Источник: РГИА Ф.796. Оп.74. Ед.хр.571. Л. 2об-4

Соответственно, в число учителей семинарии входил 5 бельцов и 1 представитель черного духовенства (преподаватель богословия). Обращает на себя внимание тот факт, что все преподаватели – бельцы молоды и неженаты. Все они приступили к преподавательской работе сразу по окончанию собственного обучения. Обучение будущих преподавателей в лучших учебных заведениях страны носило явно целевой характер. Прохождение подготовки в этих учебных заведениях, позволяло бельцам занимать преподавательские должности, требующие достаточно высокого уровня подготовки сразу по окончанию учебы. Интересно, что единственный из преподавателей, окончивших Петербургскую учительскую семинарию – Варфоломей Белявский, прежде чем начать преподавать в Псковской семинарии, 4 года был второклассным народным учителем в Санкт-Петербурге и Кронштате.[cclxvii] Преподавательский состав постоянно обновлялся. К 1797 г. из семинарии ушли Григорий Перстинский и Федор Быстрицкий.[cclxviii] Остальные учителя переходили вместе с семинаристами в новый класс и преподавали им новые предметы. Отсутствие специализации в преподавании весьма сложных предметов и непродолжительность срока работы в семинарии не давали возможности создать в епархии коллектив учителей-профессионалов, способных постоянно совершенствовать методику преподавания и собственные знания в рамках преподаваемой дисциплины. Отток преподавательских кадров из семинарии был связан, прежде всего, с уровнем материального обеспечения учителей, причем в Псковской семинарии он был одним из самых высоких по стране. Учитель информатории получал в 1785-1799 гг. годового жалования 50 руб., низшего грамматического класса - 80 руб., высшего грамматического - 100 руб., риторики - 120 руб.[cclxix] П.В. Знаменский полагал, что семинарским учителям выгоднее было принять приход или уйти в монастырь.[cclxx] Распространенная в епархии практика в целом подтверждает данный вывод: бывшие семинарские учителя занимали священнические места в самых престижных церквях Пскова. Таким образом, приходящие в семинарию учителя изначально рассматривали преподавательскую деятельность как временное занятие, позволяющее быстро достигнуть более высокого положения в епархии.

Руководство семинарией, по-прежнему, осуществляли представители черного духовенства. Во второй половине XVIII в. должность ректора замещали:

- Архимандрит Святогорского монастыря Дорофей. В 1768 г. был переведен в Новгородскую семинарию.

^- Игумен Спасо-Мирожского монастыря Стефан (до 1774 г.).

^- Игумен Спасо-Мирожского, а впоследствии архимандрит Псково-Печерского монастыря Варлаам. 1774-1792 гг.

^- Архимандрит Псково-Печерского монастыря Петр. 1792-1799 гг.

^- Архимандрит Псково-Печерского монастыря Венедикт. С 1799 г.[cclxxi]

Об уровне образованности и профессиональной подготовки преподавателей богословия в духовных семинариях в конце века можно судить на примере архимандрита Венедикта. Он кончил полный курс семинарского образования, изучив, сверх того греческий и еврейский языки. Ранее он преподавал в Новоторжской гимназии, Тверской и Псковской семинариях в классах поэзии, риторики и философии. К моменту вступления в должность ректора, его педагогический стаж составлял 17 лет.[cclxxii]

Префект семинарии, как правило, одновременно являлся и преподавателем в классе философии. Префектами Псковской семинарии во второй половине XVIII в. были:

- Игумен Спасо-Мирожского монастыря Стефан. 1766-1774 гг.

- Игумен Спасо-Мирожского монастыря Варлаам. 1774 г.

- Игумен Спасо-Мирожского монастыря Иустин. 1778-1784 гг.

- Игумен Спасо-Мирожского монастыря Адриан, 1784-1786 гг. (лишен должности за “худое” поведение).

- Игумен Спасо-Мирожского монастыря Венедикт. 1786-1791 гг.

