Основные даты жизни и творчества Шекспира 4 страница

Джейк открыл книгу и просмотрел содержание. Там было больше ста названий, обещающих поведать читателю обо всем, начиная с золотых приисков в Неваде, заканчивая Хелен Келлер.^[8] Твен писал о Хелен Келлер? При этом в книгу не вошли его главные произведения. Однако автобиографические эссе помогут понять, что было у автора на уме – буквально, – а также, возможно, что могло заинтересовать Десмонда Льюиса. К собственному удивлению, Джейк обнаружил, что держит в руках первое издание книги, и неожиданно испугался, что она слишком дорогая и он не сможет ее купить.

– Хммм, сколько? – взволнованно спросил он. Блоджетт отмахнулся от него, заявив:

– Не берите в голову. Считайте, что это маленький подарочек от заведения.

– Но это же первое издание.

– Ерунда. Обложка истрепалась, страницы пожелтели. Не стоит даже того места, что занимает.

Джейк в этом сомневался, но решил, что спорить бессмысленно. Может, он как-нибудь расплатится с Блоджеттом позже.

– Я уже сказал, – продолжал тот, – американские писатели у нас плохо продаются. – Очевидно, он считал, что вопрос решен. – Если вам так хочется, можете вернуть книгу, когда прочитаете. Или отдайте доктору Льюису, если волей Господа он вернется. – Он покачал головой, а затем пристально взглянул на Джейка. – А как насчет его книги? Она тоже пропала?

– Она тоже пропала.

Блоджетт принялся поглаживать подбородок.

– Вот что я вам скажу: возьмите мистера Твена и посмотрите, что вы там сможете отыскать. А я тем временем сделаю пару звонков, разузнаю, что к чему. И если наш друг действительно сбился с пути, как вы утверждаете, тогда я с удовольствием вам помогу всем, чем смогу. Как вы считаете, это будет честно?

– Более чем, – ответил Джейк, пожал ему руку и ушел с книгой в руках.

 

Когда Джейк вернулся в свою квартиру, предварительно проверив окрестности на предмет преследователей и никого не обнаружив, он снова попытался уговорить себя, что стал жертвой паранойи, быстро перекусил остатками чипсов и сыра, открыл банку пива, засунул в рот мятную конфетку и устроился поудобнее с Марком Твеном в руках.

Основные вещи о нем он знал: родился в Миссури под именем Сэмюель Клеменс, работал лоцманом на реке, перебрался на Запад, занялся журналистикой, затем вернулся на Восток в Хартфорд, где стал романистом и эссеистом. Свой псевдоним Марк Твен он позаимствовал из языка речных лоцманов, которые выкрикивали показания глубины.^[9] Что-то в этом беспокоило Джейка. Почему-то псевдоним казался ему очень важным. Он не смог ничего придумать и отбросил сомнения в сторону. Но очевидно, у Льюиса было что-то на уме. А как насчет самого Марка Твена? Его самый знаменитый роман «Гекльберри Финн» периодически запрещали по самым разным причинам, как и «Над пропастью во ржи» Сэлинджера, как и «Алую букву» Готорна.

«Какая ирония», – подумал Джейк.

Когда-то он читал, что бедняга Готорн всего лишь пытался искупить вину своего деда, который возглавлял магистрат в Салеме и был судьей на процессах по делам ведьм. Очередное доказательство того, что никакое доброе дело не остается безнаказанным.

Неужели Десмонд Льюис совершил ту же фатальную ошибку? Или его намерения были не столь чистыми? Может, это и есть тот ключ, который он ищет, и та дорога, на которую вышел Льюис? Но все эти факты известны. «Политкорректные» ученые и библиотекари, выступавшие против «Гекльберри Финна», объясняли свое неприятие книги тем, что в ней имеются намеки на расизм. Но сам Твен это и утверждал, что он просто написал о том, как тогда жили американцы, а вовсе не пытался никого оправдывать. Да, язык несколько резковат для того времени. Может, дело в этом? Твен стал первым, кто рассказывал правду настоящим языком. Возможно, это объединяет его с Робертом Грином?

