Светопреставление в святилище 6 страница

— Что это? — спросил Тони.

— Ключи, — проворчала Бабушка.

— Это я вижу, — рассмеялся Тони. — Но зачем они мне?

— Чтобы отпирать замки.

Тони понимал, что ей нравится эта игра.

— Какие замки?

— На дверях.

— На каких дверях?

— Самых разных. Много ключей — много дверей.

— Сдаюсь, — опять засмеялся Тони и обратился к Иисусу: — Что мне с ними сделать?

— Выбери один. Тот, что ты выберешь, пригодится тебе в определенный момент.

— Ты хочешь, чтобы я выбрал всего один ключ? — спросил Тони растерянно. — Но что если

я выберу не тот?

— Тот, который ты выберешь, и будет тем, который тебе понадобится, — успокоил Иисус.

— Но почему… — упрямился Тони, — почему ты сам не выберешь? Ты обладаешь

божественным провидением и знаешь все лучше, чем я.

Иисус улыбнулся, отчего в углах его глаз появились морщинки и взгляд засиял еще ярче.

— Ты должен действовать самостоятельно, Тони, а не ждать, чтобы тебя дергали за ниточки,

как куклу.

— Значит, вы доверяете моему выбору?

Оба кивнули:

— Полностью.

Тони не спеша рассматривал ключи, пока не остановил свой выбор на одном. Этот ключ

казался старее других и, похоже, был выкован в древние времена, чтобы открывать какую-

нибудь старую дубовую дверь в каком-нибудь средневековом европейском замке.

— Хороший выбор, — одобрила Бабушка.

Она вытащила из кармана шнурок голубого света, нацепила на него ключ и связала концы, затем надела Тони на шею, заправила под рубашку и, посмотрев ему прямо в глаза, сказала

просто:

— Вперед.

Лицом к лицу

То, что позади нас, и то, что перед нами,

очень незначительно по сравнению с тем,

что находится внутри нас.

Ральф Уолдо Эмерсон[36]

— Мэгги?

— А, это ты! Рада, что ты вернулся. Где пропадал? Хотя ладно, я по-прежнему не хочу этого

знать.

— А ты и не поверила бы. Все, что со мной происходит в последнее время, не имеет

никакого смысла и вместе с тем каким-то таинственным образом имеет огромный смысл. Тони сделал паузу и огляделся по сторонам сквозь глаза негритянки. Они находились машине. — Я вижу, мы направляемся в больницу. — Они ехали по бульвару Тервиллигера мимо

смотровых площадок, с которых открывается вид на Уилламетт. Свернув направо к Юго-

Западному __________каньону, они стали подниматься к огромному скоплению зданий, всегда

напоминавшему Тони город, сооруженный из конструктора «Лего». Здесь обитали некоторые самых выдающихся умов медицинского мира, а также студенты, стремившиеся быть похожими

на них.

Когда их машина подъехала к парковке, Мэгги наконец спросила:

— Тони, а зачем тебе это? Почему ты хочешь посмотреть на себя?

— Я и сам точно не знаю, — соврал он. — Такие желания, как правило, безотчетны.

— Хм, — промычала Мэгги. — Не нужно специально изучать язык жестов, чтобы понимать,

когда тебе говорят неправду, или по крайней мере не всю правду, или такую правду, на которую

нечего ответить, кроме «ну-ну». Ладно, какова бы она ни была, эта правда, надеюсь, игра стоит

свеч. Тони ничего не ответил, и Мэгги тоже не стала развивать эту тему. Через некоторое время

Тони нарушил молчание:

— Мэгги, можно задать тебе вопрос из области медицины?

— Конечно. Постараюсь не ударить лицом в грязь.

— Может у мертвеца идти кровь?

— Ну, это простой вопрос. Не может. Для этого нужно, чтобы у человека билось сердце. почему ты спрашиваешь?

— Так, из любопытства. Кто-то что-то такое сказал. Но теперь, после твоего объяснения, мне

все ясно.

