АСТРОНОМИЧЕСКАЯ ЗАГАДКА 8 страница

Фаэтона.

Ни утра, ни вечера, разумеется, не было в этом мире, лишенном даже

намека на атмосферу. Стоило Солнцу коснуться верхним краем линии

горизонта, как сразу наступала ночь.

Ночь, но не темнота.

Юпитер находился сейчас по ту же сторону от Солнца, что и Церера. Их

разделяло расстояние, не превышавшее трехсот миллионов километров.

Исполинская планета сверкала так ярко, что от острых пиков и колец корабля

ложились густые тени.

А когда Юпитер склонялся к горизонту, всходило Солнце, и тогда от

всех предметов появлялись две тени, направленные в разные стороны. Одна

темнее - от Солнца, другая светлее - от Юпитера. То же повторялось по

вечерам.

В этом странном мире, где днем и ночью одинаково ярко светились

звезды, было два Солнца.

Не прибегая к помощи телескопа, можно было видеть все двенадцать

спутников Юпитера. А если бы Сатурн находился по эту сторону Солнца, то

звездоплаватели могли бы любоваться его кольцами.

 

 

Они были первыми людьми, проникшими так далеко в глубину Солнечной

системы. И, несмотря на трагичность своего положения, они испытывали

своеобразную гордость при этой мысли.

Слой пыли, покрывавший Цереру, был толст. Ноги уходили в него по

колено. И хотя звездоплаватели почти ничего не весили, ходить было очень

трудно.

Но много ходить не пришлось. Ничего, кроме этой пыли неизвестного

происхождения и пиков, оказавшихся гранитными, вокруг звездолета не было.

А отойти очень далеко Белопольский не разрешал. И так, каждая вылазка

грозила смертельной опасностью. Они находились в самой середине пояса

астероидов. Огромная, в сравнении с другими, масса Цереры притягивала к

себе бесчисленное количество мелких обломков. За сутки в окрестностях

звездолета падало не меньше сотни небесных камней, не считая космических

"пылинок".

В интересах науки люди все же выходили. Два мешка пыли и несколько

десятков метеоритов лежали на полу их жилого помещения. Коржевский

добрался до одного из ближайших пиков и отколол от него большой кусок

гранита.

Существовала еще опасность упасть в трещину, - Церера была изрезана

ими вдоль и поперек. В первую же вылазку, в которой участвовали все трое,

Коржевский чуть было не провалился в одну из них, покрытую слоем пыли так,

что ее нельзя было заметить. Хорошо, что они догадались привязаться друг к

другу, на манер альпинистов, крепкой веревкой. Если бы не эта

предосторожность, дело могло бы окончиться плохо. Никто не знал глубины

этих трещин.

После того как Коржевский, привязанный к кораблю длинной веревкой,

принес кусок гранита, Белопольский решил не выходить больше.

- Мы должны дождаться помощи все трое, - сказал он. - Или все трое

погибнуть. Не следует рисковать без серьезной причины.

Товарищи согласились с ним.

И трое звездоплавателей заперлись внутри кольцевого корабля на долгие

недели, а может быть, и навсегда.

Им было очень скучно. Сутки за сутками проходили, ничем не отличаясь

друг от друга. Белопольский занимался наблюдениями, Второв и Коржевский

томились бездельем.

Автоматы фаэтонцев с пунктуальной аккуратностью погружали их в сон на

восемь часов, через каждые двенадцать. Таков, по видимому, был распорядок

дня самих фаэтонцев, и он продолжал соблюдаться на их корабле, независимо

от желания новых хозяев. Противиться этому принудительному сну было

совершенно невозможно, - он надвигался на людей непреодолимо, и они

засыпали.

Белопольский сделал отсюда вывод - сутки погибшего Фаэтона равнялись

двадцати часам. А его обитатели спали больше, чем люди Земли, вернее

бодрствовали меньше.

Коржевский не соглашался с ним.

