ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ. Вольтер. Кандид, или оптимизм --------------------------------------------------------------- 1759

Вольтер. Кандид, или оптимизм

--------------------------------------------------------------- 1759. Перевод Ф. Сологуба Вольтер. Избранные сочинения: -- Пер. с фр. -- М.: "РИПОЛ КЛАССИК",1997. -- 848 с.--------------------------------------------------------------- "Кандид, или Оптимизм" Перевод с немецкого доктора Ральфа с добавлениями, которые были найденыв кармане у доктора, когда он скончался в Миндене в лето благодати господней1759.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Как был воспитан в прекрасном замке Кандид и как он был оттуда изгнан В Вестфалии, в замке барона Тундер-тен-Тронка, жил юноша, которогоприрода наделила наиприятнейшим нравом. Вся душа его отражалась в его лице.Он судил о вещах довольно здраво и очень простосердечно; поэтому, я думаю,его и звали Кандидом. Старые слуги дома подозревали, что он -- сын сестрыбарона и одного доброго и честного дворянина, жившего по соседству, закоторого эта девица ни за что не хотела выйти замуж, так как у него вродословной числилось всего лишь семьдесят одно поколение предков, остальнаяже часть его генеалогического древа была погублена разрушительной силойвремени. Барон был одним из самых могущественных вельмож Вестфалии, ибо в замкеего были и двери и окна; главная зала даже была украшена шпалерами. Дворовыесобаки в случае необходимости соединялись в свору; его конюхи становилисьегерями; деревенский священник был его великим милостынераздавателем. Всеони называли барона монсеньором и смеялись, когда он рассказывал о своихприключениях. Баронесса, его супруга, весила почти триста пятьдесят фунтов; этим онавнушала величайшее уважение к себе. Она исполняла обязанности хозяйки дома сдостоинством, которое еще больше увеличивало это уважение. Ее дочь,Кунигунда, семнадцати лет, была румяная, свежая, полная, аппетитная. Сынбарона был во всем достоин своего отца. Наставник Панглос был оракулом дома,и маленький Кандид слушал его уроки со всем чистосердечием своего возраста ихарактера. Панглос преподавал метафизико-теолого-космологонигологию. Онзамечательно доказывал, что не бывает следствия без причины и что в этомлучшем из возможных миров замок владетельного барона -- прекраснейший извозможных замков, а госпожа баронесса -- лучшая из возможных баронесс. -- Доказано, -- говорил он, -- что все таково, каким должно быть; таккак все создано сообразно цели, то все необходимо и создано для наилучшейцели. Вот, заметьте, носы созданы для очков, потому мы и носим очки. Ноги,очевидно, назначены для того, чтобы их обувать, вот мы их и обуваем. Камнибыли сотворены для того, чтобы их тесать и строить из них замки, и вотмонсеньор владеет прекраснейшим замком: у знатнейшего барона всего краядолжно быть наилучшее жилище. Свиньи созданы, чтобы их ели, -- мы едимсвинину круглый год. Следовательно, те, которые утверждают, что все хорошо,говорят глупость, -- нужно говорить, что все к лучшему. Кандид слушал внимательно и верил простодушно; он находил Кунигундунеобычайно прекрасной, хотя никогда и не осмеливался сказать ей об этом. Онполагал, что, после счастья родиться бароном Тундер-тен-Тронком, втораястепень счастья -- это быть Кунигундой, третья -- видеть ее каждый день ичетвертая -- слушать учителя Панглоса, величайшего философа того края и,значит, всей земли. Однажды Кунигунда, гуляя поблизости от замка в маленькой роще, котораяназывалась парком, увидела между кустарниками доктора Панглоса, которыйдавал урок экспериментальной физики горничной ее матери, маленькой брюнетке,очень хорошенькой и очень покладистой. Так как у Кунигунды была большаясклонность к наукам, то она, притаив дыхание, принялась наблюдать без концаповторявшиеся опыты, свидетельницей которых она стала. Она поняла достаточноясно доказательства доктора, усвоила их связь и последовательность и ушлавзволнованная, задумчивая, полная стремления к познанию, мечтая о том, чтоона могла бы стать предметом опыта, убедительного для юного Кандида, так жекак и он -- для нее. Возвращаясь в замок, она встретила Кандида и покраснела; Кандидпокраснел тоже. Она поздоровалась с ним прерывающимся голосом, и смущенныйКандид ответил ей что-то, чего и сам не понял. На другой день после обеда,когда все выходили из-за стола, Кунигунда и Кандид очутились за ширмами.Кунигунда уронила платок, Кандид его поднял, она невинно пожала рукуКандида. Юноша невинно поцеловал руку молодой баронессы, но при этом сживостью, с чувством, с особенной нежностью; их губы встретились, и глаза ихгорели, и колени подгибались, и руки блуждали. Барон Тундер-тен-Тронкпроходил мимо ширм и, уяснив себе причины и следствия, здоровым пинкомвышвырнул Кандида из замка. Кунигунда упала в обморок; как только онаочнулась, баронесса надавала ей пощечин; и было великое смятение впрекраснейшем и приятнейшем из всех возможных замков.