О ЧЕЛОВЕЧЕСКОМ ОБЛИЧЬИ

1. Красивое лицо — признак острого и хорошего ума, а грубое лицо — признак тупого разума. Насколько какой-нибудь народ превосходит [других] красотой, настолько же превосходит [их] и мудростью. Однако еще лучший признак — многообразие красоты, поскольку существуют некоторые народы, которые имеют достаточно красивый вид и обличье, но не отличаются особой мудростью, и у таких красота не разнообразна, а все кажутся на одно лицо, будто все [они] — сыновья одного отца. Таковы армяне, грузины и черкесы. К тому же нет у них ни пригожего языка, ни уменья, ни иных средств достижения мудрости.

2. У некоторых народов есть особенно красивые черты: так, у греков — глаза круглые, большие, искристые; испанцы — белотелы и черноволосы и имеют длинные усы. У французов, и немцев, и итальянцев также есть свои отличия, и они знамениты [своей] красотой.

А иные народы знамениты [своим] уродством. У татар — глаза маленькие и запавшие. У калмыков — плоские носы. Мавры — черны, как уголь, губы у них выворочены. Индейцы — черноволосы, плосконосы, безбороды. Самоеды — малы ростом, широколицы, с маленькими глазами, коротконоги, безбороды. Арабы — темнокожи, однако не дурны лицом, и поэтому они ни первые и ни последние по уму.

3. Наш народ не отличается ни особой красотой, ни особым безобразием. Никто из наших не выглядит таким безобразным, чтобы среди цыган, татар, самоедов, эфиопов, индейцев и сибирцев не нашлось многих более некрасивых и безобразных. И в то же время никто из нас не так красив, чтобы мог сравниться с красивейшими греками, итальянцами, испанцами, французами и немцами. Думаю, что мы уступаем в красоте сынам Яфета, но превосходим Хамово племя.

4. У нашего народа тело очень крупное и глаза бледно-голубые. Волосы не очень густые, ни совершенно черные и ни совершенно рыжие, а пепельные. Волосатых лиц ни у кого нет, и поэтому густые и большие бороды у нас в почете, ибо кажутся [они] редкими.

А испанцы и итальянцы не ценят бород, а бреют их, ибо там каждый крестьянин имел бы прегустую и большую бороду, если бы ее отращивал. У немцев бороды бывают совершенно разными, ибо растут у них бороды густые и редкие, длинные и короткие, черные и рыжие, и поэтому немцы носят бороду по-разному: эти бреют побольше, те — поменьше, иные — стригут, иные — отращивают. Так бы подобало делать и нашим людям, по крайней мере воинам.

5. У некоторых народов голоса бывают совершенными: совершенно тонкими и высокими и звучными или совершенно густыми и низкими. А у нашего народа нет таких совершенных голосов — ни особенно тонких, ни чрезвычайно густых. Голоса [у нас] средние, именуемые тенорами, достаточно мягкие и приятные, однако же слабые и не слышные издалека.

6. Из всего этого мы узнаем, что занимаем скромное и среднее место, так как по уму и по сердечной силе мы не первые и не последние из народов. И поэтому, если придется нам иметь дело с народами, которые хуже нас и уступают нам в уме и в силе, мы можем положиться на Бога и на Божий дар, щедро ниспосланный нам, и смело и ловко действовать против них. Если же будут у нас дела с народами умнее нашего, тогда против их мудрости, и хитрости, и силы мы должны выставить нашу великую осторожность и всяческую заботу и должны всегда считаться со временем: не дать перехитрить себя, а уметь пользоваться удобным временем.

Средний ум при большой заботливости и средняя сила при большой осторожности намного лучше, чем искуснейший ум и сила при меньшей заботливости и при распущенной и неосмотрительной жизни.

Раздел 5

О ЯЗЫКЕ ИЛИ О РЕЧИ

1. Совершенство языка — самое необходимое орудие мудрости и едва ли не главный ее признак. Чем лучше язык какого-либо народа, тем успешнее и удачнее занимается он ремеслами и разными искусствами и промыслами. Обилие слов и легкость произношения очень помогают созданию мудрых планов и более удачному осуществлению разных мирных и ратных дел.

Среди немцев есть очень много таких, которые хорошо знают греческий и латинский язык, [да] и сама немецкая речь очень богата словами и удобна для всяческих рассуждений, а для песен и рассказов пригодна невероятно, и поэтому неудивительно, что немцы превосходят в искусствах все народы.

2. Некоторые языки имеют разные преимущества: на одних говорить очень легко, на других — быстро, иные — подходят для песен и стихов. Некоторые [языки] имеют громкое и резкое произношение, как [например] турецкий и венгерский, и эта звучность [речи] воодушевляет воинов.