- Вновь Адриан. 1791-не далее 1793 гг.

- Игумен Спасо-Мирожского монастыря Исаия. Не позднее 1793-1796 гг.

- Вновь Венедикт. 1796-1799 гг.

К концу века отказ ректора от преподавательской деятельности становится в Псковской семинарии обычным явлением. Так в 1789 г. вместо ректора вел богословие заштатный игумен Адриан. Начиная с 1796 г. богословие вел префект семинарии Венедикт, который сам, будучи ректором, отказался вести этот класс с 1803 г. Игумен Адриан (Агафон Мутовозов, сын сторожа) 1781 г., еще находясь в сане иеромонаха вел философию вместо ректора Варлаама. Основанием для его определения на эту ответственную должность может служить тот факт, что в 1770-1774 гг. Агафон Мутовозов обучался в одном из лучших духовных учебных заведений России – Троицкой семинарии. В результате в семинарии могла сложиться ситуация напоминающая следующую: в1793 г. префект Исаия вел богословие за ректора Петра, а философию вел за него белец Стефан Попов. Это один из первых семинаристов, отправленных доучиваться в Санкт-Петербургскую Александро-Невскую семинарию (с октября 1788 г. до октября 1791 г.), после чего два года преподавал в своей семинарии риторику, поэзию и немецкий язык.[cclxxiii]

Сложившаяся в Псковской семинарии традиция оставлять преподавание богословия и философии за настоятелями крупных монастырей объясняется как скудным материальным обеспечением духовного образования, так общей закономерностью продвижения по лестнице церковной иерархии. С одной стороны, префект и ректор, будучи монахами, за свою педагогическую деятельность получали с 1785 г., соответственно, 100 и 150 руб., в качестве прибавки к штатному содержанию, то есть немногим больше начинающих учителей.[cclxxiv] Кроме того, высокий статус преподавателей-настоятелей должен был внушать семинаристам и большее уважение к изучаемому предмету. Осуществление преподавательской деятельности начальствующими монахами имело один, но весьма существенный недостаток - преподавание не являлось их главным занятием. Помимо преподавания они должны были выполнять административные функции как начальствующие лица в собственных обителях, в семинарии, а зачастую и в духовной консистории. Этим обстоятельством может быть объяснено, отмеченное выше, перекладывание преподавательских обязанностей на подчиненных лиц. Епархиальные власти были заинтересованы в том, чтобы преподавательской деятельностью занимались представители черного духовенства, но не имели для этого возможности, так как число образованных монахов было весьма незначительным. Фактически, в него входили настоятели монастырей и несколько иеромонахов из бывших учителей, которые сами в скором времени становились настоятелями.

Число учащихся семинарии постоянно росло (в 1790 г. – 177 человек, в 1797 г.– 194), но главным образом за счет учащихся низших классов. Количество же студентов в классах богословия и философии увеличилось незначительно. В 1790 и 1797 гг. их насчитывалось 11 человек в возрасте от 20 до 24 лет.[cclxxv] То есть ежегодно семинарии могла выпускать 3-4 кандидатов на священнические и дьяконские места, имеющих полное семинарское образование. Примерно такое же число семинаристов обучающихся в последнем классе Псковской семинарии - философии наблюдается и в первой половине века.[cclxxvi]

Как видно из таблицы 13, священники, имевшие богословское или философское образование, составляли 13% от общего числа священников епархии. Главной причиной столь небольшого числа закончивших последние классы семинарии является не дороговизна обучения в губернском городе, не сложность курса, а отсутствие для епархии реальной потребности в численном увеличении этой категории приходского духовенства. 58 священников достаточно было для замещения таких важных для функционирования системы управления епархией должностей как члены духовных правлений и присутствующие члены консистории, благочинные, десятоначальники, депутаты, преподаватели. Эти же священнослужители занимали места настоятелей городских соборов и церквей, посещаемых наиболее образованными прихожанами из числа дворян, купцов и мещан. Например, в Пскове такими храмами были церкви Успения с Пароменья и Климента с Запсковья. В конце века все священники, служившие в них, имели богословское образование.[cclxxvii]

