Глава II . Добрачные отношения мужчины и женщины

У абхазов воспрещалось заключение брака в среде определенных групп людей. Запрещались браки, прежде всего, по мотивам родства, а также классовой при­надлежности того или иного лица. Если не считать враж­дебных отношений между родами (месть и пр.), которые влекли за собой строгую изоляцию соответствующих се­мей друг от друга, эти брачные ограничения и запреты (некоторые из них пережиточно сохранились до наших дней) распадаются на три вида: экзогамия, молочное род­ство (аталычество) и сословное неравенство. Первые два вида брачных запретов основаны на принципе родства, а третий, более поздний вид возник на почве резкой соци­альной дифференциации феодального общества.[38]

Начнем с первого вида ограничения браков. Правил экзогамии, или внеродового брака, придерживаются до сих пор очень строго. И сейчас иногда встречаются кое- где единичные факты, когда молодые люди годами не могут решить вопроса о своем браке только из-за того, например, что их матери причисляются к одному и тому же роду, поскольку экзогамные ограничения распростра­няются не только на род отца, но и на род матери. Но, ко­нечно, экзогамия охватывает собою в первую очередь от­цовский род в широком смысле слова, т. е. родственную группу, носящую одно общее родовое имя, т. н. фамилию (ажәла). Это свидетельствует, между прочим, и о том, что такие разросшиеся путем развития группировки (фами­лии) представляли некогда один род в узком и точном по­нимании этого термина.

Позднейшее абхазское «ажәла» имеет структурное строение, причем членами или концентрическими кру­гами этого родственного объединения выступают семья малая и большая, «абиԥара», т. е. «потомство одного отца», иначе патронимия - совокупность ближайших родствен­ных семей, и «аешьара», т. е. «братство», состоящее из не­скольких «абиԥар». Самым широким, все более слабевшим родственным объединением было, следовательно, само «ажәла». По мере ослабления связей патриархального рода, в силу разложения рода, уже пережившего период своего поступательного развития, когда он был, будучи недели­мым в себе единством, основной и единственной хозяйственной и общественной единицей; словом, в результате начавше­гося полного распада рода возникают и более или менее укрепляются отмеченные здесь родственные группы - аешьара или братство, абиԥара или патронимия, большая и малая семья, в той или иной степени, каждая из которых, особенно же последняя, противопоставляет себя роду. Они составляют соответствующие ячейки или органические концентрические круги, неразлагающейся уже родовой ор­ганизации, в нисходящий период ее существования, когда индивидуальная семья, угрожающе выступившая против рода, сделалась средоточием экономической жизни людей в классовом обществе. Это членение рода, образование в нем этой дифференцирующей структуры само уже есть по­казатель его глубокого падения как такового.[39]

Несмотря на такое, далеко зашедшее разложение рода, все отмеченные здесь родственные группировки сохраня­ют свою экзогамность.

В народе считалось, что все однофамильцы, как прави­ло, являются родственниками. Исходя из этого, всякий че­ловек, гонимый и преследуемый за какие-нибудь деяния, мог рассчитывать на право убежища у любого носителя того же родового имени. И действительно, преступники находили убежище и помощь у людей, с которыми их не роднила никакая другая связь, кроме ношения общей фа­милии.

Браки же внутри рода были ни с чем не сравнимым преступлением и позором не только для лиц, уличенных в таком нарушении обычая, но и для всех членов обоих ро­дов в целом. Нельзя было жениться на девушке, носившей фамилию не только отца, но и матери и даже материнской бабушки жениха - так было сильно почитание родствен­ников по матери. 90-летний Кан Цагурия (сел. Адзюбжа) обращался со словами «моя мать» ко всякой, даже малень­кой представительнице из рода Киут, откуда была родом его мать. Князья и дворяне были в этом отношении, как отмечено, гораздо менее щепетильными и требователь­ными, чем крестьяне, которые выступали более стойкими хранителями традиций. Боязнь нарушения через женить­бу того или иного родства, кое-где приводила к фактическому запрету браков внутри целого поселка, который давно уже не является однородным по своему составу.

Обвиняемых в тяжелом преступлении кровосмешения родичи изгоняли из своей среды или даже предавали их смерти.