Как он уже заметил в магазине, книга была весьма объемной. Твен поместил туда статьи случайным образом, повторяя многие темы, которые были довольно разнообразны, начиная от генерала Гранта, заканчивая Китаем («А вот это может быть интересно», – сделав пометку, решил Джейк). Дело Морриса (повторялось постоянно, какое дело?). Дело о сигнализации против воров. Бранные слова (это стоит проверить). Комментарии по поводу убийства 600 мусульман. (Это было потрясающе. Что, когда, где, кем; возможно, это предвидение?) Список на этом не заканчивался: интервью с революционером Чайковским (а не композитором?); движение в сторону централизованной власти; покупка гражданских добродетелей (эти темы и сейчас являются острыми); сообщение о том, что слухи о смерти Твена сильно преувеличены; Уинстон Черчилль; Сидни Ли; Святой Грааль.

Святой Грааль? Нет, эту тему без конца обсуждали, мусолили и популяризовали в Голливуде, от которого не пожелали отстать современные писатели. Тут что-то другое. Что-то, имеющее отношение к Англии. Черчилль? Но Твен практически не был современником Черчилля, и что он мог рассказать миру такого, что изменило бы его отношение к нему? Значит, должно быть что-то еще.

Затем он перевернул страницу и резко выпрямился на стуле. Написанное Твеном предисловие выглядело так:

 

«ПРЕДИСЛОВИЕ

Я пишу эту автобиографию и помню все время о том, что держу речь из могилы.

Это действительно так; книга выйдет в свет, когда меня уже не будет в живых. Я предпочитаю вести разговор после смерти по весьма серьезной причине: говоря из могилы, я могу быть до конца откровенен».

 

Слова из могилы. От этой фразы людям всегда становится не по себе. Сердце Джейка забилось быстрее. Это должно куда-то вести. Но куда и к какой цели? И к кому? Неужели Десмонда Льюиса посетило некое предчувствие беды, и он тоже говорит из могилы? Джейк снова взглянул на свой список и попытался найти что-нибудь общее. Но потерпел неудачу. Впрочем, это не имело значения. У него был выбор из стольких имен и событий. В отчаянии он положил книгу и открыл бутылку австралийского «Шираза», заботливо предоставленного жильцам квартиры «Сан-Франциско трибьюн». В результате он не услышал телефонного звонка два часа спустя, в четыре утра.

 

Глава 9

 

Сомнение – предатель…

У. Шекспир. Мера за меру

(Перевод М. Зенкевича)

 

Из сна Джейка вырвал грохот грузовиков за окном, они мчались по улице, что-то выгружали, что-то загружали. Соседние магазины, кафе и рестораны уже начали открываться. Таков цикл жизни большого города: доставка продуктов и вывоз отходов. Грузовики и такси, автобусы и легковые машины, подземка и пешеходы, постоянная суета, все находится в движении, как мусор, поднятый ветром в воздух, проносится мимо мощным потоком, как камешки на дне океана, которые вода то неумолимо швыряет на берег, то снова утаскивает за собой, и так множество раз, пока они не превращаются в мелкий песок или блестящие драгоценные камни.

Джейк отправился в спальню, чтобы снять вчерашнюю одежду, и заметил, что на тумбочке у кровати мигает огонек автоответчика. Он обратил на него внимание только сейчас, и ему стало интересно, кому предназначалось сообщение: ему или журналисту, жившему до него. Он не имел ни малейшего представления о том, как давно горит огонек. Отыскав кнопку «Исходящее сообщение» и нажав на нее, он услышал, как безликий голос назвал номер телефона и попросил звонившего оставить свое сообщение, дальше раздался универсальный сигнал. Джейк нажал на кнопку «Входящие звонки», подождал, когда сменятся настройки, и услышал знакомый голос: «Папа? Это Мелисса. Сейчас ночь вторника, и я хотела тебя поймать до того, как ты уйдешь. Я собираюсь в Лондон. Как долго ты еще там пробудешь? Пожалуйста, позвони мне. Я в университете. Все хорошо. Скоро увидимся. Пока, пока».

