Карл Густав Юнг. Жизнь и творчество 12 страница

 

«Человек, который одержим тенью, всегда пребывает в собственном свете и попадает в собственные ловушки. Везде, где это только возможно, он предпочитает производить неблагоприятное впечатление на других. Удача не сопутствует ему, поскольку он живет ниже своих возможностей, и лучшее из того, что он достигает, ему не подходит. В отсутствие социальной лестницы, по которой он мог бы подняться, такой человек изобретает ее для себя сам и верит в полезность проделанного. Одержимость анимой или анимусом являет иную картину. Прежде всего, подобная трансформация личности дает преимущество чертам, характерным для противоположного пола; в мужчине это женские качества, а в женщине – мужские. В состоянии одержимости обе фигуры теряют свой шарм и свои ценности; они сохраняют их только тогда, когда обращены не к внешнему миру, а вовнутрь, находясь в интровертном состоянии, когда они служат мостами в бессознательное. Обращенная к миру анима оказывается непостоянной, капризной, мрачной, бесконтрольной и чисто эмоциональной; иногда она наделена демонической интуицией, а в остальном беспощадна, хитра, неверна, злобна, двулика и скрытна. Анимус в подобном положении упрям, цепляется за принципы и формальный закон, догматичен, стремится к преобразованию мира, теоретизированию, спорам и господству. Оба схожи своим дурным вкусом: анима окружает себя низкими людьми, а анимус идет на поводу у второсортного мышления» (CW 9i, pars. 222f; Юнг К.Г. Душа и миф. Киев, 1996. С. 262).

 

 

ОРИЕНТИРОВАНИЕ (Orientation; Orientierung) – понятие, используемое для обозначения общего принципа управления личностной установкой или точкой зрения.

Психологическое ориентирование определяет, как человек видит, понимает и интерпретирует реальность. В юнговской типологической модели мыслительная установка ориентирована законами логики; установка на ощущение ориентирована непосредственным восприятием конкретных фактов; интуиция ориентирует себя будущими возможностями, а чувство управляется ценностями субъективного порядка. Каждая из вышеназванных установок может действовать экстравертным или интровертным образом.

 

«Для полной ориентации все четыре функции – мышление, чувство, ощущение, интуиция – должны сотрудничать на равных; мышление облегчает познание и суждение, чувство говорит нам, в какой степени и как та или иная вещь является для нас важной или не является таковой, ощущение должно передавать нам с помощью зрения, слуха, вкуса и т.д. Сведения о конкретной реальности, а интуиция позволяет нам угадывать скрытые возможности в подоплеке происходящего, поскольку эти возможности также принадлежат целостной картине данной ситуации» (ПТ, пар. 900).

 

 

ОСВОБОЖДЕНИЕ от напряжения. См. абреащия.

 

ОСЬ «ЭГО‑САМОСТЬ» (Ego‑Self axis; Ich‑Selbst – Achse) – результат реализуемой способности эго переживать свою связь с Самостью. Эго в этом случае получает более укорененное ощущение своей связи с самой сердцевиной психического. Развитое эго может наивно полагать себя единственным центром психического, но если такое же переживание происходит у слабого или неразвитого эго, то последнее может быть ассимилировано Самостью, что проявляется в виде психической инфляции и утраты ясной точки зрения в сознании или – в наихудшем случае – временного психоза. Часто переживание «быть Богом» при приеме психоделических препаратов, таких как ЛСД и псилоцибин, есть переживание наркотизированным эго своей архетипической сердцевины в Самости, но без достаточной укорененности в реальности, позволяющей установить устойчивую ось эго – Самость.

Юнг считал, что и эго, и Самость нуждаются друг в друге: без аналитической силы эго и его способности облегчать независимое существование, отделенное от инфантильной и других зависимостей, Самость лишается присутствия в повседневном мире. С помощью эго ценностные тенденции Самости, благоприятствующие жизни на большей глубине и с более высоким уровнем интеграции, становятся доступными человеку.

Словосочетание «ось эго‑самость» было введено современным аналитическим психологом Э. Эдингером в 1972 году.

