Раздел III. Высшие моральные ценности. имоисключение обусловливает постоянную борьбу добра и зла

зуб», Иисус Христос утверждает: «А я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую». Трудновыполнимый, но бесконечно мудрый завет. Причем этот способ поведения по заповеди не меняется из-за того, что приходится действо­вать в реальном мире, в той среде, где принято бить по щекам.

Во времена первых христиан это непротивление не рассматрива­лось еще в качестве пути преодоления зла, а являлось лишь свиде­тельством нравственного совершенства, индивидуальной победы над грехом. В XX веке — веке насилия и жестокости, войн и преступно­сти—концепция ненасилия, развитая такими выдающимися мысли­телями, как Г. Торо, Л. Толстой, М. Ганди, М.Л. Кинг, становится осо­бенно актуальной, ибо она рассматривает ненасилие как наиболее действенное и адекватное средство противостояния злу, как един­ственно возможный реальный путь к справедливости, ибо все дру­гие оказались не эффективными.

В качестве обоснования этики ненасилия приведем ряд аргумен­тов. Во-первых, отвечая на зло насилием, мы не побеждаем зло, так как не утверждаем добро, а напротив, увеличиваем количество зла в мире. Во-вторых, ненасилие разрывает «обратную логику» насилия, порождающего эффект «бумеранга зла» (Л. Толстой), согласно ко­торому содеянное тобой зло обязательно вернется к тебе. В-третьих, требование ненасилия ведет к торжеству добра, поскольку способ­ствует совершенствованию человека. В-четвертых, не отвечая на зло насилием, мы, как ни странно, противопоставляем злу силу, ибо способ­ность «подставить щеку» требует гораздо большей силы духа, чем просто «дать сдачи». Таким образом, ненасилие — не поощрение зла и не трусость, но способность достойно противостоять злу и бороться с ним, не роняя себя и не опускаясь до уровня зла.

Наверное, поэтому у этики ненасилия так много сторонников — и идей­ных, и практически действующих в рамках различных движений (хип­пи, пацифисты, «зеленые» и др.). Ведь ненасилие способно изменить не только личность и межличностные отношения, но и общественные ин­ституты, взаимоотношения масс людей, классов, государств. Даже поли­тика, это организованное и узаконенное насилие, может быть преобразо­вана на принципиально ненасильственных основах. Таким образом, ненасилие в том виде, который оно приобрело в теории и практике XX века, становится эффективным средством решения общественных конфликтов, ранее решавшихся с применением насилия.

168_______________ Раздел П1 Высшие моральные ценности

Глава 7. Добро и Зло Ш

 

Вместе с тем не следует сбрасывать со счетов и аргументы сто­ронников насильственной формы борьбы со злом. Конечно, те обще­ственные движения и институты, которые практикуют насилие или призывают к нему, вряд ли считают его позитивным явлением. Они оценивают насилие скорее как вынужденную необходимость, чем как желаемое состояние. Концепцию же ненасилия они считают красивой, но утопичной мечтой. Главный аргумент противников не­насилия в защиту насилия — безнаказанность зла в условиях нена­силия.

Оперируют они конкретными примерами, но примеры эти весьма убеди­тельны. Действительно, разве насильственная борьба с оккупантом и агрессором не есть добро? Что было бы, если бы во время Великой Отечественной войны наш народ, в соответствии с принципом ненаси­лия, подставлял бы «другую щеку» фашизму? Кстати, такой же аргу­мент приводят сегодня и сторонники уничтожения бандформирований в Чечне как необходимой акции в борьбе с терроризмом. Или самообо­рона от напавшего на тебя преступника — что, тоже «подставлять ему щеку»?

Так что у сторонников «добра с кулаками» тоже есть своя, весомая точка зрения. Тем более что насилие может быть таким многоликим: от безобидного игрового насилия (игра котят, борьба на ринге) или необ­ходимой реакции самозащиты до агрессивной враждебности, жажды ме­сти и даже убийства. И осуждая одни, наиболее крайние и жестокие формы насилия, вполне можно прийти к оправданию других.

