Расширение социальной единицы

Если терапевт рассматривает своих коллег-прфессионалов как часть проблемы, уже одно это вызывает беспокойство, но проблема может быть еще шире. Когда мальчик отказывается ходить в школу, его поведение можно определить как терапевтическую проблему. От терапевта ожидают, что он повлияет на ситуацию в семье и школе и сделает так, чтобы ребенок начал вести себя хорошо. Это довольно распространенная проблема. Но предположим, что эта школа находится в трущобах, и она настолько плохая, что терапевт может только одобрить нежелание молодого человека тратить время впустую. Таким образом, проблема не только в прогулах ребенка, но и в плохой школе. Если терапевт включает сюда и школу, то грань между терапией и социальной или политической деятельностью размывается.

Если терапевт начнет рассматривать проблему с социальной точки зрения, то ему трудно будет ограничить свое мышление только ребенком или школой, не включая сюда экономическую систему и социальные условия, в которых существует такая школа. Мальчик, отказывающийся ходить в школу, может реагировать на плохую школу или на проблемную семью. Но в чем бы ни заключалась проблема, она неотделима от того факта, что из-за экономической системы отец может быть хронически безработным, а мать может получать пособие на ребенка, что ведет к искажению семейной организации. Является ли терапевтической проблемой не только отдельная семья, плохая компания или школа, но и общество в целом? Хотя это очевидно, когда речь идет о бедных, но эти вопросы возникают и когда терапевт имеет дело с людьми из более обеспеченных слоев. Депрессия у женщины сама по себе может считаться проблемой, но терапевт может учесть и тот факт, что она жена администратора корпорации, который постоянно перевозит семью с места на место, чтобы не отстать в конкурентной борьбе.

Куда идешь, терапевт?

В попытках справиться с социальными проблемами терапевт может впадать в крайности. Он может относиться к проблеме, как будто она на самом деле заключается в искаженном восприятии и интересоваться фантазиями клиента по поводу его социальной ситуации. Такой узкий подход уже больше не приемлем. Терапевт может впасть в другую крайность и определять все проблемы как экономические и культурные. Но тогда он должен становиться революционером, чтобы решить каждую проблему. Такой подход кажется непрактичным. Во-первых, терапевт должен иметь доказательства того, что в результате революции эта проблема будет решена в обществе, а во-вторых, клиенту придется жить в страдании, в ожидании, пока терапевт организует революцию.

Тема радикализма стала актуальной в 60-е годы, когда терапевтов послали в трущобы, в психиатрические больницы, наполненные черными бедняками. Эти терапевты оказались пойманными между двумя крайними позициями. Если терапевт помогал семье справиться с проблемой, то радикалы обвиняли его в пустой трате времени, поскольку проблема на самом деле–в расистском обществе и безработице.

Те терапевты, которые переключались на более радикальные цели и пытались что-то сделать с расизмом и экономической системой, были беззащитны перед обвинениями в том, что они только разглагольствуют и не помогают ни одной семье в ее страданиях.

Задача терапевта не имеет легких решений. Какую бы радикальную позицию он ни занимал как гражданин, как терапевт он обязан определить, какую социальную единицу он может изменить, чтобы решить проблему, предъявленную клиентом. Война с психиатрическими больницами, судами и учреждениями социального обеспечения обычно не достигает целей терапии, хотя иногда она может быть необходима. Эффективность терапевта оценивается на основе результатов его терапии, а не на основе его нравственной позиции или справедливого негодования на общество, так как оно вносит свой вклад в проблемы клиентов. Самая полезная точка зрения для терапевта–считать, что в любой ситуации есть достаточно разнообразия, чтобы изменить ее к лучшему. Вместо того чтобы просто проклинать плохую школу, терапевт должен пойти в нее и найти там более подходящее место для ребенка, которого он пытается вернуть в школу.

Когда терапевт принимает идею, что проблемы клиента включают его социальное окружение, в том числе и самого терапевта, он должен всегда учитывать, в какие коалиции он вступает своими действиями. Ему следует продумать, не выступает ли он в роли агента социального контроля, чьей задачей является усмирение нарушителей спокойствия в обществе или семье. Решение проблем с этой точки зрения является не таким уж простым делом, как полагают некоторые модификаторы поведения. Бихевиоральная терапия сделала акцент на проблемах, она внесла в психотерапию большую точность, а также заботу о результатах. Однако у бихевиоральных терапевтов также существует тенденция определять проблему, не включая терапевта в социальную ситуацию. Например, если у ребенка бывают приступы раздражения, и терапевт придерживается теории кондиционирования, то он сосредоточится на проблеме приступов и использует процедуру кондиционирования, чтобы устранить проблемное поведение. И все же, на чьей стороне выступает терапевт в этом случае? С кем он вступает в коалицию и против кого? Терапевт, мыслящий в терминах социального контекста, считал бы приступы раздражения у ребенка реакцией на взаимоотношения, сложившиеся у него в настоящее время. Он также решил бы, учитывая иерархию, хочет ли он работать на родителей и формировать поведение ребенка по их желанию. В действительности, терапевт мог бы сосредоточиться на приступах раздражения в качестве проблемы, но если он мыслит в терминах последовательностей, он будет сознавать, что его действия касаются и родителей не меньше, чем ребенка. Такое же беспокойство вызывают любые коммуникации между терапевтом и одним из членов семьи, когда контекст игнорируется. Терапевт, привычно спасающий жен из подчиненного положения во взаимоотношениях с их мужьями, может иметь хорошие намерения, но не сознавать, как это отразится на семье в целом. Наивно спасая ребенка, жену или мужа, терапевт может перепутать свою личную моральную позицию с терапией и нанести семье вред.

Еще более очевидная дилемма встает перед терапевтом, когда он начинает осознавать, что является частью проблемы в ситуации социального контроля. С узкой точки зрения, терапевт может быть решает поведенческие проблемы пациентов беспокойной палаты, устанавливая режим «экономии симптомов» или используя другие подобные процедуры. Тем не менее, с организационной точки зрения, он присоединяется к администрации, превращая плохих пациентов в хороших для удобства персонала. Существует отчет о том, как несколько лет назад пациентка психиатрической больницы собирала в своей палате полотенца. Терапевт решил эту проблему парадоксально: он набил ее палату полотенцами до отказа, так что женщина не смогла в нее войти. Это вмешательство обычно описывают, не уточняя, заставило ли это пациентку вести себя лучше в палате или помогло ей вернуться к нормальной жизни в обществе. Как только терапевт начинает думать в терминах организации, он должен думать о себе, как о части социальной системы, которая является проблемой для клиента.

Терапевт, выбирающий проблемный подход, сталкивается не только с последствиями размышлений о своем месте социальной системы. Ему трудно найти место, где он может научиться терапии. Существует несколько программ, предлагающих обучение проблемному подходу с помощью бихевиоральных приемов. Другие программы, сильно отличающиеся от первых, предлагают обучение семейно-ориентированной терапии. Трудно найти место, где терапевт может научиться проблемному подходу, и в то же время, научиться думать о проблемах в социальном контексте. Назначение этой книги–обеспечить терапевтов способами формулирования проблем и способами вмешательства во взаимоотношения людей, чтобы решить их проблемы.