане скрытые в ней сокровища.

- Ой! – воскликнула Аня в полном восторге. – Это ведь Элеонора!.. И Маврик! И Манюня! Еще когда они были маленькими!.. С бантиками!.. А эти куколки, это ведь!..

- Да, это мы с тобой. Аня и Катя... - тихо сказала Катя.

Аня бережно взяла кукол в руки. И вдруг ошеломленно сказала:

- У них даже наши лица!.. Они здесь совсем такие, какие мы сейчас!.. Нет, даже немного младше, какие мы были, когда встретились!..

- Да, – кивнула Катя. – Это я сама сделала. Из папье-маше.

- Сама?!.. – воскликнула Аня. – Собственными руками?..

- Конечно, сама. Все ведь можно сделать, если как следует постараться!..

Аня бережно держала кукол в руках, восхищенно их разглядывая.

- А теперь давай посадим их на свои места, – предложила Катя. – Элеонору с Мавриком и Манюней – вот сюда, во двор, возле этих кустиков. Тут они будут пастись и ждать, когда мы выйдем из домика, чтобы идти с ними гулять. А нас – вот сюда. За этот столик, за которым мы с тобой будем пить чай. Вот как нам тут уютно, правда?..

- Правда... - прошептала Аня, осторожно поправляя куколкам прически, платьица и поближе подставляя к ним игрушечные чашки и блюдца с угощением.

И вдруг где-то рядом вновь взмахнули мощные крылья, но повеяло от них не только свежим, но каким-то очень далеким потоком воздуха, и таким же далеким был голос Катя, когда она сказала:

- Ну вот, этот домик и закончен. Домик для двух маленьких девочек, Ани и Кати...

У Ани от этих слов почему-то екнуло сердце, и она с тревогой посмотрела в лицо Кати.

Катя ответила ей долгим, глубоким взглядом, не говоря ни слова.

- Как-то ты странно сказала... - прошептала Аня. – Для двух маленьких девочек...

- Но они, то есть мы с тобой в этом домике, и правда совсем маленькие, – медленно сказала Катя. – Игрушечные Катя и Аня маленькие, и всегда останутся маленькими. Куклы ведь не растут... Ты будешь играть здесь с ними, и вспоминать наши дни... Вот...

- Я?.. Только я одна?.. – воскликнула Аня, чувствуя, как в ее груди гулко забилось сердце. – А ты?.. Где же будешь ты?..

- Я буду... Я тоже буду где-то... Но не здесь. Я буду далеко отсюда... - тихо ответила Катя.

- Я не понимаю!.. – воскликнула Аня. – Почему далеко отсюда?.. Почему не здесь?..

- Потому что так уж выходит. Завтра утром мы с мамой уезжаем... Она уже сдала все свои дела...

- Уезжаете?.. Почему?.. Куда?.. Я ничего не понимаю!..

- Почему – я не могу тебе сейчас сказать. И куда, тоже не могу. Но уезжать нам надо, просто необходимо...

- Необходимо?.. Что-то случилось?.. Что-то такое... страшное?..

- Нет-нет, ничего страшного не случилось. Но может случиться, если мы не уедем...

Аня растерялась так, что у нее даже закружилась голова, а глазам стало горячо.

- Я ничего не понимаю... - пролепетала она снова. – Ничего...

Изо всех сил Аня вгляделась в лицо Кати, как будто бы пытаясь увидеть в нем ответ на свой вопрос, но это ей не удалось. На лице Кати была глубокая печаль и еще более глубокая тайна.

И вдруг вновь откуда-то повеяло потоком воздуха, и Аня вдруг поняла – эта тайна принадлежит не только Кате, но и ей самой.

Это их общая тайна!..

Но сейчас она не может, не должна быть разгадана!..

На какой-то миг Ане стало легче, но только на миг.

Тут же на нее вновь навалилось бесповоротное понимание того, что Катя действительно должна уехать, что уже с завтрашнего дня ее не будет в Дубравке.

- А когда... Когда ты узнала, что вам нужно уезжать?.. – спросила Аня.