Еще один недостаток этой концепции противники этики ненаси­лия видят в ее слишком идеализированном, на их взгляд, представ­лении о человеке. Теория и практика ненасилия действительно ак­центирует внимание на присущем человеку стремлении к добру, рассматривая эту склонность в качестве своеобразного архимедова рычага, способного перевернуть мир.

Однако сторонники ненасилия в то же время признают, что человечес­кое поведение может быть и источником зла. Но считать человека пол­ностью злым существом — значит клеветать на него, так же как считать его только добрым — значит льстить ему. Именно такую ошибку до­пускают те, кто утверждает, что каждый человек — хищный «волк», склон­ный к разрушению и насилию, или покорная «овца», не способная по­стоять за себя (Э. Фромм).

Только признание моральной амбивалентности, двойственнос­ти природы человека выражает справедливое отношение к нему. Именно такая, сугубо трезвая, реалистическая концепция человека служит гарантией действенности и, более того, практической мето­дикой ненасильственной борьбы, которая предлагает путь, стра­тегию и тактику усиления и приумножения добра.

Приверженцы ненасилия считают, что для этого сторонам прежде всего необходимо: а) отказаться от монополии на истину, признавая, что мы сами тоже можем ошибаться; бХвсознать, что мы вполне могли бы быть на месте своих оппонентов, и под этим углом зрения критически проанали­зировать свое поведение — особенно то в нем, что могло бы провоциро­вать враждебную позицию оппонентов; в) исходя из убеждения, что чело­век всегда лучше того, что он делает, и что в нем всегда сохраняется возможность изменений, искать такой выход, который позволил бы оппо­ненту сохранить достоинство, ни в коем случае не унижая его; г) не на­стаивать на своем, не отвергать с ходу точку зрения оппонента, а искать приемлемые решения; д) пытаться превращать врагов в друзей, ненави­деть зло, но любить людей, стоящих за ним.

Таким образом, если насилие направлено на подавление или унич­тожение противника и лишь временно заглушает конфликт, но не устраняет его причин, то ненасильственная акция направлена на устранение самой основы конфликта и предлагает перспективу развития взаимоотношений, особенно когда предшествующее зло не является препятствием для последующих добрых отношений. Сво­еобразие моральной позиции сторонников ненасилия состоит в том, что они принимают на себя ответственность за зло, против которого борются, и приобщают «врагов» к тому добру, во имя которого ве­дут свою борьбу.

Интересные идеи можно найти по этому поводу в «Агни-Йоге», кото­рая советует: знайте врагов, берегитесь от них, но злобы не имейте. Злоба, ненависть приковывают нас к врагу, а борьба с ним ведет к непродуктивному расходу жизненной энергии. Врага надо преодоле­вать силой своей устремленности к положительной цели. Надо в них, врагах, черпать силы для возрастания творческой активности, памятуя о восточной мудрости: «Враги наши — учителя наши». И здесь мы хотим привести стихи, написанные одним из авторов пособия — З.В. Бражникоеой.

170

Раздел III. Высшие моральные ценности

Глава 7. Добро я Зло________________________ Ш

 

И в этой связке двух начал Триумф есть и паденье: Взойдет лишь тот на пьедестал, Чье выше устремленье. Не надо тратить на врага Прямых ударов силу. Полезней видеть в нем всегда Преодоленья стимул. Тогда исчезнет мести зуд И мир придет в обитель. А люди с радостью поймут, Что враг для них — учитель.

Так, ребенок не может быть равен своим родителям, но он должен быть равноправен с ними: он не собственность папы и мамы (кстати, так же, как и государства), они не вольны распоряжаться им по своему усмотрению, а его права должны соблюдаться и защищаться, как и права взрослых. Не случайно сегодня ширится мощное всемирное движение в защиту прав ребенка, а в учебных заведениях права ребенка изучаются в рамках прав человека. Женщина не равна мужчине — и это прекрасно, но она равно­правна ему в своем стремлении реализовать свои стартовые возможнос­ти. Студент не равен педагогу, но равноправен с ним в соблюдении граж­данских прав и свобод, в отношении к его чести и достоинству. И поэтому, скажем, требование их уважения и у преподавателя, и у студента должно быть взаимным: педагог не имеет права унижать студента, точно так же, как мы требуем этого от студента по отношению к педагогу.