Крупнейший исследователь истории духовного образования в России П.В. Знаменский пришел к выводу: “из среды духовных образовательных учреждений продолжали выходить совершенно оторванные от жизни схолари и софисты, имевшие в голове только отвлеченные схемы из латинских тетрадок”.[cclxxviii] Характерно, что этот вывод П.В. Знаменский сделал, проанализировав все положительные изменения, произошедшие в содержании духовного образования на протяжении XVIII в. Другой исследователь, Грегори Фриз в своей работе “The Russian Levites” так же указывает на чуждость семинарского образования нормам традиционной и современной русской культуры.[cclxxix] Изучив в курсе философии систему Лейбница-Вольфа, выпускник семинарии мог применить свои познания в споре с дворянином-вольтерьянцем, но для разъяснения религиозных истин крестьянину вполне хватало и знания Священного писания, что следует из наставлений данных священнослужителям преосвященным Иннокентием Нечаевым. Не окончившие полного семинарского курса, как правило, оказывались среди паствы, не способной оценить всю глубину их познаний в области древних языков и античной литературы. Вместе с тем полное семинарское образование могло быть большим благом для самого священника, приучая его к умственному труду, а также обеспечивая получение богатого прихода. Оно давало возможность заниматься самообразованием. Но на это у обычного приходского священника не было “достаточного свободного времени, так как ему наравне с крестьянами приходилось заниматься земледельческими работами.”[cclxxx]

Из дневника екатеринбургского протоиерея Федора Львовича Карпинского, бывшего ранее преподавателем и библиотекарем в Тобольской семинарии, следует, что при желании священнослужитель мог даже в отдаленной от столицы губернии знакомиться с новинками зарубежной литературы. В 1798 г. Федор Львович читал наряду с теологической литературой такие книги как: Пюисегюр де Шастен “История госпожи де Беллериф, содержащая в себе точное изъяснение, что есть любовь и дружество; посвященная прекрасному полу”, Ж.-Ж. Руссо “Исповедание Жана-Жака Руссо, урожденца и гражданина женевского”, Т Тассо. “Освобожденный Иерусалим, ироническая поэма итальянского стихотворца”. В круг его чтения входили также сочинения Вольтера, Гете, работы по естественной истории, философии, поэтические сборники и даже трактаты, посвященные сельскому хозяйству. Некоторые книги Федор Львович читал на латыни. Благодаря своим познаниям, протоирей стал желанным собеседником для представителей светской власти, был вхож в “высшее общество” и не раз получал доказательства расположения местных гражданских властей в виде ценных подарков. Интересно, что в круг общения протоиерея не входит ни один представитель духовного сословия, кроме собственной супруги. Все подчиненные фигурируют в записках только как исполнители властных распоряжений. Ни разу в своих записях протоиерей не отмечает, что он использовал свои познания и свой авторитет среди прихожан для искоренения какого-либо порока. Более того, Федор Львович отмечал и глубоко переживал те случаи, когда прихожане упрекали его самого в стяжательстве и вымогательстве подарков.[cclxxxi]

У большинства представителей белого духовенства во второй половине XVIII в. отсутствовала внешняя мотивация к получению полного семинарского образования, поскольку епархиальное начальство в этот период не имело реальной возможности предоставлять приходы только окончившим семинарию.

В удаленных от Пскова Великолукском, Новоржевском, Порховском, Торопецком и Холмском уездах (табл. 13), доля священников получивших образование в духовном учебном заведении, не превышала четверти от их общего числа. Причем, улучшения подготовки священнослужителей на протяжении второй половины века не наблюдалось. В 80-х - 90-х гг. процент молодых священников, получивших семинарское образование, был все еще таким же невысоким, как и среди представителей других возрастных групп.

Таблица 13 Число священников Псковской епархии, имевших семинарское образование (конец 80-х – начало 90-х гг. XVIII в.)