- Неделю назад, – медленно ответила Катя. – Ровно неделю.

- Ровно неделю... - повторила Аня. – В тот самый день, когда у тебя вдруг испортилось настроение?..

- Да, – коротко сказала Катя. – Потому что у меня было предчувствие. А потом я поняла совсем точно...

Сердце в груди Ани билось быстро-быстро, горячо-горячо. «Я сейчас заплачу!..» - подумала Аня. Но почему-то не заплакала. Наоборот, она почувствовала, как ее охватывает странное оцепенение.

- Значит, целую неделю ты знала, – оцепенелым голосом произнесла Аня. – Ты знала!.. И была все такая же веселая, такая же счастливая, как всегда. Значит, тебе было все равно. Тебе все равно, что ты уезжаешь. У тебя будут новые друзья, подруги, а у меня... А у меня больше не будет никого... Ни-ко-го!..

Катя печально посмотрела на Аню.

- Я знала, да, – согласилась она. - Всю эту неделю. Но мне вовсе не было все равно. Мне не все равно!.. И я не знаю, что там будет впереди!.. Зато я точно знаю, что такой подруги, как ты, у меня не было и не будет никогда, какие бы там новые друзья у меня не появлялись… Если они еще появятся, конечно.

Аня вздохнула.

- Это только слова, – все тем же оцепенелым голосом произнесла она. – Это только слова!.. Ты просто так говоришь, ведь всегда нужно что-то говорить в таких случаях.

- В каких случаях?..

- В таких. Когда торопишься уехать, и надо что-то говорить. Просто из вежливости!..

- Нет-нет!.. – воскликнула Катя. – Я не из вежливости. Не из вежливости!.. Вот, послушай!..

И Катя сделала неожиданную вещь – она быстро шагнула к Ане и крепко-крепко обняла ее, щекой прижавшись к ее щеке.

Аню всю обдало жаром!..

Нет, не просто жаром – ее в один миг охватило огненной лавой невероятно сильных, проникновенных, раскаленных чувств, как будто бы Катя действительно была не маленькой девочкой, а самим солнцем, совсем рядом с которым вдруг оказалась Аня.

И это было еще только в самый первый миг!..

Тут же Аня стала различать оттенки бушующих в Кате огненных чувств. Она почувствовала печаль, страдание, сострадание, осознание неимоверной потери, надежду на будущее, веру в то, что это будущее будет самым удивительным, просто прекрасным, и еще – любовь, которая одна смогла помочь Кате сделать то, что она сделала для того, чтобы до поры до времени не тревожить Аню, не мучить ее долгим ожиданием расставания...

Вот так Аня поняла, что всю эту необыкновенную неделю Катино сердце просто пылало от печали и тоски, от горечи и боли, от желания задержать, остановить улетающие минуты и часы, но они все улетали и улетали, а Катя, однако, делала все возможное и невозможное для того, чтобы только Аня ничего не заметила, чтобы только она не расстроилась раньше времени, не потеряла свое замечательное ощущение счастья!..

Аня поняла, что со стороны Кати это был самый настоящий душевный подвиг, подвиг, на который способны очень немногие люди.

В то же время Катя все эти дни и сама была счастлива ничуть не менее Ани, и от того, что счастье это сопровождалось неимоверной печалью, оно становилось и еще более ясным.

До сих пор Аня еще ни разу не изведывала такого сложного переплетения чувств. Она вмиг стала старше, мудрее и тут же почувствовала и еще что-то, что скрывалось в душе Кати...

Тогда она устремилась навстречу ей – как стремилась к ней в том самом сне, как стремилась к ней все время их дружбы, но тут...

Но тут Катя ослабила свои объятия и сделала шаг назад.

- Катя, Катенька, Катюшенька... - сама не своя пролепетала Аня, протягивая к Кате руки. – Не надо, не уходи, обними меня еще, обними меня!.. Ты такая, ты такая!..

- Нельзя, – прошептала Катя в ответ, делая еще один шаг назад, очень трудный шаг, как отчетливо поняла Аня. – Нельзя!..