Кровосмеситель называется специальным термином «амахагя». Амахагя - это тот, кто вступил в недозволенные связи со своей сестрой или женился на ней, причем под последней разумеется не только родная сестра, но и вся­кая женщина, принадлежащая к данному роду. Амахагя - это презренный предатель, бесчестный человек, который опоганил и нарушил священные братские узы. В связи с этим термином интересно вспомнить другое, близкое к нему по форме слово «амханагьла», которое осмыслива­ется как равноправный, товарищ, сотрудник. Например, говорили: «дворянин пусть женится на дворянке, ибо кре­стьянка ему не амханагьла, т. е. не равна ему по проис­хождению. Если отбросить форму инструменталиса («ла»), то останется основа амханагь, которая, как видно, тожде­ственна с грузинским словом, обозначающим товарища.

О формах наказания, применяв­шихся в Абхазии против разных видов преступлений, в том числе и кровосмешения, в одном документе середи­ны XIX в. Типичным наказанием для амахагя было изгнание из родины, «снятие фамилии» (ажәлахыхра), лишение всех прав, которыми он обладал, как член рода. Физически он мог продолжать существование, но в социальном от­ношении это была полнейшая смерть. [40]

Форма дуальной экзогамии настолько далеко уходит в глубь веков, что нет ничего удивительного, если у абхазов не сохранились ее прямые пережитки, которые опреде­ленно указывали бы на существование некогда у них этой формы. Тем не менее, можно говорить, по крайней мере в некоторых случаях, о предпочтении браков между пред­ставителями двух определенных, соответствующих друг другу по силе и знатности родов. Так, в указанном здесь смысле, дуально были связаны между собой следующие фамилии Абжуйской Абхазии: Аршба - Адлейба, Ашуба - Квициния, Амчба - Квициния, Амчба - Адлейба и др.

Из ограничений брака на основе искус­ственного родства первое место принадлежит молочно­му родству (аталычество). Сущность последнего состоит в том, что ребенок, как правило, «высшего» происхождения, вскоре же после своего рождения отдавался на воспита­ние в чужую, обыкновенно крестьянскую семью, которая возвращала его обратно родителям по истечении не стро­го определенного срока воспитания.[41]

Молочное родство у абхазов, скажем, к середине XIX в. существовало, как правило, между князьями и дворянами, с одной стороны, и крестьянами, с другой. Но оно встре­чалось изредка и между самими крестьянами, равно как и между дворянами и сильными княжескими родами. Таким образом, к концу своего существования институт аталычества был приспособлен к системе феодального вассалитета. Однако древний институт, подвергшийся при феодализме коренному превращению, разлагался и дальше, все более приближался к своему окончательному упадку и исчезновению. В но­вое время поэтому не редки были случаи, когда брали на воспитание сына или дочь какого-нибудь крепкого хозяй­ственного мужика, богатого, преуспевающего купца или другого какого-нибудь удачливого дельца, а не кичливых и захудалых дворян и князьков, которые все чаще были вынуждены сами воспитывать своих детей.

Соглашение об установлении молочного родства за­ключалось иногда даже до рождения воспитанника, получения которого домогались подчас одновремен­но несколько семейств, что находилось в зависимости от могущества родителей ребенка. «Со дня объявления беременности княгини,- пишет Мачавариани, - к ней каждый день приходят женщины с мужьями и, принося подарок - коз, барана, корову, лошадь или другие вещи, просят княгиню принять ее в качестве кормилицы». Бу­дущая кормилица иногда сама принимала от роженицы младенца, и в тот же день она с мужем торжественно забирала его домой. Воспитатели, если они нуждались, вместе с ребенком получали от родителей последнего подарки - дойную корову или буйволицу, котел, корыто, одежду для кормилицы и пр.[42]

Через несколько лет воспитатели возвращали своего питомца его родным, причем к этому времени ему специ­ально готовили новый костюм, давали в подарок воору­жение, коня, иногда даже раба, привозили также разные продукты и напитки. Это возвращение воспитанника на­зывалось не совсем понятным теперь специальным тер­мином «цыгра», «итти цыгра», (цыҕра). Родители вос­питанника, в свою очередь, соответствующим образом одаривали в этот день воспитателей и сопровождавших лиц, почему и сохранилось выражение: «Кто приходил цы­гра, тому ахамта давали» (ахамта - дар владельца, князя).[43]

Установление молочного родства абхазы практико­вали не только внутри своей страны, но и за ее преде­лами, особенно с представителями разных черкесских племен. Например, последний владетель Абхазии Миха­ил (Хамудбей ) Чачба (Шервашидзе) считался воспитан­ником убыхов джигетцев и др., всегда помогавших ему доставкой отборнейшей дружины. По преданию, сын дальского князя Ешсоуа Маршан воспитывался на Сев. Кавказе, в сел. Заурымкыта. Ешсоу однажды был приглашен к воспитателям. Устроили пир, где впервые отцу показали его молодого сына, которого в следующий день Ешсоу взял в поход, чтобы проверить качества его воспитания, но юноша был убит на поле боя.