Намеренное или случайное смешение понятий «равенство» и «равноправие» свидетельствует или о нашей языковой небрежнос­ти и уровне культуры, или — что гораздо серьезнее — изобличает социально-политические и моральные спекуляции и попытки мани­пулирования людьми с помощью стремления к справедливости, ко­торое всегда движет человеком.

Вот и сегодня различные политические партии левого направления, ис­пользуя складывающееся в условиях рынка имущественное неравен­ство, деление на богатых и бедных, взывают к чувству и сознанию спра­ведливости и зовут граждан на борьбу за нее и установление равенства. Эти лидеры или безграмотны и не понимают, что равенство в принципе невозможно, или в своем стремлении к власти целенаправленно исполь­зуют доверчивость граждан.

Сознание справедливости и отношение к ней во все времена были стимулом нравственной и социальной деятельности людей. Ничто значительное в истории человечества не совершалось без осознания и требования справедливости. Поэтому объективная мера справед­ливости исторически обусловлена и относительна: нет единой спра­ведливости «на все времена и для всех народов». Понятие и требо­вания справедливости меняются по мере развития общества. Абсолютным остается лишь критерий справедливости, которым вы­ступает степень соответствия человеческих действий и отноше­ний социальным и моральным требованиям, достигнутым на данном уровне развития общества.

Понятие справедливости — это всегда осуществление нравствен­ной сущности человеческих отношений, конкретизация должного, реализация представлений о добре и зле. И поэтому в понятии «справедливость» воплощаются те свойства добра и зла, о кото­рых мы говорили выше, в частности, относительность и субъек­тивность. Ведь то, что представляется справедливым одному, мо­жет быть воспринято другим как вопиющая несправедливость, что и проявляется в системе оценок, поощрений и наказаний (назначе­ние на должность одного из двух «равных» претендентов; раздача премий сотрудникам; мера наказания преступнику).

Особенно остро и болезненно воспринимается людьми пробле­ма справедливого возмездия за особо тяжкие преступления. Еще в Ветхом завете справедливость устанавливалась простым прин­ципом «око за око». И до сего.дня мщение и мстительность вос­принимаются многими как единственное средство воздаяния за •насилие и убийство. Отсюда и отношение большинства людей к проблеме смертной казни: около 80% населения Беларуси и Рос­сии считают ее единственным справедливым средством наказания преступников-убийц. Возможно, это действительно справедливо: человек, лишавший жизни других людей, должен быть и сам ли­шен жизни. Но оказывается, что с точки зрения нравственности абсолютизация принципа справедливости может вместо добра при­водить к злу. Именно так обстоит дело и со смертной казнью. Самый главный аргумент против смертной казни приводят сторон­ники этики ненасилия: смертная казнь безусловно есть зло, ибо она, уничтожая одно зло, порождает новое, причем в большем мас­штабе, превращая в убийц всех, кто голосовал за нее, присуждал к ней, приводил приговор в исполнение. Наличие смертной казни в обществе делает человека привычным и равнодушным к злу, убийству, смерти другого человека, жестокости. Справедливость заключается в том, что наказание должно быть неотвратимым, а не в том, что оно должно быть жестоким, тем более бессмысленно жестоким. Очевидно, что смертная казнь не имеет никакого смыс­ла по следующим причинам:

- отмена или сохранение смертной казни не меняет уровня преступно­сти в стране (это подтверждено многолетними социологическими ис­следованиями);

- смертная казнь не оказывает превентивного действия: не запуги­вает и не отпугивает преступника (что также подтверждено);

Щ________________ Раздел III. Высшие моральные ценности

Глава 7. Добро и Зло________________________ 175

- она не предотвращает преступления: никого из потенциальных преступников не останавливает наличие или отсутствие в обществе смер­тной казни;

- она не может удовлетворить родственников жертв: ведь минутное торжество, вызванное тем, что «справедливость восторжествовала», не в состоянии вернуть им их близких;

- она не является в полной мере наказанием: мгновенная смерть во время казни — избавление преступника от страданий.