Наш язык беден всеми этими свойствами и добрыми качествами. Не вижу я в нем ничего, что было бы достойно похвалы, настолько он скуден, несовершенен, свистящ или неприятен на слух, испорчен, необработан и во всех отношениях беден. И таковы все наречия нашего языка: русское, польское, чешское, болгарское, сербское и хорватское.

3. Ибо мы не имеем названий для искусств и наук, для приказов и вещей военных, для городских приказов, для добродетелей и пороков. И нет у нас некоторых необходимых частиц, именуемых в грамматике предлогами, наречиями, союзами и междометиями.

В иных языках есть множество обидных слов, проклятий, ругательств. Счастье нашего языка в том, что в нем нет никаких обидных и ругательных слов, вошедших в обиход, кроме «материн сын». Но это не потому, что наш народ избегает дурных слов, а происходит это из-за бедности языка.

Наш язык менее всех прочих пригоден для песен, стихов, музыки или для всякой складной или поэтической речи и пения.

Есть в нашем языке и разные иные пороки, недостатки, искажения и трудности, о которых не место здесь говорить, а сказано об этом в грамматике . Там же доказывается и то, что при переводе церковных книг наш язык был окончательно испорчен и выбит из своей колеи.

4. Вследствие вышеуказанной красоты, и величия, и богатства иных языков и вследствие недостатков нашей речи мы, славяне, рядом с иными народами — словно немой человек на пиру. Ибо мы не способны ни к каким более благородным замыслам, никаких государственных либо иных мудрых разговоров вести не можем. Поэтому многие наши люди, если они научатся какому-нибудь чужому языку и если живут в чужих странах, скрывают свое происхождение и притворяются, что они не славяне, ибо стыдятся этого имени.

Поляки много хвастают и превозносят свою вольность, но ведь я видел таких, которые лгали, будто они пруссаки, и скрывали, что они поляки.

5. Итак, мы должны добиться исправления и улучшения нашего языка, чтобы мы могли уберечь себя от дурной славы и успешнее заниматься науками и всякими государственными делами. И уж по крайней мере для военных вещей надо было бы изобрести свои собственные подобающие выражения, ибо ловкость и храбрость воинов возрастает, если на своем, а не на чужом языке говорят о военных вещах.

6. Письмо наше тоже столь грубо и неправильно, что всегда до сих пор было неудобно для изучения наук. И я считаю, что никто вовек не сможет настолько его исправить и привести в порядок, чтобы мы могли на нем быстро, красиво и изящно что-либо написать. Поэтому те наши люди, которые хотят изучить какие-либо древние летописи или какие-либо науки, должны, в конце концов, научиться какому-либо иному языку и письму.

Раздел 6

О ПОКРОЕ ОДЕЖДЫ

1. По пяти причинам люди делают и носят одежду или платье: для прикрытия наготы человеческого тела; для защиты от холода и воды, грязи, ветра, зноя, пыли, мух; для возвышения своего достоинства, внушительности; для защиты от оружия и для устрашения врагов; для убранства или украшения тела.

2. Четыре качества отличают хорошую одежду: пригодность, доступность, долговечность и легкость. Одежда пригодна, если она годится для того, о чем было выше сказано. Доступна та [одежда], какую можно купить за небольшую цену. Долговечна — если не скоро порвется. Легка — если не очень стесняет тело и не мешает его движениям.

3. У испанцев бывают некие игрища, и на них [существует] такой обычай: юноши, пришедшие на состязания, получают разные награды за разные победы. А среди иных есть одна награда, которая дается тому, кто лучше всех одет, то есть окажется самым нарядным и самым красивым на площади, но при этом истратит на одежду меньше денег, нежели остальные. Поэтому юноши соперничают не богатством, а умом: кто бы смог выдумать одежду покрасивее.

Однако они придумывают игральные и легкомысленные одежды для игр, а мы должны также подумать о серьезной и пристойной одежде, чтобы она была и дешевой и ко всему пригодной.

4. Все, что есть на свете, все это — плотский соблазн и прельщение, говорит Иоанн Апостол (I послание Иоанна, гл. 2). Соблазн для глаз — тело красивое, блеск самоцветов и руд и краски.

Люди любят красоту в других и сами хотят считаться красивыми. Поэтому они наряжаются, как только могут, и, справляя одежду, больше смотрят на [ее] вид или красоту, нежели на необходимость, пригодность, пристойность или что-нибудь иное.

