Подраздел 1. Анализ некоторых взглядов на специфику раннего государства

1. Раннее государство и его аналоги

В течение этой работы мы постоянно возвращались к идее, что раннее государство не являлось единственной формой политической организации усложнившихся постпервобытных обществ. Были и иные типы политий. Причем длительное время они составляли достаточную альтернативу раннему государству. Такие общества я называл аналогами раннего государства. В целом они выполняли те же функции, что и ранние государства, а именно:

- создание минимального политического и идеологического единства и сплоченности в разросшемся обществе (группе близких обществ) для решения общих задач;

- обеспечение внешней безопасности или условий для экспансии;

- обеспечение социального порядка и перераспределения прибавочного продукта в условиях социальной стратификации и усложнившихся задач;

- обеспечение минимального уровня управления обществом, включая законотворчество и суд, а также выполнение населением необходимых повинностей (военной, имущественной, трудовой);

- создание условий для воспроизводства хозяйства (особенно там, где требовалась координация общих усилий).

Таким образом, сходств между ранними государствами и их аналогами немало. Вот почему многие из аналогов оказались способными стать государством. «Химический состав» ранних государств и их аналогов во многом похож, но пропорции и комбинации составных частей различны. То, что есть в аналогах, не чуждо и раннему государству, только у него существенно больше новых моментов. Все это и давало мне основание считать ранние государства и их аналоги политиями, находящимися на одной стадии политогенеза – раннегосударственной – но отличающимися некоторыми особенностями устройства и «техникой»
управления, что оказалось, в конце концов, эволюционно очень важным. Эти отличия далее подробно описаны мной.

2. Отличия раннего государства от обществ
догосударственной стадии

Отличия политий раннегосударственной стадии (как ранних государств, так и их аналогов) от обществ догосударственной стадии были достаточно подробно рассмотрены мной во второй части[151]. Однако стоит их повторить, только несколько в иных формулировках.

1. Изменение производственной базы (сельское хозяйство становится интенсивным), увеличение размеров территории и численности населения.

2. Возрастание сложности общества, а также числа уровней сложности его организации и управления в нем.

3. Существенное изменение традиций и институтов, связанных с регулированием социально-политической жизни.

4. Деление общества на два или более слоя, различающихся по правам и обязанностям. Увеличение степени материальной независимости высшего слоя от низшего; изменение взаимоотношений элиты и населения (в плане роста неэквивалентности обмена «услугами»).

5. Появление идеологии, оправдывающей и легитимизирующей социально-политические изменения в обществе.

Все эти отличия достаточно очевидны, а такие, как в п. 1, 2 и даже 4, могут быть выражены и в цифрах.

Поскольку раннее государство является одной из форм политий раннегосударственной стадии, само собой, что указанные признаки отличают и его от догосударственных политий. Но только как одну из форм более высокой стадии политогенеза от форм более низкой стадии. Поэтому, вопреки тому, что нередко пишут исследователи, ни степень сложности, ни размеры и населенность, ни деление на два (или более) слоя, ни требование к населению выполнять повинности не будут эксклюзивным отличительным признаком раннего государства от догосударственных образований[152]. Эти признаки встречаются и в аналогах ранних государств.

Следовательно, если считать (что очень распространено) и простые примитивные, и сложные, во многом не уступающие раннему государству, политии одинаково догосударственными, если не разделить их на действительно догосударственные и аналоговые раннему государству, выявить специфику последнего оказывается невозможно. И в самом деле, как это сделать, если у «догосударственных» образований встречаются те же признаки, что и у государства?

Возьмем для примера критерии раннего государства, приводимые Классеном[153].

1. Достаточная численность населения, позволяющая создать в обществе стратификацию и специализацию.

2. Подданство (гражданство) в государствах определяется по месту жительства или рождению на этой территории.

3. Управление централизовано, и правительство имеет необходимую силу для поддержки законов и порядка путем использования как авторитета, так и силы.

4. Государство независимо, а правительство имеет достаточно силы, чтобы противодействовать сепаратизму или защитить страну от внешней угрозы.

