А.Н. Леонтьев ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ.СОЗНАНИЕ.ЛИЧНОСТЬ

 

 

ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА

Эта небольшая теоретическая книга готовилась очень долго, но и сейчас

я не могу считать ее законченной - слишком многое осталось в ней не

эксплицированным, только намеченным. Почему я все же решился ее опубли-

ковать? Замечу сразу: только не из любви к теоретизированию.

Попытки разобраться в методологических проблемах психологической нау-

ки всегда порождались настоятельной потребностью в теоретических ориен-

тирах, без которых конкретные исследования неизбежно остаются близоруки-

ми.

Вот уже почти столетие, как мировая психология развивается в условиях

кризиса ее методологии. Расколовшись в свое время на гуманитарную и ес-

тественнонаучную, описательную и объяснительную, система психологических

знаний дает все новые и новые трещины, в которых кажется исчезающим сам

предмет психологии. Происходит его редукция, нередко прикрываемая необ-

ходимостью развивать междисциплинарные исследования. Порой даже раздают-

ся голоса, открыто призывающие в психологию "варягов": "придите и княжи-

те нами". Парадокс состоит в том, что вопреки всем теоретическим труд-

ностям во всем мире сейчас наблюдается чрезвычайное ускорение развития

психологических исследований - под прямым давлением требований жизни. В

результате противоречие между громадностью фактического материала, скру-

пулезно накапливаемого психологией в превосходно оснащенных лаборатори-

ях, и жалким состоянием ее теоретического, методологического фундамента

еще более обострилось. Небрежение и скепсис в отношении общей теории

психики, распространение фактологизма и сциентизма, характерные для сов-

ременной американской психологии (и не только для нее!), стали барьером

на пути исследования капитальных психологических проблем.

Нетрудно увидеть связь между этим явлением и разочарованностью, выз-

ванной не оправдавшимися претензиями главных западноевропейских и амери-

канских направлений произвести в психологии долгожданную теоретическую

революцию. Когда родился бихевиоризм, заговорили о спичке, поднесенной к

бочке с порохом; затем стало казаться, что не бихевиоризм, а геш-

тальт-психология открыла генеральный принцип, способный вывести психоло-

гическую науку из тупика, в который ее завел элементаристский, "атомис-

тический" анализ; наконец, у очень многих закружилась голова от фрейдиз-

ма, якобы нашедшего в бессознательном ту точку опоры, которая позволяет

поставить психологию с головы на ноги и сделать ее по-настоящему жизнен-

ной. Другие буржуазно-психологические направления были, пожалуй, менее

претенциозны, но их ждала та же участь; все они оказались в общей эклек-

тической похлебке, которую варят сейчас - каждый на свой манер - психо-

логи, ищущие репутации "широких умов".

По совершенно другому пути шло развитие советской психологической на-

уки.

Методологическому плюрализму советские психологи противопоставили

единую марксистско-ленинскую методологию, позволяющую проникнуть в

действительную природу психики, сознания человека. Начались настойчивые

поиски решения главных теоретических проблем психологии на основе марк-

сизма. Одновременно шла работа по критическому осмысливанию на этой ос-

нове положительных достижений зарубежной психологии и развернулись конк-

ретные исследования по широкому кругу вопросов. Складывались новые под-

ходы и новый концептуальный аппарат, позволивший достаточно быстро вы-

вести советскую психологию на научный уровень, несопоставимо более высо-

кий, чем уровень той психологии, которая пользовалась официальным приз-

нанием в дореволюционной России. В психологии появились новые имена:

Блонского и Корнилова, затем Выготского, Узнадзе, Рубинштейна и других.