5. А еще удивительнее то, что вещи, которые особенно необходимы и полезны для существования, как, например, хлеб, вода, дерево, железо, большей частью бывают самыми дешевыми. А те, что не нужны, не полезны и ни на что не годны (разве только на то, чтобы порадовать глаз или приласкать взгляд) — за такие вещи люди платят дороже всего и отдают за них чуть ли не зеницу ока. Целые села и целые вотчины дают за одну жемчужину или за один блестящий камешек; к тому же им требуется еще и золото, шелк, краски и дорогие меха, и из-за этих вещей они делают непосильные расходы. По этой причине королевство опустошается, и все наше богатство переходит к другим народам.

Следовательно, великое благо содеял бы (и награду самого нарядного заслужил бы) тот, кто бы придумал для нашего народа такую одежду, которая и украшала бы самим [своим] видом, и была бы дешевой.

6. Вопрос: какова одежда славян? Ответ: царь [Константин] Багрянородный в своих книгах называет на своем языке сербов «сервули», а «сервул» в латинском языке означает «служка» или «молодой раб». Насмехаясь, он пишет так: сервулям (то есть сербам) имя чревли дано, де, но «чревлям» оттого, что они носят бедную и невысокую обувь. Ибо они носят кусок сырой кожи, привязанный веревкой к ногам, и называют это «чревли» и «опанки», так же как русские из лыка плетут свои лапти. И та, и другая обувь худа и грязна в сырую погоду. Мы продаем много кожи другим народам, а сами ходим босыми.

Штаны весь народ носит тесные и длинные, и из-за того, что они тесны, они быстро продираются на коленях.

Русские носят одежды тесные и длинные, до самых пят, и ходят в них, будто зашитые в каких-то мешках. Такие одежды не имеют никаких достоинств.

Ходят же в этих мешках без пояса и кажутся полуголыми. Длинные, тесные и неподпоясанные платья показывают их женскую изнеженность и расслабленность.

Носят платки в шапках и легко их теряют. Ножи, письма и разные мелкие вещи хранят за голенищами, что выглядит смешным и неудобным. Деньги суют в рот, и это гнусно, ибо деньги проходят через множество нечистых рук. А делают все это по необходимости, ибо из-за узости их платьев и штанов им негде устроить хороших [и] подобающих карманов.

Соболий мех ценится дороже овечьего не по какой иной причине, а лишь из-за красоты. Турки, греки, поляки носят этот мех на шапках и на воротниках своих платьев, чтобы [он] был виден снаружи и украшал [их]. А русские люди, даже низшего сословия, подбивают соболями целые шапки и целые шубы, но так неудачно, что снаружи ничего не видно, и таким образом они делают большие расходы совершенно всуе, поскольку эта отделка остается скрытой и нисколько [их] не красит.

А что можно выдумать нелепее того, что даже черные люди и крестьяне носят рубахи, шитые золотом и жемчугом? Это не только убыточно, но и явно глупо и смешно, когда сельский холоп носит золото и оно скрыто под платьем.

Шапки, однорядки и воротники украшают нашивками, твезами , шариками, завязками, шнурами из жемчуга, золота и шелка. Ткани покупают только такие, которые вымочены в цветной краске. И все это делают по необходимости, ибо шапки, однорядки и воротники из-за безобразного вида или покроя суть безобразны, и если бы не были украшены этой отделкой и сшиты не из цветных, а из серых тканей, то были бы совсем безобразными и ничего бы не стоили.

Оттого-то, как мы видим, и немцы, когда одеваются по-своему, то все носят серые платья, а когда облачаются в русскую одежду, то уж никогда не пользуются серыми, а только цветными тканями, ибо иначе тот, кто был бы одет по-русски, а ходил в сером платье, не отличался бы от деревенского мужика.

У других народов жемчуг — женское украшение и стыдно было бы мужчине украситься жемчугом. А наши люди это женское и чужеземное украшение без [всякой] меры нашивают на шапки и на воротники. А [наши] домашние украшения — собольи меха — будто бы стыдясь, скрывают под одеждой, чтобы их не было видно.

Русские женщины носят очень узкие рукава из дорогого полотна, слишком и преглупо длинные, ибо когда их натягивают на руки, то не видно, длинны они или коротки, а из-за узости [они] тут же рвутся.

Пришивают на животе большие серебряные шнуры, которые кажутся более подходящими для конского, нежели для женского наряда. Носят шапки с четырьмя рогами — право противно [на них] смотреть. А некоторые женщины повязывают пояс под животом, а остальные ходят без пояса и без всякой подпояски: и то и другое для женщин очень непристойно, ибо заметны бывают те части тела, которые следовало бы получше прикрывать.