В ее голосе прозвучало что-то такое, что озадачило Джейка. Возможно, возбуждение. И что-то еще. Он пожалел, что не знает ее лучше. Что не знал лучше, когда она росла и взрослела. Что все эти годы они были не особо близки.

Движимый чувством родительской вины, Джейк снял телефонную трубку и воспользовался своей карточкой, чтобы позвонить в Калифорнию. В Беркли уже наступила полночь, но существовала высокая вероятность, что Мелисса еще не легла. Ему повезло. Она оказалась дома и сняла трубку после второго гудка.

– Папа? Привет. Ты в порядке? – В ее голосе прозвучало облегчение, что было совсем не характерно для Мелиссы.

– Да, в полном порядке. А почему ты спрашиваешь?

– Просто я немного за тебя волнуюсь. Есть известия о твоем друге профессоре Льюисе?

– Нет, и это меня беспокоит.

– Очень странно.

– Да.

– Ты ведь получил мое сообщение? Я лечу в Лондон.

Это его удивило.

– Детка, я тут не на каникулах. Я пытаюсь отыскать пропавшего человека, который вполне может оказаться мертвым.

– Я знаю. Но мне все равно туда нужно, для диссертации. – Словно почувствовав, что он колеблется, она быстро добавила: – Кроме того, мне неплохо было бы отдохнуть после того, как я столько пахала на Скофилда. Кстати, его работа выйдет на следующей неделе.

Джейк смутно помнил, что ее руководитель должен был выпустить новую книгу и что Мелисса принимала в этом какое-то участие.

– А как же твое преподавание?

– Никаких проблем. Я уже поговорила с деканом, и мне разрешили взять отпуск для научной работы. Кроме того, у меня всего одна лекция, а два аспиранта с нетерпением ждут, когда я оступлюсь или отойду в сторонку. Я с удовольствием доставлю им радость.

– Мелисса, ты уверена, что это необходимо? Я не хочу, чтобы ты ставила под удар свою степень из-за поездки в Лондон. Особенно в ноябре.

– Речь идет не о «поездке», папа, – заявила она с возмущением. – По правде говоря, она может оказаться для меня очень полезной, а кроме того, я смогу встретиться с несколькими людьми. – Она не стала говорить, что хотела бы встретиться с одним конкретным человеком. – А судя по тому, о чем ты рассказал в прошлый раз, мне кажется, что тебе может пригодиться, ну… специалист по литературе. Если ты вдруг забыл, напомню, что это как раз моя область деятельности.

Джейк внутренне возмутился. Разумеется, он знал, что его дочь пишет диссертацию по какой-то там литературе. Однако ему за все время пребывания в Лондоне, даже учитывая то, чем он занимался, ни разу не пришло в голову, что ее может заинтересовать его работа. Не говоря о том, что она станет ему помогать. Раньше такого никогда не случалось. Более того, она всегда с презрением отзывалась о его «дешевой журналистике», называя ее «культурным балаганом». У него в голове тут же зазвучал сигнал тревоги.

– Прекрасно. Вот тебе кое-что, чем ты можешь мне помочь. Что тебе известно о поэте и драматурге Елизаветинской эпохи Роберте Грине?

На другом конце возникла короткая, но все равно заметная пауза.

– Грин? А какое отношение это имеет к доктору Льюису?

– Как раз это я и пытаюсь выяснить. Льюис, похоже, изучал его работы на предмет чего-то, что, возможно, связано с его исчезновением. Так ты его знаешь?