 

ОТРЕАГИРОВАНИЕ (Acting out; Agieren) – психоаналитический термин, суть которого заключается в замене мысли действием в ситуации, когда: 1) отреагируемый импульс никогда не получал словесного выражения; 2) и/или импульс слишком силен, чтобы получить словесную разрядку; 3) и/или у пациента отсутствует способность к торможению.

Поскольку психоанализ представляет собой «лечение разговором», проводимое в состоянии рефлексии, отреагирование является феноменом антитерапевтическим. Оно характерно для психопатии и поведенческих расстройств (см. КСАП, с. 118–119).

Юнговское понятие инфляции в некоторой степени аналогично термину «отреагирование» в классическом психоанализе в том случае, когда «субъект», находящийся во власти бессознательных желаний и фантазий, вновь переживает их в настоящем с ощущением непосредственности, усиливающейся его отказом признать их подлинный источник, и рецидивным характером подобного переживания.

Здесь, как и в случаях идентификации с архетипом, мы наблюдаем принудительный, преследующий и рецидивный характер действия, которое не фиксируется и не поддается контролю эго. Утрата в данном случае власти эго проистекает из отказа или неспособности признать наличие мотивирующей силы. Тем самым субъект избегает сознательного понимания. При этом игнорируется и символическая природа вторгающихся психических содержаний (см. КСАП, с. 103).

 

ОТЦОВСКИЙ КОМПЛЕКС (Father complex; Vater Komplex) – группа чувственно‑тонированных идей, связанных с переживанием и образом отца.

 

«У мужчин положительный отцовский комплекс очень часто создает определенную доверительность в отношении к авторитету и отчетливо выраженную готовность признать любые духовные догмы и ценности; у женщин же он вызывает наиживейшее духовное вдохновение и интерес. В сновидениях отцовский комплекс всегда воплощен в фигуре отца, от которого исходят запреты, мудрые советы и убедительные осуждения» (CW 9i, par. 396; СППИ, с. 91–92).

 

В самом общем виде отцовский комплекс у мужчины проявляется в персоне через идентификацию, а также в виде аспектов его тени. У женщины он воплощен в природе анимуса, окрашенного проекцией ее отцовской анимы.

Отец оказывает свое влияние на разум или дух своей дочери – на ее Логос. Он осуществляет это путем ее интеллектуального роста и развития, зачастую до патологического уровня, который в своих последних работах я описал как «одержимость анимусом» (CW 5, par. 272; СТ, пар. 272).

 

ОЩУЩЕНИЕ (Sensation; Empfindung) – психологическая функция, постигающая непосредственную реальность с помощью органов чувств.

 

«Под ощущением я понимаю то, что французские психологи называют „la fonction du reel“ (функция реальности), которая составляет совокупность моей осведомленности о внешних фактах, полученных мной через функцию моих органов чувств. Ощущение говорит мне, что нечто есть, оно не говорит мне, что это, но лишь свидетельствует, что это нечто присутствует» (АП, с. 18).

«Ощущение следует строго отличать от чувства, потому что чувство есть совсем другой процесс, который может, например, присоединиться к ощущению в качестве „чувственной окраски“, „чувственного тона“. Ощущение относится не только к внешнему физическому раздражению, но и к внутреннему, т.е. к изменениям во внутренних органических процессах» (ПТ, пар. 775).

«Поэтому ощущение есть прежде всего чувственное восприятие, т.е. Восприятие, совершающееся посредством чувственных органов и „телесного чувства“ (ощущения кинестетические, вазомоторные и т.д.). Ощущение является, с одной стороны, элементом представления, потому что оно передает представлению перцептивный образ внешнего объекта, с другой стороны – элементом чувства, потому что оно через перцепцию телесного изменения придает чувству характер аффекта. Передавая сознанию телесные изменения, ощущение является представителем и физиологических влечений. Однако оно не тождественно с ними, потому что оно является чисто перцептивной функцией» (там же, пар. 776).