Дума об одежде

Одежда народов — разная, однако почти всю ее можно отнести к двум видам или разделить на две части. Один покрой — восточный, который принят у персов, греков, славян, татар, турок, венгров. Другой покрой — западный, который принят у немцев, французов и иных. Оба эти покроя различным образом изменяются: кое-где к лучшему, кое-где к худшему. Так что нельзя прямо и во всем похвалить одежду ни у одного народа, поскольку своевольные, неразумные люди часто [ее] изменяют. Но скорее следовало бы выбрать и взять из каждого покроя то, что окажется лучшим и более разумным, и скроить такую одежду, которая была бы наиболее пригодной для этой нашей страны.

2. Восточные и западные иноки носят просторное платье. Почему? Потому, что оно прибавляет человеку чести и достоинства. А в тесной одежде человек кажется слабым и незначительным и нагота его плохо прикрыта, так что чересчур видны его члены: толщина или неуклюжесть рук и тела, выпирающие плечи, живот и толстое мясо, и все это — некрасиво.

Если человек, облаченный в тесную одежду, придет на сборище людей, носящих просторное платье, ему станет стыдно и как-то боязно, будто бы он что-то украл, ибо знает [он], что нагота его плохо прикрыта и он кажется нагим среди одетых. Так бывает с венгром, когда он придет к немцам.

А пристойно свободное и нарядное платье прибавляет [людям] красоту и достоинство. Так, если итальянец, немец, испанец окажется среди множества венгров или наших людей, он, как лев, движет всем телом свободно и ловко. А ведь его одежда обходится намного дешевле нашего или венгерского тесного платья, ибо для нее не нужны ни краски, ни отделка, как для нашей.

3. Итак, мужская мирская одежда не должна быть ни слишком длинной, ни слишком короткой, ни слишком широкой, ни слишком узкой, а среднего размера и удобной для употребления. Обличье невозможно описать словами. Однако мы здесь немного поразмыслим о четырех вышеупомянутых качествах одежды, то есть о легкости, долговечности, дешевизне и пригодности.

4. Одежда должна быть легкой, чтобы [она] не мешала и не стесняла движений тела. Немецкие сапоги своей шириной мешают ходьбе. А русские платья и рукава из-за узости [своей] так стягивают руки, что человек с трудом может умыть лицо и с трудом одеться и не может ни бегать, ни удобно сидеть на коне, раздвинув ноги, а торчит, словно пень к седлу привязан.

5. Платье будет долговечным, если будет в меру просторным и нарядно скроенным. У русских, хорватов и венгров ты увидишь новое платье с разодранными рукавами, ибо рукава из-за [их] тесноты легко лопаются на локтях. А у итальянцев просторные рукава держатся так же долго, как и все платье. Там же есть обычай пришивать к платью рукава из другого материала или [другого] цвета, и для их одежды это очень подходит, но для нашей не годилось бы. Крыляки (или крылатые шляпы) и плащи очень удобны: они долговечны и сберегают для дома немало денег. Они очень полезны воинам. Очень выгодно вместо длинных штанов носить короткие штаны и чулки, ибо при одной паре таких штанов могут порваться две или три пары чулок, а не все сразу.

6. Дешевизна тоже зависит от хорошего обличья. На западных платьях более разумного покроя нет ни пуговиц, сделанных из золота и драгоценных камней, ни длинных поперечин с пуговицами, ни золотых твезов , ни шнуров, ни шелковых и золотых кистей, ни жемчужных нашивок, и, однако, ведь [эти платья] очень красивы и нарядны, и мужи в них выглядят достойно.

Испанцы, и итальянцы, и все более почтенные немцы носят одни лишь черные и серые платья. А цветные ткани они используют лишь для церковных нужд, для женских нарядов и для иных надобностей, [но] не для мужской одежды. А наши платья, если не имеют всей упомянутой отделки и расцветок, недостойны благородных людей. На то, что у нас один боярин по необходимости должен тратить на свое платье, оделись бы в указанных странах трое князей. Там бояре, князья и сами короли воздерживаются от этих украшений и носят простое платье не из иноческого уничижения и не из пренебрежения к миру, а из-за того, что обличье их одежды не требует цветных тканей, мехов, жемчуга, драгоценных камней, нашивок, твезов и кистей. Если бы кто-нибудь вырядился в цветное платье (разве что во время свадьбы или на войне), [он] проявил бы легкомыслие и был бы сочтен смешным. А у нас и крестьяне должны свои рубахи расшивать золотом, чего в других местах и короли не делают.

7. Пригодность одежды тоже зависит от разумного обличья или покроя: тесное платье плохо помогает прикрытию наготы и стыда, защите от холода и от зноя, достоинству и важности, устрашению врагов и украшению тела.