5. Достаточная степень стратификации для возникновения зримо различаемых социальных классов (управляемых и управляющих).

6. Достаточная продуктивность хозяйства обеспечивает регулярный прибавочный продукт, который идет на содержание государственной организации.

7. Общественная идеология, которая обеспечивает легитимность правящего слоя.

Пункты 1, 5, 6, 7, как мы видели во второй части настоящей работы, без сомнения, присутствуют и во многих аналогах, а некоторые из них могут не иметь место и в ранних государствах. Например, п. 6 в грабительских государствах. Пункт 4 также вполне относится к аналогам, многие из которых достаточно долговечны и способны отстаивать свою суверенность и независимость. Возьмите тех же ирокезов.

Пункт 2, как увидим далее, не универсален для ранних государств (например африканских), где роль родовых связей была исключительно большой. В то же время место жительства могло играть важную роль в некоторых аналогах[154]. Наиболее характерен именно для ранних государств, чем аналогов, пункт 3. Но не все ранние государства были централизованы[155].

Таким образом, по вышеприведенным признакам затруднительно выявить, в чем, собственно, специфика ранней государственности по сравнению с негосударственными политиями с большим населением, прибавочным продуктом, стратификацией[156]. Поэтому я считаю, что для различения ранних государств и догосударственных и негосударственных политий; равно как и для выявления отличий раннего государства от сформировавшегося, нужны иные, чем имеются, подходы. Но прежде чем говорить о них, стоит более основательно рассмотреть, в чем недостаток существующих подходов.

3. Классическая триада и раннее государство

3.1. Триада признаков

Прежде всего, посмотрим, почему нельзя использовать для характеристики раннего государства признаки государства сформировавшегося. Различных признаков государственности выдвигается немало[157]. Но наиболее общепринятыми являются: 1. Замена родового деления общества на территориальное (далее: территориальность). 2. Налоги. 3. Наличие отделенной от народа особой власти в виде административного и репрессивного аппарата (далее: госаппарат)[158]. Эти три признака я иногда буду называть триадой. Стоит заметить, что сами формулировки признаков могут существенно отличаться от работы к работе, но в целом общий смысл сохраняется: государство – это аппарат принуждения и управления, состоящий из профессиональных чиновников и воинов; принудительное изъятие благ у населения в виде налогов; особое территориально-администра-
тивное деление.

Попытки применить триаду для раннего государства вызывают большие сложности. И это вполне объяснимо, ибо между ранним и зрелым государствами порой такая же разница, как между ранним государством и догосударственной политией. Недаром же ряд исследователей подчеркивает, что многие ранние государства так никогда и не становятся зрелыми[159].

То, что для анализа формирующихся государств триада плохо применима, было очевидно давно. Это и послужило одной из главных причин создания особой теории раннего государства. Но у ее создателей, на мой взгляд, прослеживается внутреннее противоречие. С одной стороны, они собственно и стремились выявить специфику не государства вообще, а именно раннего государства. Но с другой стороны, указанная триада все же влияет на их критерии раннего государства, которые характеризуются как имеющие аппарат управления, территориальный принцип построения и налоги (или дань). И это затрудняет различение ранних и зрелых государств. И, вероятно, не случайно, как подметил Бондаренко, Классен воспользовался своим со Скальником определением раннего государства для того, чтобы дать определение государства вообще[160].

Таким образом, надо более определенно отказаться от применения триады к ранним государствам, оставив ее для характеристики только сформировавшихся государств (и то с важными оговорками, о которых пойдет речь во втором разделе третьей части).

3.2. Некоторые трудности приложения триады
к раннему государству

Анализ раннего государства показывает, что, во-пер­вых, в них часто имеется только один или два из признаков триады, во-вторых, даже те признаки, которые удается обнаружить, обычно предстают в таком неразвитом виде, который совершенно не соответствует теоретической модели.