«Следует понимать различие между чувственным (сенсуозным) или конкретным ощущением и ощущением абстрактным <…> Дело в том, что конкретное ощущение никогда не появляется в „чистом“ виде, а всегда бывает смешано с представлениями, чувствами и мыслями. Напротив, абстрактное ощущение представляет собой дифференцированный вид восприятия, который можно было бы назвать „эстетическим“ постольку, поскольку он, следуя своему собственному принципу, обособляется как от всякой примеси различий, присущих воспринятому объекту так и от всякой субъективной примеси чувства и мысли, поскольку он тем самым возвышается до степени чистоты, никогда не доступной конкретному ощущению. Например, конкретное ощущение цветка передает не только восприятие самого цветка, но и его стебля, листьев, места, где он растет и т.д. Кроме того, оно тотчас же смешивается с чувствами удовольствия или неудовольствия, вызванными видом цветка, или с вызванными в то же время обонятельными восприятиями, или же с мыслями, например, о его ботанической классификации. Напротив, абстрактное ощущение тотчас же выделяет какой‑нибудь бросающийся в глаза чувственный признак цветка, например его ярко‑красный цвет, и делает его единственным или главным содержанием сознания, в обособлении от всех вышеуказанных примесей» (там же, пар. 777).

«Ощущение, поскольку оно является элементарным феноменом, есть нечто безусловно данное, не подчиненное рациональным законам, в противоположность мышлению или чувству. Поэтому я называю его функцией иррациональное, хотя рассудку и удается вводить большое число ощущений в рациональные связи. Нормальные ощущения пропорциональны, т.е. при оценке они соответствуют – в той или иной степени – интенсивности физических раздражений. Патологические же ощущения – не пропорциональны, т.е. Они или ненормально снижены, или ненормально завышены; в первом случае они задержаны, во втором – преувеличены. Задерживание возникает от преобладания другой функции над ощущением – преувеличение же от ненормального слияния с другой функцией, например от слитности ощущения с еще недифференцированной функцией чувства или мысли» (ПТ, пар. 779).

 

‑П‑

 

ПАРАНОИДНО‑ШИЗОИДНОЕ СОСТОЯНИЕ (Paranoid schisoid position; Paranoid‑schizoide Position) – понятие, введенное Мелани Клейн для обозначения некоторого момента в развитии объект‑отношений до того, как ребенок осознает, что образы хорошей матери и матери плохой, с которыми он имел дело, относятся к одному и тому же лицу.

В структуре развития следует за состоянием первичной идентичности. Качество беспокойства на этой стадии является параноидным (т.е. детский страх может быть вызван наказанием или нападением). Средством его защиты оказывается расщепление объекта, т.е. шизоидный маневр. Ребенок раскалывает образ матери таким образом, чтобы обладать хорошей ее частью и контролировать плохую. Он также раскалывается и внутри себя самого из‑за напряженного беспокойства, вызванного присутствием явно противоречивых чувств любви и ненависти.

Параноидно‑шизоидное состояние соответствует тому типу сознания, который Юнг назвал «героическим» и который характеризуется весьма решительной и целенаправленной манерой поведения (КСАП, с. 104).

 

ПАРТ‑ОБЪЕКТ (Part‑object; Partialobjekt) – объект, представляющий собой часть человека, например пенис или грудь. Различение объекта как целого и парт‑объекта используется в психоанализе для выявления другого различия, а именно между осознанием объекта как человека, чьи чувства и потребности так же важны, как и свои, и обращением с объектом как существующим исключительно для удовлетворения потребностей субъекта.

 

ПАТОЛОГИЯ (Pathology; Pathologie) – в широком смысле – изучение болезни с целью понимания ее причин и применения полученного знания к лечению больного.