Таким образом, смысл смертной казни сводится к одному: удов­летворению наших низменных страстей в жестокости и мстительно­сти. Справедливость может осуществляться иным путем, не лишаю­щим жизни другого человека, пусть и преступника — например, через пожизненное заключение. И говорить здесь об экономической неце­лесообразности такого наказания неуместно: гуманизм и нравствен­ность не должны измеряться в денежном эквиваленте.

Проблемы Добра и Зла, справедливости и несправедливости, наси­лия и ненасилия были и остаются центральными и вечными пробле­мами этики. Мы представили здесь лишь некоторые подходы к их пониманию. Надеемся, что полученные знания и собственный жиз­ненный опыт помогут вам каждый раз правильно ориентироваться в жизни и делать верный моральный выбор. Но завершить этот раздел мы бы хотели словами А. Швейцера: «Доброта должна стать дей­ствительной силой истории и провозгласить начало века гуманности. Только победа гуманистического мировосприятия над антигуманиз­мом позволит нам с надеждой смотреть в будущее».

Вопросы и задания

1. Что для Вас означает выражение «из двух зол выбирать меньшее»? Что значит «меньшее» или «большее добро»?

2. В чем суть этики непротивления злу насилием? Способны ли Вы под­ставить левую щеку, если Вас ударили по правой? В чем нравственный смысл такого поступка?

3. В каких явлениях Вы усматриваете борьбу добра со злом? Как Вы относитесь к мысли о том, что «добро должно быть с кулаками»? Можно ли бороться со злом при помощи зла?

4. Герой романа П. Уоррена «Вся королевская рать» говорит: «Ты дол­жен сделать добро из зла, потому что сделать его больше не из чего». Какие свойства добра и зла обыгрываются автором в этой фразе?

5. Что, на Ваш взгляд, гуманнее: поддерживать жизнь мучительно уми­рающего или обеспечить ему безболезненный уход из жизни (эвтаназию)? Сохранять жизнь неполноценному новорожденному или нет? Где здесь добро и зло?

6. Смертная казнь для общества — добро или зло?

7. Существует мнение, что развитие цивилизации и культуры несет зло и беды для человечества. Согласны ли Вы с этим?

8. Какое понимание добра заключено, на Ваш взгляд, в словах А. Швей­цера: «Я жизнь, которая хочет жить среди жизни, которая хочет жить»?

9. «В политике, как и в морали, неделание добра уже является большим злом» (Ж.-Ж. Руссо). Почему?

10. Возможны ли добродетели без пороков?

11. Американский философ Б. Данэм приводит следующие точки зре­ния на то, какой поступок считать добрым: 1) приятный для меня; 2) при­ятный для большинства людей; 3) одобряемый мной; 4) одобряемый обще­ством; 5) соответствующий моральному закону; 6) соответствующий идеалу; 8) означающий что-то, но мы не можем сказать, что именно; 9) ничего не означающий. Оцените эти определения.

12. На семинарском занятии развернулась дискуссия вокруг утвержде­ния Сократа о том, что причина зла кроется в невежестве. Студент Е.Р. возразил, что многие просвещенные люди сознательно творят зло, следова­тельно, причина — не в невежестве. «Более того, творящий зло может быть глубоко уверен в своей правоте, — добавила И.Д. — И вообще, невеже­ственный человек счастлив в своем неведении, а образованный осознает свое ничтожество». «Тогда является ли знание добром?» — спросил А.П. Кто же прав: студенты или Сократ? На чьей Вы стороне?