И поскольку, по крайней мере, два из трех признаков (территориальность и налоги) могут порой встречаться и у аналогов (а их продолжают считать догосударственными политиями), дело окончательно запутывается. Все это создает большие (даже неразрешимые) трудности при определении, является ли данная полития государством, ранним государством или вообще догосударственным образованием. Немало ученых считают государством только сформировавшиеся государства и поэтому отвергают или подвергают сомнению саму концепцию раннего государства. Но они оказываются непоследовательными в своей классификации, поскольку строгое применение триады приведет к тому, что из числа государств придется исключить и такие, которые правильнее считать все же государством[161].

Из трех признаков государства наличие аппарата не-
редко признается важнейшим и особенно часто упоминается[162]. На этом основывается «характерное для представителей различных школ отождествление государства и
государственного аппарата, администрации»[163].

Разумеется, какой-то аппарат управления есть в любом раннем государстве. Но если ученый ожидает, что этот аппарат будет не только достаточно мощным, но и состоять из профессиональных управленцев-чиновников, получающих жалованье и являющихся «колесиком и винтиком» административной системы, его ждет разочарование.

На самом же деле аппарат в раннем государстве где-то слаб, где-то плохо отделен от самоуправления, где-то частичен (например, когда дружина является аппаратом и управления, и принуждения, и фискальным, и внешней политики). Но даже там, где такой аппарат достаточно заметен, на поверку обнаруживается масса архаики, в частности затрудненность его изменения и тем более «перетряхивания»; двойственность (а то и тройственность) социального положения многих администраторов, которые могли титул и ранг иметь по рождению, но на должность их ставил клан, а решения последнего утверждал правитель. Естественно, что такие управленцы не похожи на бюрократов, к тому же и жалованья в нашем понимании они не получали.

Таким образом, налицо давление теории на исследователей, которые имплицитно ожидают, что концепция, выведенная для сформировавшихся государств и достаточно ярких процессов, будет эффективной и для начальных, переходных моментов. Но для анализа последних нужен особый научный инструментарий. Поэтому следует сделать вывод, что наличие какого-то достаточно оформленного и специализированного аппарата управления, состоящего из профессиональных, полностью подчиненных высшему руководству чиновников, не является обязательным для раннего государства, даже в конечной его фазе, а более характерно для сформировавшегося государства.

Так же и развитой профессиональный аппарат насилия в раннем государстве был достаточно редким явлением. Конечно, во многих случаях можно обнаружить специальную царскую охрану, отряды стражи, наемные дружины, какую-то постоянную армию, примитивную полицию. Однако вся эта структура часто долго не имела полной системы, а опиралась на уже имеющиеся традиции и формы организации (типа ополчения и самовооружения народа, самостоятельного обеспечения безопасности за счет помощи родичей или вооружения слуг). В частности, редко какие военные акции ограничивались только постоянной армией[164]. В маленьких же государствах профессиональный аппарат принуждения был и вовсе слабым, поскольку там вполне хватало милиции или ополчения.

Идея о территориальном принципе построения общества и управления им как важнейшем для характеристики государства утверждается со времен Генри Мэна и Льюиса Г. Моргана[165]. Но, как справедливо указывает Коротаев, дело заключается не в самом наличии-отсутствии территориального деления в догосударственных образованиях и в государствах (оно, как правило, было и там и там), а в том, что переход к государству сопровождался переходом от «естественного» территориального деления к «искусственному». «Наследуя от догосударственной политической организации естественное территориальное деление, государственная организация в процессе своего становления начинает его искусственно менять, придавая ему все более и более регулярный характер»[166].

Но вот этой регулярности во многих случаях в ранних государствах мы не наблюдаем. Они нередко представляют собой пестрый конгломерат различных частей, имеющих где-то родовые и этнические, где-то территориальные или смешанные принципы организации. Территориальное деление на провинции на самом деле оказывается лишь объединением племенных и общинных территорий, имеющих разные по статусу отношения с центром и значительную (а то и полную) автономию внутреннего управления. Таковы были, например, Индия и государство Инков. И Римская республика не имела правильного территориального деления, а больше походила на федерацию полисов под гегемонией Рима[167]. Высказывается мнение, что большинство доиндустриальных империй при более внимательном анализе их реальной внутренней структуры оказываются мультиполитиями, то есть имеющими собственно государство в центре и разного рода политии на периферии[168].