- Почему?.. Почему?..

- Я не могу ответить. Я знаю только, что сейчас нельзя.

- А когда?.. Когда же будет можно?..

- Когда придет время.

- А когда оно придет?.. Скоро?..

- Скоро. Скоро. Совсем скоро!..

Аня опустила руки и медленно покачала головой:

- Нет, это будет не скоро, это будет совсем не скоро. Я знаю!..

- И я знаю... - прошептала Катя в ответ. – Но тут уж ничего не поделаешь... Но ведь главное, что это будет!.. Это – самое главное.

- Значит, мы расстаемся не навсегда?..

- Не навсегда! Не навсегда!..

- А письма?..

- Письма?..

- Мы сможем писать друг другу письма?..

Лицо Кати стало еще более печальным.

- Сможем, конечно сможем... - пробормотала она. – Вот только мы не сможем их посылать друг другу...

Аня улыбнулась растерянной улыбкой.

- Нельзя обняться. Нельзя посылать друг другу письма. Нельзя понять, что же происходит на самом деле. Надо расставаться!.. - перечислила она. – Как же так?.. Как же это... все так?..

Катя в ответ промолчала, не отводя, однако, от Ани своего взгляда.

- Когда вы уезжаете?.. - спросила Аня, чтобы задать такой вопрос, на который она точно может получить ответ.

- Рано утром. Как только рассветет. Мы уезжаем на нашей машине.

- Почему рано утром?..

- Ну, так будет лучше всего. Чтоб не собирать слишком много людей. Чтоб не делать отъезд еще печальнее...

- Еще печальнее... - прошептала Аня. – Я понимаю... А... А ваш дом?.. Все ваши вещи?.. Твои игрушки?.. Куклы?.. Домики?.. Маврик, Манюня?..

- Ну, дом ведь не наш. Он принадлежит Дубравке. Нам просто его сдали на какое-то время. И теперь мы его возвращаем. А из вещей мы берем только самое нужное, все остальное оставляем здесь.

- Все-все?..

- Почти все. Мама сказала, что о крупных вещах она попросит позаботиться твоих родителей. А все мои игрушки, и домики, и платья, из которых я уже выросла, я хочу оставить тебе. Я хочу, чтобы ты их взяла и сохранила. Просто так, на всякий случай. На память... Сможешь?..

- Конечно. Конечно!..

- И Маврика и Манюню я тоже оставляю тебе. Здесь, в Дубравке, их дом. Там, куда мы с мамой едем, им не будем места...

- Они будут скучать по тебе...

- И я буду скучать по ним. И не только по ним – по всей Дубравке. По всем ребятам. Но больше всего, больше всего...

Катя судорожно вздохнула и замолчала.

Аня посмотрела на Катю долгим взглядом, как будто стремясь запечатлеть в памяти каждую черточку ее лица – раз уж нельзя оставить здесь ее саму.

Что еще она могла сделать?..

 

Услышав известие Ирины Александровны, Дарья Петровна и Дмитрий Борисович отреагировали по-разному. Дмитрий Борисович глубоко вздохнул и произнес: «Ну что ж...»

Это была такая многозначительная реплика, что Ирина Александровна очень удивилась. Впервые за все время знакомства со Звонаревыми ей пришла в голову мысль, что в Дмитрии Борисовиче тоже есть какая-то неразгаданная тайна.

Ну а Дарья Петровна даже слегка всплакнула – они ведь с Ириной Александровной, как их дочери, стали за эти два года лучшими подругами.

Но у взрослых все проще. Они привыкли к разлукам и прощаниям. Они принимают их как данность, как неотъемлемое свойство жизни. Дарья Петровна даже вызвалась помочь Ирине Александровне собрать вещи в дорогу. Но Ирина Александровна очень мягко отказалась от помощи, сославшись на то, что вещей они с Катей берут очень немного.

Впрочем, и Катя тоже не помогала маме собираться. Все время до отъезда она была с Аней.