Обе стороны принимали живое уча­стие в вопросах брака своих членов. Если воспитанник оставался до брачного возраста жить в роде воспитате­лей, последние брали на себя заботу о его женитьбе. Если ему приходилось похищать невесту, то это опасное дело он доверял в первую очередь своим молочным братьям, которые без колебаний приходили ему на помощь. В орга­низации свадьбы воспитатели принимали также самое активное участие личным трудом и материальными прино­шениями. При выходе воспитанницы замуж воспитатели принимали участие в составлении приданого, куда иногда входили даже рабыни, а молочный брат сопровождал ее в день выхода замуж. Жених, после того, как он приводил невесту домой или до этого, обязан был уплатить опреде­ленную плату за воспитание его невесты - лошадь, корову, буйвола - тому лицу, кому его жена приходилась молоч­ной сестрой. Эта плата называлась «ахышбыр».

Молочное родство и усыновление считалось лучшим средством примирения врагов. Желая примирить кров­ников, народные судьи обращались к сторонам, прежде всего к потерпевшей стороне.[44]

Брак и половая связь в среде молочных родственни­ков считались святотатством, неслыханным и тягчайшим преступлением. [45]

Боясь невольного нарушения обычая, по которому не­допустимы браки между молочными родственниками, боясь, «как бы не осквернить грудного молока», абхазы, по словам некоторых, избегали жениться на девушке из своей деревни, отдавали предпочтение бракам с лицами из дальних мест. Брачные же союзы между соседями, на­против, хотя и встречаются, но считаются «некрасивыми», нежелательными.

Для правильного понимания наших материалов по во­просу о запрещении браков внутри села необходимо сде­лать следующую оговорку. Дело в том, что аталычество или воспитание (ааӡара) и молочное родство (акыкахш) не могут быть полностью идентифицированы, что отчасти видно, между прочим, также и по содержанию приведен­ных терминов. Можно быть молочным родственником и не иметь никакого отношения собственно к воспитанию. Среди абхазов часто бывало так, что женщинам приходи­лось по тем или иным причинам (напр., смерть матери младенца) кормить - пусть даже один раз - своим моло­ком детей из другого рода. [46]

Сильны были у аб­хазов также и сословные ограничения браков. Уже давно в Абхазии социальная дифференциация приобрела ясно выраженный феодальный характер. Существовало мнение, явившееся следствием феодаль­ной идеализации, что крестьяне, с одной стороны, и кня­зья и дворяне, с другой, связаны между собой нерушимы­ми узами взаимовоспитания и что поэтому браки между ними недопустимы.[47]

В случае похищения родственники девушки постара­лись бы во что бы то ни стало отвоевать ее обратно. В противном случае жених и вся его группа подвергались полнейшему игнорированию, оскорбительному непри­знанию, что выражалось прежде всего в том, что не допу­скали их в свою среду и сами не посещали их. Даже сама невеста исключалась навсегда из отцовского рода, который лишал ее всех своих прав и своей защиты.[48]

Многие из т. н. «чистых» крестьян тоже старались рев­ниво оберегать себя от браков с лицами из более низкого сословия. Следует далее заметить, что брачные дела зависимых и подвластных лиц служили для князей, дворян и других имущих людей важным источником доходов.

Брачных ограничений по религиозным мотивам абха­зы не знали. Христиане и магометане свободно сочета­лись браком, и это служит лишним доказательством того, что ни та ни другая религия никогда глубоких корней в народе не пускали.

Соглашение родителей о браке своих детей заключалось иногда даже до или в день рож­дения последних. Поводом к этому служила нередко одно­временность рождения, но большей частью это делалось с целью увенчать родством дружественные отношения ро­дителей, а дети, подросши, вынуждены были соглашаться на брак, так как отказ одного из них был чреват неизбеж­ной местью. При таком обручении в знак договоренности на ручках люлек делали нарезы, причем от имени жениха в изголовье невесты клалась пуля с порохом. Сам обычай называется «нарезывание люльки» (агараҿакәара).