Было немало государств, где, как в Индии, «связь человека с территориальными общинами была, вероятно, слабее, чем с родственно-кастовыми и профессиональными» и где «вся страна состояла из больших и малых общин разных типов и уровней организации, связанных между собой внутри иерархической структуры, сочленяющихся друг с другом и т. д., составляя сложную по своей структуре макрообщину»[169].

В одних ранних государствах территориальный принцип был более заметным, в других – менее, и поэтому длительное время они основывались в главном еще на прежних (родовых, кастовых) формах структурного деления. Но в то же время у них могли быть более выражены иные признаки триады, в частности роль налогообложения[170].

Сказанное об аппарате и территориальности касается и налогов. Во-первых, они часто трудно отличимы от дани, подарков, временных займов и т. п., не говоря уже о том, что кое-где они заменялись принудительными работами. Во-вторых, налоги налогам рознь. В ряде случаев собственно граждане или подданные не облагались налогами, а платили их либо иноземцы, либо торговцы, либо неграждане. Например, тиран Периандр в Коринфе (конец VII – начало VI вв. до н. э.) имел столь значительные доходы от портовых сборов, что мог отказаться от других налогов[171]. В-третьих, налоги часто были нерегулярными, например, собирались только во время войны. Наконец, в-четвертых, налоги могли и вовсе отсутствовать, поскольку у правительства имелись иные источники доходов, такие как монополии на определенный вид торговли (включая внешнюю) или на определенную деятельность (добыча соли, разработка полезных ископаемых); особые земли и территории, доходы с которых шли на содержание правителя; регулярная дань и контрибуции с покоренных; принудительные платежи союзников (как, например, в Афинском морском союзе) и т. п[172].

3.3. Раннее и сформировавшееся государство

Таким образом, в одних ранних государствах какие-то из признаков триады имелись, а какие-то отсутствовали, в других – могло быть наоборот, а в – третьих присутствовали все признаки, но в неразвитом виде. Объясняется это вполне просто. Несмотря на то, что эпоха раннего государства обычно весьма длительна и занимает сотни, а то и тысячи лет, в определенном смысле раннее государство можно рассматривать как переходный тип политии от негосу­дарственных форм к сформировавшимся государственным, как переходное состояние от зрелых догосударственных форм к зрелым государственным. При этом в ранних государствах масса черт, с одной стороны, роднивших его с догосударственными, а с другой – с уже сформировавшимися государствами. Поэтому в раннем государстве новые явления могут не преобладать, а быть еще подчиненными (так же, как сельское хозяйство может еще не преобладать у охотников, переходящих к сельскому хозяйству), но важно, что они начинают расти и вытеснять старое[173].

Неудивительно, что в ранних государствах наблюдается как масса архаики, так и неожиданно развитые институты, причем в каждом случае это своеобразие совершенно исключительное. Ведь идет постоянный поиск новых механизмов, приемов, институтов, которые пробуются для решения разных задач. Естественно, что только немногие из них оказываются эволюционно универсальными (в числе которых как раз и признаки триады). Но хотя большинство из отношений и институтов и не стали универсальными, это не дает нам права считать общества, обладающие ими, негосударственными.

Те, кто пытаются использовать для анализа раннего государства признаки зрелого, недоучитывают, что в таких обществах заметная социальная стратификация, госаппарат и его карательные части, деление по территориальному признаку, налоговая система, частная собственность, письменное право и подобные отношения и институты не могут появиться ни одномоментно ни единовременно. Их одновременное обретение в каждом обществе просто невозможно. Такая «слепота» связана, говоря словами П. Уосона с непоколебимой приверженностью к однолинейной эволюции, с идеями о том, что типы схватывают сущность обществ, и с верой, что все сферы жизни общества эволюционизируют «в ногу»[174].