Главное в том, что это был путь неустанной целеустремленной борьбы -

борьбы за творческое овладение марксизмом-ленинизмом, борьбы против иде-

алистических и механистических, биологизаторских концепций, выступавших

то в одном, то в другом обличье. Развивая линию, противостоящую этим

концепциям, нужно было вместе с тем избежать научного изоляционизма,

равно как и положения одной из психологических школ, существующей наряду

с прочими. Мы все понимали, что марксистская психология - это не от-

дельное направление, не школа, а новый исторический этап, олицетворяющий

собой начало подлинно научной, последовательно материалистической психо-

логии. Мы понимали и другое, а именно, что в современном мире психология

выполняет идеологическую функцию, служит классовым интересам и что с

этим невозможно не считаться.

Методологические и идеологические вопросы оставались в центре внима-

ния советской психологии, особенно в первый период ее развития, который

ознаменовался выходом в свет таких фундаментальных по своим идеям книг,

как "Мышление и речь" Л.С.Выготского и "Основы общей психологии" Л.С.Ру-

бинштейна. Нужно, однако, признать, что в последующие годы внимание к

методологическим проблемам психологической науки несколько ослабло. Это,

конечно, вовсе не значит, что теоретические вопросы стали меньше обсуж-

даться или о них стали меньше писать. Я имею в виду другое: известную

методологическую беспечность многих конкретно-психологических, в том

числе и прикладных, исследований.

Это явление объяснимо рядом обстоятельств. Одно из них состоит в том,

что постепенно произошло нарушение внутренних связей между разработкой

философских проблем психологии и реальной методологией ведущихся иссле-

дований. Философским вопросам психологии (как и философской критике за-

рубежных немарксистских направлений) посвящается немало объемистых книг,

но вопросы, касающиеся конкретных путей исследования широких психологи-

ческих проблем, в них почти не затрагиваются. Создается впечатление как

бы разветвленности: с одной стороны - сфера философской психологической

проблематики, а с другой стороны - сфера специально психологических ме-

тодологических вопросов, возникающих в опыте конкретных исследований.

Конечно, разработка собственно философских вопросов той или иной области

научного знания необходима. Однако речь идет о другом: о разработке на

марксистской философской основе специальных проблем методологии психоло-

гии как конкретной науки. А это требует проникновения теоретической мыс-

ли в ее, так сказать, "внутреннее хозяйство".

Поясню свою мысль на примере одной из труднейших проблем, издавна

стоящих перед психологическим исследованием, - речь идет о проблеме свя-

зи психических процессов и процессов мозговых, физиологических. Вряд ли

нужно убеждать сейчас психологов в том, что психика есть функция мозга и

что психические явления и процессы нужно изучать в единстве с физиологи-

ческими. Но что значит изучать их в единстве? Для конкретно-психологи-

ческого исследования вопрос этот оказался архисложным. Дело в том, что

никакое прямое соотнесение между собой психических и мозговых физиологи-

ческих процессов проблемы еще не решает. Теоретические альтернативы, ко-

торые возникают при таком прямом сближении, хорошо известны: либо это

гипотеза параллелизма, роковым образом приводящая к пониманию психики

как эпифеномена; либо это позиция наивного физиологического детерминизма

с вытекающим из него сведением психологии к физиологии; либо, наконец,

это дуалистическая гипотеза психофизиологического взаимодействия, кото-

рая допускает действие нематериальной психики на материальные процессы,

протекающие в мозге. Для метафизического мышления никакого иного решения

попросту не существует, меняются лишь термины, прикрывающие все те же

альтернативы.

Вместе с тем психофизиологическая проблема имеет для психологии со-

вершенно конкретный и в высшей степени деловой смысл, потому что психо-

лог должен постоянно иметь в виду работу морфофизиологических механиз-

мов. Нельзя же рассуждать, например, о процессах восприятия, не обраща-

ясь к данным морфологии и физиологии. Однако образ восприятия как психо-

логическая реальность совсем не то же самое, что мозговые процессы и их

констелляции, функцией которых он является. Очевидно, что мы имеем здесь

дело с разными формами движения, но это необходимо ставит дальнейшую

проблему о тех содержательных переходах, которые связывают между собой

эти формы движения. Хотя проблема эта является прежде всего методологи-

ческой, ее решение требует анализа, проникающего, как я говорил, в ре-

зультаты, накопленные конкретными исследованиями на психологическом и

физиологическом уровнях.