По истечении нескольких лет психиатрической и психоаналитической практики Юнг стал меньше уделять внимания определению так называемых патологических состояний. Он усматривал отчетливые различия между медицинским и психотерапевтическим подходами к патологии, хотя и относил психотерапию к медицинской дисциплине. Вероятно, и поэтому он настаивал на совместном сотрудничестве врачей и психоаналитиков, не имевших медицинской подготовки. Рассматривая различия между медиком и психотерапевтом в их подходе к патологии, Юнг указывал, что тогда как врач пытается лечить патологию, психотерапевт должен всегда помнить, что страдающая психика заключает в себе всего человека. Следовательно, диагноз, имеющий первостепенное значение для врача, обладает лишь относительной ценностью для психотерапевта. Среди прочего психотерапия должна не столько атаковать симптом, сколько руководствоваться логикой психологии, т.е. Осознать психологические образы, лежащие в основе самого расстройства. Когда такие образы оказываются неприемлемы ни для человека, ни для общества, они могут маскироваться под болезнь.

 

ПЕРВИЧНАЯ МАТЕРИЯ (Prima material; Prima materia) – алхимический термин, используемый для обозначения «изначального вещества», «первичной субстанции»; в психологическом смысле означает как инстинктивную основу жизни, так и «полуфабрикат», с которым человек работает в анализе – сновидения, эмоции, конфликты и т.д.

 

ПЕРВИЧНАЯ СЦЕНА (Primal scene; Urszene) – отдельные воспоминания из раннего детства, основанные на реальном или воображаемом переживании наблюдения за половым актом родителей, (см. младенчество и детство).

 

ПЕРВИЧНАЯ ФУНКЦИЯ, [ведущая, дифференцированная, высшая] (Primary Function; Superior Funktion) – наиболее развитая психологическая функция в типологической структуре индивида; в юнговской модели – функция, которой мы пользуемся автоматически, поскольку она включается естественным образом.

 

«Как показывает опыт, почти невозможно, вследствие неблагоприятных общих условий, чтобы кто‑нибудь развил одновременно все свои психологические функции. Уже социальные требования ведут к тому, что человек прежде всего и больше всего дифференцирует (развивает) ту из своих функций, к которой он или от природы наиболее одарен, или которая дает ему самые очевидные реальные средства для достижения социального успеха. Очень часто, почти регулярно, человек более или менее всецело отождествляет себя с функцией, поставленной в наиболее благоприятные условия и поэтому особенно развитой. Так слагаются психологические типы.

При односторонности этого процесса развития одна или несколько функций неизбежно отстают в развитии. Поэтому их можно подходящим образом охарактеризовать как «неполноценные» и притом в психологическом, а не в психопатологическом смысле, ибо эти отсталые функции совсем не являются болезненными, но лишь отсталыми в сравнении с функцией, стоящей в благоприятных условиях» (ПТ, пар. 780).

 

Чтобы решить вопрос, какая из четырех функций – мышление, чувство, ощущение или интуиция – является первичной, следует внимательно понаблюдать, какая из них более или менее контролируется сознанием, а какие носят случайный или необдуманный характер. Высшая функция (проявляющаяся либо экстравертным, либо интровертным путем) всегда более высоко дифференцирована, нежели другие, обремененные инфантильными чертами и грубыми качествами.

 

«Ведущая функция всегда является выражением сознательной личности, ее целей, воли, достижений, в то время как менее дифференцированные функции принадлежат к той категории, в которой события с человеком „просто случаются“. Эти случайности не всегда проявляются в форме lapsus linguae (языкового ляпсуса) или calami (письма), или других упущений; они могут быть наполовину или на три четверти намеренными, поскольку менее дифференцированные функции обладают, хотя и меньшей, сознательностью» (там же, пар. 515).

 

 

ПЕРВИЧНЫЙ И ВТОРИЧНЫЙ ПРОЦЕССЫ (Primary and secondary process; Primar– und Secundarprocess) – два фундаментально отличающихся друг от друга типа психической деятельности, впервые описанные Фрейдом в одной из его ранних работ «Проект для научной психологии» (1895).