Со слов  ин­форматора жителя, с. Дурипш,  Гунба Леварсы Камшьышьовича,[49] который сообщил, что в с. Дурипш,   были одного возраста и любящие друзья. Когда их жены были еще в положении, они согласились поженить своих будущих детей. И действительно, у олного родилась дочь, у другого - сын, и в тот же день сде­лали нарезы на обеих люльках младенцев. Это означало, что малютки, лежавшие в них, предназначены друг дру­гу. Когда подросли, они стали по обычаю стесняться друг друга и избегать встреч. Потому, как обращались к ним окружающие, им рано стало известно о решении родите­лей. Наконец, они поженились. При отказе одного из них между ними возникло бы «кровное дело».

Каких-либо строгих ограничений и правил в отноше­ний возраста вступающих в брак также не существовало. В качестве среднего и приблизительного можно указать для девушки брачный возраст в 15-20 лет, для мужчины 25-35 лет. Девушка свыше 25 лет считалась засидевшей (аԥҳәызба итәахьа). Причиной значительного процента поздних браков среди мужчин было вытекавшее из стари­ны воззрений стремление сперва познать свет, приобре­сти знания и опыт, прославить себя громкими подвигами; за совсем безвестного человека редкая девушка согласи­лась бы выйти замуж.[50]

Следует также отметить влияние закона старшинства на заключение брака и создание семьи. Из-за преклоне­ния перед старшими считалось по меньшей мера непри­личным для младших братьев и сестер сочетаться браком раньше своих старших братьев и сестер. Бывали случаи, когда это вело к безбрачию как тех, так и других. Особен­но упорствовали в этом отношении сестры единственного брата, которые порою решительно отказывались выхо­дить замуж пока не женится брат.

В брак вступали не только мирным, но иногда и насильственным путем. Похищение, или умыкание невест было у абхазов еще до недавнего вре­мени одним из распространенных способов вступления в брак. Как у большинства кавказских народов, у них оно не редко встречалось. Однако не следует преувеличивать роли похищения, так как главными были, конечно, мирные средства заключения брачных союзов, которые в пода­вляющей степени превалировали над насильственными, в то время как последние всегда были противоправными актами. Женихи прибегали к умыканию невест обыкновенно в тех случаях, когда не надеялись добиться успеха в брачном деле мирным путем, причем, следовательно по­хищали только лучших из лучших девушек, которые и по сословной принадлежности должны были стоять выше, во всяком случае не ниже претендента на их руку.

Похищение (амҵарсра - схватывать, похищать) про­исходило в буквальном смысле этого понятия, т.е. жених, один или с товарищами, совершал нападение на намечен­ную девушку и без согласия родителей и ее самой уводил силой. Иногда похищение совершалось и при согласии невесты, но это тогда, когда родители выступали против данного брака, причем в этих случаях прежде в знак вер­ности жених вручал ей пулю, замененную впоследствии кольцом и другими вещами. Часто причиной похищений служил также отказ на сделанное предложение, что при­нималось женихом за кровное оскорбление. Кроме несо­гласия причиной похищения невест иногда могло быть также стремление сократить или отсрочить свадебные из­держки.

Неудачное похищение ставило под сомнение личные качества, авторитет не только жениха, но и его соратни­ков, которые порою не останавливались ни перед чем, чтобы добиться цели. Кроме того, неудача в похищении известным образом преграждала жениху вообще путь к браку, поскольку любая девушка могла упрекнуть его, что она не намерена, выходя за отверженного, делать себя посмешищем толпы. Словом, все толкало жениха к тому, чтобы осуществить на деле свою попытку, если такая по­пытка была уже сделана, или, возможно даже, отдать свою жизнь.