- Если бы такой распорядок дня, - говорил он, - был нормален для

фаэтонцев, то зачем понадобился бы им искусственный сон? Мне кажется, что

это распорядок для космического полета, и только. Они считали его наиболее

полезным в условиях полета. А у себя дома они могли соблюдать совсем

другой режим дня.

Второва эти теоретические споры занимали мало. Он с ужасом думал о

предстоящих им трех месяцах ожидания. Три месяца - девяносто земных суток!

Чем занять их?..

Лежавшую на нем обязанность - заснять на пленку пейзажи Цереры, он

выполнил в первые дни. Больше нечего было снимать. Книги были прочитаны по

два раза. Спать? Они и так спали больше, чем всегда, по вине фаэтонцев.

Уныло-однообразный вид, открывавшийся сквозь прозрачные стенки,

надоел им до смерти. Но даже ночью Второв не осмеливался "закрыть" стены.

Белопольский категорически запретил это делать. Он опасался, что и здесь

может проявиться истощение неведомой энергии, питавшей загадочные

механизмы, управлявшие прозрачностью. Очутиться взаперти, без возможности

что-либо видеть снаружи, было слишком страшно. По этой же причине они как

можно меньше пользовались и механизмом дверей.

- Мы в тюрьме, - сказал Коржевский. - Осуждены на три месяца

заключения.

Три месяца! Все трое говорили только об этом сроке, сознательно

закрывая глаза на то, что три месяца всего лишь минимально возможный срок.

Помощь могла прийти к ним через три месяца в одном случае - если с Земли

вылетели в тот самый день, когда произошла катастрофа с "фаэтонцем".

А если там ждали?.. Несколько дней, неделю?..

Для них это было безразлично. Что неделя, что год, - никакой разницы.

Они не могли протянуть больше двенадцати недель.

Когда, в первый день пребывания на Церере, Коржевский говорил о

продуктах, он упустил из виду воду. А ведь хорошо известно, что без воды

человек погибает быстрее, чем без пищи.

При подготовке "фаэтонца" к рейсу на Цереру наибольшее затруднение

возникло именно из-за воды. На "СССР-КС3" она хранилась в огромных

цистернах, ни одна из которых не могла пройти через пятиугольные входы

кольцевого корабля. Были использованы опустевшие баллоны из-под кислорода.

Но их было не так много. Количество воды рассчитали в обрез на четыре

месяца. И вот теперь, через двенадцать недель, даже при жесточайшей

экономии, запас воды будет исчерпан.

Именно здесь создавалась самая страшная угроза, против которой они

были бессильны. Автоматы фаэтонцев, так чудесно "кормившие" и "поившие"

Мельникова и Второва в течение нескольких суток, почему-то не действовали

больше. Вероятно, их постигла участь двигателей.

Воздух пока был свеж и чист. В этом отношении фаэтонцы оказались

более запасливыми. Но нельзя было утверждать, что так будет до самого

конца. И воздух мог истощиться.

Мы не должны обольщаться, - говорил Белопольский с неумолимой

логикой, когда товарищи спрашивали его об этом. - Разве можно с

уверенностью сказать, что помощь придет именно через три месяца?

Правильнее предположить, что на Земле будут ждать, считая, что мы

намеренно задержались на Церере. Многое могло заставить нас поступить

таким образом. Когда пройдут все мыслимые сроки, когда станет совершенно

ясно, что мы в беде, только тогда начнется подготовка корабля, чтобы

лететь на помощь. Но ведь это требует времени. А Земля и Церера все дальше

и дальше расходятся в пространстве. Расстояние между ними увеличивается.

Каждый день - это сотни тысяч километров лишнего пути, десятки часов

лишнего времени.

И Второву с Коржевским невольно казалось, что чем безнадежнее были

доводы Белопольского, тем яснее и спокойнее становилось его лицо.

- Он хочет умереть, - говорил Второв, оставаясь наедине с Коржевским.

- Его страшит возвращение на Землю.

- Может быть, и так, - ответил биолог, - но он говорил правду.

Казалось, что у них не было возможности надеяться, но они все же

надеялись. Таково спасительное свойство человека. Приговоренный к смертной

казни на что-то надеется даже стоя на эшафоте. Инстинкт самосохранения

всегда властно проявляет свою силу.