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Что произошло с Кандидом у болгар Кандид, изгнанный из земного рая, долгое время шел, сам не зная куда,плача, возводя глаза к небу и часто их обращая к прекраснейшему из замков,где жила прекраснейшая из юных баронесс. Он лег спать без ужина посредиполей, между двумя бороздами; снег падал большими хлопьями. На другой деньКандид, весь иззябший, без денег, умирая от голода и усталости, дотащился дососеднего города, который назывался Вальдбергоф-Трарбкдикдорф. Он печальноостановился у двери кабачка. Его заметили двое в голубых мундирах. -- Приятель, -- сказал один, -- вот статный молодой человек, да и росту него подходящий. Они подошли к Кандиду и очень вежливо пригласили его пообедать. -- Господа, -- сказал им Кандид с милой скромностью, -- вы оказываетемне большую честь, но мне нечем расплатиться. -- Ну, -- сказал ему один из голубых, -- такой человек, как вы, недолжен платить; ведь ростом-то вы будете пять футов и пять дюймов? -- Да, господа, мой рост действительно таков, -- сказал Кандид споклоном. -- Садитесь же за стол. Мы не только заплатим за вас, но еще ипозаботимся, чтобы вы впредь не нуждались в деньгах. Люди на то и созданы,чтобы помогать друг другу. -- Верно, -- сказал Кандид, -- это мне и Панглос всегда говорил, и ясам вижу, что все к лучшему. Ему предложили несколько экю. Он их взял и хотел внести свою долю, емуне позволили и усадили за стол. -- Вы, конечно, горячо любите?.. -- О да, -- отвечал он, -- я горячо люблю Кунигунду. -- Нет, -- сказал один из этих господ, -- мы вас спрашиваем, горячо ливы любите болгарского короля? -- Вовсе его не люблю, -- сказал Кандид. -- Я же его никогда не видел. -- Как! Он -- милейший из королей, и за его здоровье необходимо выпить. -- С большим удовольствием, господа! И он выпил. -- Довольно, -- сказали ему, -- вот теперь вы опора, защита, заступник,герой болгар. Ваша судьба решена и слава обеспечена. Тотчас ему надели на ноги кандалы и угнали в полк. Там его заставилиповорачиваться направо, налево, заряжать, прицеливаться, стрелять,маршировать и дали ему тридцать палочных ударов. На другой день он проделалупражнения немного лучше и получил всего двадцать ударов. На следующий деньему дали только десять, и товарищи смотрели на него как на чудо. Кандид, совершенно ошеломленный, не мог взять в толк, как это онсделался героем. В один прекрасный весенний день он вздумал прогуляться ипошел куда глаза глядят, полагая, что пользоваться ногами в своеудовольствие -- неотъемлемое право людей, так же как и животных. Но непрошел он и двух миль, как четыре других героя, по шести футов ростом,настигли его, связали и отвели в тюрьму. Его спросили, строго следуясудебной процедуре, что он предпочитает: быть ли прогнанным сквозь стройтридцать шесть раз или получить сразу двенадцать свинцовых пуль в лоб. Какон ни уверял, что его воля свободна и что он не желает ни того ни другого,-- пришлось сделать выбор. Он решился, в силу божьего дара, которыйназывается свободой, пройти тридцать шесть раз сквозь строй; вытерпел двепрогулки. Полк состоял из двух тысяч солдат, что составило для него четыретысячи палочных ударов, которые от шеи до ног обнажили его мышцы и нервы.Когда хотели приступить к третьему прогону, Кандид, обессилев, попросил,чтобы уж лучше ему раздробили голову; он добился этого снисхождения. Емузавязали глаза, его поставили на колени. В это время мимо проезжалболгарский король; он спросил, в чем вина осужденного на смерть; так какэтот король был великий гений, он понял из всего доложенного ему о Кандиде,что это молодой метафизик, несведущий в делах света, и даровал ему жизнь,проявив милосердие, которое будет прославляемо во всех газетах до скончаниявека. Искусный костоправ вылечил Кандида в три недели смягчающимисредствами, указанными Диоскоридом. У него уже стала нарастать новая кожа ион уже мог ходить, когда болгарский король объявил войну королю аваров.