– Я знаю его произведения, – ответила она немного напряженно. – Он был одним из незначительных поэтов елизаветинского театра. Написал довольно странный и мстительно-злобный памфлет под названием «Крупица ума, сторицей оплаченная раскаянием». И несколько пьес, названий которых я не помню. А почему ты спрашиваешь?

– Я читал «Крупицу ума». Мне кажется, она имеет какое-то отношение к исчезнувшей книге доктора Льюиса.

– Папа, это древняя история.

– Для тебя, возможно. Для меня все в новинку. Как ты думаешь, о чем он хотел рассказать в своей книге?

Мелисса снова немного помолчала.

– Папа, я правда думаю, что тебе потребуется помощь, чтобы с этим разобраться, – весело объявила она. – Так что расскажи-ка мне, где ты остановился и есть ли в твоей гостинице свободные номера.

В голове у него снова зазвучал сигнал тревоги.

– Значит, ты поможешь мне найти книгу доктора Льюиса?

– Если только… слушай, давай адрес.

Джейк был так озадачен, что назвал адрес, несмотря на неприятное чувство, что он втягивает дочь в рискованное предприятие – и не просто рискованное, а опасное. Он неохотно прогнал все страхи. Может быть, это как раз то, что им нужно: возможность провести время вместе и сократить разделяющее их расстояние. Он очень редко виделся с Мелиссой с тех пор, как умерла ее мать.

– Ладно, я буду рад тебя видеть, если ты действительно можешь позволить себе потратить время на эту поездку. Возможно, мне даже удастся выставить счет за твой билет нашей газете.

– Папа, – сердито заявила она, – я в состоянии заплатить за свою дорогу и не рассчитываю, что ты или твоя газета будете оплачивать мой билет, договорились?

– Расслабься, детка, давай не будем ссориться. Авиабилеты стоят дорого.

– У меня есть деньги. Ты не забыл, что бабушка оставила мне наследство?

Ах, он и забыл о завещании ее бабки по материнской линии, которая оставила ей деньги на образование. Получалось, что поездка в Лондон как раз попадает под эту категорию. Ну хорошо. Ему пригодится помощник в расследовании. Мысленно он сделал для себя заметку чуть позже поговорить с Флэнниганом.

– Отлично. Если ты не шутишь, добро пожаловать в Лондон, – сказал он и добавил: – И если ты не против того, что ванна у нас будет одна на двоих.

– Папа, ты не забыл, что я учусь в колледже? – Она рассмеялась.

– Хорошо. Сообщи мне, когда прилетишь, я встречу тебя в аэропорту. Не забудь только указать в каком. Хитроу или Гатуик.

– Обязательно. До встречи. И она повесила трубку.

«Есть люди, которые своей решительностью выбивают у меня почву из-под ног», – подумал Джейк.

Мелисса принадлежала к их числу. С другой стороны, он подозревал, что она у многих людей выбивает почву из-под ног – по разным причинам.

 

Глава 10

 

Да успокоится он, грешник, с миром!..

У. Шекспир. Генрих VIII

(Перевод В. Томашевского)

 

Расхаживая по гостиной снятой им квартиры на площади Рассела, Профессор пытался решить свою дилемму. Задуманное им дело и без того было непростым – пусть и оправданным, – а теперь еще появилось новое осложнение, о котором он только что узнал. Проблема заключалась в том, что еретик Льюис связался с известным журналистом, и теперь, если появится хотя бы намек на нечистую игру, ситуация может сильно измениться. Маленький костер легко затоптать; большой – не погасят даже реки! А теперь по его следу идет журналист, а он не может терять ни минуты драгоценного времени.

