Воин, Waldgaenger, Анарх

Абдульбарр Браун

Перевод Махди аль-Казани

Очерк, посвящённый концепции суверенной личности Эрнста Юнгера

Эрнст Юнгер в своей речи на вручении ему престижной премии Гёте в 1982 г. сказал: «Я испытал чувство, что встретил лучших товарищей в безлюдной глуши. Я всегда был чрезвычайно доволен своими сослуживцами в военное время и своими читателями в мирное время. Рука, которая с честью держала оружие и перо держит с честью. Такая рука сильнее любой атомной бомбы или любого печатного станка». Этими словами Юнгер оказал честь нам, своим читателям. Он приравнял нас к своими собратьями по оружию в мирное время, это ли не чудесно? Если вы являетесь читателем Эрнста Юнгера, вы должны относиться к одному из двух лагерей: либо к лагерю тех, кто рассматривает его произведения с глубоким почтением, либо относитесь к ниспровергателям, тем скептикам, которых «не устраивает ни одна травинка, ни одно комариное крылышко».

Эрнст Юнгер был и в прямом, и в переносном смысле воином XX века. Не только потому, что он выстоял в двух мировых войнах, но и потому что он выстоял под прессом идеологий 1920-х и 1930-х гг. Он скрестил шпаги с буржуа, а затем, после войны, со сторонниками Франкфуртской школы философии и «Gruppe 47». Но все его достижения и на поле боя, и в мирное время служат нам путеводной звездой в этом мире и, прежде всего, все его достижения являются не только его личными достижениями, они являются его даром нам, своим читателям.

Первая книга Юнгера «В стальных грозах» даёт нам понимание склада его характера, будущего развития Юнгера как автора и как личности. Именно в этой книге мы видим, что семена посеяны, что великие люди на любой войне – это не солдаты; это – воины, которые сражаются для того, чтобы проверить себя и, прежде всего, за правду, какие бы очертания это не принимало бы в действительности. Они не сражаются за идеологии, но вместо этого они посвящены в тайны земли, крови и огня. По своему собственному признанию, Юнгер никогда не был хорошим солдатом. Он признаётся в том, что был бесполезным на курсах начальной подготовки и полевых учениях. По его словам: «Я надеялся бесславно убежать отсюда (с поля боя). С самого начала я был равнодушен к славе. Вероятно, этому я был обязан фельдмаршалу фон Гинденбургу, который сказал мне своим звучным голосом: «Знаешь ли ты, что это не хорошо, что король Пруссии наградил своим высочайшим орденом такого молодого человека. В случае моих товарищей, которые получили «Pour le Merit» в 1864, 1866 и 1870 гг. не было ничего подобного». Он был прав. В двух мировых войнах я мог достичь только звания капитана. И мог радоваться тому, что это не стоило мне моей головы, как в случае Роммеля и других моих братьев по ордену».

Восполнил эту кажущуюся слабость Юнгер храбростью и заботой о своих товарищах в безлюдной глуши. Он был одним из немногих, кто выжил в окопах. Он прошёл крещение огнём и сталью, будучи ранен четырнадцать раз (не такая уж и незначительная цифра). «Точно в то время, когда сила круговорота событий угрожала сокрушить мягкосердечность, человек находил того, кто неожиданно переносил его через это, как будто это были пустяки». Юнгер, размышляя над своим прошлым, открывает нам знание того, что наша человеческая душа, в самом деле, сильнее материального мира, и это остаётся в его читателях.

Он считает, что выжил не благодаря какому-то своему умению, а, напротив, благодаря высшей силе Провидения, знамения, которым отмечены его поздние произведения. Холодным взором стороннего наблюдателя Юнгер проводит нас сквозь эти самые нигилистические войны. В самой их гуще он смог отыскать единственную вещь, которая имела смысл – личность, личность, которая познала тайны жизни и смерти. Все эти люди, которые пережили ужасы массовых самоубийств, обрели одно из двух: либо внутреннюю силу, которая помогла им справиться с безумием войны, либо сумасшествие. Юнгер к концу войны осознал, кем он стал, и он нёс в себе эту внутреннюю силу до конца жизни и кроме него от этой внутренней силы получили пользу и его читатели.

Он никогда не задумывался о тех снарядах, что рвались вокруг него и этот факт помог ему в послевоенные годы идеологической борьбы. После Версаля Юнгер отреагировал на сдачу Германии, развертыванием войны против буржуазных сторонников Веймарской республики. Юнгер мог сотрудничать с любой силой, будь она правой или левой в политическом спектре, ведь он хотел для Германии самого лучшего. Так наступил националистический период жизни Юнгера.