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Как спасся Кандид от болгар, и что вследствие этого произошло Что может быть прекраснее, подвижнее, великолепнее и слаженнее, чем двеармии! Трубы, дудки, гобои, барабаны, пушки создавали музыку стольгармоничную, какой не бывает и в аду. Пушки уложили сначала около шеститысяч человек с каждой стороны; потом ружейная перестрелка избавила лучшийиз миров не то от девяти, не то от десяти тысяч бездельников, осквернявшихего поверхность. Штык также был достаточной причиной смерти нескольких тысяччеловек. Общее число достигало тридцати тысяч душ. Кандид, дрожа от страха,как истый философ, усердно прятался во время этой героической бойни. Наконец, когда оба короля приказали пропеть "Те Deum"* каждый в своемлагере, Кандид решил, что лучше ему уйти и рассуждать о следствиях ипричинах в каком-нибудь другом месте. Наступая на валявшихся повсюду мертвыхи умирающих, он добрался до соседней деревни; она была превращена впепелище. Эту аварскую деревню болгары спалили согласно законамобщественного права. Здесь искалеченные ударами старики смотрели, какумирают их израненные жены, прижимающие детей к окровавленным грудям; тамдевушки со вспоротыми животами, насытив естественные потребности несколькихгероев, испускали последние вздохи; в другом месте полусожженные людиумоляли добить их. Мозги были разбрызганы по земле, усеянной отрубленнымируками и ногами. "Те Deum"* Первые слова благодарственной молитвы "Тебя, Господи,славим..." (лат.). Кандид поскорее убежал в другую деревню; это была болгарская деревня, игерои-авары поступили с нею точно так же. Все время шагая среди корчащихсятел или пробираясь по развалинам, Кандид оставил наконец театр войны,сохранив немного провианта в своей сумке и непрестанно вспоминая Кунигунду. Когда он пришел в Голландию, запасы его иссякли, но он слышал, будто вэтой стране все богаты и благочестивы, и не сомневался, что с ним будутобращаться не хуже, чем в замке барона, прежде чем он был оттуда изгнаниз-за прекрасных глаз Кунигунды. Он попросил милостыни у нескольких почтенных особ, и все они ответилиему, что если он будет и впредь заниматься этим ремеслом, то его запрут висправительный дом и уж там научат жить. Потом он обратился к человеку, который только что битый час говорил вбольшом собрании о милосердии. Этот проповедник, косо посмотрев на него,сказал: -- Зачем вы сюда пришли? Есть ли у вас на это уважительная причина? -- Нет следствия без причины, -- скромно ответил Кандид. -- Все связаноцепью необходимости и устроено к лучшему. Надо было, чтобы я был разлучен сКунигундой и изгнан, чтобы я прошел сквозь строй и чтобы сейчас выпрашивална хлеб в ожидании, пока не смогу его заработать; все это не могло бытьиначе. -- Мой друг, -- сказал ему проповедник, -- верите ли вы, что папа --антихрист? -- Об этом я ничего не слышал, -- ответил Кандид, -- но антихрист онили нет, у меня нет хлеба. -- Ты не достоин есть его! -- сказал проповедник. -- Убирайся,бездельник, убирайся, проклятый, и больше никогда не приставай ко мне. Жена проповедника, высунув голову из окна и обнаружив человека, которыйсомневался в том, что папа -- антихрист, вылила ему на голову полный... Онебо! До каких крайностей доводит женщин религиозное рвение! Человек, который не был крещен, добросердечный анабаптист по имениЯков, видел, как жестоко и постыдно обошлись с одним из его братьев,двуногим существом без перьев, имеющим душу; он привел его к себе,пообчистил, накормил хлебом, напоил пивом, подарил два флорина и хотел дажепристроить на свою фабрику персидских тканей, которые выделываются вГолландии. Кандид, низко кланяясь ему, воскликнул: -- Учитель Панглос верно говорил, что все к лучшему в этом мире, потомучто я неизмеримо более тронут вашим чрезвычайным великодушием, чем грубостьюгосподина в черной мантии и его супруги. На следующий день, гуляя, он встретил нищего, покрытого гнойнымиязвами, с потускневшими глазами, искривленным ртом, провалившимся носом,гнилыми зубами, глухим голосом, измученного жестокими приступами кашля, вовремя которых он каждый раз выплевывал по зубу. ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ Как встретил Кандид своего прежнего учителя философии, доктора Панглоса, и что из этого вышло Кандид, чувствуя больше сострадания, чем ужаса, дал этому похожему напривидение страшному нищему те два флорина, которые получил от честногоанабаптиста Якова. Нищий пристально посмотрел на него, залился слезами ибросился к нему на шею. Каыдид в испуге отступил. -- Увы! -- сказал несчастливец другому несчастливцу, -- вы уже неузнаете вашего дорогого Панглоса? -- Что я слышу? Вы, мой дорогой учитель, вы в таком ужасном состоянии!