Звездоплаватели вели счет времени по земным часам. Они не обращали

внимания на восходы и заходы Солнца на горизонте Цереры. Они жили своими

сутками.

И вот на одиннадцатый день их плена появились первые признаки

истощения запасов кислорода.

Проснувшийся первым, Второв заметил, что дышать трудно. Кружилась

голова, слегка тошнило. Он понял, что воздух насыщен углекислотой -

продуктом дыхания. С автоматической подачей свежего воздуха что-то

случилось.

Он не испугался. С каким-то удивившим его самого равнодушием он

подумал, что это, вероятно, конец. И бессознательно, возможно, по

привычке, приобретенной за почти двухмесячное пребывание на фаэтонском

корабле, он дал мысленный приказ очистить воздух.

Таинственные приемники восприняли и исполнили его желание. С

непостижимой быстротой воздух стал чистым. Это случилось столь

молниеносно, что проснувшиеся вслед за Второвым Белопольский и Коржевский

ничего бы не заподозрили, если бы Второв тут же не рассказал им.

Это было предупреждающим сигналом.

Автоматы, ведавшие воздухом звездолета, не могли работать без

какой-то энергии. Эта энергия истощалась. Они не могли больше действовать

беспрерывно. И, когда люди спали, автоматы остановились. Приказ Второва

возродил их к жизни. Надолго ли?..

- Ну вот и все! - только и сказал Белопольский в ответ на сообщение

Второва.

Через три часа снова повторилась та же история. Было ясно, что конец

приближается раньше, чем они думали.

Бесполезной оказалась тщательно и жестко проводимая экономия. Они

могли бы есть и пить сколько хотели. Смерть приближалась к ним совсем с

другой стороны - предстояло погибнуть от удушья.

- Мы можем жить некоторое время за счет кислорода в баллонах, -

спокойно сказал Белопольский.

- Самое время вспомнить о пистолетах, - отозвался Коржевский.

Константин Евгеньевич вздрогнул.

- Дайте его сюда, - приказал он.

- Нет, - Коржевский усмехнулся кривой улыбкой. - Не дам! Вы не лишите

меня права избавиться от мучений.

Белопольский подошел к биологу.

- Я вам приказываю! - сказал он холодно, - Пистолет!

И так сильна была привычка беспрекословно подчиняться этому человеку,

что Коржевский отдал оружие. Потом он упал лицом вниз и замер.

- Ваше! - повернулся Белопольский к Второву.

Молодой инженер пожал плечами.

- Возьмите, если хотите, - сказал он, вынимая пистолет из кармана. -

Мне он совершенно не нужен. Но только на мой счет вы могли бы быть

спокойны. Я звездоплаватель, а не истеричная барышня.

Последние слова он адресовал Коржевскому, вспомнив средство,

примененное Мельниковым к нему самому.

- Хорошо! - сказал Белопольский. - Оставьте у себя. - Он замолчал,

точно погрузившись в свои тайные мысли, потом прибавил: - С нашей смертью

не оканчивается звездоплавание. Многие в будущем не раз попадут в тяжелое

положение. Какой же пример должны мы им оставить? Как вести себя? Ведь нас

найдут, рано или поздно. Причина нашей смерти станет известна. Покончить с

собой - чего проще! Мы должны думать не о себе, - с нами все кончено, - а

о других. Не создавать прецедента.

Коржевский сел на полу. К удивлению Второва, его лицо было совсем

спокойно.

- Вот об этом я не подумал, - сказал он. - Вы правы, Константин

Евгеньевич!

- Следовало подумать.

Второв рассмеялся. Тон Белопольского, которым он сказал эти два слов,

был добродушно ворчлив и до смешного не соответствовал смыслу разговора.

Словно не о жизни и смерти шла речь, а о чем-то совсем незначительном.

В течение следующих двадцати четырех часов фаэтонские автоматы

действовали исправно. За это время звездоплаватели снова заснули на восемь

часов, несмотря на опасение не проснуться больше.