— Ничто не бывает до конца ясно, если не разбираешься в предмете, — отозвалась Мэгги,

заезжая на больничную автостоянку. Достав из бардачка служебное удостоверение, она сунула

его в сумочку.

— Что, нет собственного парковочного места? — насмешливо спросил Тони.

— Увы, на них длинная очередь. Иногда приходится ждать годами.

— А я-то думал, медсестры настолько могущественны, что могут защитить нас от врачей, усмехнулся он.

Мэгги вышла из машины и направилась к ближайшему зданию — громадному белому кубу,

заслонявшему полнеба и соединенному переходом с главным корпусом бронзового цвета.

Они прошли мимо Вечного огня и вывески «Больница Дорнбеккера». Тони спросил:

— Почему мы идем этим путем?

— Потому что я хочу заглянуть по дороге к Линдси, вот почему, — пробурчала Мэгги.

Возразить было нечего. Решала Мэгги.

Вход в Детскую больницу Дорнбеккера охраняли две скульптуры: одна из них представляла

собаку, жонглирующую камушками, другая, похоже, изображала кота и обезьяну, забравшихся голову козе. Скульптуры хоть как-то скрашивали тяжелое впечатление от посещения больницы.

— Хочешь верь, Тони, хочешь не верь, — прошептала Мэгги — но, несмотря на то бывают тяжелые моменты, это самое замечательное место из всех, где я работала.

— Поверю тебе на слово, — отозвался Тони.

Он с удивлением рассматривал просторный, светлый и удобно устроенный вестибюль

больницы, с детскими комнатами для игр и даже с кофейней «Старбакс», около которой

выстроилась очередь кофеманов. Войдя в лифт вместе с другими пассажирами, Мэгги нажала кнопку десятого этажа.

— Десятый этаж, Южное крыло, педиатрическое онкологическое отделение, — объяснила

она Тони и лишь после этого осознала, как странно выглядит в глазах других пассажиров лифта.

Те поглядывали на нее с опасливой улыбкой и поспешно выскакивали из кабины на остановках.

Всю дорогу в лифте царила напряженная тишина.

Они вышли у «Морского конька»: каждый этаж и каждое отделение в этом здании

именовались в честь какого-нибудь животного. Пройдя отделение интенсивного ухода, онкологическое, они оказались в клиническом отделении под названием «Морской еж» направились дальше, к «Морской звезде», где находилось отделение онкологии и гематологии.

Прежде чем войти, Мэгги шепнула Тони:

— Здесь работают мои друзья. Будь паинькой.

— Конечно-конечно, — согласился он и добавил уже другим тоном: — Спасибо, Мэгги!

— Не за что, — отозвалась она и открыла дверь.

— Мэгги!

— Привет, Мисти!

Мэгги подошла к высокой брюнетке, сидевшей в дальнем конце стойки, и обняла ее, целовать не стала. Ситуация и без того была достаточно запутанной.

— Ты сегодня работаешь?

— Нет, просто решила навестить Линдси.

Прочие сотрудники и сотрудницы, разговаривавшие по телефону или занятые другими

делами, кивали, улыбались и приветственно махали Мэгги.

— Тебе надо поговорить с Хейди — она была у Линдси всего несколько минут назад. Я, всегда, тут за регулировщика. А вот и она.

Мэгги обернулась и попала в объятия элегантной блондинки с открытой улыбкой.

— Привет, Мэгги! Ты к Линдси? — Мэгги кивнула. — Она часа два играла сегодня и очень

устала. Не удивляйся, если уже уснула. Очень стойкая девчушка и просто очаровательная. прямо готова взять ее к себе домой.

— Я ничего бы так не желала, как забрать ее домой, — сказала Мэгги, и Тони почувствовал,

как сжалось у нее сердце. — Я просто зайду к ней на минуту и посижу рядом. Вообще-то, я иду неврологическое отделение.