На другой стороне, в сфере специально психологической проблематики,

внимание стало все более сосредоточиваться на тщательности разработки

отдельных вопросов, на повышении технической вооруженности лабораторного

эксперимента, усовершенствовании статистического аппарата и на использо-

вании формальных языков. Конечно, без этого прогресс в психологии сейчас

попросту невозможен. Но очевидно и другое: что одного этого еще недоста-

точно. Необходимо, чтобы при этом частные задачи не заслоняли собой бо-

лее общих, чтобы методика исследования не заслоняла собой его методоло-

гию.

Дело в том, что психолог-исследователь, взявшись за изучение конкрет-

ных вопросов, неизбежно продолжает наталкиваться на фундаментальные ме-

тодологические проблемы психологической науки. Только они выступают пе-

ред ним в скрытом своем выражении, так что решение конкретных вопросов

кажется от них не зависящим, требующим лишь умножения и уточнения эмпи-

рических данных. Возникает иллюзия "деметодологизации" сферы конкретных

исследований, что еще более усиливает впечатление размыкания внутренних

связей между общетеоретическими марксистскими основаниями психологичес-

кой науки и ее фактологией. В результате в системе психологических поня-

тий образуется своеобразный вакуум, в который стихийно втягиваются кон-

цепции, порожденные взглядами, по существу чуждыми марксизму.

Теоретическая, методологическая беззаботность иногда сказывается и в

подходе к решению некоторых чисто прикладных психологических задач. Она

проявляется прежде всего в попытках некритического применения в практи-

ческих целях научно не обоснованных методических средств. Предпринимая

такого рода попытки, зачастую спекулируют на необходимости теснее связы-

вать психологию с актуальными задачами, которые выдвигаются современным

этапом развития общества и научно-технической революцией. Наиболее гру-

бым выражением таких попыток является практика бездумного использования

психологических тестов, чаще всего импортируемых из США. Я говорю здесь

об этом только потому, что развитие практики тестирования обнажает один

из "механизмов", порождающих в психологии антиметодологические установ-

ки.

Тестами, как известно, называют краткие испытания, цель которых сос-

тоит в том, чтобы обнаружить (а иногда и измерить) то или иное предвари-

тельно научно осмысленное свойство или процесс. Когда, например, стала

известна реакция лакмуса на кислоту, то появился тест "лакмусовой бумаж-

ки" - изменение ее цвета стало служить простейшим индикатором кислотнос-

ти или щелочности жидкости, смачивающей бумажку; изучение индивидуальных

особенностей восприятия цвета привело к созданию известных таблиц Штил-

линга, которые по различаемости изображенных на них цифр позволяют дос-

таточно надежно судить об отсутствии или наличии цветоаномалии и о ее

характере. Такого рода тесты, широко используемые в самых различных об-

ластях знания, можно назвать "понимающими" в том смысле, что они опира-

ются на содержательное представление о зависимостях, которые связывают

между собой результаты тестирования с изучаемыми свойствами, состояниями

или процессами. Они не эмансипированы от науки и не подменяют собой уг-

лубленные исследования.

Принципиально иной характер имеют те тесты, которые служат способом

обойти трудности добывания подлинно научных психологических знаний. Ти-

пичным образцом таких тестов являются тесты умственного развития. В их

основе лежит следующая процедура: прежде всего, допускается существова-

ние некоего "психологического флогистона", именуемого интеллектуальной

одаренностью; далее изобретается ряд вопросов-задач, среди которых отби-

раются те, которые обладают наибольшей дифференцирующей силой, и из них

составляется "тестовая батарея"; наконец, на основании статистической

обработки результатов большого числа испытаний количество правильно ре-

шаемых задач, включенных в такую батарею, соотносится с возрастом, расо-

вой или социальной принадлежностью испытуемых. Определенный эмпирически

установленный процент решений принимается за единицу, а отклонение от

него записывается в виде дроби, которая якобы и выражает "интеллекту-

альный коэффициент", присущий данному индивиду или группе.