13. Как Вы объясните такое понимание диалектики добра и зла Ф. Ниц­ше: «Те, кто до сих пор больше всего любили человека, всегда причиняли ему наисильнейшую боль; подобно всем любящим, они требовали от него невозможного» ?

14. Может ли такое зло, как смерть, быть во благо?

15. Что побуждает человека делать зло?

16. «Я считаю, что добро и зло будут всегда в равных количествах», — утверждает студентка М.Т. А как считаете Вы?

17. Является ли добром то хорошее, к чему человека принуждают на­сильно?

18. «Лучше горькая правда, чем сладкая ложь...» Всегда ли правда — добро, а ложь — зло? И что означают слова Петрарки: «Важнее желать добра, чем знать истину»?

19. Существует ли абсолютное Добро? А абсолютное Зло?

20. «Пусть раньше все базировалось на страхе, но народ точно знал, что плохо и что хорошо. Сегодня же в условиях свободы он растерян», — написал студент П.К. Можно ли точно знать, «что такое хорошо и что такое плохо»? И для чего в таком случае человеку свобода?

176 Раздел III. Высшие моральные ценности

21. «Неужели Дон-Кихот с его бестолковыми поступками может быть идеалом борьбы со злом?» — спросила у группы студентка В.З. Что бы ответили ей Вы?

22. «Возможна ли победа добра над злом? Ведь всегда и везде мы сталки­ваемся с торжеством зла», — утверждает студент П.К. А как считаете Вы?

23. «Можно ли воровать у вора, если воруешь не для себя?» — спраши­вает студент Б.К. Что ответите Вы?

24. Как Вы объясните с позиций гуманистической этики следующее ут­верждение Горация: «Кто спасает человека против его воли, поступает не лучше убийцы»?

25. «Что лучше, — спрашивал в свое время Микеланджело, — зло, прино­сящее пользу, или добро, приносящее вред?» Ответьте и Вы на этот вопрос.

Глава 8.

Страдание и Сострадание

Человек рождается на страдание, как искры, чтобы

устремляться вверх.

Ветхий Завет

Сумма страданий души пропорциональна степени ее

совершенства.

Амиэль

В различных религиозных и философских учениях понятия ■«Страдание» и «Сострадание» определяются более или менее оди­наково. Под страданием понимается физическая или нравственная мука, боль. Страдающий человек испытывает чувства, описываемые Вл. Далем словами: бедовать, мучиться, маяться, скорбеть, тосковать, болеть телом и душой, приходить в упадок. Сострадание определя­ется как жалость, сочувствие, вызываемое несчастьем, муками друго­го человека, как «печаль при виде бедствия, которое может повлечь за собой гибель или вред и которое постигает человека, этого не заслуживающего» (Аристотель).

8.1. Страдание и сострадание в истории этической мысли

Вопрос о причинах и жизненном смысле этих состояний на про­тяжении многих столетий был полем горячих споров и научных дискуссий. Ответ на него в первую очередь зависел от мировоз­зренческого подхода теологов и философов к бытию мира и месту человека в нем. Кроме того, большое значение для каждого челове­ка имел жизненный опыт, который порождал специфическую реф­лексию над своими и чужими страданиями. Для многих творческих личностей, способных к глубокому анализу духовной жизни, этот

опыт часто становился источником теоретических открытий и лите­ратурных описаний. Неудивительно, что Ф.М. Достоевский, пере­живший трагический фарс собственной смертной казни и познав­ший ужасы каторги, всю жизнь проповедовал гуманистическую сущность сострадания и искупительную силу страдания.

Трудно сказать, когда и где впервые возникла мысль, что страда­ние является основной чертой, сущностью жизни человека. На заре духовной жизни человечества мыслители древней Индии сформу­лировали «закон кармы», согласно которому каждый человек полу­чает воздаяние соответственно своим хорошим и плохим поступ­кам. Уже брахманизм учил, что страдание является наказанием за грехи прошлых воплощений. Буддизм придал этой мысли абсолют­ное значение и в учении Будды о «четырех благородных истинах» провозгласил, что человек самим фактом жизни во всех ее проявле­ниях обречен на страдания. Поэтому большинство философских систем Древней Индии видели главную цель жизни человека в до­стижении состояния нирваны, в избавлении от страданий как глав­ного атрибута жизни.