Какое же несчастье вас постигло? Почему вы не в прекраснейшем из замков? Чтосделалось с Кунигундой, жемчужиной среди девушек, лучшим творением природы? -- У меня нет больше сил,-- сказал Панглос. Тотчас же Кандид отвел его в хлев анабаптиста, накормил хлебом и, когдаПанглос подкрепился, снова спросил: -- Что же с Кунигундой? -- Она умерла,-- ответил тот. Кандид упал в обморок от этих слов; друг привел его в чувство с помощьюнескольких капель уксуса, который случайно отыскался в хлеву. Кандид открылглаза. -- Кунигунда умерла! Ах, лучший из миров, где ты? Но от какой болезниона умерла? Не оттого ли, что видела, как я был изгнан из прекрасного замкаее отца здоровым пинком? -- Нет, -- сказал Панглос, -- она была замучена болгарскими солдатами,которые сперва ее изнасиловали, а потом вспороли ей живот. Они размозжилиголову барону, который вступился за нее; баронесса была изрублена в куски; смоим бедным воспитанником поступили точно так же, как с его сестрой; а чтокасается замка, там не осталось камня на камне -- ни гумна, ни овцы, ниутки, ни дерева; но мы все же были отомщены, ибо авары сделали то же ссоседним поместьем, которое принадлежало болгарскому вельможе. Во время этого рассказа Кандид снова лишился чувств; но, придя в себя ивысказав все, что было у него на душе, он осведомился о причине, следствии идостаточном основании жалкого состояния Панглоса. -- Увы, -- сказал тот, -- всему причина любовь -- любовь, утешительницарода человеческого, хранительница мира, душа всех чувствующих существ,нежная любовь. -- Увы, -- сказал Кандид, -- я знал ее, эту любовь, эту властительницусердец, эту душу нашей души; она подарила мне один только поцелуй и двадцатьпинков. Как эта прекрасная причина могла привести к столь гнусномуследствию? Панглос ответил так: -- О мой дорогой Кандид, вы знали Пакету, хорошенькую служанкувысокородной баронессы; я вкушал в ее объятьях райские наслаждения, и онипородили те адские муки, которые, как вы видите, я сейчас терплю. Она былазаражена и, быть может, уже умерла. Пакета получила этот подарок от одногоочень ученого францисканского монаха, который доискался до первоисточниказаразы: он подцепил ее у одной старой графини, а ту наградил кавалерийскийкапитан, а тот был обязан ею одной маркизе, а та получила ее от пажа, а пажот иезуита, который, будучи послушником, приобрел ее по прямой линии отодного из спутников Христофора Колумба. Что касается меня, я ее не передамникому, ибо я умираю. -- О Панглос, -- воскликнул Кандид, -- вот удивительная генеалогия!Разве не диавол -- ствол этого дерева? -- Отнюдь нет, -- возразил этот великий человек, -- это вещь неизбежнаяв лучшем из миров, необходимая составная часть целого; если бы Колумб непривез с одного из островов Америки болезни, заражающей источникразмножения, часто даже мешающей ему и, очевидно, противной великой целиприроды, -- мы не имели бы ни шоколада, ни кошенили; надо еще заметить, чтодо сего дня на нашем материке эта болезнь присуща только нам, как ибогословские споры. Турки, индейцы, персы, китайцы, сиамцы, японцы еще незнают ее; но есть достаточное основание и им узнать эту хворь, в своюочередь, через несколько веков. Меж тем она неслыханно распространиласьсреди нас, особенно в больших армиях, состоящих из достойных,благовоспитанных наемников, которые решают судьбы государств; можно суверенностью сказать, что когда тридцать тысяч человек сражаются противвойска, равного им по численности, то тысяч двадцать с каждой сторонызаражены сифилисом. -- Это удивительно, -- сказал Кандид. -- Однако вас надо вылечить. -- Но что тут можно сделать? -- сказал Панглос. -- У меня нет ни гроша,мой друг, а на всем земном шаре нельзя ни пустить себе кровь, ни поставитьклистира, если не заплатишь сам или за тебя не заплатят другие. Услышав это, Кандид сразу сообразил, как ему поступить: он бросился вноги доброму анабаптисту Якову и так трогательно изобразил ему состояниесвоего друга, что добряк, не колеблясь, приютил доктора Панглоса; он еговылечил на свой счет. Панглос от этого лечения потерял только глаз и ухо. Унего был хороший слог, и он в совершенстве знал арифметику. Анабаптист Яковсделал его своим счетоводом. Когда через два месяца Якову пришлось поехать вЛиссабон по торговым делам, он взял с собой на корабль обоих философов.Панглос объяснил ему, что все в мире к лучшему. Яков не разделял этогомнения. -- Конечно, -- говорил он, -- люди отчасти извратили природу, ибо онивовсе не родятся волками, а лишь становятся ими: господь не дал им нидвадцатичетырехфунтовых пушек, ни штыков, а они смастерили себе и то идругое, чтобы истреблять друг друга. К этому можно добавить и банкротства, исуд, который, захватывая добро банкротов, обездоливает кредиторов. -- Все это неизбежно, -- отвечал кривой философ. -- Отдельные несчастьясоздают общее благо, так что, чем больше таких несчастий, тем лучше. Пока он рассуждал, вдруг стало темно, задули со всех четырех сторонветры, и корабль был застигнут ужаснейшей бурей в виду Лиссабонского порта.