Немцы переносят крутые морозы без шуб, а мы, если не будем с головы до пят одеты в шубы, не можем жить. И сами немцы, одев наше платье, не могут переносить мороз без шубы. Почему это так? Несомненно, виновен в этом покрой одежды.

Таким образом, только покрой [одежды] — главная причина, которая делает платье красивым, нарядным, изящным, дешевым, достойным и для всего удобным. А мы из-за негодного, неумелого, уродливого покроя бываем вынуждены во всяких самых дорогих и в совершенно женских украшениях искать красоты и нарядности.

8. Немцы, итальянцы, испанцы живут в более теплых и солнечных странах, нежели мы, и однако их платье разумно скроено для защиты от холода, дождя, грязи и ветра. А мы, живущие в холодных странах, носим одежду, бесполезную в непогоду.

Эти же упомянутые народы имеют в своих странах шелк, шерсть, краски, золото и всякие украшения, кроме жемчуга и драгоценных камней. И [то] чего им не хватает, [они] сами привозят из Индии. А у нас. ничего из этих вещей нет, и привезти их мы не умеем, но приходится считать благом то, что они нам дают, и мы должны платить столько, сколько они у нас запросят. Однако покупаем мы у них всякие наряды и украшения и отдаем за них зеницу ока нашего, и лишь покрою одежды (от которого более всего зависит красота) мы не хотим у них научиться и даром.

А те народы лицом и телом красивее нас и, однако, любят такой строй [одежды], который сам по себе (без искусственных украшений) придает красоту и достоинство. А мы, коим гораздо более нужны добавочные средства для сокрытия грубости нашего облика, любим одежду, которая без искусных и дорогих украшений никуда не годится.

9. Чужеземцы видят все это и считают нас неразумными людьми, поскольку мы носим столь неудобную одежду, и потому пренебрегают нами и ни во что не ставят.

Сердце мое разрывалось от жалости, когда в некоем городе я видел, как послы царского величества ехали к ответу, разукрашенные жемчугом и другими драгоценностями, и, однако, в своих тесных платьях они вовсе не могли иметь величественного вида, и люди смотрели на них не с удивлением, а скорее с сожалением.

10. Венеция и некоторые другие города-республики имеют [особые] законы об одежде, которыми определяется, сколько денег дозволено тратить людям боярского сословия на свою одежду, и запрещается людям низших сословий носить шелк, жемчуг, золото и тому подобное. А в королевствах или в самовладствах такие законы непригодны. Нам не нужны законы об одежде, а гораздо больше нужна хорошая форма [одежды].

У спартанцев был закон, по которому одним только блудницам разрешалось носить цветное платье и золотые украшения (Paedagogi, кн. 2, гл. 10). 11. Итак. по-видимому, это дело насчет одежды ч достойно заботы и высоких дум короля: пусть поразмыслит, кто бы мог придумать покрой одежды, наиболее подходящий для всяких нужд и потребностей. Ибо то, что будет безрассудно придумано ничтожными простолюдинами, портными и своевольными юношами, со временем войдет в обычай у людей, и тогда властели5 сами короли вынуждены будут этому следовать. Это никуда не годится, но, напротив, как в остальных делах, так и в этом низшие люди должны следовать обычаю высших лиц и верховной власти.

12. А это королевское решение можно провести в жизнь так. Пусть новая одежда будет испытана на каком-нибудь из полков государевых стрельцов. И это на свете не новость, что королевские стражники носят платье, отличающееся от общего. У турок янычары носят удивительные шапки. У остальных европейских королей телохранители государя носят платья, отличающиеся от одежды всего народа не столько цветом, сколько покроем. И эта вещь весьма достойна королей, потому что умножает [их] величие, честь и достоинство и сокращает расходы, ибо если покрой одежды [стражников] не отличается от общего, то стражникам приходится пользоваться более дорогими украшениями, а если у них особая форма, то королевское войско распознают и без украшений, и [оно] сохраняет свое достоинство.

Позвать портных из разных стран и велеть им показать все свои покрои.

Кроме уничтожения вредного обычая (по которому наихудшие простолюдины носят жемчуг), хорошо было бы, чтобы жемчуг носили одни лишь царские стражники на платьях, которые им будут выданы из казны, и чтобы сами правители пренебрегали жемчугом и не употребляли ни жемчуга, ни [шитых] воротников, ни драгоценных камней.

13. Пресьян, король болгарский (как о нем говорится в сказании), дважды в год собирал своих бояр на угощение — один раз летом, а другой раз зимой и облачался тогда в платья, в коих не было ничего чужого или иноземного, но были [эти] платья искусно и красиво сделаны из местной шерсти, и из льна, и из кожи, и из других местных материалов. И тем [самым] король убеждал своих бояр, чтобы они не пренебрегали платьем, которое они видели на своем короле. А на большие праздники и для [приемов] чужеземных послов бояре облачались в иноземные платья, но жемчуга и золота не носили.