Несостоятельность методологии такого рода тестов очевидна. Ведь

единственным критерием, на основании которого вводятся те или иные тес-

товые задачи, является их валидность, т. е. степень соответствия ре-

зультатов их решения тем или иным косвенным же выражениям тестируемых

психологических особенностей. Это и вызвало к жизни специальную психоло-

гическую дисциплину - так называемую тестологию. Нетрудно увидеть, что

за подобной трансформацией методической техники в самостоятельную дис-

циплину кроется не что иное, как подмена теоретического исследования

грубой прагматикой.

Хочу ли я этим сказать, что от психологических тестов нужно отка-

заться? Нет, конечно. Я воспользовался примером давно дискредитировавших

себя тестов одаренности, чтобы еще раз подчеркнуть необходимость серьез-

ного теоретического анализа даже и при решении таких вопросов, которые

на первый взгляд кажутся узкометодическими.

Я остановился на тех трудностях, которые испытывает научная психоло-

гия, и ничего не говорил о ее бесспорных и очень серьезных достижениях.

Но именно осознание этих трудностей и составило, так сказать, критичес-

кое содержание данной книги. Оно, однако, не является единственным фун-

даментом, на который опираются развиваемые в ней позиции. К ним во мно-

гом привел положительный опыт конкретно-психологических исследований -

как моих собственных, так и проведенных другими учеными. Результаты этих

исследований я постоянно имел в виду, хотя прямо они упоминаются лишь

изредка, в качестве беглых иллюстраций; в большинстве же случаев они

вовсе оставались за пределами изложения. Последнее объясняется необходи-

мостью отказаться от длинных отступлений, чтобы сделать общую авторскую

концепцию более наглядной и обозримой.

По этой же причине книга не претендует и на то, чтобы дать обзор на-

учной литературы по затрагиваемым вопросам. Многие важные и известные

читателю работы в ней не цитируются, хотя и подразумеваются. Так как это

может создать неправильное впечатление, я должен подчеркнуть, что если

эти психологические работы и остались неназванными, то этот отнюдь не

потому, что они, на мой взгляд, не заслуживают внимания. Не иначе обсто-

ит дело и с философско-историческими источниками: читатель без труда об-

наружит теоретические рассуждения, за которыми скрывается анализ некото-

рых прямо не называемых категорий домарксистской классической философии.

Все это - потери, восстановить которые можно только в новой, совершенно

по-другому написанной большой книге. К сожалению, такой возможности у

меня сейчас просто нет.

Почти всякую теоретическую работу можно прочитать по-разному, подчас

совершенно иначе, чем она представляется автору. Поэтому я хочу вос-

пользоваться возможностью сказать в предисловии о том, что на страницах

этой книги является, на мой взгляд, главным.

Я думаю, что главное в этой книге состоит в попытке психологически

осмыслить категории, наиболее важные для построения целостной системы

психологии как конкретной науки о порождении, функционировании и строе-

нии психического отражения реальности, которое опосредствует жизнь инди-

видов. Это - категория предметной деятельности, категория сознания чело-

века и категория личности.

Первая из них является не только исходной, но и важнейшей. В советс-

кой психологии это положение высказывается постоянно, но раскрывается

оно существенно по-разному. Центральный пункт, образующий как бы водо-

раздел между различным пониманием места категории деятельности, состоит

в том, рассматривается ли предметная деятельность лишь как условие пси-

хического отражения и его выражение, или же она рассматривается как про-

цесс, несущий в себе те внутренние движущие противоречия, раздвоения и

трансформации, которые порождают психику, являющуюся необходимым момен-

том собственного движения деятельности, ее развития. Если первая из этих

позиций выводит исследование деятельности в ее основной форме - в форме

практики - за пределы психологии, то вторая позиция, напротив, предпола-

гает, что деятельность независимо от ее формы входит в предмет психоло-

гической науки, хотя, разумеется, совершенно иначе, чем она входит в

предмет других наук.