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Буря, кораблекрушение, землетрясение, и что случилось с доктором Панглосом, Кандидом и анабаптистом Яковом Половина пассажиров, ослабевших, задыхающихся в той невыразимой тоске,которая приводит в беспорядок нервы и все телесное устройство людей,бросаемых качкою корабля во все стороны, не имела даже силы тревожиться засвою судьбу. Другие пассажиры кричали и молились. Паруса были изорваны,мачты сломаны, корабль дал течь. Кто мог, работал, никто никому неповиновался, никто не отдавал приказов. Анабаптист пытался помочь в работе;он был на палубе; какой-то разъяренный матрос сильно толкнул его и сшиб сног, но при этом сам потерял равновесие, упал за борт вниз головой и повис,зацепившись за обломок мачты. Добрый Яков бросается ему на помощь, помогаетвзобраться на палубу, но, не удержавшись, сам низвергается в море на глазаху матроса, который оставляет его погибать, не удостоив даже взглядом. Кандидподходит ближе, видит, что его благодетель на одно мгновение показывается наповерхности и затем навеки погружается в волны. Кандид хочет броситься вморе, философ Панглос его останавливает, доказывая ему, что Лиссабонскийрейд на то и был создан, чтобы этот анабаптист здесь утонул. Пока он зтодоказывал a priori, корабль затонул, все погибли, кроме Панглоса, Кандида итого грубого матроса, который утопил добродетельного анабаптиста. Негодяйсчастливо доплыл до берега, куда Панглос и Кандид были выброшены на доске. Немного придя в себя, они направились к Лиссабону; у них остались ещеденьги, с помощью которых они надеялись спастись от голода, после того какизбавились от бури. Едва успели они войти в город, оплакивая смерть своего благодетеля, каквдруг почувствовали, что земля дрожит под их ногами. Море в порту, кипя,поднимается и разбивает корабли, стоявшие на якоре; вихри огня и пеплабушуют на улицах и площадях, дома рушатся; крыши падают наземь, стенырассыпаются в прах. Тридцать тысяч жителей обоего пола и всех возрастовпогибли под развалинами. Матрос говорил, посвистывая и ругаясь: -- Здесь будет чем поживиться. -- Хотел бы я знать достаточную причину этого явления, -- говорилПанглос. -- Наступил конец света! -- восклицал Кандид. Матрос немедля бежит к развалинам, бросая вызов смерти, чтобы раздобытьденег, находит их, завладевает ими, напивается пьяным и, проспавшись,покупает благосклонность первой попавшейся девицы, встретившейся ему междуразрушенных домов, среди умирающих и мертвых. Тут Панглос потянул его зарукав. -- Друг мой, -- сказал он ему, -- это нехорошо, вы пренебрегаетевсемирным разумом, вы дурно проводите ваше время. -- Кровь и смерть! -- отвечал тот. -- Я матрос и родился в Батавии; ячетыре раза топтал распятие в четырех японских деревнях, так мне ли слушатьо твоем всемирном разуме! Несколько осколков камня ранили Кандида; он упал посреди улицы, и егозасыпало обломками. Он говорил Панглосу: -- Вот беда! Дайте мне немного вина и оливкового масла, я умираю. -- Хорошо, но землетрясение совсем не новость, -- отвечал Панглос. --Город Лима в Америке испытал такое же в прошлом году; те же причины, те жеследствия; несомненно, под землею от Лимы до Лиссабона существует сернаязалежь. -- Весьма вероятно, -- сказал Кандид, -- но, ради бога, дайте мненемного оливкового масла и вина. -- Как "вероятно"? Я утверждаю, что это вполне доказано. Кандид потерял сознание, и Панглос принес ему немного воды из соседнегофонтана. На следующий день, бродя среди развалин, они нашли кое-какую еду иподкрепили свои силы. Потом они работали вместе с другими, помогая жителям,избежавшим смерти. Несколько горожан, спасенных ими, угостили их обедом,настолько хорошим, насколько это было возможно среди такого разгрома.Конечно, трапеза была невеселая, гости орошали хлеб слезами, но Панглосутешал гостей, уверяя, что иначе и быть не могло. -- Потому что, -- говорил он, -- если вулкан находится в Лиссабоне, тоон и не может быть в другом месте; невозможно, чтобы что-то было не там, гдедолжно быть, ибо все хорошо. Маленький чернявый человечек, свой среди инквизиторов, сидевший рядом сПанглосом, вежливо сказал: -- По-видимому, вы, сударь, не верите в первородный грех, ибо, если всек лучшему, не было бы тогда ни грехопадения, ни наказания. -- Я усерднейше прошу прощения у вашей милости, -- отвечал Панглос ещеболее вежливо, -- но без падения человека и проклятия не мог бы существоватьэтот лучший из возможных миров. -- Вы, следовательно, не верите в свободу? -- спросил чернявый. -- Ваша милость, извините меня, -- сказал Панглос, -- но свобода можетсосуществовать с абсолютной необходимостью, ибо необходимо, чтобы мы былисвободны, так как, в конце концов, обусловленная причинностью воля... Панглос не успел договорить, как чернявый уже сделал знак головоюсвоему слуге, который наливал ему вина, называемого "опорто" или "порто".