— Может, я чем-то могу помочь? — спросила Хейди, подняв брови.

— Хочешь подлечиться? — подала голос Мисти из-за стойки.

— Да нет, просто там… еще один знакомый. Сегодня у меня день визитов.

— Ясно, — отозвалась Хейди. — Ну, я тоже пошла с визитами к своим больным. — Она раз обняла Мэгги. — И знай, мы все молимся, чтобы Линдси поправилась.

— Спасибо, дорогая, — ответила Мэгги. — Это лучшее, что вы можете для нас сделать.

Тони молчал, размышляя о своем. Мэгги хорошо знала дорогу, и вскоре они уже шли коридору к палате номер 9.

— У тебя очень милые подруги, — заметил Тони. — И симпатичные.

— Ага, — согласилась Мэгги. — Здесь, наверное, самый лучший персонал, но держись этой парочкой поосторожнее. Ананасовая принцесса, то есть Мисти, — недремлющий Цербер, если ты попытаешься тайком проскользнуть мимо нее, она откусит тебе голову и выставит ее стойке в назидание всем остальным. И нашу Субретку тоже нельзя недооценивать. Когда называют секс-бомбой, то делают упор на втором слове. — Рассмеявшись, она добавила: когда выздоровеешь, не пытайся приударить за моими подругами. Я предупредила тебя. Ты, известно, не слишком-то церемонишься с женщинами.

Они подошли к двери палаты, и Мэгги, тихо ее приоткрыв, проскользнула внутрь. На кровати

спала девочка. Под спину ей были подложены подушки; облысевшая голова лишь подчеркивала

детскую красоту и невинность. Одной рукой малышка обнимала какое-то плюшевое чудовище

— судя по сильно выступающим вдоль хребта позвонкам, стегозавра. Из-под одеяла свисала кровати нескладная подростковая нога. Мягкое, хотя и затрудненное дыхание заполняло палату.

Для Тони это было тяжкое испытание. Он ни разу не был у постели больного ребенка с того

самого дня, много лет назад. И сейчас он боролся со стремлением убежать как можно дальше.

Борьба усложнялась тем обстоятельством, что он чувствовал, с какой глубокой и страстной

любовью относится к девочке Мэгги. И любовь Мэгги победила. Тони снова посмотрел девочку, словно Мэгги вернула его к постели, когда он уже собирался покинуть палату. Он стал

слушать и внимать. Все это было слишком хорошо знакомо ему.

— Как несправедливо, — прошептал он, словно боясь, что кто-то посторонний подслушает.

— Вот уж точно, — отозвалась Мэгги, тоже шепотом.

Тони хотел задать вопрос, но колебался, зная, что чем больше информации получишь человеке, тем теснее становится связь с ним, а в данном случае это могло прийти противоречие с его намерениями. Тем не менее он произнес:

— Ты говорила, что ей поставили диагноз…

— Острый миелолейкоз.

— Это ведь излечимо? — с надеждой спросил он.

— Почти все излечимо. Беда в том, что у Линдси обнаружили филадельфийскую хромосому,

так что жизнь ее висит на волоске.

— Филадельфийскую хромосому? Что это такое?

— Это когда часть одной хромосомы становится частью другой. Возьмем для примера

девятую палату, в которой лежит Линдси, и предположим, что ее девятая хромосома филадельфийская. Это как если бы всю мебель из палаты номер девять перенесли, скажем, палату номер двадцать два, а сюда из палаты двадцать два переместили бы только часть мебели.

В обеих палатах будет полно чужеродных предметов. И вот ведь ирония! Если бы у Линдси синдром Дауна, как у Кэбби, ей было бы гораздо легче справиться с болезнью. Некоторые вещи в

нашей жизни абсолютно бессмысленны. Чем больше в них вглядываешься, тем меньше смысла

видишь.

— И какова вероятность выздоровления? — спросил Тони, хотя не был уверен, что хочет знать. Знание — лишний груз, но, возможно, если разделить его с другим человеком, легче

станет обоим.