Иными словами, психологический анализ деятельности состоит, с точки

зрения этой второй позиции, не в выделении из нее ее внутренних психи-

ческих элементов для дальнейшего обособленного их изучения, а в том,

чтобы ввести в психологию такие единицы анализа, которые несут в себе

психическое отражение в его неотторжимости от порождающих его и им опос-

редствуемых моментов человеческой деятельности. Эта защищаемая мною по-

зиция требует, однако, перестройки всего концептуального аппарата психо-

логии, которая в данной книге лишь намечена и в огромной степени предс-

тавляется делом будущего.

Еще более трудной в психологии является категория сознания. Общее

учение о сознании как высшей, специфически человеческой форме психики,

возникающей в процессе общественного труда и предполагающей функциониро-

вание языка, составляет важнейшую предпосылку психологии человека. Зада-

ча же психологического исследования заключается в том, чтобы, не ограни-

чиваясь изучением явлений и процессов на поверхности сознания, проник-

нуть в его внутреннее строение. Но для этого сознание нужно рассматри-

вать не как созерцаемое субъектом поле, на котором проецируются его об-

разы и понятия, а как особое внутреннее движение, порождаемое движением

человеческой деятельности.

Трудность состоит здесь уже в том, чтобы выделить категорию сознания

как психологическую, а это значит понять те реальные переходы, которые

связывают между собой психику конкретных индивидов и общественное созна-

ние, его формы. Этого, однако, нельзя сделать без предварительного ана-

лиза тех "образующих" индивидуального сознания, движение которых харак-

теризует его внутреннюю структуру. Изложение опыта такого анализа, в ос-

новании которого лежит анализ движения деятельности, и посвящена специ-

альная глава книги. Не мне, разумеется, судить о том, является ли этот

опыт удачным. Я хочу только обратить внимание читателя на то, что психо-

логическая "тайна сознания" остается закрытой для любого метода, за иск-

лючением метода, открытого Марксом, позволяющего демистифицировать при-

роду сверхчувственных свойств общественных объектов, к которым принадле-

жит также и человек как субъект сознания.

Наибольшие, вероятно, возражения могут вызвать развиваемые мной

взгляды на личность как предмет собственно психологического изучения. Я

думаю так потому, что они решительно не совместимы с теми метафизически-

ми культур-антропологическими концепциями личности (как и с теориями

двойной ее детерминации - биологической наследственностью и социальной

средой), которые наводняют сейчас мировую психологию. Несовместимость

эта особенно видна при рассмотрении вопроса о природе так называемых

внутренних двигателей личности и вопроса о связи личности человека с его

соматическими особенностями.

Широко распространенный взгляд на природу потребностей и влечений че-

ловека заключается в том, что они-то и суть определители деятельности

личности, ее направленности; что, соответственно, главную задачу психо-

логии составляет изучение того, какие потребности свойственны человеку и

какие психические переживания (влечения, желания, чувства) они вызывают.

Другой взгляд, в отличие от первого, состоит в том, чтобы понять, каким

образом развитие самой деятельности человека, ее мотивов и средств

трансформирует его потребности и порождает новые потребности, в ре-

зультате чего меняется их иерархия, так что удовлетворение некоторых из

них низводится до статуса лишь необходимых условий деятельности челове-

ка, его существования как личности.

Нужно сказать, что защитниками первой, антропологической или, лучше

сказать, натуралистической точки зрения, выдвигается множество аргумен-

тов, в том числе такие, которые метафорически можно назвать аргументами

"от желудка". Конечно, наполнение желудка пищей - непременное условие

любой предметной деятельности, но психологическая проблема заключается в

другом: какова будет эта деятельность, как пойдет ее развитие, а вместе

с ним и преобразование самих потребностей.