Доктор Льюис горел желанием поведать миру свою безумную теорию и опубликовать новую книгу как можно быстрее. Ту самую, которая теперь находилась в руках Профессора. Последняя серьезная угроза для Имени возникла еще до его рождения, более века назад. Но с ней, как и всегда, успешно справились. Однако сейчас единственное, от чего он всеми силами оберегал великое Имя, самый худший сценарий из всех, удалось предотвратить только чудом. Но ему необходимо было выяснить, а пока сделать этого не удалось, каким образом Льюис пришел к таким ужасным и разрушительным выводам, не говоря уже о том, как мог решиться открыть их всему миру.

«Один костер выжигает другой, одна боль становится меньше перед лицом другой боли», – напомнил он себе.

Он не знал, что станет делать, если не сумеет ничего добиться. Он боялся, что так оно и будет. В конце концов, Льюис продержался почти неделю.

Из соседней комнаты послышалось приглушенное проклятье. Профессор вошел, включил свет и посмотрел на связанного, с кляпом во рту мужчину, который полулежал на диване, его твидовый пиджак был помят и порван, глаза горели яростью и презрением. Поколебавшись пару мгновений, Профессор подошел к нему.

– Есть хочешь? У меня в холодильнике сосиски.

Его пленник быстро закивал головой.

– Если я выну кляп, ты обещаешь, что не будешь кричать?

Новый быстрый кивок.

– Отлично, впрочем, я сомневаюсь, что тебя здесь кто-нибудь услышит, особенно учитывая твое состояние, – пожав плечами, заявил Профессор. – Кроме того, в этих старых домах прекрасная звукоизоляция.

Он вынул кляп, и его пленник закашлялся.

– Воды! – взмолился он.

Профессор прошаркал в маленькую кухоньку, которой не часто пользовались, чтобы достать из холодильника не слишком свежие сосиски и налить воды из-под крана.

– Знаешь, нам с тобой пришлось многое пережить, – проговорил он, складывая все на поднос. – И как сказал старый король: «Наши лучшие времена в прошлом. Махинации, коварства, плутовство и разрушительные беспорядки».^[10]

В его голосе звучала печаль. С подносом в руках он возвратился в комнату.

– «Благородный верный Кент изгнан! Этим наносится оскорбление честности. Вот что странно!»^[11] – резко ответил пленник, мрачно глядя на холодную еду.

Несмотря на тяжелое положение, Льюис не хотел поддаваться этому человеку и мириться с тем, что находится в его власти. Он с трудом подавил в себе желание броситься к подносу, который оставался вне пределов его досягаемости. Руки у него были по-прежнему связаны, и он изо всех сил боролся с отчаянием.

«Неужели это очередная изощренная пытка, придуманная врагом? – подумал он. – Или Профессор слишком занят своими мыслями и просто не заметил, что сделал?»

– Ты представляешь себя Кентом? Вряд ли это так. Скорее ты Гонерилья. Или Йорк, – заявил Профессор, в волнении расхаживая по гостиной.

– Послушайте, я сожалею, что не поблагодарил вас за ваш мизерный вклад, и все такое. Но где моя книга? – резко спросил Льюис. – Неужели вы действительно рассчитываете, что вам сойдет с рук то, что вы меня силой захватили, да еще совершили кражу?

– Кражу? Ты еще смеешь говорить о воровстве? – возмутился Профессор, засунул руку в карман, достал пистолет и, нахмурившись, уставился на него так, словно тот был предметом, которому здесь не место. Глаза Льюиса широко раскрылись. – Итак, сэр Предатель. Если не возражаешь, я хотел бы услышать имена тех, кто знает о твоей гипотезе и поддерживает ее.

Льюис с вызовом покачал головой.

– «Не каркай, черный ангел, нет у меня для тебя еды».^[12]

– С меня достаточно.

Профессор подошел к нему и с яростью, удивившей его самого, ударил Льюиса в лицо рукоятью пистолета, потекла кровь.

– «Из ничего не выйдет ничего. Так объяснись».^[13]

Ему потребовалось нанести лишь два удара, чтобы услышать имя.

«Проклятье, – подумал он, – еще один вонючий иностранец».