— При пересадке костного мозга, химиотерапии и прочих мерах — примерно пятьдесят

процентов, но филадельфийская хромосома значительно снижает шансы. Помимо прочего, отце Линдси смешались две расы, что затрудняет пересадку. А где он находится сейчас, никому

не известно. Врачи подумывают о трансплантации пуповинной крови, но тут тоже возникают

проблемы. Так что остается только надеяться на чудо.

В разговоре наступила пауза. Мэгги смотрела на девочку так, словно она была собственным ребенком, и молилась, в то время как Тони пытался разрешить возникшую перед

ним дилемму. В больнице было много таких детей, как Линдси, и каждый занимал очень важное

место в чьей-то жизни. Какой смысл в том, чтобы вылечить одного? Может быть, все-таки

лучше вылечить самого себя? С его связями и деньгами он сможет улучшить жизнь многих

людей. В нем самом и вокруг него уже многое изменилось. Как отнесется Бабушка к его выбору,

если он излечит себя? Тони решил, что она поймет.

Борьба шла с переменным успехом. Тони то укреплялся в своем решении, то опять колебался,

глядя на юное человеческое существо, которое могло лишиться всей лежащей перед ним жизни

из-за междоусобицы, которая разыгралась в его организме. Если бы это был его сын, никаких

вопросов не возникло бы… но это был чужой ребенок.

— Может, пойдем? — прошептал Тони.

— Да, — откликнулась Мэгги с усталой покорностью. Она встала и, подойдя к девочке,

положила руки ей на голову. — Дорогой Иисус, я не могу отказаться от своей любви и прошу

тебя еще раз: сотвори чудо, вылечи ее, пожалуйста! Но если ты возьмешь ее к себе — сочтешь,

что так будет лучше, — я не буду возражать, я доверяю тебе. — Мэгги наклонилась к Линдси,

чтобы поцеловать ее.

— Не надо! — остановил ее Тони, и Мэгги вместо поцелуя еще раз легко прикоснулась рукой

к лысой и прекрасной детской головке.

* * *

Они вышли из отделения онкогематологии и направились к лифтам, чтобы спуститься девятый этаж, где соединялись все три части медицинского комплекса: Орегонский университет

медицины и естественных наук, Детская больница Дорнбеккера и Портлендский медицинский

центр для ветеранов. Из надземного перехода была видна паутина тросов канатной дороги,

непрерывно доставлявшей служащих, пациентов и посетителей с Макадам-авеню к больнице обратно.

В корпусе университетской больницы Мэгги опять прошла к лифту и поехала вниз.

— Спасибо, Тони, — тихо произнесла она, чтобы было слышно ему одному. — Мне надо

было повидать ее сегодня.

— Ну что ты, — ответил он. — Она настоящее сокровище.

— Ты себе даже не представляешь какое, — отозвалась Мэгги.

Она, конечно, была права: Тони не представлял. Но все же отчасти чувствовал.

Выйдя на седьмом этаже, они прошли мимо травматологического пункта и помещения для

посетителей, а затем по коридору; повернув налево и миновав отделение интенсивного ухода,

они оказались у входа в блок интенсивной терапии. Взяв телефонную трубку, Мэгги сообщила

девушке, сидевшей за запертой дверью, что пришла навестить Энтони Спенсера. Дверь

открылась, и они вошли.

— Мое имя Мэгги Сондерс, я — к Энтони Спенсеру.

— Кажется, я вас знаю, — улыбнулась девушка. — Ваше лицо мне знакомо.

— Наверное, мы встречались где-нибудь в медицинском центре. Я работаю в отделении

онкогематологии больницы Дорнбеккера.

— А, наверное, — кивнула девушка. — Сейчас проверим, есть ли вы в списке допущенных…

Да, вот, Мэгги Сондерс, — сказала она, посмотрев на экран компьютера. — Вы родственница?

