Человек разумен, справедлив, свободен, — значит. Бога нет

* Сказать, что Бог не против логики, значит утверждать, что он со­вершенно идентичен ей, что он сам — не что иное, как логика, т. е. естественный ход и развитие реальных вещей, иначе говоря, что Бога нет. Существование Бога может иметь значение лишь как отрицание естественных законов, отсюда эта неопровержимая дилемма: Бог су­ществует, значит нет естественных законов и мир представляет собой хаос. Мир не есть хаос, он упорядочен сам по себе — значит. Бога нет.

Итак, вопрос в том, что логично и в природе, и в исто­рии? Это не так легко определить, как может сначала по­казаться. Ибо, чтобы знать это в совершенстве, никогда не ошибаясь, надо обладать знанием всех причин, влияний, действий и противодействий, определяющих природу ка­кой-либо вещи или факта, не исключая ни одной причи­ны, хотя бы самой отдаленной или незначительной. И ка­кая философия или наука сможет похвалиться, что она в состоянии объять все причины и исчерпать их своим анализом? Надо обладать очень скудным умом, весьма слабо сознавать бесконечное богатство реального мира, чтобы претендовать на это.

Надо ли из-за этого сомневаться в науке? Надо ли от­брасывать ее, потому что она дает нам лишь то, что мо­жет дать? Это было бы еще одним безумием, и более па­губным, чем первое. Если вы потеряете науку, то за не­имением знаний возвратитесь к состоянию горилл, наших предков, и вам придется в течение еще нескольких тысяч лет повторить весь путь, пройденный человечеством при фантасмагорическом мерцании религии и метафизики, чтобы вновь прийти к свету, правда, еще несовершенно­му, но, по крайней мере, вполне несомненному, которым мы уже обладаем сегодня.

Самой большой и решительной победой, одержанной наукой в наши дни, является, как мы уже видели, включе­ние психологии в биологию. Наука установила, что все интеллектуальные и моральные акты, отличающие чело­века от всех других видов животных — мышление, де­ятельность человеческого разума и проявления сознатель­ной воли — имеют своим единственным источником безу­словно более совершенную, но чисто материальную орга­низацию человека без всякого духовного или внематериального вмешательства, одним словом, что это результат сочетания различных чисто физиологических функций мозга.

Значение этого открытия безмерно как для науки, так и для жизни. Благодаря ему становится наконец возмож­ной наука о человеческом мире, включая антропологию, психологию, логику, мораль, социальную экономию, по­литику, эстетику, даже теологию и метафизику, историю, одним словом, всю социологию. Между человеческим и природным миром нет больше разрыва. Но, подобно тому как мир органический, являясь непрерывным и пря­мым развитием неорганического мира, существенно отли­чается от него наличием нового активного элемента, орга­нической материи, произведенной не вмешательством не­коей внеземной причины, а доныне нам неизвестными сочетаниями той же самой неорганической материи, ко­торая, в свою очередь, на основании и в условиях этого неорганического мира, будучи его высшим результатом, производит все богатство растительной и животной жиз­ни; точно так же человеческий мир, являясь непосредст­венным продолжением органического мира, существенно отличается от него новым элементом, мыслью, продук­том чисто физиологической деятельности мозга, произво­дящей в то же время в этом материальном мире и в орга­нических, и в неорганических условиях, последним резю­ме которых, так сказать, она является, все то, что мы называем интеллектуальным и моральным, политическим и социальным развитием человека, — историю человече­ства.

Для людей, мыслящих действительно логично, ум ко­торых достиг уровня современной науки, единство Мира, или Бытия, является отныне установленным фактом. Но нельзя не признать, что этот факт, настолько простой и очевидный, что все противоречащее ему представляется нам теперь уже абсурдным, находится в явном противоречии со всемирным сознанием человечества, которое, несмотря на различие форм его проявления в истории, всегда единогласно высказывалось за существование двух различных миров: мира духовного и мира материального, мира божественного и мира реального. Начиная с грубых фетишистов, поклоняющихся в окружающем их мире действию сверхъестественной силы, воплощенной в неко­ем материальном объекте, все народы верили и доныне верят в существование какого-то божества.

Это впечатляющее единогласие имеет, по мнению многих, большее значение, чем все научные доказатель­ства; и если логика малого числа последовательных, но одиноких мыслителей противоречит ему, тем хуже, гово­рят они, для этой логики, ибо единодушное согласие, все­общее приятие какой-либо идеи всегда считалось самым убедительным доказательством ее истинности, и счита­лось не без основания, так как мнение всех и во все вре­мена не может быть ошибочным. Оно должно коренить­ся в какой-то необходимости, свойственной самой приро­де человечества. Но если правда, что в согласии с этой необходимостью человек испытывает безусловную по­требность верить в существование какого-то бога, то в та­ком случае тот, кто не верит в него, является анормаль­ным исключением, чудовищем, какова бы ни была логи­ка, приведшая его к этому скептицизму.

Вот излюбленная аргументация теологов и метафизи­ков наших дней, даже прославленного Мадзини, который не может обойтись без доброго бога, чтобы основать свою аскетическую республику и заставить принять ее на­родные массы, чьей свободой и благоденствием он систе­матически жертвует ради величия идеального государ­ства.