Еще более тяжким позором ложилось на жениха и всю его родню обратное отвоевание раз похищенной невесты родственниками последней. Поэтому опасно было сразу приводить ее к себе домой. Часто приходилось быстро и незаметно отвести похищенную куда-нибудь далеко, при­прятать на некоторое время в лесу, или у кого-нибудь из влиятельных людей, пусть даже и совершенно чужих, которые после того, как пройдет первый взрыв возмущения, старались успокоить родственников невесты. Тем самым жених вручал влиятельному лицу решение своего вопро­са. «Судьба моей чести в твоих руках», - говорил он, явив­шись к нему лично или через других, причем это было од­ной из самых важных форм гостеприимства. Поэтому не только непосредственный хозяин, но и его родичи брали под свою защиту и покровительство такого доверившего­ся им гостя, которого так и называли: «наш гость». Умелое урегулирование часто сложных, запутанных и противоре­чивых отношений создавало славу хозяевам и, наоборот, поражение в этом деле расценивалось или как бессилие и бездарность или как сознательное предательство. По­этому неудивительно, что они прилагали все свои усилия, чтобы оправдать доверие, оказанное им, и добиться цели, т. е. примирить жениха с родителями невесты, а, может быть, и с его собственными. Не останавливаясь, в случае надобности, ни перед какими решительными действия­ми, они делали все для того, чтобы «потушить дело». Для этого, в первую очередь, нужно было заручиться согласи­ем девушки на брак с данным лицом (аҿа лдырҳәон), если такого согласия еще не было достигнуто. После этого приютившие молодых хозяева, пригласив наиболее почетных лиц, в том числе кое-кого из близких людей, например, воспитанника противной стороны, шли на мирные пере­говоры с родителями девушки; эти переговоры, иногда принимавшие обостренный характер, могли продлить­ся долго, но в конце концов почти всегда они кончались примирением врагов, так как слишком опасно было бы пытаться отобрать невесту у жениха и пустить его тем са­мым по свету с «перерезанным тупым ножом горлом», как обычно выражались в этих случаях. Да и не всякая девуш­ка, побывавшая вместе с мужчиной хотя бы сутки и даже меньше, соглашалась вернуться обратно, ибо она хорошо знала, что редкий жених делал потом предложение такой «опозоренной». Как видно из этого, морально-этические мотивы играли далеко не последнюю роль в вопросах бра­ка среди абхазов.

Похищение женщины занимает видное место и в аб­хазских сказаниях о нартах. Характерно, что по одному из вариантов во время раздела между нартскими богатыря­ми братьями возник великий спор из-за того, кому достанется их единственная сестра Гунда Прекрасная.

По вопросу умыкания абхазский этнографический ма­териал также представляет значительный интерес. Как увидим, очень показательным является множество разно­образных препятствий, с которыми приходилось у абха­зов сталкиваться и при мирном взятии невесты женихом. Можно подумать, что именно это активное сопротивле­ние рода невесты, впоследствии ставшее реликтовым, это нежелание примириться с новым патрилокальным по­селением было причиной того, что жениху и его группе в известное время приходилось прибегать к силе, чтобы до­биться оставления жениха в своем роде и перехода к нему невесты.[51]

При мирном заключении браков, определив выбор, жениху устраивали свидание. Это происходило обычно на каких-то торжествах (скачки, свадьба, оплакивания, поминки), или специально у кого-нибудь постороннего, или, наконец, в доме девушки. В последнем случае жених под каким-нибудь предлогом или как запоздалый путник приезжал, обычно с товарищем, к родителям девушки. Эти посещения девушки женихом для предварительного знакомства в целях бракосочетания с нею называются «смо­тринами», буквально «осмотр женщины» (ацҳәысбара).

В абхазской народной поэзии мы находим целый ряд песен, посвященных восхвалению или, наоборот, сати­рическому изображению невесты, а еще больше жениха, приходящего на смотрины.

Даже по условиям старины с ее примитивами, не вся­кому жениху было легко подготовиться на эти смотрины, требовавшие как-никак хоть минимальной материальной обеспеченности. Тяжелее всего было, конечно, молодым людям из семей наиболее бедных крестьян, у которых по­рою не было даже ни одной пары сколько-нибудь прилич­ных брюк, не говоря уже о хорошем костюме, собственном коне с седлом и т. п. Поэтому таким несостоятельным же­нихам часто приходилось брать на прокат не только лошадь с седлом, если предстояло ехать верхом, но нередко и весь костюм или отдельные его части, в том числе и брюки.[52]

При сватовстве, мнение самой девушки почти не принималось во внимание. «Если она понравит­ся ему, то родственники с обеих сторон делают сговор, у бедной же девушки не считают нужным спросить ее со­гласия. Уж таков обычай!», - пишет С. Званба по этому по­воду. Зато сама, если желала понравиться, должна была почтительно относиться и прислуживать жениху, как и всякому гостю, оказывать знаки внимания, угощать и раз­влекать его, даже мыть ему ноги перед сном, приготовить постель, привести в порядок одежду гостей, встать с рассветом, чтобы успеть подать им завтрак и т.д.[53]