Льюис, в глаза которому текла кровь, заморгал и с ужасом уставился на своего мучителя, который снова принялся расхаживать по комнате, словно пытаясь заставить себя сделать нечто такое, о чем и подумать было страшно. Он слышал его тихое бормотание, постепенно набиравшее силу, и узнал строчки из «Короля Лира»:

 

Священным светом солнца,

И тайнами Гекаты, тьмой ночной,

И звездами, благодаря которым

Родимся мы и жить перестаем.

Клянусь, что всенародно отрекаюсь

От близости, отеческих забот

И кровного родства с тобой. Отныне

Ты мне навек чужая. Грубый скиф

Или дикарь, который пожирает

Свое потомство, будет мне милей,

Чем ты, былая дочь.

 

У Льюиса упало сердце, и он страшно побледнел.

– Неужели после стольких лет… – начал он.

Профессор посмотрел на него, и в его глазах появилась мольба.

– Почему ты совершил эту отвратительную вещь?

– Что? Написал правду?

– Чушь! Ты же знал, какой вред это причинит мне и всему, ради чего я работал. Неужели ты так меня ненавидишь? – В его словах появилась внутренняя сила.

– Нет! Ни в коей мере! Если честно, я не понимаю, почему вы принимаете происходящее на свой счет. Но я готов обсудить с вами мою книгу, если вы будете так добры, что развяжете мерзкую веревку и вспомните о здравом смысле.

– Чтобы ты смог со мной справиться, а затем побежать к своему издателю? Я не стану этого делать.

– Чтобы я смог что-нибудь съесть и попить. – Его тон из умоляющего превратился в вызывающий. – Что я должен вам сказать? Мне правда искренне жаль, что вы так к этому относитесь.

Профессор отвернулся и покачал головой.

– Знаешь, я тебе не верю.

Приняв окончательное решение, он резко повернулся и наставил пистолет на свою жертву.

– Прекратите! – завопил Льюис. – Вы что, сошли с ума?

– «Что он безумен, то правда; правда то, что это жаль, и жаль, что это правда».^[14]

Десмонд Льюис издал короткий крик ужаса, когда его тюремщик прицелился и нажал на курок. Он успел заметить короткую вспышку света и почувствовать удар, а потом мгновение боли, затем все вокруг затянул красный туман, и он уже больше ничего не видел.

Профессор вздохнул и медленно опустил оружие. А потом, как евреи, увидевшие реки Вавилона, сел и заплакал о том, что потерял.

Он не чувствовал никакого удовлетворения от того, что кара настигла его врага, только печаль. А хуже всего то, что это еще был не конец. Во-первых, ему предстояло решить проблему с журналистом. И как можно быстрее, потому что кто-нибудь очень скоро начнет задавать вопросы. Если не сам журналист Флеминг, так кто-нибудь другой.

«Как часто человек свершает сам»,^[15] – напомнил он себе.

Впрочем, кое-что было и в его пользу. Так же точно, как знание является силой, у него имелось секретное оружие. У журналиста Флеминга есть дочь. И какая дочь! Он сыграет на ней, как на великолепном музыкальном инструменте. Да, она послужит его интересам, и, возможно, эту ужасную ситуацию удастся спасти. Он сгорал от нетерпения. Даже сейчас она играла ему на руку.

 

Глава 11

 

Хоть розой назови ее, хоть нет…

У. Шекспир. Ромео и Джульетта

(Перевод Б. Пастернака)

 

Рейс Мелиссы задержался на час, и, учитывая все обстоятельства, Джейк был счастлив, когда увидел, как она проходит через ворота системы безопасности – светлые волосы собраны в аккуратный хвостик, такая свежая и красивая, словно только что сошла с обложки «Харперс базаар». Они быстро получили ее багаж, взяли такси и всю дорогу рассказывали друг другу новости. Впрочем, между ними все еще была некоторая напряженная официальность, связанная с разногласиями, которые еще предстояло разрешить.