— А вы как думаете? — Обе женщины усмехнулись. — Но я знаю его довольно хорошо. Мэгги хотела добавить: «С тех пор, как он лежит тут в коме», — но вовремя спохватилась. Его брат внес меня в список.

— Вы имеете в виду Джейкоба Спенсера? — Мэгги кивнула. — Вы знаете, что к больному

допускаются не больше двух человек одновременно?

— Да, конечно, — ответила Мэгги. — Но вряд ли к нему выстроилась очередь. — Это

замечание прозвучало несколько саркастически потому, что Мэгги нервничала. Девушка опять

просмотрела на экран компьютера.

— Вообще-то, на сегодня, кроме вас, записаны еще трое.

— Трое? — изумился Тони. — Кто бы это мог быть?

— Остальные, очевидно, родственники? — предположила Мэгги.

— Да, Джейкоб Спенсер, Лори Спенсер и Анджела Спенсер. Но в данный момент у него

никого нет. Он лежит в палате номер семнадцать.

— Спасибо, — сказала Мэгги с облегчением и направилась в палату.

— Черт! — воскликнул Тони, ошарашенный сообщением.

— Тише! — проворчала Мэгги. — Подожди минуту, сейчас обсудим.

Они вошли в хорошо освещенную палату, в центре которой стояла кровать. На ней лежал

человек, подключенный к целой батарее приборов. При каждом его вздохе слышался вентилятора. Мэгги выбрала место, откуда Тони мог хорошо видеть самого себя.

— Ну и видок! — воскликнул он.

— Ты же все-таки при смерти, — напомнила Мэгги, обозревая медицинскую технику. — судя по всему, на чердаке тоже довольно глухо.

Тони проигнорировал этот комментарий: он все еще не мог переварить полученную

информацию.

— Надо же, моя бывшая явится сюда вместе с Анджелой!

— «Твоя бывшая» — это, по-видимому, Лори? А кто такая Анджела? Сколько лет ты был

женат?

— Да, Лори — моя бывшая жена. Она живет на Восточном побережье. Анджела, наша дочь,

живет неподалеку от нее — очевидно, чтобы быть подальше от меня. Ты спрашиваешь, сколько

мы были женаты? В который раз?

— Что значит «в который раз»? Ты что, был женат на ней не один раз? — Мэгги поднесла

руку ко рту, чтобы не прыснуть слишком громко. — Почему ты не рассказывал?

— Ну… — начал Тони, думая, как бы получше ответить, не спровоцировав целый ряд новых

вопросов. — Я действительно был женат дважды, и оба раза на одной и той же женщине. очень-то хорошо с ней обошелся, и теперь мне стыдно говорить об этом.

— А какие у тебя отношения с дочерью, Анджелой?

— Я был очень плохим отцом. Я жил в том же доме, но ее почти не замечал. В ее жизни отсутствовал — и тогда, и теперь.

— А она знает?

— Кто и о чем?

— Твоя бывшая жена. Она знает, что ты раскаиваешься?

— Вряд ли. Я никогда не говорил ей ничего подобного. Я и сам не понимал, что наделал каким был идиотом… Тебе-то приходится иметь дело лишь с малой толикой тех гадостей,

которые я могу выкинуть. Кстати, прошу прощения и за это.

— Тони, — возразила Мэгги, — я никогда не встречала людей, в которых не было нбиыч его

хорошего. Бывают плохие люди, но они не безнадежны. Я вижу надежду в том, что все когда-были детьми. Повзрослев, они могут дать только то, что имеют, и все их поступки имеют свои

причины, хотя не всегда очевидные даже для них. Иногда выявить причину непросто, но всегда есть.

— Ну да, я и сам начинаю кое-что осознавать, — согласился Тони, и Мэгги из сострадания

не стала развивать эту тему.

Они посидели молча, погрузившись каждый в свои мысли. Мэгги первой нарушила

молчание:

— Так значит, их визит для тебя сюрприз?