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Как было устроено прекрасное аутодафе, чтобы избавиться от землетрясении, и как был высечен Кандид После землетрясения, которое разрушило три четверти Лиссабона, мудрецыстраны не нашли способа более верного для спасения от окончательной гибели,чем устройство для народа прекрасного зрелища аутодафе. Университет вКоимбре постановил, что сожжение нескольких человек на малом огне, но сбольшой церемонией, есть, несомненно, верное средство остановить содроганиеземли. Вследствие этого схватили одного бискайца, уличенного в том, что онженился на собственной куме, и двух португальцев, которые срезали сало сцыпленка, прежде чем его съесть. Были схвачены сразу после обеда докторПанглос и его ученик Кандид, один за то, что говорил, другой за то, чтослушал с одобрительным видом. Обоих порознь отвели в чрезвычайно прохладныепомещения, обитателей которых никогда не беспокоило солнце. Через неделютого и другого одели в санбенито и увенчали бумажными митрами. Митра исанбенито Кандида были расписаны опрокинутыми огненными языками и дьяволами,у которых, однако, не было ни хвостов, ни когтей; дьяволы же Панглоса былихвостатые и когтистые, и огненные языки стояли прямо. В таком одеянии онипрошествовали к месту казни и выслушали очень возвышенную проповедь подпрекрасные звуки заунывных песнопений. Кандид был высечен в такт пению,бискаец и те двое, которые не хотели есть сало, были сожжены, а Панглос былповешен, хотя это и шло наперекор обычаю. В тот же день земля с ужасающимгрохотом затряслась снова. Кандид, испуганный, ошеломленный, изумленный, весь окровавленный, весьдрожащий, спрашивал себя: "Если это лучший из возможных миров, то каковы же другие? Ну хорошо,пусть меня высекли, это уже случилось со мною у болгар; но мой дорогойПанглос, величайший из философов, почему было нужно, чтобы вас при мневздернули на виселицу неведомо за какую вину? О мой дорогой анабаптист,лучший из людей, почему было нужно вам утонуть в этой гавани? О Кунигунда,жемчужина среди девушек, почему было нужно, чтобы вам распороли живот?" Покаявшийся, высеченный розгами, получивший отпущение грехов иблагословение, он шел, еле держась на ногах, когда к нему подошла старуха исказала ему: -- Сын мой, ободритесь, идите за мной.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Как старуха заботилась о Кандиде и как он нашел то, что любил Кандид не ободрился, но пошел за старухой в какой-то ветхий домишко.Она дала ему горшок мази, чтобы натираться, принесла есть и пить и уложилаего на маленькую, довольно чистую кровать. Подле кровати лежало новоеплатье. -- Ешьте, пейте, спите, -- сказала она ему, -- да сохранит вас АточскаяБожья Матерь, святой Антоний Падуанский и святой Иаков Компостельский. Явернусь завтра. Кандид, весьма удивленный всем, что он видел, всем, что он выстрадал, иеще более милосердием старухи, хотел поцеловать ей руку. -- Не мою руку надо целовать, -- сказала старуха. -- Завтра я опятьприду. Натритесь хорошенько мазью, ешьте и спите. Кандид, несмотря на все свои несчастья, поел и уснул. На следующий деньстаруха приносит завтрак, осматривает ему спину, натирает ее сама другоймазью; потом приносит обед; снова приходит вечером и приносит ужин. Натретий день она проделывает то же самое. -- Кто вы? -- непрестанно спрашивал ее Кандид. -- Почему вы так добры?Чем я могу вас отблагодарить? Старуха ничего ему не отвечала. Но вот она возвращается однажды вечероми не приносит ужина. -- Идите за мной, -- говорит она, -- и не произносите ни слова. Она берет его под руку и идет с ним в деревню за четверть мили отгорода. Они приходят в уединенный дом, окруженный садом и каналами. Старухастучит в маленькую дверь. Ей открывают; она ведет Кандида потайною лестницейв раззолоченный кабинет, оставляет его на парчовом диване, закрывает дверь иуходит. Кандиду казалось, что он грезит; вся его жизнь казалась ему страшнымсном, а эта минута -- сном приятным. Старуха скоро возвратилась. Она вела, с трудом поддерживая, трепещущуюженщину могучего сложения, блистающую драгоценными камнями, покрытую вуалью. -- Снимите с нее покрывало, -- сказала старуха Кандиду. Молодой человек приближается; робкою рукою он снимает покрывало. Какаяминута! Какая неожиданность! Ему кажется, будто он видит Кунигунду. Он видитее на самом деле, это она. Силы оставляют его, он не может произнести нислова, он падает к ее ногам. Кунигунда падает на диван. Старуха спрыскиваетих водой со спиртом. Они приходят