Если я выделил здесь данный вопрос, то это потому, что в нем сталки-

ваются противоположные воззрения на перспективу изучения личности. Одно

из них ведет к построению психологии личности, исходящей из примата, в

широком смысле слова, потребления (на языке бихевиористов - "подкрепле-

ния"); другое - к построению психологии, исходящей из примата дея-

тельности, в которой человек утверждает свою человеческую личность.

Второй вопрос - вопрос о личности человека и его телесных особеннос-

тях - заостряется в связи с тем положением, что психологическая теория

личности не может строиться, опираясь главным образом на различия конс-

титуций человека. Как же можно в теории личности обойтись без привычных

ссылок на конституции Шелдона, факторы Айзенка, наконец, на павловские

типы высшей нервной деятельности? Соображение это тоже возникает из ме-

тодологического недоразумения, которое во многом зависит от неоднознач-

ности самого понятия "личность". Неоднозначность эта, однако, исчезает,

если принять то известное марксистское положение, что личность есть осо-

бое качество, которое природный индивид приобретает в системе обществен-

ных отношений. Проблема тогда неизбежно обращается: антропологические

свойства индивида выступают не как определяющие личность или входящие в

ее структуру, а как генетически заданные условия формирования личности

и, вместе с тем, как то, что определяет не ее психологические черты, а

лишь формы и способы их проявления. Например, агрессивность как черта

личности, конечно, будет проявляться у холерика иначе, чем у флегматика,

но объяснить агрессивность особенностью темперамента как же научно бесс-

мысленно, как искать объяснения войн в свойственном людям инстинкте

драчливости. Таким образом, проблема темперамента, свойств нервной сис-

темы и т.п. не "изгоняется" из теории личности, а выступает в ином, нет-

радиционном плане - как вопрос об использовании, если так можно выра-

зиться, личностью врожденных индивидуальных свойств и способностей. И

это - очень важная для конкретной характерологии проблема, которая, как

и ряд других проблем, осталась в данной книге не рассмотренной.

Оговорки, сделанные в этом предисловии (а они могли быть еще более

многочисленными), вызваны тем, что автор видел свою задачу не столько в

утверждении тех или иных конкретно-психологических положений, сколько в

поиске метода их добывания, вытекающего из историко-материалистического

учения о природе человека, его деятельности, сознания и личности.

В заключение мне осталось сказать несколько слов о композиции книги.

Содержащиеся в ней мысли уже были высказаны в прежних публикациях авто-

ра, перечень которых дается в примечаниях к главам. Они, однако, впервые

представлены здесь систематически.

По своему составу книга разбивается на три части. Первую из них обра-

зуют I и II главы, посвященные анализу понятия отражения и того общего

вклада, который вносит марксизм в научную психологию. Главы эти служат

введением к ее центральной части, в которой рассматриваются проблемы де-

ятельности, сознания и личности. Совершенно особое место занимает пос-

ледняя часть книги: она не является продолжением предшествующих глав, а

представляет собой одну из ранних работ автора по психологии сознания.

Со времени ее первого, ставшего теперь редким издания прошло более двад-

цати лет, и многое в ней устарело. Однако она содержит некоторые психо-

лого-педагогические аспекты проблемы сознания, которые в других частях

книги вовсе не затрагиваются, хотя аспекты эти остаются и сейчас близки-

ми сердцу автора. Это и побудило включить ее в книгу.

Москва, июнь 1974 г.

 

ГЛАВА I

МАРКСИЗМ И ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ НАУКА

1. ОБ ОБЩИХ ОСНОВАНИЯХ МАРКСИСТСКОЙ ПСИХОЛОГИИ

Учение К.Маркса создало переворот в общественных науках: в философии,

в политической экономии, в теории социализма. Психология, как известно,

оставалась многие годы изолированной от влияния марксизма. Марксизм не

допускался в официальные научные психологические центры, и имя К.Маркса

на протяжении более полустолетия после опубликования его основных произ-

ведений почти не упоминалось в трудах психологов.