Однако в древнеиндийской философии существовала и другая точка зрения на истоки и смысл страдания. Она была представлена в учении чарвака-лакаята, отрицавшем существование души после смерти и стоявшем на гедонистических позициях.

Смысл жизни человека чарваки видели в удовольствиях, доставляемых чувственными наслаждениями. И хотя наслаждения всегда связаны со страданиями, — рассуждали они, — но в нашей власти использовать наибольшее число удовольствий и избежать неминуемо сопутствующих им страданий, подобно тому, как человек, захотевший рыбы, берет ее со всеми костями и чешуей и, съев столько, сколько хочет, выбрасывает остальное. Поэтому не следует из боязни страданий отвергать удоволь­ствия, к которым мы склонны.

В западном античном мировосприятиивопрос об особом смыс­ле страдания практически не ставился. Только Аристотель в «Ни-комаховой этике» пишет: «Все, однако, согласны, что страдание — зло и что его избегают; оно является злом либо в безотносительном смысле, либо как препятствие для чего-то».

Того, кто стойко переносит страдания, Аристотель называет мужествен­ным: «Мужество сопряжено со страданиями и ему по праву воздают хвалу; в самом деле, переносить страдания тяжелей, чем воздерживаться

от удовольствий». Мужественный человек не ищет страданий и ран, которые причиняют ему душевную и физическую боль, но он и не избе­гает их, осознавая, что бывают в жизни ситуации, в которых они есте­ственны и неизбежны. Иногда страдания нужно терпеть, идти на муки во имя сохранения жизни, чести и достоинства.

Интересна позиция Аристотеля по вопросу о сострадании. По его мнению, сострадание следует испытывать к «близким нам», «на­шим», «когда с ними случается все то, чего мы боимся для самих себя». К состраданию способны люди, уже пострадавшие и избежав­шие гибели, а также те, кто считает других хорошими людьми, не заслуживающими несчастья. А это значит, что есть люди, не способ­ные испытывать чувства сострадания. К ним Аристотель относит тех, кто «совершенно погиб», то есть полагает, что уже все пережил и потерял; тех, кто считает себя вполне счастливым и поэтому ведет себя надменно; и тех, кто вообще никого не любит и всех людей считает плохими.

В отличие от античного представления, согласно которому стра­дание выпадает на долю человека по воле рока или случая, в хрис­тианском ученииглавными источниками страдания являются: му­чения тела и души от внешнего насилия, мучения тела от болезней и мучения духа из-за грехов мира. Возможны два ответа на эти стра­дания — либо человек смиренно принимает их и преображает в сред­ство своего спасения, либо страдания побеждают его, и, не видя для себя выхода, он начинает хулить Бога и умирает как физически, так и духовно.

С христианской точки зрения, болезнь, смерть и страдание присутству­ют в мире как результат грехопадения людей. До этого их в мире не было. Страдания приносит в мир человек, когда он грешит и разрушает себя злом. Но, как утверждает Библия, искупительная жертва Христа делает страдание залогом спасения. Хотя Христос не грешил и не дол­жен был страдать и умереть, он добровольно принял на себя грехи мира и пошел на смерть «спасения нашего ради».

Христианство утверждает, что крайней формой всех страданий, ведущих человека к спасению, является сострадательная любовь ко всему, что погибает из-за чудовищной бессмысленности греха.

В западной философии Нового временистрадание и сострада­ние оцениваются по-разному. И. Кант определяет страдание как

чувственное неудовольствие, вызванное чем-то неприятным и за­трудняющее жизнь. Природа сделала страдание стимулом к дея­тельности, неизбежно толкающим человека к лучшему. В жизни человека между периодами удовольствия всегда появляются мо­менты страдания. В антагонизме страдания и удовольствия первич­ным является страдание. Без него не было бы жизни как таковой. Несколько неожиданна точка зрения Канта на моральную цен­ность сострадания. Он не отрицает, что сострадание следует куль­тивировать, но, по его мнению, оно не является моральным в под­линном смысле этого слова, ибо испытывается человеком лишь на основе его чувственной природы. Кроме того, оно только увеличи­вает количество страдания, прибавляя к горю страдающего еще и горе сострадающего.