К тому моменту, когда такси добралось из аэропорта до Денмарк-стрит, поднялся ветер и начался сильный дождь, а улицы мерцали в свете фонарей. Швейцар Фред с большим зонтом в руках поспешил открыть перед ними дверь. Он одобрительно улыбнулся Мелиссе и провел их под навес над входом в здание. Джейк представил ему дочь и уже повернулся в сторону лифта, когда Фред шепотом обратился к нему:

– Мистер Флеминг, тут вас спрашивал какой-то человек.

– Правда? – Джейк нахмурился. – Такой крупный, коренастый мужчина?

Швейцар покачал головой.

– Нет, сэр. Я бы сказал, скорее, из ученых. Седые волосы, средних лет, похож на… извините, сэр, минутку.

К дому подъехало очередное такси, и он бросился помочь пожилой паре выбраться с заднего сиденья.

– Папа? – Мелисса, промокшая насквозь, стояла у двери, и он поспешил к ней. – О ком вы говорили?

– Наверное, какой-нибудь посыльный. Из «Рейтера» или «Трибьюн».

Он подвел ее к лифту, и они поднялись в квартиру, а Джейк размышлял о том, как сложатся их отношения в этих новых обстоятельствах.

Технически в квартире была одна спальня, но в ней имелся также альков с раскладывающимся диваном, который превращался в огромное ложе, вполне подходящее для людей с прямым позвоночником и здоровыми шейными позвонками. Иными словами, не для Джейка Флеминга. Однако человек должен быть готов жертвовать своим комфортом ради детей.

– Я буду спать на диване, – заявил он дочери.

В любом случае, приняв это решение, он уже поменял белье.

– Папа, я могу спать на полу. А тебе нужно как следует отдыхать. Оставайся в спальне.

Джейк не знал, что хуже: намек на то, что он уже старый и немощный, или то, что его опекает собственная дочь.

– Послушай, я все равно лягу поздно, мне нужно еще кое-что почитать, – настаивал он на своем. – Хорошую кровать нужно использовать по назначению. Иди ложись, со мной все будет в порядке.

Еще одно вранье, но что он мог поделать? Наконец она сдалась и, быстро чмокнув его в щеку, пожелала спокойной ночи.

Проходя мимо отца из ванной в спальню, Мелисса остановилась и очень серьезно посмотрела на него.

– Папа, надеюсь, я тебя не очень стесняю, – сказала она. – Просто я подумала, что это отличная возможность объединить наши силы, может быть, провести немного времени вместе, понимаешь? Мы уже давно этого не делали.

Он кивнул и пожелал ей хороших снов. Он знал, что сам вряд ли сможет как следует выспаться.

 

Утром Мелисса вышла за кофе и продуктами. Вернувшись, она с возмущением обнаружила, что Джейк уже позавтракал оставшимся со вчерашнего дня кофе и черствым печеньем.

– Папа, тебе необходимо нормально питаться, – принялась ругать она его. – Разве у тебя нет язвы?

– Я в порядке, – ответил он и засунул в рот мятную конфету.

Мелисса подбоченилась и заявила:

– Да ладно тебе. Ты пьешь вчерашний кофе, живешь на антацидах и питаешься сахаром и жирными объедками. Ты это серьезно? – Она поставила сумку, открыла холодильник и показала на кусок засохшей пиццы, которая покрывалась плесенью на полке рядом с недоеденной рыбой и чипсами, оставшимися после предыдущего ланча. – Ты только посмотри на это. – Она демонстративно швырнула все в ведро.

– Эй, я люблю жирные объедки, – запротестовал он.

– Ты неисправим.

– Тебе интересно узнать, что я выяснил о Десмонде Льюисе, или ты явилась сюда, чтобы реорганизовать мою жизнь? – мрачно спросил он.

Мелисса хитро улыбнулась.