Наступил двенадцатый день пребывания на Церере.

К вечеру этого дня перебои в подаче воздуха стали принимать

угрожающий характер. Пришлось впервые прибегнуть к земному кислороду,

открыв кран баллона.

- Не попробовать ли нам перейти в другое помещение? - предложил

Второв.

И верно. Могло случиться, что испортились те автоматы, которые питали

кислородом и очищали воздух только в этом отсеке, а другие могли сохранить

"жизнеспособность". Фаэтонские механизмы были весьма разумны и могли не

действовать там, где никого не было.

Но увы! Куда бы они ни переходили, везде было одно и то же. Очевидно,

все управление воздухом, на всем корабле, питалось от одного источника.

Не оправдалась и эта, последняя надежда.

Они вернулись "домой".

Время остановилось для них. Каждый ушел в себя, по-своему готовясь

встретить близкую смерть. Говорили очень редко, скупыми, отрывистыми

фразами. Да и о чем было говорить!

Когда подходило время сна, они засыпали с тайной надеждой, что

задохнутся во сне и не проснутся.

Осталось два баллона с кислородом. Если фаэтонские автоматы не

остановятся окончательно, с этим подспорьем можно будет прожить еще

несколько дней.

Коржевский больше не заикался о самоубийстве. И хотя Белопольский

никуда не мог запереть отнятый пистолет и он лежал в углу совершенно

открыто, биолог ни разу не взглянул на него. Он понял, что их долг

вытерпеть до конца. Ради тех, кто будет продолжать дело, от которого

оторвали их троих воля случая и человеческая ошибка.

С упрямством, удивительным даже для него самого, Белопольский упорно

продолжал наблюдать звезды и записывать итоги.

Так прошло еще два земных дня.

Признаков окончательной остановки автоматов не появлялось. Они

продолжали работать, - с частыми перебоями, но работали. И постепенно у

троих людей снова начала появляться надежда, от которой они совсем было

отказались.

"Кто их знает! - думал каждый из них. - Может быть, они проработают

так и все три месяца".

Два баллона все еще оставались полными.

И к троим людям вернулась жизнь. Как прежде, они вели частые к

длительные беседы, ели с аппетитом. И по-прежнему экономили воду.

Удивительно это свойство человека - приспосабливаться к любым

условиям, привыкать даже к мысли о смерти! Удивительно, трудно объяснимо,

но совершенно бесспорно!

Утро (земное) на пятнадцатый день совпало с утром на Церере.

Относительно звездолета и относительно далекой Москвы Солнце взошло

одновременно. И, по странной случайности, звездоплаватели проснулись в

момент восхода.

От внимания Белопольского не ускользнуло это совпадение Он скачал о

нем своим товарищам.

- Москва! - вздохнул Второв. - Восход Солнца на Земле! Утро и голубое

небо, а на нем розовые облака.

Он поднял голову к черному, усыпанному звездами небу Цереры и вдруг

стремительно вскочил на ноги.

Соскочили со своих гамаков Белопольский и Коржевский.

Что-то пронеслось со стремительной быстротой прямо над ними. Они

успели заметить у близкого горизонта огненную линию, точно в окружающей их

пустоте сверкнула длинная молния.

- Болид! - вскрикнул Коржевский.

Белопольский побледнел.

- Болид? - спросил он сдавленным голосом. - Болиды оставляют за собой

огненный след, сгорая в атмосфере, раскаляются трением о воздух. Здесь нет

воздуха, нет атмосферы.

- Что же это?..

Белопольский ничего не ответил. Он смотрел в ту сторону, где исчез

неизвестный предмет, и краска медленно возвращалась на его лицо.

"Неужели?" - беззвучно шептали его губы.

И безумная надежда сжала сердца обреченных людей. Они задыхались от

волнения, столь сильного, что, казалось, продлись оно еще минуту - и

человек не сможет больше выдержать это напряжение.

Все трое стояли неподвижно, не спуская глаз с горизонта, точно

надеясь, что неизвестное тело, названия которого они не решались

произнести даже мысленно, вернется назад.