Согласно Фрейду, первичный процесс является самой ранней, наиболее примитивной формой мыслительного процесса. Его действие бессознательно; одиночные образы могут суммировать большие зоны конфликта или относиться к другим элементам; пространственно‑временные категории не учитываются. Первичный процесс направлен к непосредственной и полной разрядке путем рекатектизации (реинвестирования энергии либидо на объект) следа иконической памяти объекта, удовлетворяющего ту или иную потребность в соответствии с принципом удовольствия (так называемое галлюцинаторное осуществление желаний). Катексис, свободно перемещающийся в бессознательном, позволяет одной идее символизировать другую (процесс, известный как смещение (displacement); одна идея может также символически выражать несколько других (конденсация); тем самым неприемлемые идеи могут ускользать от цензуры Предсознательной‑Сознательной системы.

В процессе развития первичный процесс постепенно (хотя и никогда полностью) подавляется в нормальном бодрствующем состоянии вторичным процессом. Последний действует в связке катексиса и вербальных обозначающих символов. Управляемый принципом реальности, он является выражением эго и отвечает за настроенные на реальность, логически оформленные мысли, примером которых может служить решение проблемы методом проб и ошибок. Эго не может функционировать без подавления действия первичного процесса; следовательно, первичный и вторичный процессы антипатичны.

В современной психоаналитической теории первичные и вторичные процессы мышления образуют континуум; все мыслительные продукты (сновидения, симптомы, оговорки, фантазии, дневные грезы, направленное решение проблемы) демонстрируют различные степени организующей структуры и смеси первобытных, регрессивных, защитных и зрелых механизмов (см. направленное и фантазирующее мышление).

 

ПЕРВОБЫТНЫЙ (Primitive; Primitiv) – относится к изначальной, архаической или недифференцированной человеческой психике.

 

«Я использую термин „первобытный“ в смысле „первичный“, „исконный“ и не привношу сюда никакого оценочного суждения.

когда я говорю об «остаточной» первобытности, то вовсе не имею в виду, что это состояние рано или поздно придет к своему концу. Напротив, я не вижу никаких причин, почему оно не должно оставаться до тех пор, пока существует человечество» (CW 8, par. 218).

 

 

ПЕРВОБЫТНЫЙ, или первичный, ОБРАЗ (Primordial image; Urbild) – термин, заимствованный К. Юнгом у Я. Буркхардта и использованный им первоначально вместо архетипа (см. архетипический образ).

 

ПЕРЕНОС (Transference; Ûbertragung) – частный случай проекции при описании бессознательной эмоциональной связи, возникающей у анализанда по отношению к психоаналитику.

 

«Бессознательные содержания вначале неизменно проектируются на конкретных людей и конкретные ситуации. Многие из проекций, в конце концов, возвращаются обратно к индивиду как только он распознал их субъективное происхождение; другие же противятся такой интеграции: их можно отделить от первоначальных объектов, но тогда они переносятся на доктора. Среди таковых важную роль играет связь с родителем противоположного пола, т.е. Связь сына с матерью, дочери с отцом, а также брата с сестрой» (CW 16, par. 357; ЮПП, пар. 357).

 

Перенос может быть положительным или отрицательным. В первом случае возникает чувство привязанности и почтения, во втором – враждебности и сопротивления.

 

«Для одного типа личности (называемого инфантильно‑протестующим) положительный перенос является – для начала – важным достижением с исцеляющим эффектом; для другого (инфантильно‑послушного) он – опасное отступничество, удобный способ избегнуть, ускользнуть от жизненных обязательств. Для первого отрицательный перенос означает расширение неповиновения, а, следовательно, отступничество и уклонение от жизненных обязательств, для второго – это шаг в направлении исцеления» (CW 4, par. 659; КП, пар. 659).

 

Юнг не рассматривал перенос только как проекцию инфантильно‑эротических фантазий. Хотя они и могут присутствовать в начале анализа, но впоследствии путем редукции распадаются и исчезают, и тогда главной темой и путеводной нитью становится цель переноса.

 

«Исключительно сексуальная интерпретация сновидений и фантазий – серьезное насилие над психологическим материалом пациента: инфантильно‑сексуальная фантазия еще никак не вся история, а психологический материал содержит также и творческий элемент, цель которого наметить путь выхода из невроза» (CW 16, par. 277; ЮПП, пар. 277).