Таким образом, давность и всеобщность веры в бога оказываются, в противоположность всякой науке и всякой логике, неоспоримыми доказательствами существования бога. Но почему же? До времен Коперника и Галилея все, за исключением, быть может, пифагорейцев, верили, что Солнце вращается вокруг Земли: была ли эта вера до­казательством истинности данного предположения? С са­мого начала исторического общества и до наших дней, всегда и везде имелась эксплуатация подневольного труда рабочих масс, рабов или наемников властвующим мень­шинством. Следует ли из этого, что эксплуатация парази­тами чужого труда не есть несправедливость, грабеж или кража? Вот два примера, доказывающие, что аргумен­тация наших современных деистов ничего не стоит.

И в самом деле, нет ничего более всеобщего и более древнего, чем абсурд, а истина, напротив, сравнительно молода, являясь всегда результатом, продуктом истории и никогда — ее началом. Ибо человек, по своему происхо­ждению двоюродный брат, если не прямой потомок, го­риллы, прошел путь от глубокой ночи животного инстин­кта до света разума, что само по себе объясняет все его прошлые сумасбродства и утешает нас отчасти в его на­стоящих заблуждениях. Таким образом, вся история чело­века — не что иное, как его постепенное удаление от чи­стой животности путем созидания своей человечности. Отсюда следует, что древность идеи не только ничего не говорит в ее пользу, но и делает ее в наших глазах подо­зрительной. Что касается всеобщности заблуждения, то оно доказывает лишь одно: тождественность человече­ской природы во все времена и во всех климатах. И если все народы во все эпохи верили и верят в бога, то, не под­даваясь этому, конечно, бесспорному факту, который, однако, не сможет в наших умах возобладать ни над логи­кой, ни над наукой, мы должны просто отсюда заклю­чить, что идея божества, исходящая, конечно, от нас са­мих, является неизбежным заблуждением в процессе раз­вития человечества. И мы должны задать себе вопрос: как и почему она родилась, почему она до сих пор необходи­ма громадному большинству человеческого рода?

Покуда мы не будем в состоянии дать себе отчет, ка­ким образом идея сверхъестественного, или божественно­го, мира появилась и должна была непременно появиться в ходе естественного исторического развития человече­ского ума и человеческого общества, до тех пор, как бы ни убеждала нас наука в абсурдности этой идеи, мы нико­гда не сможем разрушить ее в общественном мнении, по­скольку, не зная этого, мы никогда не сможем бороться с этой идеей в самых глубинах человеческого существа, где она укоренилась. Обреченные на бесплодную и беско­нечную борьбу, мы должны будем довольствоваться сра­жением с ней на поверхности, в тысячах ее проявлений. Абсурдность ее, едва сраженная ударами здравого смысла, тотчас же возродится в новой и не менее бессмысленной форме, ибо покуда корень веры в бога остается невреди­мым, он всегда будет давать новые ростки. Так, например, в некоторых кругах современного цивилизованного об­щества спиритизм стремится в настоящее время утвер­диться на руинах христианства.

Более того, нам необходимо уяснить этот вопрос для себя самих, так как, сколько бы мы ни называли себя ате­истами, до тех пор, пока мы не узнаем историю естест­венного зарождения идеи бога в человеческом обществе, мы всегда будем в той или иной степени находиться под властью отголосков этого всеобщего сознания, чья тайна, то есть естественная причина, нам так и не раскрыта. И ввиду природной слабости индивида перед лицом окру­жающей его социальной среды мы постоянно рискуем ра­но или поздно попасть в рабство религиозного абсурда. Примеры таких печальных обращений нередки в совре­менном обществе.

Господа, мы более чем когда-либо убеждены в необ­ходимости безотлагательно и полностью решить сейчас следующий вопрос.

Так как человек составляет со всей природой одно сущее и есть лишь материальный продукт неопределенного количества исключительно материальных причин, каким же образом могла возникнуть, утвердиться и так глубоко укорениться в человече­ском сознании эта двойственность: предположение о существова­нии двух противоположных миров, одного духовного, другого ма­териального, одного божественного, другого естественного?

Мы настолько убеждены, что от решения этого важ­ного вопроса зависит наше окончательное и полное осво­бождение от цепей всякой религии, что просим у вас по­зволения изложить свои мысли по этому вопросу.

Многим покажется, пожалуй, странным, что в полити­ческом, социалистическом сочинении обсуждаются во­просы метафизики и теологии. Но, по нашему глубочай­шему убеждению, эти вопросы не могут быть отделены от проблем социализма и политики. Реакционный мир под натиском непобедимой логики становится все более религиозным. Он поддерживает в Риме папу, он пресле­дует в России естественные науки, во всех странах свои военные, гражданские, политические и социальные безза­кония он защищает именем Бога, которого, в свою оче­редь, он яростно защищает в церквах и в школах с помо­щью лицемерно религиозной, раболепной, льстивой, тя­желовесно-доктринерской науки и всеми другими средст­вами, находящимися в распоряжении Государства. Цар­ство божие на небесах с соответствующим ему явным или замаскированным царством кнута и узаконенной эксплу­атацией труда порабощенных масс на земле — таков сегодня религиозный, социальный, политический и вполне логичный идеал реакционных партий в Европе. По про­тивоположной причине революция, наоборот, должна быть атеистической: исторический опыт и логика доказа­ли, что достаточно одного господина на небе, чтобы со­здать тысячи господ на земле.