После смотрин, по старинному обычаю, отец или дру­гой старший родственник жениха, взяв с собой почетных лиц, - хорошо, если их сопровождает воспитанник рода девушки, - приезжает с подарками к родителям неве­сты. Посреди устроенного хозяином пира несколько лиц из числа приехавших выходят из-за стола, становятся на колени перед отцом девушки и просят подать ему бокал вина. Он просит их встать, но встает только один или двое старших, остальные остаются коленопреклоненными. По­лучивший бокал осушает его, предварительно произно­ся молитву во здравие и счастье будущей четы. Один из руководителей делегации жениха также поздравляет обе стороны и от имени жениха преподносит подарки, кото­рые у состоятельных людей чаще всего состояли из лоша­ди, денег или золотых и серебряных вещей: серег, брасле­тов, колец и т. д. Невеста тоже отсылает жениху в подарок от своего имени какую-нибудь вещицу, как вещественное доказательство того, что она отныне принадлежит ему од­ному (анапеимдахь).

Перед отъездом представители жениха стреляли в воздух, как бы извещая соседей о состоявшейся сдел­ке, выполнение которой должно быть обеспечено под страхом силы. Этот обычай называется «бросание пули» (ахкаршәра).

Как бы то ни было, бросание пули, по всей вероятности символизирующее собою насилие, было средством гаран­тирования мирного договора о брачном союзе. Об этом давно уже не действующем обычае в народе сохранились довольно ясные воспоминания.[54]

Мнения опрошенных абхазов об основном значении «бросания пули» довольно единодушны и определенны; они «расходятся только в деталях, что, очевидно, находит­ся в зависимости от условий места и времени. Нужно, од­нако, не упускать и эти вариации, местные особенности. Так, по слову одних, хорошо, если все кончится миром. А если нет? В таком случае их должна была рассудить пуля. От имени молодого пулю бросали и стреляли те, кого он посылал. Хозяин должен был поднять ее. Но если он не до­трагивался до нее, то это не считалось большим позором. Совсем другое дело, когда хозяин пулю принимает, а по­том отказывается выдать свою дочь. Или говорят, что мо­лодой человек открыто приходил к девушке на дом и за­являл в лицо, что она отныне принадлежит ему. Это было угрозой, этим актом жених как бы давал знать о себе, и в случае отказа он «должен был стрелять», т.е. силой до­биться цели; при этом, если не было у него подарков под рукою, оставлял ей пулю. По мнению других, жених бро­сал пулю во дворе приглядевшейся девушки. Это он мог сделать и через других. Вместо пули или заряда пороха в старину бросали также и стрелу от лука (ахҿа).

В последнее время соглашение о браке молодые могли заключать и сами, без вмешатель­ства других лиц. Договорившись непосредственно или че­рез кого-либо, они обмениваются разными вещичками. Жених преподносит невесте обычно кольцо, бусы, серь­ги и тому подобные вещи, а она - полотенце, платок и т. д. Этот обмен тоже называется «анапеимдахь» (абжуйцы знают еще термин «ашьана»), т. е. знак того, что между ними состоялось рукобитие, что дано слово. [55]

Этот обмен подарками, представляющий как бы сим­вол верности, свидетельствует о том, что молодые дали друг другу слово. Отказ или, как говорят абхазы, «переме­на лица» (аҿаарҳәра) не допустимы и не прощаются ни с какой стороны. Если девушка отказывалась от своего обе­щания, жених на каком-нибудь многолюдном собрании публично объявлял, обыкновенно через своего друга, что такая-то, в силу данного ей слова, принадлежит ему, и ни­кто, кому не надоело жить, не должен жениться на ней. Кроме того, он старался при людях порвать ее одежду и отобрать какую-либо вещь. Это называлось заставить де­вушку «вскрикнуть», после чего редкий из мужчин считал возможным для себя жениться на такой поруганной. По­кинутый жених, считая себя глубоко оскорбленным, не успокаивался до тех пор, пока не похитит свою девушку, не отомстит ее родственникам или своему более счастли­вому сопернику.[56]

В силу строгости своеобразных нравов, не допускав­ших вполне свободного общения, а также в целях луч­шего, более умелого урегулирования своих брачных дел, молодые часто прибегали к помощи посредника (ақьаӷьариа). Инициатива, как и всегда, принадлежит же­ниху или его родне. Ни девушка, ни ее родители не про­являют сколько-нибудь заметной активности. При успе­хе дела посредник получает от жениха вознаграждение, большей частью в виде кожи и головы зарезанного на свадьбе животного. В тех случаях, когда из боязни отказа со стороны родителей невеста должна была тайно выхо­дить замуж, жених похищал ее в назначенный час, при­чем посредник обязан был выступать одним из первых в числе похитителей.[57]