Оно не вернулось.

Прошло около трех минут - и снова, в том же направлении, над ними

пронеслось что-то. Мелькнул и исчез на том же месте огненный след...

вторично сверкнула молния.

- Несомненно! - сказал Белопольский. - Но как, откуда?!

Было ясно, что-то кружилось вокруг Цереры. Что-то с огненным хвостом

позади!

- Звездолет! Звездолет! - закричал Второв.

В третий раз пронеслось тело. Они увидели - в лучах Солнца блеснул

длинный корпус. Его форма была слишком хорошо знакома!

Космический корабль пролетел над ними четвертый, пятый, шестой раз.

Откуда он взялся? За пятнадцать суток немыслимо было долететь от

Земли до Цереры.

Все медленнее становился его полет.

Командир корабля, очевидно, подлетел к Церере на чрезмерно большой

скорости и теперь постепенно снижал ее, готовясь к посадке.

Знал ли он, что на этой планете трое людей нуждаются в помощи? Или

звездолет явился сюда случайно, не подозревая о присутствии "фаэтонца"?..

Белопольскому было известно, что ни один космический корабль не

собирался покинуть Землю в ближайшие месяцы. Только "СССР-КС3" должен был

находиться в космосе, но и он уже вернулся.

Чей же это корабль?

Может быть, "СССР-КС3" полетел за ними вдогонку? Форма неизвестного

корабля была, в общем, такой же, но Белопольскому казалось, что этот

звездолет немного длиннее и уже.

Нет, это не "СССР-КСЗ"!

Звездолет совершал последние круги. Он летел теперь со скоростью

реактивного самолета, но и этого было много, чтобы как следует рассмотреть

его. От одного горизонта Цереры до другого было не так далеко.

Где он опустится? Видит ли его командир желто-серые кольца "фаэтонца"

на серебристой равнине? Корабль пролетел прямо над ними, но ведь и это

могло быть случайностью...

А вдруг командир корабля и не думает о посадке?.. Рассмотрев планету

на малой скорости, он мог, не опускаясь на нее, снова набрать скорость и

улететь дальше, по своему пути... Зачем опускаться, если экипаж не

подозревает о присутствии "фаэтонца"?..

- А вдруг это не земной звездолет? - неожиданно сказал Второв.

- Могло случиться, - сказал Белопольский, не обращая внимания на эту

фразу, - что в какой-нибудь стране решили совершить космический рейс без

ведома Космического института. Корабль мог вылететь очень давно, и тогда

командир понятия не имеет о "фаэтонце" вообще. Во всяком случае, он не за

нами прилетел сюда. Немыслимо совершить такой путь в столь короткое время.

Звездолет снова появился на горизонте. Теперь он двигался совсем

медленно. И больше не скрылся. Широкими кругами летал он над кольцевым

кораблем, словно намеренно показывая, что видит его.

Металлический корпус тускло сверкал в лучах Солнца. Из-за отсутствия

воздуха неосвещенная сторона не была видна, и казалось, что над Церерой

летает странная половина звездолета.

Его форма не оставляла сомнений, - это был земной корабль.

Белопольский не ошибся: корабль был длиннее и уже "СССР-КС3".

- Никак не могу вспомнить, в какой стране строят такие звездолеты, -

сказал Белопольский. - Корпуса такой длины я еще не видел.

- Чего мы ждем? - спросил Второв. - Корабль сейчас опустится. Надо

выйти к нему навстречу.

Они быстро надели пустолазные костюмы. Командир звездолета видит

"фаэтонца" и, даже если не знает, что это такое, посадит спой корабль

рядом с ним. Это было очевидно.

Они вышли из центрального шара как раз в тот момент, когда совсем

рядом, на такие же "лапы", какие были у "СССР-КСЗ", загадочный звездолет

опустился на "землю".

Его огромный корпус высоко поднимался над низкими кольцами

"фаэтонца". На носу золотыми буквами блестело название корабля.

