Толкование уголовного закона

Применение уголовного закона невозможно без уяснения его смысла, т.е. толкования. Тема толкования уголовного закона является традиционной в юридической науке. Традиционным является и вопрос об общем понятии толкования права, к тому же в отечественной литературе он является дискуссионным.

Основные точки зрения на этот вопрос представляются следующими:

- толкование есть уяснение смысла уголовного закона;

- толкование - разъяснение смысла уголовного закона;

- толкование, как уяснение и разъяснение смысла уголовного закона.

Первые две точки зрения являются неполными, а последняя - наиболее правильная, так как содержит в себе обе первые. Если принимать точку зрения о том, что толкование заключается в уяснении, и, следовательно, игнорировать специальную деятельность по разъяснению права, и наоборот, признавать лишь специальную деятельность, значит игнорировать мыслительный процесс, предшествующий любому разъяснению. Чтобы что-то разъяснить, надо сначала это что-то уяснить, следовательно, уяснение и разъяснение - это две диалектически связанные стороны процесса толкования права.

Термин «толкование» равнозначен по смыслу понятию «интерпретация», следовательно, лицо, занимающееся толкованием, может быть названо интерпретатором.

 Толкование порождает развитие многих правовых. Оно служит для обеспечения общества точными, понятными объяснениями права. Безусловно, что в толковании права присутствует субъективный фактор («свободно как творчество поэта»), однако это не должно сказываться на конечной цели - выявлений точного смысла правовой нормы. «Отталкиваясь» от смыслового значения термина «толкование», следует признать, что филологически он тесно связан с понятием «познание», следовательно толковать - это значит познавать смысл того или иного явления.

В современном обществе выделяются три основные причины толкования:

- несовершенство законодательства;

- системность права;

- необходимость дедукции;

Несовершенство законов приводит к двусмысленности. Толкование в этом случае может привести даже к отмене той или иной нормы, вызывающей двусмысленное понимание закона.

Право - есть сложная взаимосвязанная система. Каждая правовая норма не может работать сама по себе. Например, в процессе усыновления задействуется и гражданское право и процессуальное и т.д.

Третья причина возникает от того, что закон безличен. Толкование, таким образом, исходит от закона применительно к частному лицу. Например, при усыновлении действуют нормы семейного права, гражданского, процессуального права, которые предназначены для всех, но в конкретном случае работают для одного частного лица.

Виды толкования зависят от различных классификационных оснований.

В одном - двух словесных выражениях можно отразить только какую-то одну сторону, момент содержания нормы права. Поэтому, например, разъяснения (комментарий) к той или иной статье комментированного кодекса по своему объему в несколько раз превышает текст самой статьи. С точки зрения языка и логики результат толкования может быть выражен в разных ложно-языковых формах: суждениях о содержании нормы права, юридических оценках и интерпретационных нормах. В суждениях утверждается или отрицается что-либо о содержании норм права: о субъектах, о ситуациях, на которые распространяется норма права, о предписываемых, запрещаемых, дозволяемых действиях и т. д. В юридических оценках (суждениях о юридической квалификации) диалектически сочетается результат толкования и юридической квалификации. Интерпретационные нормы являются результатом толкования только органов, имеющих право давать официальное нормативное толкование. Оно потому и называется нормативным, что формулируется в виде норм, содержащихся в актах толкования, предписывающих другим субъектам то или иное понимание и применение законов. Остановимся на проблеме критериев истинности и правильности результата толкования. Заметим, прежде всего, что иногда в отечественной литературе оценка истинности и правильности толкования подменяется какими-то иными оценками. Утверждается, например, что критериями истинности и правильности толкования является правосознание, политика государства. Очевидно, что результат толкования можно оценить с точки зрения указанных критериев, но это будет оценка не правильности и истинности толкования, а оценка его соответствия именно этим критериям. Как поступит интерпретатор в случае несоответствия толкования указанным критериям, будет зависеть от состояния законодательства, законности, господствующих в стране взглядов и позиции самого интерпретатора. При определенных условиях это может послужить отправной точкой приспосабливающегося толкования. Однако при стабильном законодательстве, строгом режиме законности интерпретатор должен исходить из того, что именно в самом законе выражена высшая политика государства и идеи правосознания, справедливости и т.д. Нередко в качестве критерия правильности и истинности толкования рассматривается сам закон или воля выражения в законе. В этом случае мы имеем дело с порочным кругом, ибо, чтобы закон (или воля, в нем выраженная) стал критерием толкования, он должен быть прежде уяснен, истолкован, его содержание выражено в соответствующих высказываниях, но они-то как раз составляют результат толкования и нуждаются в критериях. Представляется, что к проблеме критериев правильности и истинности толкования следует подходить с позиции материалистической гносеологии, в которой общепризнано, что в качестве такого критерия выступает практика, но не любая, а общественная, практика по преобразованию природы и общественных отношении. Общественная практика выступает в качестве критерия как непосредственно, так и в опосредованных формах. Например, Уголовный Кодекс России предусматривает ответственность за убийство, совершенное общеопасным способом. Если истолкователь пришел к выводу, что определенный способ является общеопасным (т. е. опасным для жизни многих людей), то можно оценить правильность этого вывода, обратившись непосредственно к практике, охватывающей данный способ действий. В большинстве же случаев нет необходимости прибегать к практике непосредственно, достаточно обратиться к критериям, опосредствующим практику. К опосредствующим формам практики и опыта относят правила языка, законы и правила толкования.