Царь Август (как о нем пишет Светоний) не носил иного платья, кроме отечественного, сшитого [ему] женой, сестрой и дочерью, и его челядью, и во всей своей остальной одежде соблюдал большую скромность: не было [у него] ничего королевского, а все недорогое и подобное одежде всех граждан.

Литовец Ягайло, король польский, никогда не носил никаких иных мехов, кроме овчин.

Эти примеры я привел скорее для назидания, нежели для подражания. Нам было бы достаточно добиться, чтобы [у нас] дома обрабатывались всяческими способами всякие кожи, и чтобы люди носили платья из них, и чтобы красили овечьи шкуры, и чтобы всякий материал обрабатывался бы дома, как было сказано в I части.

[Шитые] воротники не украшают, а скорее уродуют человека. Жемчуг — женское украшение и непристоен для мужчин.

А в особенности следовало бы запретить простым людям употреблять шелк, золотую пряжу и дорогие алые ткани, чтобы боярское сословие различалось от простых людей. Ибо никуда не гоже, чтобы ничтожный писец ходил в одинаковом платье со знатным боярином.

14. Если кто скажет: не подобает нарушать старый обычай, то мы ему ответим: не годится сохранять старые заблуждения. А особенно такие заблуждения, из-за которых мы должны нести несметные расходы, и все наше богатство уходит к чужеземцам, а королевство [наше] лишается наилучших земных плодов, и мы сами не можем пользоваться теми плодами, которые земля наша богато родит.

15. Если ничего иного не удастся обновить, то надо по крайней мере попробовать исправить дела в войске и дать воинам такую одежду, коя бы сделала их крепче, проворнее и лучше защищала бы их от холода и от воды. Ибо эта страна — одна из самых чрезмерно холодных, дождливых и болотистых стран, а одежда наша среди [всех] иных, известных нам одежд меньше всего полезна при холоде, дожде и грязи. Или же скажем обо всем [этом] одним словом: если бы кто-нибудь нарочно и намеренно захотел придумать дурную и ни на что не годную, некрасивую, дорогую, непрочную, смешную и ни в коей мере не подходящую для этой нашей страны одежду, не мог бы он придумать ничего иного, нежели то, что носят ныне на Руси.

16. Кто не верит, что эта наша одежда кажется всем иным народам некрасивой, пусть посмотрит на некие листы, на коих напечатаны короли разных народов, верхом и на конях, и сравнит красоту и достоинство русского платья и остальных.

Поистине надо или исправить эту безобразнейшую одежду, или вовеки не отправлять послов к иным европейским правителям, или давать послам из казны одежду иного покроя, если мы хотим сохранить уважение народов. Но об этом скажем побольше в разделе о послах.

17. Александр, завоевав Персидскую и Мидийскую земли и рассмотрев одежду этих народов, мидийскую одежду принять не захотел, а персидскую принял как более дешевую и удобную и из персидского и македонского покроев [одежды] сделал третий, смешанный, покрой. Ибо он как король и политик хотел привлечь [к себе] тех людей, которых победил силой оружия, и добиться их приязни, чтобы они лучше соблюдали верность и к тому же чтобы показать, что не король должен просить у подданных образцы одежды, а подданные у короля. И поскольку он был философом, он хотел оказать людям это благодеяние, чтобы одежда была для них полезной в том отношении, в каком она должна быть полезной.

Люди, которые охотятся на зверей (как пишет Плутарх), облачаются в оленьи шкуры, а те, кто охотятся на птиц, носят платья из перьев. Так же и тот великий король, желая приручить непокоренные народы, ублажал и утешал их с помощью [их] домашней одежды. И безрассудные люди упрекают его за это вместо того, чтобы дивиться [его] мудрости.

Раздел 7

О НРАВАХ И О НЕУМЕЛОСТИ НАШЕЙ И [О ТОМ], КАК СУДЯТ О НАС ДРУГИЕ НАРОДЫ

Разговор Бориса с Хервоем

1. Борис: Я, брат Хервой, часто думаю о несчастном положении всего нашего народа славянского, который, как ты знаешь, состоит из шести племен: русских, поляков, чехов, болгар, сербов и хорватов, и размышляю о том, каким образом мы стали посмешищем для всех народов, из коих одни нас люто обижают, иные — высокомерно презирают, иные — объедают [нас] и пожирают наши богатства у нас на глазах и — что печальнее всего — ругают, порочат, и ненавидят нас, и называют нас варварами, и считают нас скорее скотами, нежели людьми.