Свой юношеский пыл Юнгер не полностью растратил на поле боя. Он предвидел, что его нападки на тех, кто сдал Германию, приведут его в самую гущу многих радикальных партий, которые жаждали видеть Юнгера у себя в качестве оратора. Нацисты, как и коммунисты, жаждали видеть его у себя. Он писал для нескольких правых и левых пропагандистских изданий. Он даже был приглашён принять участие в избирательном списке Националистов, но он, сделав правильный выбор, отказался от этого предложения. Невелика потеря. Позже Юнгер был обвинён в том, что в его романе «На мраморных скалах» содержалась тонко завуалированная критика нацистской тирании. «Volkicher Beobachter» заявила, что Юнгер: «Вegibt sich in der Nähe eines Kopfschüsses». В вольном переводе это означает, что он близок к тому, чтобы получить пулю в лоб, а это был один из методов политической казни, применяемый нацистами, ещё одно соприкосновение со смертью.

Сам Юнгер говорил, что он покончил с нацистами после Хрустальной ночи, ночи, когда они атаковали различные заведения, хозяевами которых были евреи. Для такого эрудированного эксперта не составляло труда распознать, что и Гитлер, и нацисты были пролетарскими подонками и что от них и нельзя ожидать лучшего. Однажды Юнгера спросили о Гитлере, на что он ответил: «Er wan nu rein kleiner Mann», т.е. «Он был только маленьким человеком».

Но с окончанием войны его беды не закончились. В то время он сотрудничал с союзниками, которые уделяли ему особое значение, как человеку, который участвовал в становлении идеологии нацистской военной машины. Юнгер отказался пройти через программу денацификации союзников и в результате получил запрет на издание своих произведений на некоторое время, с 1945 по 1949 гг., если быть точным. В то время он подвергся нападкам со стороны левых либералов, во главе которых стояла Франкфуртская школа. Тем не менее, Юнгер в своём развитии полностью поборол их и смог принять участие в возрождении послевоенной Германии. Впоследствии канцлер Германии Гельмут Коль и премьер-министр Франции Франсуа Миттеран посетили Юнгера в его доме во Вильфлигене. Его смерть, смерть признанного мастера слова, в 102-летнем возрасте оплакивали все.

Чего же достиг Юнгер? Как мы, его читатели может извлечь какую-то пользу из его опыта? Мы можем извлечь пользу множеством способов; способов столько, сколько точек зрения на многочисленные произведения Юнгера, которые охватывают различные темы: от рассмотрения ботаники и этимологии до раскрытия темы «Война как внутреннее переживание» и современного нигилизма, – но я рассматриваю в качестве его завещания нам, его читателям, своим наследникам, триумвират из Krieger (Воина), Анарха и Waldgänger (Лесника).

Пол Ноак в своей биографии Юнгера выделяет для нас сущность его наследия следующими словами. Юнгер верил в то: «Что каждая ошибка исходит только от нас самих и поэтому её также можно побороть в нас самих. Это тот путь, на который он (Юнгер) хотел указать: он ведёт через линию, через Стену Времени в иное будущее».

Творчество Юнгера даёт нам средство преодолеть нигилизм нашего времени, а именно – фигуры Krieger (Воина), Анарха и Waldgänger. До этого в своём очерке я говорил о том, как раскрывалась фигура Krieger (Воина) на жизненном пути Юнгера, скрытом отличии этой фигуры от солдата и о том, что эта фигура значит для нас. Сейчас мы должны обратиться к фигурам Анарха и Waldgänger, причём каждая из этой пары является логическим продолжением другой. То же самое относится и к полной триаде, включая Krieger (Воина).

Позвольте нам сразу указать на то, что Анарх – это не анархист, или, используя определение самого Юнгера: «Анарх занимает точно такое же положение по отношению к анархисту, какое монарх занимает по отношению к монархисту». Итак, отсюда следует, что здесь присутствует определение суверенитета. Анарх имеет такой же суверенитет, что и монарх. И, исходя из этой жёсткой формулировки определения суверенитета, Анарху нет нужды полагаться на других. Но каковы же ситуации, в которых это становится необходимым или желательным? В наше время такой подход в политике является желательным и даже жизненно необходимым. Снова необходимо отметить, что характер Юнгера служит ярким примером такой линии поведения перед лицом тирании современного политического нигилизма. Анарх способен выжить, потому что внешне он может принять любую форму – может стать продавцом, который стоит за прилавком или солдатом в армии, в то время, как внутренне он остаётся свободным, способным наблюдать и анализировать. Он, своей внутренней иммиграцией не замыкается на себе, а остаётся осведомлённым о внешних обстоятельствах, но они не оказывают на Анарха никакого влияния. Его целью не является противостояние тирании путём прямого столкновения с ней, напротив, он является наблюдателем, в соответствии со следующим изречением Конфуция: «Нападки на ложную систему только вредят тебе». Будучи осведомлённым о внутренней ложности всякого рода тирании он не нуждается в том, чтобы рисковать своей жизнью или жизнью других, нападая на то, что само по себе уже идёт к гибельному концу. Напротив, он становится охранителем знания, философом, поэтом и историком. Он ждёт, изучает и хранит до той поры, когда он сможет разделить своё знание. Другими словами, это его обязанность - передавать то, что он знает, сохраняя знания до той поры, когда его преемники смогут пустить эти знания в дело.