Источники: ГАПО Ф.39. Оп.1. Ед. хр.479. Л. 51об-120; Ед.хр.735. Л. 1об-69; Ед.хр.734. Л. 7об-8; Ед.хр.418 Л. 2об-112, 122об-237; Ед.хр.1253. Л. 1об-89; Ед. хр. 1035. Л. 1об-2; Ед.хр.667 Л. 1об-51; Ед. хр.1082. Л. 1об-169; Ед.хр.926. Л. 2об-116

Экзамены, которые сдавали претенденты на священно- или церковнослужительское место были значительно проще, чем требования программы обучения в семинарии. При Платоне (Левшине) экзамен в Московской епархии для кандидатов на священническое место состоял из двух частей. В ходе первой части архиерей лично экзаменовал кандидата в чтении и пении и тогда, если результаты были благоприятны, иподиаконы архиерея испытывали претендента в знании катехизиса. В формуляре ставленического допроса указывалось, что вновь поставленный священник обязуется всегда знать катехизис “в твердости”.[cclxxxii] Причетники экзаменовались только в чтении и пении.[cclxxxiii] В псковской епархии кандидаты на священническое место освидетельствовались членами консистории в умении читать по книгам. Если экзамен был выдержан успешно, архиерей экзаменовал претендента в знании катехизиса.[cclxxxiv] От причетников экзаменаторы требовали умения читать по книгам и петь по нотам. Однако, епархиальное начальство, вынуждено было предоставлять причетнические места и плохо обученным кандидатам, давая им возможность доучиться уже после вступления в должность.[cclxxxv] В формулярах клировых ведомостей дьяконам и священникам требовалось указать степень их умения читать книги и поучения, причетникам - умение читать и петь по нотам. Из данных клировых ведомостей видно, что священнослужитель не отвечавший этим требованиям был редкостью ( 8 священников и 11 дьяконов). Причем большая их часть была неспособна к чтению из-за старческой слепоты или “дробливости” языка. В то же время большая часть причетников не отвечала тем минимальным требованиям, которые епархиальное начальство предъявляло к уровню их профессиональной подготовки.

Таблица 14 Уровень профессиональной подготовки причетников Псковской епархии в 80-х - 90-х гг. XVIII в.

Источник: ГАПО Ф.39. Оп.1. Ед. хр.479. Л. 51об-120; Ед.хр.735. Л. 1об-69; Ед.хр.734. Л. 7об-8; Ед.хр.418 Л. 2об-112, 122об-237; Ед.хр.1253. Л. 1об-89; Ед. хр. 1035. Л. 1об-2; Ед.хр.667 Л. 1об-51; Ед. хр.1082. Л. 1об-169; Ед.хр.926. Л. 2об-116

Большинство причетников либо умело петь только “наслышкою”, либо даже на слух пело неудовлетворительно. Некоторые причетники и в зрелые годы испытывали проблемы с чтением. Епархиальное начальство вынуждено было мириться с таким положением дел, не имея возможности заменить плохо подготовленных служителей церкви более образованными.

Получить семинарское образование имели возможность главным образом дети городского духовенства и выходцы из расположенных близ Пскова уездов. Поэтому вновь учрежденные духовные гимназии появились именно на южных границах епархии в Великих Луках (при Троицком монастыре), Торопце и Невеле. В Пскове при семинарии была открыта сиротская школа.[cclxxxvi]

Иннокентий (Нечаев), таким образом, частично претворил в жизнь нереализованный план преобразования духовных школ, в составлении которого ранее принимал живейшее участие. Само название “гимназия” было заимствованно им из этого проекта. По плану преобразования гимназиями предполагалось назвать созданные при монастырях каждой епархии школы начальной грамотности для детей различных сословий.[cclxxxvii] В результате Псковскому архиерею удалось открыть такое же количество духовных школ, какое предусматривалось планом. Они, как и предполагалось, разместились в основном в монастырях, но, в отличие проекта, носили исключительно сословный характер.