«Вообще же, хотя перенос несомненно играет важную роль в анализе, когда он имеет место, эта роль в смысле терапевтического эффекта может быть самой разной.

Явление переноса – неизбежный спутник любого полноценного анализа, поскольку необходимо, чтобы доктор мог как можно яснее разглядеть направление личностного развития пациента» (там же, par. 283).

«Мы работаем не с „переносом на аналитика“, а против него и несмотря на него» (CW 4, par. 601; КП, пар. 601).

«Перенос никогда не бывает преимуществом, он всегда – помеха» (АП, с. 104). «Медицинское лечение переноса дает пациенту бесценную возможность изъять обратно свои проекции, извлечь пользу из своих потерь и интегрировать свою личность» (CW 16, par. 420; ЮПП, пар. 420).

«Профессионально подготовленный психоаналитик посредничает в деле появления трансцендентной функции у пациента, т.е. помогает ему свести вместе сознание и бессознательное и таким путем прийти к новой установке. В этой функции аналитик соответствует одному из важных значений переноса. С помощью последнего пациент прилипает к тому лицу, которое кажется пациенту обещающим обновление установки; он стремится к изменению, которое для него жизненно важно, даже если он и не осознает, что поступает именно так. Поэтому для пациента аналитик представляется фигурой незаменимой, абсолютно необходимой для жизни» (CW 8, par. 146).

 

Все то бессознательное и нуждающееся в здоровом функционировании, что пребывает в анализанде, спроектировано на аналитика. Оно включает архетипические образы целостности с тем результатом, что аналитик получает статус мана‑личности. В задачу анализанда входит понимание таких образов на субъективном уровне; иными словами, пациент должен образовать в себе внутреннего аналитика.

Важным целеполагающим элементом в переносе является эмпатия. С помощью эмпатии анализанд пытается подражать изначально более здоровой установке аналитика и тем самым выйти на более значимый уровень адаптации. Юнг считал, что анализ переноса крайне важен для возвращения спроектированных содержаний, необходимых для индивидуации анализанда. Но он также указывал, что даже после того, как проекции возвращены назад, между двумя сторонами остается сильная связь, и эта связь есть результат инстинктивного фактора, имеющего в современном обществе свой выход, нечто вроде отдушины: родственное либидо.

 

«Сегодня каждый оказывается незнакомцем среди незнакомцев. Родственное либидо, которое все еще вызывает удовлетворяющее чувство совместной принадлежности друг другу, как, например, в раннехристианских общинах, давно лишилось своего объекта. Но, оставаясь инстинктивным, оно никак не удовлетворено любой простой заменой, такой, скажем, как общая вера, партия, нация или государство. Оно взыскует человеческой связности. Это – ядро всего явления переноса, и это совершенно невозможно оспорить, поскольку отношение с самостью есть тотчас же отношение с равным себе человеком, но никто не может быть связан с последним, пока он не связан с самим собой» (CW 16, par. 445; ЮПП, пар. 445).

 

 

ПЕРСОНА (persona – лат. «актерская маска») – социальное «Я», роль человека, проистекающая из общественных ожиданий и обучения в раннем возрасте; обычно идеальные аспекты личности, вынесенные во внешний мир.

 

«Персона есть комплекс функций, создавшийся на основах приспособления или необходимого удобства, но отнюдь не тождественный с индивидуальностью. Комплекс функций, составляющий персону, относится исключительно к объектам» (ПТ, пар. 700).

«Персона есть то, чего в действительности вовсе и нет, но о чем ее представитель, равно как и другие люди, думает как о существующем» (CW 9i, par. 221; Юнг К.Г. Душа и миф. Шесть архетипов. Киев, 1996. С. 261).