Юнгер сам в одном из описаний Анарха говорит следующее: «Его внутренняя сила гораздо больше. Фактически, положение Анарха – это то положение, которое хранит внутри себя каждый человек. Он воплощает в себе точку зрения Штирнера, … то есть Анарх уникален. Штирнер говорит: «Ничто не может достичь лучшего во мне». Анарх действительно является естественным состоянием человека. На него накладывает отпечаток только сопротивление, он сталкивается с трудностями, когда он желает распространить своё влияние на большее, чем это позволяют довлеющие над ним обстоятельства. С присущими ему амбициями реализовать себя, он неизбежно наталкивается на определённые границы; но если бы не они, то его влияние было бы бесконечным».

«Анарх может надеть любую маску. Он остаётся в любой маске, в которой он чувствует себя комфортно, но однажды он переходит на место, которое его больше не устраивает. Он может, например, спокойно работать за прилавком или в офисе. Но, ночью, когда он покидает их, он играет совершенно иную роль. Убеждённый в своей внутренней независимости, он может даже выказать определённую благожелательность властям. Он, подобно Штирнеру, подобно описанному им типу человека, при необходимости может присоединиться к группе, объединиться с кем-то конкретным, но редко это происходит на уровне идей. Анархист является идеалистом; но Анарх, напротив, является прагматиком. Он видит, чем он может помочь им – им и общему благу; но он закрыт для идеологических перекосов. В этом смысле, я могу охарактеризовать его позицию, как действительно полностью естественное верховенство. В первую очередь, важен человек, а затем уже его окружение. Эта та позиция, которую я предпочитаю на данный момент».

Юнгер занимал эту позицию во время Второй Мировой Войны и после ней, во времена тирании нацистского режима. Он ушёл в тень, несмотря на то, что он писал для Вермахта. Это также позволило ему наладить контакт с сопротивлением в Париже и в самом Генеральном Штабе. Его сочинение озаглавленное «Мир» («Der Friede») было планом устройства послевоенной Европы и, хотя этот план шёл вразрез со всеми официальными нацистскими документами, он нашёл широкое одобрение в Штабе. Но судьба никогда не позволит этому плану осуществиться.

Анарх побуждает нас наблюдать и понимать материалистическую эпоху, в котором мы сейчас находимся, и наделяет смыслом эти процессы, при этом не требуя принесения в жертву нашей собственной суверенности. Так как Анарх, согласно собственному определению Юнгера, является естественной формой человека, мы не должны обманываться и приходить к выводу, что мы говорим об индивидуалисте и индивидуализме, в его современных проявлениях. Индивидуализм, как таковой, - есть логическое продолжение нигилизма, пышно цветущего в наше время, и оттого является болезнью, которую необходимо побороть. Индивидуалист – это отдельное существо, которое замкнуто в своём собственном мире. Индивидуалист отвергает даже тот факт, что общество, свободное от эксплуатации современного порабощающего государства. Если мы говорим об Анархе, как о естественном состоянии человека, тогда мы должны сказать о том, что он является человеком социолизированным. Суверенная личность всегда способна объединится с другими, близкими ему людьми. Это значит, что Анарх единоличен только в Правде, которую он узрел, в других же вопросах он не имеет ничего общего с индивидуализмом. Поэтому Анарх не может найти многих, которые поймут его, которые поймут, что значит быть естественным. Если некая фигура представляет опасность для существующего положения вещей, она является Анархом, если же нет, то мы должны полагать, что перед нами индивидуалист.