2. Хервой: Первая причина, по которой мы подвергаемся презрению, пренебрежению и поруганию [со стороны других] народов, — это наше невежество и наше неуважение к наукам, а вторая причина — наше чужебесие или глупость, из-за которой [мы] терпим, что чужеземцы властвуют над нами, и обманывают нас всеми способами, и делают с нами все, что они хотят. Именно из-за этого, а не из-за чего иного нас называют варварами.

Борис: Хотел бы я знать, что они имеют в виду, называя нас варварами.

3. Хервой: О Борис, имеют они в виду все дурное, что только можно себе представить. Однако, чтобы лучше понять, можешь разделить это на три части:

Во-первых, варварами называются народы дикие, лесные, зверские, не имеющие ни домов, ни хлеба, ни соли, вроде некоторых сибирских народов, калмыков и иных. Варварами называют также сыроедов, самоедов или людоедов и тех, кто не ведает Бога, вроде индейского народа — бразильцев, которые ходят голыми и поедают друг друга и в языке которых даже нет тех трех букв: R, Z, F, с коих начинаются следующие три латинских слова: Rex, Lex, Fides (король, закон, вера), ибо нет у этих людей ни государя, ни закона, ни веры либо познания Бога.

Во-вторых, варварами называются люди, таящие в себе какие-либо особенные пороки, скверны и недостатки и способные на всякое зло, то есть жестокие вымогатели, насильники и грабители, беспощадные кровопийцы, лютые мучители, ядовитые хитрецы, коварные обманщики, бездушные [и] безбожные клятвопреступники, нечестивые еретики и те, кои ничего не думают о грядущей жизни, и не боятся Бога, и не стыдятся людей.

В-третьих, варварами считаются неумелые народы, которые не знают ни благородных наук (или политических и философских знаний), ни главнейших рукодельных искусств. И те, кто ленивы, нерадивы, беспечны, неискусны и из-за леноети бедны, и [те], кто заботятся лишь о нынешнем дне и не предвидят будущего. Цицерон писал о таких:

«Жить со дня на день — варварский обычай, а мы в своих решениях должны иметь в виду вечность». И те, кои легко дают себя перехитрить и обмануть и на коих чужеземцы могут ездить, как хотят.

Знай же, Борис, что европейцы из всех христианских народов считают варварами два народа:

нас, славян, и венгров. И это не из-за первой причины (ибо мы не сыроеды и не самоеды) и не из-за второй [причины], ибо те самые народы, которые считают себя человечными и обходительными, а нас относят к варварам, далеко превосходят нас в жестокости, в лживости, в ересях и во всяких пороках и сквернах, и в нашем народе никогда не видали таких насилий, обманов, хитростей, клятвопреступлений, распущенности и излишеств, какие присущи этим народам.

И однако же мы одни должны быть варварами, дикими, зверскими, скотскими, злодеями, кровопийцами, обманщиками, хитрецами, клятвопреступниками. Почему? Из-за невежества, и лени, и глупости нашей.

Ведь они благодаря своей хитрости перетаскивают к себе все наше богатство, а нас оставляют в голоде и в наготе, и строят относительно нас всякие планы, и вертят нами, как хотят, и, сверх всего того, всячески нас позорят и оскорбляют своими бойкими речами. А мы из-за неумелости не знаем, как уберечься от их обманов и как ответить на их ругань и поношения, не разбираем, что для нас полезно и что вредно, что надо сохранить и что следует исправить, но должны все сносить. Причина этих бед — наше невежество.

4. Борис: О, горькая наша жизнь, раз мы позволяем чужестранцам так [нас] обманывать, соблазнять и за нос водить.

Хервой: Не [только], брат, водят, но ездят на нас, ездят, как на скотине, когда поедают все наше богатство, как здесь на Руси, и настолько нас обманывают, что мы позволяем им и властвовать над нами, как это происходит у поляков.

Борис: Но объясни ты мне, Хервой, поподробнее: как ты думаешь, по каким признакам чужестранцы больше всего судят о нас и осуждают [нас]?

Хервой: Чужестранцы судят о нас по поверхностным, внешним вещам, которые у всех наяву и перед глазами. То есть по обличью, языку и одежде, и по обычаям, по тому, как мы строим дома и делаем всякие орудия, и по [нашему] знанию наук и всяких ремесел.

Обличье наше — не первое и не последнее. Поэтому и ум наш, очевидно, не из последних, а из средних и достаточно подходит для изучения наук, особенно если мы приложим [к этому] большое усердие и настойчивость. Ведь некогда говорили: средний ум при большом усердии лучше, нежели первейший ум при малом усердии и распущенности.