Фактически же в зависимости от типа и особенностей общества в первую очередь появляются только какие-то институты и отношения (в каждом случае разные), а остальные потом уже достраиваются, часто с большим опозданием. Неучет этого не позволяет понять, что отсутствие и неразвитость того или иного признака из триады в раннем государстве не только не означает какой-то его ущербности, но представляет собой совершенно нормальное и типичное явление. Напротив, наличие в нем всех признаков в достаточно развитом виде являлось бы отклонением от нормы.

Для понимания различий между ранним и сформировавшимся государством нужно учитывать, что значительное соответствие друг другу политических и социальных, а равно и иных отношений, даже своего рода гармония между ними, нередко наблюдаемые в зрелых государствах, не были изначальными. Процесс взаимной пригонки, притирки, перестройки разных сфер общества мог идти столетия и тысячелетия, занимая всю эпоху раннего и значительную часть сформировавшегося государств.

Но раз единства между сферами изначально не было, тогда важным становится различение двух аспектов понятия государства: как типа общества и как формы политической организации. «Несомненно, оба подхода к феномену государства – и как к типу общества, и как к форме политической организации – имеют право на существование и могут использоваться в зависимости от конкретных исследовательских задач, тем более что процесс становления государства как политической организации действительно обычно опережает трансформацию социально-экономической подсистемы общества». Далее автор цитаты предлагает подумать над возможным разведением терминов: соответственно просто «государство» и «государственное общество»[175].

Такое разделение будет продуктивным и вполне правомерным, но с важной оговоркой, что оно годится в основном для зрелых государств, только в отношении которых (и то не всегда) можно говорить и о государстве, и о государственном обществе. Раннее же государство обычно не создает еще государственного общества, поэтому рассматривать его через призму этого понятия будет неудобно (за каким-то исключениями, связанными с исследовательскими задачами). Ведь принципиальное отличие сформировавшегося государства от раннего как раз и заключается в том, что последнее – уже государство, поскольку в нем заметны новые политические институты, но это обычно еще не государственное общество[176]. Новые или трансформировавшиеся институты еще:

а) не проникают по-настоящему в толщу жизни;

б) не переделывают все общество под себя или не формируют неразрывный симбиоз социальных, экономических и политических форм;

в) эти институты еще неполны, малы, часто не покрывают все общество, фрагментарны.

Исходя из сказанного, правомерен вывод, что для понимания феномена раннего государства самым главным является аспект политической формы (институтов, «техники» управления). В этом аспекте раннее государство можно определить как особую политическую и административную форму управления обществом с помощью определенным образом организованной системы власти и принуждения[177].

Таким образом, для характеристики раннего государства нужны иные признаки и характеристики, чем для сформировавшегося, иначе истинная специфика первого ускользает от исследователей[178]. Попытки же навязать триаду раннему государству существенно затрудняют поиск отличий между ним и сформировавшимся государством.

4. «Государственники» и «альтернативники»

Если рассматривать взгляды исследователей, считающих саму идею раннего государства теоретически необходимой, то в аспекте данной работы – то есть с позиции признания или непризнания наличия аналогов раннего государства – можно сказать, что имеется два главных подхода для определения специфики раннего государства.

4.1. Государственники

Представители первого подхода не признают наличия аналогов (альтернатив) раннего государства (либо обходят этот вопрос молчанием), а все негосударственные формы считают догосударственными. Условно этих исследователей можно назвать государственниками. Они имплицитно полагают, что можно найти такой признак или группу признаков, которые отличают раннее государство сразу и безоговорочно от всех негосударственных форм (как от стадиально догосударственных, так и от стадиально равных раннему государству аналогов) [179].

Иными словами, идет поиск как бы абсолютного критерия раннего государства. Однако это серьезная ошибка. Применение только одного критерия ко всем случаям практически невозможно. Это все равно, как мы бы пытались отличить белые квадраты сразу и от черных квадратов и от белых прямоугольников либо только по цвету, либо только по форме.

Таких критериев несколько. По меньшей мере, их должно быть три, отличающих раннее государство:

а) от догосударственных форм;

б) аналогов;

в) сформировавшегося государства.