Оно было написано по-английски:

"Prince of Wales"

И ниже:

"Made in England"

 

 

ФИНИШ

 

 

Как только стало известно о решении Мельникова и Белопольского

направить "фаэтонец" к Церере, волнение и тревога охватили всех работников

звездоплавания.

А вслед за первым пришло второе известие - "фаэтонец" увеличил

скорость до ста двадцати километров в секунду.

Всем было ясно, что возлагать такие большие надежды на фаэтонскую

технику, совершенно неизвестную, считать ее беспредельно мощной, нет

никаких оснований. И грозную опасность, нависшую над тремя людьми, увидели

все.

Напрашивался вопрос: как могло случиться, что Мельников и

Белопольский не подумали об этом решающем обстоятельстве? Как могла забота

о сохранении "фаэтонца", понятная сама по себе, до такой степени ослепить

их, лишить способности мыслить с элементарной логикой?

Вспомнились высказывания некоторых ученых, которые, еще в период

подготовки к космическим рейсам, писали о влиянии космоса на психику

человека.

Необычны условия межпланетного полета. Чужды условия вне Земли. Из

поколения в поколение десятки и сотни тысяч лет человек жил на Земле. И

глубоко вкоренилось в нем сознание ее постоянного присутствия. Трудно

вырвать то, что врастало тысячелетиями. Легко ходить по Земле. Но, сделав

шаг в просторы Вселенной, человек должен научиться "ходить" и там.

Земля тверда. Атмосфера плотна. Кругозор ограничен линией горизонта.

Так было всегда. И вот исчезла тяжесть, кругом абсолютная пустота, и со

всех сторон безграничный простор. Нужно время, чтобы привыкнуть к этому.

Законы жизни в пустоте еще не изучены людьми. А они иные, чем на

Земле!

Только этим можно было объяснить странное и непонятное поведение

Белопольского, строго логичный, математический ум которого был хорошо

известен.

И Мельников, "железный звездоплаватель", как часто называли его в

кругах людей, близких к космическим рейсам, очевидно также подпал под

влияние космоса.

Нельзя так долго находиться вне Земли! - таков был закономерный

вывод.

- За последние годы, - сказал по этому поводу известный ученый

профессор Коллинз, - человек одерживал над космосом одну победу за другой.

И он успел привыкнуть к ним. Это опасно. Легко забыть, что Вселенная

далеко не покорена. С космосом надо обращаться очень осторожно, иначе он

еще не раз покажет свои зубы.

В этом высказывании была немалая доля правды.

"Головокружение от успехов" - не пустая фраза. Оно коварно и

подкрадывается к человеку незаметно для него.

Экипаж "СССР-КС3" триумфально прошел свой путь. Звездоплаватели

посетили Арсену, справились с враждебной им природой Венеры. И даже

кольцевой корабль фаэтонцев, создание другого мира, оказался подвластен

им. Трудно не поддаться сознанию своего могущества! А отсюда ошибки!

В тот же день, когда астрономы, наблюдавшие за "фаэтонцем", известили

Камова о том, что Белопольский увеличил скорость своего корабля,

состоялось экстренное заседание ученого совета Космического института.

С коротким сообщением выступил Камов.

- Все, что нам теперь известно о фаэтонцах, - сказал он, - заставляет

думать, что они в свое время отправились в космический рейс, не подозревая

о близкой гибели своей планеты. Их целью были: Марс, Земля и Венера.

Предположим, что и Меркурий. Они должны были рассчитать необходимый запас

горючего для двигателей, исходя из этого маршрута. Пять стартов и пять

посадок. Какими бы источниками энергии они ни располагали, нельзя себе

представить, что на таком, сравнительно небольшом по объему корабле

удалось сосредоточить еще большее количество потенциальной энергии.

Формула Циолковского неопровержима. И в своих прогнозах я вынужден

исходить из нее. Известно, что фаэтонцы посетили Марс, Землю и Венеру.

Кроме того, они приземлялись на Арсене и возвращались к орбите Фаэтона.

Это много для одного рейса. Наша техника еще не может осуществить такой

рейс. Теперь вспомним другой факт. Фаэтонцы навсегда остались на Венере.