— Вся наша жизнь — сплошной сюрприз. Ты, наверное, любишь сюрпризы?

— Зря ты говоришь об этом так пренебрежительно. Сюрпризы напоминают человеку, что не Господь Бог.

— Интересно! — воскликнул Тони. — Напомни мне как-нибудь, чтобы я рассказал тебе разговоре с… Не важно. — Мэгги ждала продолжения. — Пока Кларенс не сказал нам Джейке, я не имел представления, что он живет где-то недалеко. Когда я в последний слышал о нем, он обитал где-то в Колорадо. Лори и Анджела ненавидят меня, так что их визит

совершенно непонятен… — Тут он остановился, потому что ему пришло в голову логичное

объяснение. — Разве что, узнав, что я умираю, они приехали за наследством.

— С твоей стороны довольно безжалостно такое предполагать. Попахивает паранойей, ты находишь? Разве не могли они приехать потому, что ты сам им небезразличен?

Тони не ответил. Такая возможность не приходила ему в голову.

— Тони! Ты что, хочешь улизнуть и оставить меня здесь?

Их разговор навел Тони на мысль о том, что напрочь вылетело у него из головы в череде

событий последнего времени, и эта мысль сразила его.

— О боже! — воскликнул он чуть ли не в панике.

— Тише! — Восклицание было настолько громким, что Мэгги испугалась, как бы его не

услышали за пределами палаты. — В чем дело? Что с тобой?

— Мое завещание! — Тони обязательно принялся бы расхаживать по палате взад и вперед,

если бы мог. — Мэгги, я же изменил свое завещание как раз перед тем, как впасть в кому. совсем забыл об этом! Что я наделал!

— Успокойся, Тони! Что ты так расстроился? Ну, изменил и изменил. Это твое завещание.

— Мэгги, ты не понимаешь! Я был тогда настоящим параноиком и подонком, считал, что

весь мир ополчился против меня. Я слишком много выпил и…

— И что?

— Пойми, Мэгги, я был тогда не в своем уме!

— А сейчас ты в своем? — Она с трудом удержалась от смеха. — Что такого ты наделал,

чтобы так переживать?

— Я завещал все котам!

— Кому-кому? — Мэгги решила, что ослышалась.

— Котам! — повторил Тони. — Я составил новое завещание, решив оставить все какой-

нибудь благотворительной организации. Я открыл наугад «Гугл», и первой в списке оказалась

организация по защите животных.

— Но почему именно котам?

— Да глупость! Просто я всегда любил котов: они мастерски манипулируют людьми, и отождествлял себя с ними. Но главной причиной была злоба. Лори терпеть не может кошек. хотел показать всем фигу из могилы. Я знал, конечно, что не увижу, как люди это воспримут,

полагал, что хоть умру, испытывая удовлетворение.

— Тони, я люблю кошек, но это самый дурацкий поступок из всех, о которых я когда-либо

слышала, и к тому же один из самых жестоких и подлых, какие только можно вообразить.

— Да теперь я и сам понимаю, поверь. Я теперь не такой, как тогда, но… — простонал. — Просто невероятно, как я все испоганил.

— Тони, скажи мне в таком случае, — проговорила Мэгги, сдерживая бурлившее в ней

негодование, — зачем мы пришли сюда сегодня? Что тебе тут надо было? Вряд ли ты хотел

полюбоваться на свое прекрасное личико?

Тони к этому моменту уже сомневался в правильности своего решения излечить себя самого.

Ему вообще не хотелось распоряжаться судьбой больного, кем бы он ни был. Кто он такой,

чтобы решать столь важный вопрос, пусть даже в отношении самого себя? Попав туда, куда стремился, он понял, что чего-то недодумал. Иисус и Бабушка сказали ему, что он может

вылечить любого человека, но этот дар был очень обременителен и теперь представлялся скорее

проклятием. Оказавшись лицом к лицу с выбором, Тони растерялся. Перед ним возникали

образы телеевангелистов-целителей и карнавальных шоуменов. И что именно нужно сделать,

чтобы исцеление произошло? Надо было выяснить это заранее.