Все рассмотренные выше средства добывания жены имеют в виду привод невесты в дом жениха. Но встреча­ется и другой вид вступления в брак, правда, слишком не популярный у абхазов. Речь идет о тех, в общем, редких случаях, когда по той или иной причине жених сам пере­селяется в дом невесты. Это переселение жениха назы­вается дословно «сесть на голову» женщины (ахатэара). Такие случаи вызываются, главным образом, тем, что родители единственной дочери стремятся сохранить за нею право наследования их имущества, которое в про­тивном случае, после смерти стариков, перешло бы в первую очередь к их ближайшим родичам. Однако не только жених и его родители шли очень неохотно на этот шаг, но и весь его род возражал против его перехода к чужим, хотя такой переход и не вызывал каких-либо существенных изменений прав или обязанностей первого по отношению к своему роду. Жених терпел больше ущерб моральный, ибо переселение на жительство к те­стю считалось своего рода позором. [58]

Завершающим моментом всего брачного цикла является свадьба в доме жениха — ачара. При открытой форме заключе­ния брака родители жениха и невесты так или иначе обме­ниваются мнениями о сроке свадьбы. Однако в случае воз­никновения разногласия, решающее слово остается за сто­роной жениха.

Для окончательного определения дня свадьбы в одни из субботних или воскресных дней, когда люди не заняты работой, отец жениха собирает родственников, соседей и друзей. Это торжество называется аҿҳәара-ԥҵәара, в переводе — «определение срока». Причем, название строго со­ответствует содержанию торжества, пересмотреть решения ко­торого лишены даже родители невесты. Срок свадьбы пе­реносится только в том случае, если в семье жениха или невесты случилось несчастье.

Аҿҳәара-ԥҵәара устраивают н при заключении брака посредством тайного увода или похищения невесты. Однако, естественно, отпадают предварительные переговоры с роди­телями невесты о назначении дня свадьбы, так как в этом случае свадебный пир в доме невесты не устраивается. За родителями невесты остается только приготовление прида­ного, которое они присылают дочери в день свадьбы.

Перед началом пира отец, или чаще старший однофа­милец, предает огласке причину и цель сбора и просит мне­ния и предложения каждого об определении дня свадьбы, ибо хозяин собрал именно тех, которые являются опорой для него во время торжественных и несчастных случаев в его доме. Придерживаясь известного этикета, присутствую­щие поздравляют отца и мать со счастьем сына и высказы­вают свои соображения по поводу определения свадебного дня. Выбирают такой день, когда никто из сельчан или родственников, проживающих где бы то ни было, не играет свадьбу или не отмечает поминки. Особое значение прида­ют также погоде, от которой зависит красота свадьбы, на которую съезжается несколько сот человек. Поэтому особо прислушиваются к мнению стариков — мудрых и опытных «специалистов» по установлению прогнозов погоды.

На этом же торжестве называют двух-трех старших то­варищей жениха, которые должны довести. До сведения ро­дителей невесты о назначенном дне свадьбы.

Прежде для выполнения данной миссии к родителям не­весты отправлялся сам отец жениха в сопровождении не­скольких десятков почетных лиц. При этом он с собой брал богатые подарки для всех членов семьи невесты. В свою очередь и последние делали соответствующие подарки же­ниху, его родителям, а также и приехавшим с ними гостям. В настоящее время этот обычай совершенно забыт.

После назначения посланников здесь же выбирают об­служивающий персонал, назначают старших, па которых возлагают руководство всеми делами для своевременной подготовки свадебного стола.[59]

Подготовку к свадьбе начинают со дня сватания. Однако непосредствен­но к ней приступают после назначения дня свадьбы. Много забот особенно у родителей жениха, так как свадьба, ус­траиваемая в их доме, собирает в несколько раз больше гостей, чем в доме невесты. В этом деле данной семье помогают прежде всего соседи и близкие родственники.