в чувство, они начинают говорить друг сдругом. Сперва это отрывочные слова, вопросы и ответы, которыеперекрещиваются, вздохи, слезы, восклицания. Старуха просит их поменьшешуметь и оставляет одних. -- Как, это вы? -- говорил ей Кандид. -- Вы живы! Я обрел вас вПортугалии! Значит, вы не были обесчещены? Вам не вспороли живот, как уверялменя философ Панглос? -- Все так и было, -- сказала прекрасная Кунигунда. -- Но не всегда этинесчастные происшествия приводят к смерти. -- Но ваш отец и ваша мать убиты? -- Увы, это верно,--сказала Кунигунда, плача. -- А ваш брат? -- Мой брат тоже убит. -- Но почему вы в Португалии? Как узнали, что я здесь? И по какойстранной случайности меня привели в этот дом? -- Я вам все расскажу, -- сказала она, -- но сначала расскажите мне вывсе, что случилось с вами после невинного поцелуя, который вы мне дали, ипинков, которые получили. Кандид почтительно исполнил ее желание; и, хотя он был смущен, хотяголос у него был слабый и дрожащий, хотя спину у него ломило, но онрассказал простосердечнейшим образом все, что испытал с мгновения ихразлуки. Кунигунда возводила глаза к небу и проливала слезы о смерти доброгоанабаптиста и Панглоса. Потом вот что она рассказала Кандиду, который глоталкаждое ее слово и пожирал ее глазами.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

История Кунигунды -- Я крепко спала в своей постели, когда небу угодно было наслатьболгар на наш прекрасный замок Тундер-тен-Тронк. Они зарезали моего отца имоего брата, а мою мать изрубили в куски. Огромный болгарин, шести футовростом, видя, что при этом зрелище я потеряла сознание, бросился менянасиловать. Это привело меня в чувство, я кричала, сопротивлялась, кусалась,пыталась выцарапать глаза этому огромному болгарину, не зная, что все,случившееся в замке моего отца, было делом обычным. Изверг пырнул меня ножомв левый бок; след этого удара до сих пор еще заметен. -- Увы! Надеюсь, я увижу его, -- сказал простодушный Кандид. -- Вы его увидите, -- сказала Кунигунда, -- но я продолжаю. -- Продолжайте, -- сказал Кандид. Она снова принялась рассказывать. -- Вошел болгарский капитан. Он увидел, что я вся в крови. Солдат необратил на него никакого внимания. Капитан пришел в ярость, видя, что этотизверг не проявляет к нему ни малейшего уважения, и убил его на мне. Потомон приказал перевязать мне рану и увел меня к себе в качестве военнойдобычи. Я стирала ему рубашки, которых у него было немного, и стряпала. Он,надо признаться, находил, что я очень хорошенькая; не буду отрицать, что онбыл отлично сложен и что кожа у него была белая и нежная; правда, ему нехватало остроумия, не хватало философских знаний; сразу бросалось в глаза,что он воспитан не доктором Панглосом. К концу третьего месяца, прокутившивсе деньги и пресытившись мною, он продал меня еврею по имени дом-Иссахар,который ведет торговлю в Голландии и Португалии и страстно любит женщин.Этот еврей очень привязался ко мне, но не мог меня победить: ему япротивилась успешнее, чем болгарскому солдату. Один раз благородная особаможет быть обесчещена, но ее добродетель только укрепляется от этого. Чтобыприручить меня, еврей поселил меня в этом загородном доме, где мы сейчаснаходимся. Раньше я думала, что ничего нет на земле прекраснее, чем замокТундер-тен-Тронк; я ошибалась. Однажды, во время обедни, меня заметил великий инквизитор. Он долгоразглядывал меня, а потом велел сказать мне, что ему надо поговорить со мнойо секретных делах. Меня привели к нему во дворец. Я рассказала ему о моемпроисхождении. Он объяснил мне, как унизительно для особы моего званияпринадлежать израильтянину. Дом-Иссахару было предложено уступить менямонсеньору. Дом-Иссахар, придворный банкир и человек с весом, решительноотказался. Инквизитор пригрозил ему аутодафе. Наконец мой напуганный еврейзаключил сделку, по которой дом и я перешли в их общее владение: евреюдостались понедельники, среды и субботы, а инквизитору -- остальные днинедели. Полгода уже соблюдается этот договор. Не обошлось и без ссор;частенько они спорили из-за того, должна ли ночь с субботы на воскресеньепринадлежать Ветхому Завету или Новому. Что касается меня, я до настоящеговремени отказывала им обоим и думаю, потому-то они оба еще меня любят.