— Тони! — вывела его из задумчивости Мэгги.

— Прости, Мэгги. Я решаю один сложный вопрос. Ты не могла бы положить руку мне лоб?

— Тебе на лоб? А не хочешь, чтобы я тебя поцеловала и послала туда, откуда ты явился? спросила она с угрозой.

— Возможно, я это заслужил, но сделай, пожалуйста, как я прошу.

Мэгги решительно протянула руку и, положив ее Тони на лоб, ждала продолжения.

— Иисусе! — воскликнул он, не зная, что делать. Казалось, выбор простой: он должен жить.

Надо было многое исправить, и в первую очередь завещание.

— Это молитва или просто восклицание? — спросила Мэгги.

— Наверное, отчасти и то и другое, — признался Тони. Он решил прибегнуть к помощи

Мэгги. — Послушай, передо мной трудный выбор. Я пытаюсь найти правильное решение никак не могу это сделать.

— Хм… Объясни, что за выбор.

— Понимаешь, Бог сказал мне, что я могу излечить одного — только одного — человека, пришел сюда, чтобы излечить самого себя. Но я не уверен, что это будет справедливо.

— Что?! — Мэгги отдернула руку ото лба Тони, будто он ее укусил.

— Ну да, я понимаю… — начал Тони, подыскивая слова, чтобы объясниться.

В дверь постучали, и заглянула женщина в форме медсестры. Она стала оглядывать палату,

словно ожидала увидеть в ней кого-то еще, кроме Мэгги. Мэгги застыла на месте, держа надо лбом больного — вряд ли удачный жест в данной ситуации.

— Здесь… все в порядке? — спросила медсестра, приподняв одну бровь.

Мэгги опустила руку как можно естественнее.

— Да! В полном порядке! Нам здесь просто замечательно. — Мэгги с улыбкой чуть отошла

от кровати, чтобы успокоить медсестру. — Мы… — Она прокашлялась. — Я вот навестила

своего старого друга, и вы, вероятно, услышали, как я… это… молилась за него.

— Так мы уже старые друзья? — не удержался Тони.

Сестра еще раз обвела взглядом палату, чтобы убедиться, что все на своем месте, улыбнулась

Мэгги сочувственной улыбкой и кивнула:

— Вы заканчиваете? Там к больному пришли еще посетители, и я должна сказать им, когда

смогу их впустить.

— Да я, собственно, уже закончила, — сказала Мэгги.

— Нет, мы не закончили! — вмешался Тони.

— Нет, мы закончили, — отрезала Мэгги и поспешила объяснить медсестре: — Я имею виду, мы с Богом закончили то, для чего он послал меня сюда. Молиться, в общем-то, можно угодно и когда угодно, и если другие ждут, то я уйду, а они пусть заходят. Я могу навестить

больного в другое время.

Медсестра застыла с нерешительным видом в дверях, затем распахнула их и посторонилась,

пропуская Мэгги.

Выйдя в коридор, Мэгги тихо пробормотала сквозь зубы:

— Господи, прости меня, что я солгала насчет молитвы!

— Мэм?.. — Медсестра Ушки-На-Макушке тихо следовала по пятам Мэгги — очевидно,

желая проследить, чтобы эта странная женщина не выкинула чего-нибудь.

Мэгги закатила глаза и с улыбкой обернулась к сестре:

— Все молюсь… да, молюсь, — объяснила она шепотом, — такая уж привычка. Спасибо большое за участие. Я пойду.

Она направилась к выходу из отделения, где дежурная записывала двух посетителей журнал. Посетителями были привлекательная женщина в облегающем костюме и мужчина,

одетый, как принято на Северо-Западе: джинсы, флисовая куртка, а сверху еще ветровка. очевидно, говорили о Мэгги, так как смотрели и указывали на нее.