Например, арбитражно-процессуальное законодательство прямо предусматривает, что решение арбитражного суда, отклоняющееся от общепринятой практики, может быть отменено Высшим арбитражным судом (ВАС), поскольку такое решение «нарушает единообразие в толковании и применении арбитражными судами норм права». Одновременно Арбитражный процессуальный кодекс не устанавливает, что высшая арбитражная инстанция должна рассматривать как основание к отмене судебного решения нарушение нормы права. Иначе говоря, в данном случае законодатель придает единству в толковании и применении норм (что, собственно, и составляет содержание судебной практики) вес больший, чем закону, поскольку нарушение единства арбитражной практики ВАС должен рассматривать как основание к отмене судебного решения, а нарушение нормы закона – нет.

Помимо этого существуют постановления пленумов высших судов, которые содержат толкования норм различных правовых институтов. Эти документы фактически создают квазинорму, которой суды руководствуются при принятии решений. Суды по закону не обязаны следовать  толкованию вышестоящих судов. Но судебные решения, вынесенные без учета позиции по подобным вопросам вышестоящего суда, могут быть отменены. Именно эта перспектива делает толкование вышестоящего суда обязательным для суда нижестоящего. По этой причине не только толкование, даваемое высшими судами, но даже и конкретные решения судов кассационной и апелляционной инстанций de facto рассматриваются нижестоящими судами как обязательные и тем самым превращаются в квазинорму, порой заменяющую действительную норму права.

Проблема состоит в том, что, давая толкование нормы, высшие суды нередко выходят за пределы нормы права. Созданная путем толкования квазинорма подменяет собой действительную норму. При этом нужно понимать, что реалии нашей судебной системы таковы, что в случаях, когда суд, рассматривая конкретное дело, оказывается перед этим выбором (применять ли действительную норму права или то, какой вид ей придало толкование высшего суда), как правило, выбор происходит в пользу квазинормы, рожденной толкованием, поскольку ее авторитет обеспечивается угрозой отмены судебного решения - более реальной, чем угроза отмены решения, основанного на нарушении настоящей нормы права.

Особенно остро подмена нормы права квазинормой, созданной судебной практикой, проявляется в области уголовного права. Наш Уголовный кодекс основан на очень общих и абстрактных формулировках, что считать тем или иным преступлением. Это неизбежно порождает необходимость толкования. Имеется значительное число постановлений пленумов Верховного суда, которые содержат множество толкований норм уголовного права. Однако данные постановления иногда основаны на забвении одного из принципов уголовного права, который запрещает заполнять имеющиеся в уголовном законе пробелы.

Широкое толкование уголовной нормы, очевидно, нарушает конституционное и признанное международным сообществом положение о том, что расширительное толкование должно применяться в отношении прав и свобод, но недопустимо при толковании юридических запретов. Однако разъяснения пленума Верховного суда по вопросам уголовного права порой основаны на нарушении этого принципа.

Другим случаем, когда толкование уголовной нормы явно искажает ее содержание, является правоприменительная практика уголовных судов, которые игнорируют нормы других отраслей права, нарушая тем самым системность права. Особенность уголовного права состоит в том, что оно устанавливает ответственность за нарушение нормальных общественных отношений в сфере прав и свобод личности, собственности, гражданского оборота и т.д. Эти отношения регулируются иными, не уголовными, отраслями законодательства.

Поэтому при применении уголовной нормы необходимо соотносить ее с нормами других отраслей права, регулирующими нарушенные отношения.

Но практика нашей уголовной юстиции, к сожалению, почти повально игнорирует нормы не уголовных отраслей. В результате создаются юридически абсурдные ситуации, когда уголовная ответственность наступает за «уголовные» деяния, которые в действительности никаких охраняемых законом отношений не нарушили.

Главная проблема здесь состоит в том, что Верховный суд , давая в постановлениях своего пленума толкование нормам уголовного закона , освящает такую практику, способствует ее воспроизводству судами и правоохранительными органами, превращает ее в квазинорму, что ведет к привлечению к уголовной ответственности уже на основании этой квазинормы.

Создается ситуация, когда судебная система, в зависимости от общепринятой судебной практики или толкований, даваемых Верховным судом, расширяет случаи уголовной репрессии вне какой бы то ни было связи с изменением законодательства, устанавливающего уголовную ответственность. Значительное количество лиц подвергается уголовному наказанию за те деяния, в отношении которых закон уголовную ответственность не установил, но суды путем толкования уголовной нормы криминализовали такие деяния вне связи с действительной нормой права. Речь идет о том, что наша судебная система обладает реальной возможностью создавать уголовную квазинорму помимо законодателя и вне какого-то правового контроля за такой деятельностью. Сейчас ведутся поиски путей решения этой проблемы, которая может быть обозначена как искусственная криминализация.[5]

Таким образом, можно сказать, что толкование представляет собой «акт интеллектуально-волевой деятельности по уяснению и разъяснению смысла норм права в их наиболее правильной реализации»[6], а объектом познания и интерпретации есть не намерения и мотивы законодателя, оставшиеся за пределами созданного им акта, а государственная воля, объективно закрепленная в письменной форме.