Наконец не является ли социализм по самой своей сущности, которая состоит в осуществлении и свершении всех человеческих судеб здесь, на земле, а не на небе, за­вершением и, следовательно, отрицанием всякой рели­гии, существование которой потеряет всякий смысл, как только ее стремления будут осуществлены?

Излагая свои мысли относительно происхождения ре­лигии, мы постараемся говорить как можно более кратко и конкретно.

Не углубляясь в философские спекуляции, мы счита­ем возможным признать за аксиому следующее положе­ние. Все что существует, все существа, составляющие беспредель­ную совокупность Вселенной, все существующие в мире вещи, ка­кой бы ни была их природа в качественном или количественном отношении, вещи большие, средние или бесконечно малые, близкие или бесконечно далекие, помимо воли и сознания постоянно оказы­вают друг на друга и каждая на всех непосредственные или опо­средованные действия и противодействия, каковые, соединяясь в одно движение, составляют то, что мы называем взаимозависи­мостью, универсальной жизнью и причинностью. Называйте эту взаимозависимость Богом или Абсолютом, если так вам нравится, — нам все равно, — лишь бы вы не придавали этому Богу другого значения, кроме того, о котором мы только что сказали, — значения универсального, естествен­ного, необходимого, но отнюдь не предопределенного и не предвиденного соединения бесконечного множества частных действий и противодействий. Эту всегда подвиж­ную и действенную взаимозависимость, эту универсаль­ную жизнь мы всегда можем рационально предполагать, но мы никогда не сумеем охватить ее даже нашим вооб­ражением и тем более познать ее. Ибо мы можем по­знать лишь то, что доступно нашим чувствам, а они всегда способны уловить лишь бесконечно малую часть Вселен­ной. Само собой разумеется, мы принимаем эту взаимоза­висимость не как абсолютную и первую причину, а наобо­рот, как равнодействующую*, постоянно производимую и воспроизводимую одновременным действием всех част­ных причин, действием, которое и составляет универсаль­ную причинность. Определив ее таким образом, мы мо­жем теперь сказать, не опасаясь какой бы то ни было двусмысленности, что всеобщая жизнь творит миры. Это она определила геологическое, климатическое и геогра­фическое строение нашей Земли и, одев ее всем велико­лепием органической жизни, продолжает еще творить че­ловеческий мир: общество с его прошедшим, настоящим и будущим развитием.

* Так и всякий человеческий индивид есть не что иное, как равно­действующая всех причин, предшествовавших его появлению на свет, комбинированных со всеми условиями его дальнейшего развития.

Теперь ясно, что в творении, понятом в этом смысле, нет места ни предшествующим ему идеям, ни предуста­новленным, предначертанным законам. В действительном мире сначала есть факты — результат стечения бесчислен­ных влияний и условий, — только потом, вместе с дума­ющим человеком, приходит осознание этих фактов и бо­лее или менее подробное и совершенное знание того, каким образом они произошли; когда мы замечаем частое или постоянное повторение одного и того же явления или образа действия в каком-то порядке фактов, то мы называем его законом природы.

Под словом природа мы подразумеваем не какую-либо мистическую, пантеистическую или субстанциальную идею, а просто-напросто сумму существ, фактов и реаль­ных способов, которые производят эти факты. Очевидно, что в природе, определенной таким образом, благодаря стечению одних и тех же условий и влияний, возможно также благодаря однажды избранному направлению по­тока непрерывного творчества, сделавшемуся постоянным от слишком частого повторения, очевидно, говорим мы, что в некоторых определенных порядках фактов всегда воспроизводятся одни и те же законы и только благодаря этому постоянству образа действий в природе человече­ский ум смог установить и познать то, что мы называем механическими, физическими, химическими и физиоло­гическими законами; только им объясняется чуть ли не постоянное повторение как растительных, так и живот­ных родов, видов и разновидностей, в которых до сих пор протекало развитие органической жизни на Земле. Это постоянство и эта повторяемость совсем не абсолютны. Они всегда оставляют широкое поле для так называемых аномалий и исключений, а это совершенно неверное их обозначение, ибо факты, к которым оно относится, пока­зывают только, что эти общие правила, принятые нами за естественные законы, будучи не более чем абстракциями, выделенными нашим умом из действительного течения вещей, не в состоянии охватить, исчерпать, объяснить все беспредельное богатство развития. Кроме того, как это превосходно доказал Дарвин, эти так называемые анома­лии, часто сочетаясь друг с другом и тем самым все боль­ше закрепляясь, создавая, так сказать, новые привычные образы действия, новые способы воспроизводства и суще­ствования в природе, являются тем путем, следуя которо­му органическая жизнь по<