В работе «Метафизика нравов» Кант пишет: «...если другой страдает, и его боль, которую я не в состоянии устранить, глубоко трогает меня (посредством силы воображения), то страдают уже двое, хотя несчастье, собственно (в природе), постигло лишь одного. Но ведь не может быть долгом умножение несчастья в мире, и, стало быть, не может быть дол­гом совершение благодеяний из сострадания: это был бы также оскор­бительный способ благодеяния, так как оно выражает благоволение, ко­торое относится к недостойному и называется милосердием и которое не должно проявляться в отношении друг друга у людей, как раз не имеющих права похвастаться тем, что они достойны счастья».

Эта однозначно негативная оценка сострадания великим предста­вителем немецкой классической философии в постклассической эти­ке сменяется двойственным отношением к феномену сострадания, что особенно заметно при рассмотрении его толкования представителя­ми «философии жизни» А. Шопенгауэром и Ф. Ницше.

А. Шопенгауэр видит в сострадании опыт непосредственного про­никновения в чужое Я, слияния с ним. Способность к состраданию он рассматривает как одно из трех проявлений моральности человека (наряду со справедливостью и человеколюбием). Если Кант, Гегель и другие философы пытались исключить сострадание из этики, то Шо­пенгауэр, наоборот, превращает это состояние в краеугольный камень этики, распространяя его даже на отношение человека к животным. Высоко оценивает Шопенгауэр и роль страдания в жизни человека. Приведем несколько высказываний по этому поводу из его книги «Афо­ризмы житейской мудрости»: «Всякое наслаждение и всякое счастье по

своей природе отрицательно, скорбь же положительна». «...Жизнь суще­ствует собственно не для того, чтобы ею наслаждаться, а чтобы ее превоз­могали, претерпевали». «...Самым счастливым жребием обладает тот, кому достались в удел живейшие радости либо величайшие наслаждения». «... Чем больше человек страдает, тем скорее достигает он истинной цели жизни, чем счастливее он живет, тем дальше от него эта цель...»

Ницше оценивает страдание и сострадание по-разному. Он отвер­гает сострадание как депрессивное состояние, умаляющее ценность жизни, и считает его «проявлением дурного вкуса»: «Сострадание называется добродетелью у всех маленьких людей: они не умеют уважать великое несчастье, великое безобразие, великую неудачу». Поэтому мораль, в которой воздается хвала состраданию, готовности помочь, теплоте сердца, терпению, усердию, кротости, дружелюбию, Ниц­ше считает моралью рабов, моралью второго вида. К первому виду он относит мораль господ, главное в которой не сострадание, а чувство пол­ноты, сознание своего богатства, которое позволяет одаривать другого: «...благородный человек помогает несчастному, но совсем или почти не от сострадания, а скорее из потребности, возникшей от избытка власти».

В то же время Ницше высоко оценивает страдание как условие формирования величия духа. «Воспитание путем страдания, путем великого страдания — неужели вы не знаете, что только такое вос­питание создавало до сих пор всякое возвышение человека?» Обо­сновывая роль страдания, он пишет: «Страдание делает человека аристократом: оно отделяет его от других».

Согласно С. Кьеркегору, существование человека предполагает и требует постоянного духовного напряжения и страдания, то есть страдание рассматривается им как атрибут человеческого существо­вания.

Рассматривает страдание в качестве условия формирования и существования личности и русский философ Н.А. Бердяев. По его мнению, положение «Я страдаю, значит, я существую» гораздо вер­нее и глубже декартовского «Я мыслю, следовательно, я существую». Самыми важными вопросами челов