Это ведь был последний Катин день, последний вечер, последняя ночь – и не только в Дубравке, но и вообще.

По крайней мере, так думали тогда Ирина Александровна и Костя.

Так что остаток дня, вечер и практически всю ночь до самого отъезда Катя и Аня провели вдвоем, в доме у Ани. Они почти не разговаривали, не играли, и сели ужинать только после настоятельного приглашения Дарьи Петровны, которая наблюдала за ними с печалью и беспокойством. Дарья Петровна чувствовала, как глубоко переживает Аня предстоящую разлуку, и сама очень переживала из-за этого.

После ужина Катя с Аней взялись за руки и поднялись к Ане в мансарду. И вот так, рука в руке, они и провели оставшиеся часы до отъезда. В основном они все время сидели рядом в глубоком кресле, в котором запросто помещались вдвоем.

Они сидели рядом и молчали о многом – о многом таком, что невозможно высказать словами, а большие настенные часы тикали и тикали, отмечая уходящие минуты и часы...

 

И вот наступило утро. За окном раздался шум автомобиля, а затем и голос Ирины Александровны.

- Катя! Катя! – звала Ирина Александровна. – Нам пора!..

Аня и Катя разом встали с кресла и спустились вниз.

На улице был легкий туман, окрашенный ранним солнцем в оранжево-розовые тона. Лица взрослых были печальными и задумчивыми.

- Ну, мы поедем... – сказала Ирина Александровна.

- Счастья вам, там, на новом месте!.. – вновь всплакнув, сказала Дарья Петровна. – Приезжайте в гости, как только сможете!..

- Обязательно, обязательно!.. – горячо сказала Ирина Александровна. – Как только сможем!..

Аня и Катя молча обнялись – но не так, как в памятный прошлый раз, а лишь слегка прикоснувшись друг к другу.

Но Катины губы оказались у Аниного уха, и Аня вдруг услышала:

- Я люблю тебя, Аня!.. Я тебя очень люблю!..

- А я – еще больше!.. – прошептала Аня в ответ. – Я люблю тебя еще больше!..

И это были единственные слова, которые они сказали друг другу на прощание.

 

Автомобиль с прицепом, затянутым брезентом, выехал на трассу, и километр за километром принялся удаляться от Дубравки.

Обратно в город, в новую, совсем новую жизнь.

Ирина Александровна уверенно вела машину, Катя... нет, уже не Катя, а Костя, сидел на правом сиденье. Оба молчали, время от времени лишь вздыхая.

Примерно через полчаса пути Ирина Александровна прервала молчание:

- Вон впереди лес, с хорошим съездом. Думаю, он нам подойдет.

- Для чего?..

- Тебе надо переодеться. Мальчики, видишь ли, не носят платьев... Но сначала, как это ни грустно, придется расстаться с роскошной Катиной прической.

В лесу Ирина Александровна усадила Костю на походный раскладной стул, укутала его простынью, и принялась ловко орудовать ножницами.

- Когда-то, когда я была еще студенткой, я делала прически всем своим подружкам, – рассказывала Ирина Александровна по мере того, как пышные Катины волосы опадали на землю. - И у меня так хорошо получалось, что многие мне советовали открыть собственный салон красоты. Возможность такая была. Но архитектура все-таки оказалась сильнее...

Костя молча слушал, чувствуя, как его голове делается все прохладнее от свежего утреннего воздуха. Ведь было все еще очень рано.

- Ну вот! – сказала Ирина Александровна. – Так, пожалуй, будет в самый раз.

- А где зеркало?.. – спросил Костя, вставая со стула.

- Подожди немного!.. Сначала переоденься. А потом уже посмотришь на себя, - посоветовала Ирина Александровна.

И, отойдя к машине, вынула из сумки приготовленные вещи.

Это были бриджи, футболка, открытые летние сандалии, короткие темные носки и, разумеется, трусики. Не такие, в цветочек и с оборочками, которые любила носить Катя. А такие, которые носят мальчики.

- Тебе помочь?.. – спросила