— Не верю своим глазам! — пробормотал Тони со страхом. — Это Лори и Джейк. Я уже

много лет их не видел. И что теперь делать?

— Мэгги? Вы ведь Мэгги? — Джек подошел к ней и дружески обнял. — Я очень рад, что

встретился с вами. — Он сделал шаг назад и улыбнулся. Это была искренняя дружеская улыбка,

на которую трудно было не ответить тем же.

— Джейк, я тоже рада познакомиться с вами. — Мэгги повернулась к подошедшей женщине,

которая выглядела очень эффектно. — А вы, наверное, Лори? Если бы… если бы Тони знал, вы пришли навестить его, для него это был бы… большой и замечательный сюрприз.

— Ох, пожал-ста! — простонал Тони.

Лори взяла Мэгги за руку и пожала ее в знак благодарности.

Тони чувствовал, что и Лори, и Джейк сразу понравились Мэгги.

— Я пропал, — простонал он. Мэгги не обращала внимания на его нытье.

— Что касается сюрприза, то тут вы, наверное, правы! — рассмеялась Лори. Ее оживленное

лицо все светилось. — Последние несколько лет мы общались исключительно через адвокатов.

Наверное, только благодаря этому нам удалось расстаться цивилизованно. Он наверняка

рассказывал вам обо мне всякие ужасы.

— Вовсе нет, — возразила Мэгги. — Он вообще не любит говорить о своих личных делах семье. — Она заметила, что Джейк удрученно потупился, и быстро добавила: — Но в последнее

время наметились перемены. Он даже признался, что вел себя с людьми безобразно, отталкивал

их…

— Ну, хватит, хватит, — вмешался Тони. — Я думаю, это они и так знают.

— Понимаете, — невозмутимо продолжала Мэгги, — я думаю, отчасти тут была виновата

опухоль. Я медсестра и немного разбираюсь в таких вещах. У людей с опухолью бывает

искаженное восприятие и самих себя, и других.

— Если это так, — заметила Лори с горечью, — значит, опухоль появилась у него много лет

назад. Мне кажется, все началось после смерти Габриэля.

— Габриэля? — переспросила Мэгги.

В глазах Лори появилось испуганно-участливое выражение, сменившееся покорным.

— Я вижу, Тони не рассказывал вам о Гейбе. Ну да, неудивительно. Это всегда была

запретная тема.

— Простите, — Мэгги взяла Лори за локоть, — я действительно ничего не знаю об этом, если это слишком личная тема, вам не обязательно мне рассказывать.

— Нет, думаю, лучше, если вы будете знать. Это был самый тяжелый период в моей жизни —

в нашей с ним жизни. Воспоминания об этом стали для меня со временем чем-то бесконечно

дорогим, а для Тони, я думаю, это было крушение, от которого он так и не смог оправиться. По щеке Лори скатилась слеза, и она быстро смахнула ее. — Гейб был нашим первенцем, и Тони это был свет в окошке. Мальчик жаловался на боли в животике, мучился, и когда ему

исполнилось пять лет, мы решили показать его врачу. Обследование выявило опухоль в печени.

Оказалось, что у него редкий вид рака. Уже вовсю пошли метастазы, и ничего нельзя было

сделать, только смотреть, как он угасает. Ужасно. Но вы медсестра, вы знаете, как это бывает.

— Да, дорогая, — ответила Мэгги, обняв Лори. — Я работаю в детском онкологическом

отделении, так что действительно знаю. Я очень сочувствую вам.

Помолчав, Лори слегка отстранилась, достала из сумочки платок и вытерла глаза.

— Как бы то ни было, — продолжила она, — но Тони, я думаю, винил в этом себя, хотя

теперь это кажется глупым. Винил он и меня. У Габриэля при рождении был очень маленький

вес, что, как считают, может способствовать развитию рака, и ответственность за это в какой-степени лежит на мне. Он обвинял также врачей и, разумеется, Бога. Я какое-то время тоже