Наконец, чтобы утишить ярость землетрясений и заодно напугать Иссахара,господин инквизитор почел за благо совершить торжественное аутодафе. Оноказал мне честь -- пригласил туда и меня. Мне отвели отличное место. Междуобедней и казнью дамам разносили прохладительные напитки. Признаюсь, япришла в ужас, видя, как сжигают двух евреев и того славного бискайца,который женился на своей куме; но каково было мое удивление, мой ужас, моесмятение, когда я увидела в санбенито и митре человека, лицо которогонапоминало мне Панглоса! Я протирала глаза, я смотрела внимательно, явидела, как его вешают, я упала в обморок. Едва пришла я в себя, как увиделавас, раздетого донага; это зрелище наполнило меня недоумением, трепетом,скорбью, отчаянием. Скажу вам по правде, ваша кожа еще белее и с еще болеерозовым оттенком, чем кожа моего болгарского капитана, -- и это удвоило моистрадания. Я вскрикнула, я хотела сказать: "Остановитесь, варвары!" -- ноголос мой замер, да и мольбы мои были бы напрасны. Пока вас так жестокосекли, я спрашивала себя, как могло случиться, что милый Кандид и мудрыйПанглос очутились в Лиссабоне -- один, чтобы получить сто ударов розгами,другой, чтобы окончить жизнь на виселице по приказанию господинаинквизитора, влюбленного в меня. Итак, Панглос жестоко обманывал меня, когдаговорил, что все в мире к лучшему. Взволнованная, растерянная, то приходя внеистовство, то почти умирая от слабости, я вспоминала убийство моего отца,моей матери, моего брата, насилие гнусного болгарина, удар ножом, который онмне нанес, мое рабство, мою службу в кухарках, моего болгарского капитана,моего мерзкого дом-Иссахара, моего отвратительного инквизитора, повешениедоктора Панглоса, заунывное "miserere", под звуки которого вас секли, ноболее всего поцелуй, который я вам дала за ширмой в тот день, когда виделавас в последний раз. Я возблагодарила Бога, который вернул мне вас послестольких испытаний. Я приказала моей старухе служанке позаботиться о вас ипривести сюда, как только это будет возможно. Она отлично выполнила моепоручение. Я испытываю неизъяснимое удовольствие, видя вас, слыша вас,говоря с вами. Вы, должно быть, страшно проголодались, у меня превосходныйаппетит, сперва поужинаем. Вот они оба садятся за стол, а после ужина располагаются на прекрасномдиване, о котором уже было сказано выше. Вдруг входит дом-Иссахар, один изхозяев дома. День был субботний. Дом-Иссахар пришел воспользоваться своимиправами и выразить свою нежную любовь.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

О том, что случилось с Кунигундой, с Кандидом, с великим инквизитором и с евреем Этот Иссахар был самый желчный из всех евреев, какие толькосуществовали в Израиле со времен вавилонского пленения. -- Как, -- вскричал он, -- галилейская собака, мало тебе господинаинквизитора? Надо еще, чтобы и с этим разбойником мне пришлось делиться? Говоря так, он вытаскивает длинный кинжал, который всегда был при нем,и, уверенный, что у его противника нет оружия, бросается на Кандида; но нашдоблестный вестфалец получил от старухи вместе с платьем также и отличнуюшпагу. Хотя он был и кроткого нрава, но тут выхватывает эту шпагу, и вмигизраильтянин падает мертвый на пол к ногам прекрасной Кунигунды. -- Пресвятая Дева! -- вскричала она. -- Что нам делать? У меня в домеубит человек! Если сюда придут, мы погибли. -- Если бы Панглос не был повешен, -- сказал Кандид, -- он дал бы намхороший совет в этой беде, ведь он был великий философ. Но поскольку егонет, посоветуемся со старухой. Она оказалась очень благоразумною, но только начала высказывать своемнение, как вдруг отворилась другая маленькая дверь. Был час после полуночи,начало воскресенья. Этот день принадлежал господину инквизитору. Он входит ивидит высеченного Кандида со шпагой в руке, мертвеца, распростертого наземле, испуганную Кунигунду и старуху, дающую советы. Вот что происходило вэту минуту в душе Кандида и каково было его решение: "Если этот святой человек позовет на помощь, меня непременно сожгут; тоже, пожалуй, будет и с Кунигундой. Он меня немилосердно высек; он мойсоперник; раз я уже начал убивать, нечего и колебаться". Вывод этот был короток и ясен; не давая инквизитору времени опомнитьсяот удивления, Кандид протыкает его насквозь, так что тот валится рядом севреем. -- Вот и второй! -- сказала Кунигунда. -- Не будет нам пощады. Насотлучат от церкви. Пришел наш последний час. Как зто вы, от природы такойкроткий, в две минуты убили еврея и прелата? -- Моя милая, -- отвечал Кандид, -- когда человек влюблен, ревнив ивысечен инквизицией, он себя не помнит. Тут вмешалась в разговор старуха и сказала: -- В конюшне стоят три андалузских коня, там же хранятся их седла исбруя. Пусть храбрый Кандид их оседл