– Возможно, и то и другое. Что же до доктора Льюиса, без обид, должна тебе сказать, что в академических кругах его не слишком жалуют. Знаешь, я считаю, что ты должен предоставить властям заниматься его поисками. – Она достала из сумки банку и показала ему. – Ты любишь артишоки?

Джейк с подозрением посмотрел на дочь.

– Мелисса, это моя работа, я расследую необъяснимые исчезновения людей и тому подобные вещи. А этот человек был моим другом. Кроме того, возможно, он не такой чокнутый, как ты думаешь.

Она поставила банку на стол.

– В каком смысле?

– В том смысле, что он, возможно, нашел кое-что интересное.

– Вот-вот. Может, тебе не стоит лезть в литературные дебри? В конце концов, это не твоя область.

– Ты приехала, чтобы сказать мне об этом?

– Нет, просто я за тебя волнуюсь. – Она убрала в холодильник две упаковки сыра, сок, молоко, две груши, манго и упаковку йогурта, а затем закрыла дверцу и вскинула вверх руки. – Ладно, извини, я буду молчать. Ты собирался рассказать мне о том, что тебе удалось выяснить. Давай, я слушаю.

С этими словами она принялась расставлять на полках несколько коробок овсянки с орехами и изюмом, свежий хлеб и, к огромному ужасу Джейка, пакет рисовых кексов.

Пока она сооружала бутерброд из воздушного английского сыра, куска свежего черного хлеба, который ей каким-то непостижимым образом удалось купить, и ломтиков груши, он подтолкнул к ней листок бумаги.

– Посмотри на этот список и скажи, что ты о нем думаешь.

Мелисса взяла в руки список и, хмурясь, принялась изучать.

– Откуда он у тебя?

– Лежал в кармане пиджака доктора Льюиса, который отнесли в химчистку. Его секретарша, извини, помощница-администратор обнаружила это.

– Ты думаешь, это имеет какой-то смысл? – прищурившись, спросила Мелисса.

– Ты можешь сделать предположение не хуже, чем я. Возможно, даже лучше, ты же у нас ученый. Но я думаю, что ключ к исчезновению доктора Льюиса находится где-то в этом списке.

Мелисса изучала листок, одновременно жуя хлеб и качая головой.

– Так, хорошо. «Ворон». Согласна, это может быть Роберт Грин. Но может означать и массу других вещей, например, название фильма или…

– Ладно, ладно. А вот инициалы: «М. Т.». Я думаю, это Марк Твен. Но Твен писал обо всем на свете, и я не имею ни малейшего представления о том, что мог иметь в виду Льюис.

– Угу, он мог иметь в виду все, что угодно, – нетерпеливо проговорила она. – Кроме того, откуда тебе знать, что речь идет не о Мег Тилли.^[16] Или о каком-нибудь знаменитом спортсмене? – Она откусила еще кусок бутерброда. – А «Оксфорд» – имеется в виду университет?

– Думаю, да. Он там учился и как-то с ним связан.

– «ПВЗ» может быть кем или чем угодно. – Она продолжала изучать список. – Хммм. «В. А.» как в «Ветеранской администрации»?

– Только не в Англии. К тому же Льюис не ветеран.

– И «Дознание»?

– Обычно речь идет о судебном расследовании смерти.

– Я знаю, что это такое. Но, насколько я понимаю, он был еще жив, когда писал это. Странно. – Она ткнула пальцем в следующую строчку и посмотрела на Джейка. – «Апок.»? Что это такое? Апокалипсис? Он что, принадлежал к числу заговорщиков-террористов? Как в фильме «Четыре всадника Апокалипсиса»? Если так, это пугает.

– Давай не будем придавать этой записи слишком большое значение. Может, это какой-нибудь «апокриф».

– Не думаю. А как насчет этого? «Ламбет»?

– Мне удалось выяснить, что Ламбет – это дворец, находится на противоположной стороне от Вестминстера.