«Есть такие люди с неразвитой персоной, которые из одной публичной неловкости, сами того не ведая, попадают в другую, совершенно бесхитростно и невинно, душевные недоедалы, или трогательные дети, или, если это женщины, внушающие страх своей бестактностью Кассандры, вечно не так понимающие, не ведающие, что творят, и потому всегда рассчитывающие на прощение; они не видят мир, а только грезят его <…> Такие люди могут избежать разочарований и страданий всякого рода, сцен и актов насилия, лишь когда они научатся понимать, как следует вести себя в обществе. Им надо научиться понимать, чего ожидает от них социум; они должны увидеть, что в мире есть обстоятельства и люди, которые намного их превосходят; они должны знать, что означают их поступки для другого и т.д.» (ПБ, с. 266).

 

Персона переживается как индивидуальность на этапе, предшествующем отделению себя от эго. Фактически очень мало индивидуального в том, что персона воспринимается, с одной стороны, как социальная идентичность, а с другой – в качестве идеального образа.

 

«<…> если мы рискнем предпринять точное различение того, что следует считать личностным, а что – неличностным психическим материалом, то вскоре окажемся в величайшем затруднении, поскольку и о содержаниях персоны, в сущности, должны будем сказать то же самое, что сказали о коллективном бессознательном, а именно что оно всеобще. Лишь благодаря тому обстоятельству, что персона – это более или менее случайный или произвольный фрагмент коллективной психики, мы можем впасть в заблуждение, посчитав, что она in toto (полностью, целиком) есть нечто „индивидуальное“; но она, о чем свидетельствует ее имя, лишь маска коллективной психики, маска, которая инсценирует индивидуальность, которая заставляет других и ее носителя думать, будто он индивидуален, в то время как это всего лишь сыгранная роль, которую произносит коллективная психика. Когда мы анализируем персону, то снимаем маску и обнаруживаем следующее: то, что казалось индивидуальным, в основе своей коллективно; иначе говоря, персона была лишь маской коллективной психики. В сущности, персона не является чем‑то „действительным“. Она – компромисс между индивидом и обществом по поводу того, „кто кем является“. Этот „кто‑то“ носит имя, получает титул, представляет должность и является тем‑то и тем‑то. Конечно, в известном смысле, так оно и есть, но в отношении индивидуальности того, о ком идет речь, персона выступает в качестве вторичной действительности, чисто компромиссного образования, в котором другие иногда принимают гораздо большее участие, чем он сам. Персона есть видимость, двумерная действительность, как можно было бы назвать ее в шутку» (там же, с. 216–217).

 

Построение персоны, пригодной коллективным представлениям, означает внутреннее самопожертвование, в свою очередь принуждающее Я к отождествлению с персоной. И довольно часто нам встречаются люди, искренне думающие, будто являются теми, кем себя представляют. Подобная идентификация с социальной ролью является источником всякого рода неврозов вообще.

 

«Человек не может безнаказанно отделаться от самого себя в пользу искусственной личности. Уже только попытка этого обыкновенно вызывает бессознательные реакции, настроения, аффекты, фобии, навязчивые представления, слабости, пороки и т.д. Социально „сильный мужчина“ в частной жизни – чаще всего обыкновенное дитя по отношению к состоянию собственных чувств, его общественная дисциплинированность (которой он так настойчиво требует от других) в частной жизни жалко буксует. Его „любовь к своей профессии“ дома обращается в меланхолию; его „безупречная“ публичная мораль под маской выглядит поразительно – мы уже говорим не о поступках, а только о фантазиях <…>» (там же, с. 260).

«Требования приличий и добрых нравов довершают мотивацию удобной маски. Тогда под ней возникает то, что называется „частной жизнью“. Этот уже набивший оскомину разрыв сознания на две частенько до смешного различные фигуры – радикальная психологическая операция, которая не может пройти бесследно для бессознательного» (там же, с. 258).

 

Среди последствий отождествления с персоной наблюдается утрата индивидуального взгляда на самого себя, реакции такого человека предопределены коллективными ожиданиями (мы чувствуем, думаем и поступаем так, как «должна» чувствовать, думать и поступать наша персона). В этом случае близкие люди будут жаловаться на эмоциональную остраненность такого индивида, он же с трудом может вообразить себе жизнь без этого.