Значит, совершенно необходимо признать наличие аналогов раннего государства. Ведь они по размерам территории, численности населения, сложности организации, а иногда по степени социальной стратификации, развитости судебной и законодательной системы и другим показателям мало уступают или не уступают вовсе ранним государствам, а то и превосходят их. Поэтому гораздо легче сначала разделить догосударственные и раннегосударственные политии по очевидным критериям: размерам, численности населения, сложности. А уже затем внутри обществ раннегосударственной стадии выделить по ряду признаков, связанных с особенностями управления, собственно раннее государство и его аналоги. Если же считать аналоги догосударственными политиями, теряется действительная грань между догосударственными и раннегосударственными образованиями. А это, в свою очередь, затрудняет поиск специфических различий между ранним и сформировавшимся государствами.

4.2. Альтернативники

Другой, более предпочтительный и более мне близкий, но, к сожалению, гораздо менее распространенный подход, основывается на признании наличия аналогов (или альтернатив) раннего государства[180]. Этих ученых можно было бы условно назвать альтернативниками. Но его сторонники, справедливо указывая на многолинейность и альтернативность социальной эволюции, в то же время не делают вывода о том, что эволюционно перспективными среди этих линий и альтернатив являются только некоторые. Применительно же к политогенезу они отрицают тот бесспорный (на мой взгляд) факт, что государственная линия эволюции, в конечном счете, оказывается ведущей, а негосударственные – тупиковыми. В конечном счете, в моем понимании, означает, что государственные и аналоговые им формы длительное время соперничают, и нередко в тех или иных отношениях и ситуациях последние превосходят первые. Однако все же постепенно именно государственные общества оказываются наиболее распространенными, а аналоговые исчезают или оттесняются в эволюционный тупик.

Наиболее показательным является точка зрения на природу и эволюционную оценку демократических полисов (греческих, прежде всего)[181]. Считая их безгосударственной альтернативой социальной эволюции, они подчеркивают, что такая альтернатива была в культурном отношении выше государственной альтернативы. И делают из этого вывод, что альтернативные государственности пути эволюции могут быть принципиально (а не временно) выше государственных[182]. Поэтому не согласны считать, как предлагаю я, аналоги «боковыми» линиями политической эволюции.

Но уровень культуры и уровень политической организации – это разные вещи, которые нельзя прямо сравнивать (тем более что общество может быть выше в одном и ниже в другом). Поэтому огромная роль культурного наследия греков не может служить аргументом для того, чтобы считать их тип управления эволюционно более удачным, чем классическое государство (кстати, вполне способное, как показывает история эллинизма, императорского Рима, Китая и других стран, обеспечивать высокий уровень культурного развития).

Следовательно, даже если считать Афины и другие полисы, а также доимперский Рим безгосударственными обществами (что, на мой взгляд, неверно), тем не менее очевидно, что они оказались (для своей эпохи) менее жизнеспособными, чем государственный тип политий. В результате чего и в Греции, и в Риме полисная организация изживает себя и сменяется иными политическими режимами. Более же правильная оценка, мне думается, заключается в выводе, что демократический тип государства, особенно при политическом преобладании демоса (как в Афинах), в древности и в средние века подходил, прежде всего, для территориально небольших обществ и в целом был менее устойчивым, а потому эволюционно менее удачным, чем монархический тип государства. Во всяком случае, из всех республиканских государств древности и средневековья до настоящего времени просуществовали лишь единицы (вроде Швейцарского союза), в то время как бывших монархических государств – десятки.

Отказ считать государство эволюционно более пер-
спективным, чем аналоги, возможно, является одной из причин, почему сторонники этого подхода (насколько мне известно) фактически не предложили более или менее развернутых методик ни отличения раннего государства и его альтернатив от догосударственных форм; ни отличения раннего государства от его альтернатив; ни отличения раннего государства от зрелого.

Таким образом – несмотря на огромную проделанную множеством ученых работу – проблема выяснения специфики раннего государства все еще не решена. А это свидетельствует, что для ее решения нужны иная методика и другие подходы. Далее я пытаюсь показать, каким образом возможно решение этой задачи.