Waldgaenger, в свою очередь является Анархом, который вынужден удалиться в глушь, потому что он был разоблачён как Анарх. Он является свободным, суверенным человеком и над ним нависла угроза смерти. Итак, из-за этого он должен бежать в лес или город, но этого требует его участие в сопротивлении тирании. Он должен продолжить борьбу и это является ещё одним знаком того, что Анарх, согласно определению Юнгера, не является индивидуалистом, потому что Waldgänger способен и может сражаться в одиночку, но несерьёзно вести борьбу без поддержки, один человек не может в жизни действовать как голливудский герой-одиночка. Это просто психологический трюк, предназначенный для внедрения в массы нигилистической идеи индивидуалиста, и поэтому мы понимаем, что за ним стоит пустой вымысел.

В наше время, уход в лес должен осуществляться только по определённым причинам, о которых Юнгер говорит так: «Waldgäng (уход в лес) следует за объявление вне закона. Тем самым, человек выражает готовность выживать, полагаясь на свои собственные силы. Раньше это рассматривалось как благородный жест, что и сегодня имеет место, несмотря на все дурные предзнаменования. Waldgängers (Лесные скитальцы) совмещают в себе всё вышесказанное. Waldgängers (Лесные скитальцы) попадали в изоляцию после всех великих бунтов. Они сталкивались лицом к лицу с полным уничтожением».

«Так как это может быть гибелью для многих, даже для всех, необходимо добавить ещё одну сущностную характеристику: Waldgänger (Лесному скитальцу) присуще стремление к оказанию сопротивления. Он желает принять участие в битве, где у него нет никаких шансов. Поэтому его характеризует то, что Waldgänger неразрывно связан со свободой, что на деле выражается в том, что он готов бороться с автоматизмом и отвергает морализаторский фатализм. Если вы посмотрите на него с этой стороны, то поймёте роль, которую Waldgäng играет не только в наших рассуждениях, но и в реалиях нашего времени. Каждый сегодня является объектом насилия и попытки извести это насилие являются дерзкими экспериментами, в которых рассчитывают больше на улыбку судьбы, чем на гибель того, кто отважился на него».

Здесь предстаёт перед нами его сущность, мы видим, что у него в натуре заложена способность принимать много обличий, но всё это делается для одного - сохранения достоинства и свободы человека в его изначальной и самой естественной форме. Он выше споров современных философов и политиков. Он являет собой устранение насилия, которое стало характеристикой современного мега-государства и его господ – банковских титанов.

Юнгер говорит: «Waldgäng не должен пониматься как форма Анархизма, направленная против мировой технологии (technik), несмотря на данное искушение, которому в особенности подвергаются те, кто борется за возвращение мифа. Несомненно, мифология появится снова. Она всегда существует и воскреснет в урочный час, как сокровище, которое проявляется на поверхности, но человек не вернётся в царство мифа, он снова встретиться с ним, когда мир придёт в беспорядок и будет находиться в магическом кольце чрезвычайной опасности…»

Waldgäng входит в состав мифа, но он не создан теми, кто подобен нам. Миф уходит корнями в раскрытие Божественного и его создателем может быть только естественный человек, человек, который выше концепций о «свободе, равенстве, братстве», который мог достичь Божественного. Там, где преобладает современное понимание Просветления, преобладает тирания государства. Там рассуждения Анарха получают такое развитие, что это становится опасным. Он осознал наличие тирании и если он раскрыт, то должен избрать метод для отхода в лес или же платить по счетам.

В наше время мы просто не в состоянии переоценить то наследие, которое оставил нам Юнгер. Всё вокруг нас свидетельствует об уравнительном действии технологии. Становится всё труднее быть свободным в золотой клетке мирового государства. Кем же являются те мужчины и женщины, которые всё ещё остаются суверенными в наше время? Определённо, всё сложнее найти действительных Анархов, посвятивших себя изучению и свободе, но они здесь; некоторые из них являются теми читателями, которым Юнгер оказал такое высокое почтение, а другие даже не подозревают о Юнгере, но обладают естественным складом ума.

Эти идеи никогда не были популярны, за исключением некоторых его преданных читателей. Сам Юнгер также обжёгся на раскалённом свинце демократии. Естественно те, кто верит словам Уинстона Черчилля: «Демократия — худший способ управления государством, но все другие способы, когда-либо испробованные человечеством ещё хуже» определённо не приняли политического анализа Юнгера, но в дальнейшем, по мере дальнейшего продвижения по этому странному пути, называемому современным миром, мы должны осознать насколько верным оказался политический анализ Юнгера. Современная демократия – это стыд, прикрывающий все действительную и недемократическую эксплуатацию людей, богатства и ресурсов, то, что они перекочёвывают их в руки немногих, но делается это во имя многих. Мы вступаем в эпоху Анарха, и кто знает, что придёт ей на смену?

Абдульбарр Браун,

7 марта 2002 года.