Язык наш очень беден, преубог и ни на что не годен. Историй и разных преданий мы не знаем. Никаких достойных политических разговоров вести не можем. По этим причинам [другие] народы нас ни во что не ставят. А мы должны были бы исправить свой язык.

Покрой одежды — важный признак ума народов.[Те], кои выдумали самый подходящий покрой, явно превосходят [других] природным умом. Ибо хорошее обличье одежды во многом способствует осуществлению всех намерений в жизни. А плохое обличье одежды ничего не дает для тех целей, ради коих шьют одежду.

Дурной покрой заставляет нас делать непосильные траты на украшения, подрывает дух воинов, умаляет честь наших послов и всего народа перед чужестранцами, которые из-за этого зовут нас варварами и грубыми людьми. А в особенности запущенные волосы, и борода, [и] стриженая голова делают нас уродливыми, смешными, неприглядными и вроде каких-то леших между людьми.

Законами или обычаями называются добродетели и пороки, правда и неправда, достоинства и недостатки. Но мы здесь не касаемся этих главных обычаев, а говорим только о повседневных, обиходных обычаях или о человечности и грубости жизни, которые проявляются в разговоре, в еде, в постройке домов и в тому подобных вещах.

Еду и образ жизни наш чужеземцы ругают и приписывают нам грубость и неопрятность. Ибо деньги мы прячем во рту. Мужик дополна наливает братину питьем, обмакивает в нее оба пальца и подает гостю пить. Квас продают грязным. Посуда у многих оказывается немытой.

Датский король сказал о наших послах: «Если эти люди несколько раз ко мне придут, то мне придется построить для них свинарник, ибо там, где они побудут, полгода никто не сможет жить из-за смрада».

В иной стране о наших послах в общенародных еженедельных известиях было написано с насмешкой: «если, дескать, они заходили в какую-нибудь лавку, чтобы что-нибудь купить, то после их ухода целый час никто не мог войти [туда] из-за смрада».

А в некоем городе в гостинице под названием «У золотого вола» останавливались наши послы, и в [этой] обычно чистой обители был нестерпимый смрад и удивительная грязь.

Дома наши в некоторых местах оказываются негодными. Окна — низкие, или нет достаточных отдушин в избах, так что люди слепнут от дыма. А к лавкам прибивают доски, и под ними вечно бывает мусор, ибо вымести его невозможно, и зря пустует место, где можно было бы что-нибудь спрятать. Телеги наши сделаны очень плохо, и иные орудия никуда не годятся и так далее.

5. По всем этим причинам неудивительно, что чужеземцы нас осуждают и злословят о нас, и сами выдумывают и прибавляют многое, чего никогда и не было. Однако зло, проистекающее из-за несовершенства языка и из-за неудобства одежды, жилищ, посуды, орудий и из-за всего нашего образа жизни, не так еще велико. Гораздо большая беда для нас происходит по причине, которую я называю ксеноманией [или] чужебесием, то есть [из-за того], что мы дивимся всяким чужим вещам (и их ценим, хвалим и возносим), а свой собственный образ жизни презираем, уничижаем, отвергаем. Потому-то мы и принимаем всяких чужеземцев и дивимся их красивому обличим, звучному языку и привольному (а скорее — распущенному) образу жизни и даем им такую власть в наших странах, что они поедают все наше богатство и в конце концов ездят на нас самих, как хотят.

Иные просвещенные народы учат один лишь мудрый язык — латинский или греческий, потому что он потребен для [понимания] философии, а иных языков не учат. А наши поляки и хорваты, кроме того, что изучают дома латинский язык, еще скитаются по всей Европе и учатся без всякой пользы немецкому, итальянскому, французскому и венгерскому языкам, и если кто не знает какого-нибудь из этих языков, [того] считают недостойным своего сословия. Так, они сами унижают себя, свой язык и свой народ и выставляют себя на посмешище всем народам. Глядя на это, другие народы и выдумывают про нас мерзкие, гнусные пословицы. Вот некоторые из них.

6. Греки, желая сказать о холопе, рабе, невольнике или морском гребце, называют его по имени нашего народа «склавос», [то есть] славянин: «это мой славянин», то есть «это — мой невольник». Вместо «поработить» говорят «склавонин», то есть «ославянить». И сложили пословицу: «грек — красавец, арнаут — молодец, болгарин — не человек».

И венгры тоже [говорят]: «венгр — волк, итальянец — хитрец, немец — свинья, поляк — вор, славянин — не человек»; «телега — не воз, лепешка — не хлеб, славянин—не человек».

Итальянцы [говорят]: «либо царь, либо славянин», то ест<