Только в начале двадцатых годов учеными нашей страны было впервые

выдвинуто требование сознательно строить психологию на основе марксиз-

ма1. Таким образом, именно советские ученые открыли Маркса для мировой

психологической науки.

Первоначально задача создания марксистской психологии понималась как

задача критики идеалистических философских взглядов, господствовавших в

психологии, и внесения в нее некоторых положений марксистской диалекти-

ки. Характерным в этом отношении было название вышедшего в 1926 г. ново-

го учебника психологии, написанного К.Н.Корниловым. Он назывался так:

"Учебник психологии, изложенной с точки зрения диалектического материа-

лизма". В нем, как и в других работах этого периода, многие основопола-

гающие для психологии идеи и понятия марксизма-ленинизма, в том числе

понятие отражения, оставались еще не раскрытыми. Хотя Корнилов и другие

авторы того времени подчеркивали положение об общественной природе чело-

веческой психики, однако оно обычно интерпретировалось в духе наивных

представлений о биосоциальной обусловленности поведения людей.

Только после работ Л.С.Выготского2 и, несколько позже, С.Л.Рубинштей-

на3 значение марксизма для психологии стало пониматься более полно. По-

лучили развитие исторический подход к психике человека, конкретно-психо-

логическое учение о сознании как высшей форме отражения реальности, уче-

ние о деятельности и ее строении. Происходил процесс постепенного пере-

осмысления значения трудов классиков марксизма для психологической нау-

ки. Становилось все более очевидным, что марксизмом была создана широкая

теория, раскрывающая природу и общие законы психики, сознания, что вклад

марксизма в психологическую науку несопоставим по своему значению с са-

мыми крупными теоретическими открытиями, сделанными в психологии как в

домарксистский период ее развития, так и после Маркса.

Осознание этого явилось результатом большой теоретической работы мно-

гих психологов-марксистов, в том числе и зарубежных4. Но и сейчас еще

нельзя сказать, что психология исчерпала сокровищницу идей марксизма-ле-

нинизма. Вот почему мы вновь и вновь обращаемся к трудам К.Маркса, даю-

щим решение наиболее глубоких и сложных теоретических проблем психологи-

ческой науки.

В теории марксизма решающее важное значение для психологии имеет уче-

ние о человеческой деятельности, о ее развитии и ее формах.

Свои знаменитые тезисы о Фейербахе Маркс, как известно, начинает с

указания "главного недостатка всего предшествующего материализма". Он

состоит в том, что предмет, действительность берутся им лишь в форме

объекта, в форме созерцания, а не как человеческая деятельность, не

субъективно5.

Говоря о созерцательности старого материализма, Маркс имеет в виду то

обстоятельство, что познание рассматривалось им только как результат

воздействия предметов на познающего субъекта, на его органы чувств, а не

как продукт развития его деятельности в предметом мире. Таким образом,

старый материализм отделял познание от чувственной деятельности, от жиз-

ненных практических связей человека с окружающим его миром.

Вводя понятие деятельности в теорию познания, Маркс придавал ему

строго материалистический смысл: для Маркса деятельность в ее исходной и

основной форме - это чувственная практическая деятельность, в которой

люди вступают в практический контакт с предметами окружающего мира, ис-

пытывают на себе их сопротивление и воздействуют на них, подчиняясь их

объективным свойствам. В этом и состоит коренное отличие марксистского

учения о деятельности от идеалистического, которое знает деятельность

только в ее абстрактной, спекулятивной форме.

Глубокий переворот, совершенный Марксом в теории познания, состоит в

том, что человеческая практика была понята как основа человеческого поз-

нания, как тот процесс, в ходе развития которого возникают познава-

тельные задачи, порождаются и развиваются восприятие и мышление человека

и который вместе с тем несет в себе критерий адекватности, истинности

знаний: в практике, говорит Маркс, должен человек доказать истинность,

действительность и мощь, посюсторонность своего мышления.