Совсем недавно свадьбу устраивали ночью, поэтому гости начинали собирать­ся вечером. Вечером, после захода солнца, сразу после уго­щения, отправлялась за невестой и свита. Она состояла из 30—40 и более человек. Невесту привозили поздно, иногда собравшимся приходилось ждать даже до утра. Сейчас утвердился обычай устраивать свадьбу днем в субботу или воскресенье. Невесту вывозят из родительского дома в пер­вой половине дня. Отказ от устройства свадьбы вечером говорит о том, что свадьба лишилась значительной части комплексов магических представлений, связанных в частности,- с запретом привода невесты днем во избежание всякого сгла­за.

При женитьбе посредством похищения девушки невесту помещают до определенного времени в другом селении у близких родственников жениха, чаще всего у родственников по материнской линии, где можно подольше держать ее втай­не от родных. Причем, молодую поселяют в доме на­иболее уважаемого и надежного человека, способного от­стоять честь жениха и вести переговоры на высшем уровне с родителями для примирения сторон. В таких случаях сви­та отправляется, естественно, не в дом родителей невесты, а к родственнику, у которого находится последняя. Однако данный обычай уже не характерен для абхазской свадьбы, поскольку способ заключения брака путем насильственного похищения девушки представляет в настоящее время весьма редкое явление.

При тайном же заключении брака невесту привозят в отцовский дом жениха н устраивают угощение. Свадьбу иг­рают через два-три месяца, то есть после того, как соберут­ся со средствами для этого. Естественно, поэтому на такой свадьбе свиты, как таковой, не формируют.

При выдаче невесты ее родители устраивают свадьбу, на которую съезжаются родственники, соседи н близкие им люди. Здесь, как и на свадьбе в доме жениха, гостей усаживают за стол па противоположной от входа в помещение стороне, напротив них садятся предста­вители хозяев. Согласно указанию отца жениха, свита вместе с невестой должна вернуться обратно в дом жениха не позднее условленного времени. Поэтому цель членов свиты — поскорее встать из-за стола, а хозяева стараются задержать подольше, при этом и напоить.

В прошлом выдача приданого производилась через од­ного из уважаемых сельчан, под руководством которого оно выносилось па показ. Приданое зажиточного крестьянина состояло, примерно, из 6—12 постелей (тюфяков и одеял), столько же подушек, медных котлов, рукомойников и тазов, двух надожачных цепей, железного крючка, платьев, сун­дука, чемоданов, шкатулки, ковров, а также арбы с буй­волами, лошади с седлом²⁴. Теперь приданое не выносится на показ и состоит из спального гарнитура или, чаще, денег .

Привод невесты является кульминационным моментом всего свадебного торжества, во время которого не раздают­ся, как прежде, многочисленные выстрелы из пистолетов и ружей, но звучат прежние свадебные песни н устраивается молодежный перепляс, в разгаре которого можно увидеть национальный танец «ачаракәашара» отца и матери жениха, исполняющих по просьбе молодежи. Затем мать жениха, следуя традиции, обходит вокруг невесты, обнимает и це­лует ее. На лестнице одна из женщин почтенного возраста обсыпает невесту серебряными монетами, после чего она переступает порог дома под звуки скрещивающихся над ее головой кинжалов.

За редким исключением, выполняющие эти обряды лю­ди далеки от магического смысла выполняемых обрядов, из которых первый тяготеет к космогоническим поверьям, а последний должен охранять молодую от злых духов. Сейчас поступают просто по традиции, не придавая этой обряднос­ти никакого религиозного значения. Вместе с тем забыва­ются обычаи рассыпания по следам невесты зерна, подне­сения к се губам меда, совершавшиеся в прошлом с «целью обеспечения новобрачным плодовитости, богатства и сладкой жизни».[60]

Невеста располага­ется в доме под названием амҳара — круглой плетенки с конусообразной крышей, которую строили специально для новобрачных. Рядом с ок­руженной особым вниманием молодежи невестой стоят ее подруга и одна из молодых родственниц жениха, которые не отходят от нее до конца свадебного торжества.

У абжуйских абхазов здесь, в комнате новобрачных, производятся смотрины невесты (атацабара) ,сопровожда­ющиеся приношениями подарков (аҿахтыԥса или ахаршә), делаемых как бы в честь знакомства с невестой. У бзыбских. абхазов подарки принимает определенная группа людей, состоящая из старшего дружка невесты и двоих родствен­ников жениха, располагающаяся за накрытым столом под навесом, построенным специально во дворе дома. Абхазский термин «ахаршә», озна­чающий «то, что бросается па голову» и связан с обы­чаем оказания помощи молодоженам со сто