Но ведь совершенно ясно, что наша Земля была более удобна для них по

климатическим условиям. Однако они не перелетели на нее. Почему? Да именно

потому, что запасы горючего были израсходованы. Они знали, что не могут

стартовать с Венеры и опуститься на Земле. Это более чем вероятно, это

очевидно. Что же произошло потом? Мельников и Второв улетели с Венеры. Они

производили частые маневры, истратив на это не так много энергии, сколько

потребовалось бы для посадки на Землю, но все же очень и очень много. А

затем Белопольский заставил корабль лететь с ускорением больше часу. Я

даже удивлен, что им это удалось. Можно ли утверждать, что после всего

этого на фаэтонском корабле не кончается горючее? Все основания думать,

что оно подходит к концу, если уже не кончилось. Мы рекомендовали

Мельникову направить "фаэтонца" к Луне именно потому, что если бы корабль

не смог улететь с нее, то остался бы там, где мы могли легко разобрать его

и по частям доставить на Землю. Теперь ясно - следовало не рекомендовать,

а приказывать. Но перейдем к фактам. А они говорят, что, помимо корабля

фаэтонцев, на карте судьба трех человек. Я ставлю перед советом два

вопроса. Можно ли надеяться, что Белопольскому удастся благополучно

совершить намеченный рейс? А если нет, то что предпринять для спасения

людей?

На первый вопрос последовал единогласный ответ: "Нет, рассчитывать на

запасы "фаэтонца" нельзя!"

- Тогда что делать? - спросил председатель.

Поднялся один из руководящих работников Космического института -

инженер Семенов.

- "СССР-КС3" вернется на Землю через двенадцать суток, - сказал он. -

Надо немедленно подготовить его к рейсу на Цереру. Если мы увидим, что

"фаэтонец" не улетает с нее, стартовать.

- Это значит потерять целый месяц.

- А что мы еще можем сделать? "СССР-КСЗ-бис" на капитальном ремонте.

Других кораблей, способных на столь длительный рейс, у нас нет.

- А если "фаэтонец" не сможет опуститься на Цереру и упадет на нее? -

спросил Волошин. - Как ни мал этот астероид, сила тяжести на нем вполне

достаточна, чтобы корабль разбился. Но люди могут уцелеть. Смогут ли они

ждать три месяца?

- Не смогут и одного. Достигнуть Цереры меньше чем за семьдесят два

дня невозможно.

Снова поднялся Камов:

- Товарищи! Мною получена радиограмма от Уильяма Дженкинса. Он может

вылететь немедленно, на новом звездолете, построенном в Англии. Этот

корабль готов к старту, так как они собирались послать его на Венеру.

Дженкинс заявляет, что он и его экипаж отдают себя в распоряжение нашего

института. "Принц Уэльский" может начать полет в любую минуту.

- Но его скорость, насколько мне известно, пятьдесят километров в

секунду, - сказал Волошин. - В случае аварии с "фаэтонцем" этого мало.

- Послушайте, что он пишет. - Камов достал бланк: - "Я и мои товарищи

предлагаем ускорение в тридцать пять метров в секунду за секунду. Это

позволит достигнуть скорости в восемьдесят четыре километра. Расстояние до

Цереры будет покрыто за одну тысячу часов". Не вам объяснять, на что хотят

пойти англичане для спасения наших товарищей. "Принц Уэльский" мощный

корабль. В некоторых отношениях он превосходит "СССР-КС3". Мы должны быть

благодарны англичанам, так как "СССР-КС4" еще не вышел из цехов завода. Но

вправе ли мы принимать жертву, на которую они хотят пойти? Сорок минут

такого ускорения опасно для здоровья.

- Вопрос, - сказал Волошин, - допускает только одно решение.

Отказываться от предложения Дженкинса нельзя. Я предлагаю связаться с ним

и указать на опасность, которую он, возможно, недооценивает. А дальше...

их дело!

...Вот как случилось, что погибающие на Церере звездоплаватели были