Напоминая эти хорошо известные тезисы Маркса, нужно особенно подчерк-

нуть, что ни один из них не может быть взят изолированно, в отрыве от

марксистского учения в целом. В частности, это относится и к положению о

роли практики, - положению, которое некоторые современные извратители

марксизма пытаются трактовать как якобы выражающее и обосновывающее

прагматическую точку зрения.

В действительности философское открытие Маркса состоит вовсе не в

отождествлении практики с познанием, а в том, что познание не существует

вне жизненного процесса, который по самой природе своей есть процесс ма-

териальный, практический. Отражение действительности возникает и разви-

вается в процессе развития реальных связей познающих людей с окружающим

их человеческим миром, этими связями определяется и, в свою очередь,

оказывает обратное влияние на их развитие.

"Предпосылки, с которых мы начинаем, - читаем мы в "Немецкой идеоло-

гии", - не произвольны, они - не догмы; это - действительные предпосыл-

ки, от которых можно отвлечься только в воображении. Это - действи-

тельные индивиды, их деятельность и материальные условия их жизни..."6

Предпосылки эти вместе с тем составляют три необходимых основных момен-

та, три звена, диалектические связи которых образуют единую саморазвива-

ющуюся систему.

Уже в самой телесной организации индивидов заключена необходимость

того, что они вступают в активное отношение к внешнему миру; чтобы су-

ществовать, они должны действовать, производить необходимые им средства

к жизни. Воздействуя на внешний мир, они изменяют его; этим они также

изменяют и самих себя. Поэтому то, что они представляют собой, определя-

ется их деятельностью, обусловленной уже достигнутым уровнем развития ее

средств и форм ее организации.

Только в ходе развития этих отношений развивается также и психическое

отражение людьми реальности. "...Люди, развивающие свое материальное

производство и свое материальное общение, изменяют вместе с этой своей

действительностью также свое мышление и продукты своего мышления"7.

Иными словами, мышление, сознание определяются реальным бытием,

жизнью людей и существуют только как их сознание, как продукт развития

указанной системы объективных отношений. В своем саморазвитии система

эта образует различные инфраструктуры, отношения и процессы, которые мо-

 

гут становиться предметом изучения отдельных наук. Однако марксистское

требование состоит в том, чтобы они рассматривались внутри этой общей

системы, а не изолированно от нее. Требование это, разумеется, относится

также и к психологическому изучению людей, к психологической науке.

Старая метафизическая психология знала только абстрактные индивиды,

подвергающиеся воздействию противостоящей им внешней среды и, со своей

стороны, проявляющие присущие им психические способности: восприятие,

мышление, волю, чувства. Безразлично, мыслится ли при этом индивид как

некая реактивная машина (хотя бы и очень сложно запрограммированная),

или он наделяется автохтонно проявляющимися духовными силами. Подобно

высмеянному Марксом святому Санчо8, наивно полагавшему, что ударом стали

мы высекаем огонь, хранящийся в камне, психолог-метафизик думает, что

психика извлекается из самого субъекта, из его головы. Как и Санчо, он

не подозревает, что огненные частички отделяются не от камня, а от стали

и, главное, что все дело - в раскаляющем эти частички взаимодействии

камня и стали. Психолог-метафизик тоже упускает главное звено - процес-

сы, опосредующие связи субъекта с реальным миром, процессы, в которых

только и происходит психическое отражение им реальности, переход матери-

ального в идеальное. А это суть процессы деятельности субъекта, первона-

чально всегда внешней и практической, а затем приобретающей также форму

внутренней деятельности, деятельности сознания.

Анализ деятельности и составляет решающий пункт и главный метод науч-

ного познания психического отражения, сознания. В изучении форм общест-

венного сознания - это анализ бытия общества, свойственных ему способов

производства и системы общественных отношений; в изучении индивидуальной

психики - это анализ деятельности индивидов в данных общественных усло-

виях и конкретных обстоятельствах, котор<