Зарождение концепции «сдерживания» СССР

К концу Второй мировой войны США превратились в сильнейшую во всех
отношениях державу мира. Людские потери страны были относительно
незначительны – около 400 тысяч погибших, но зато рост экономической мощи
поражал: национальный доход США вырос с 64 миллиардов долларов в 1938 году
до 160 миллиардов в 1944 году. К тому же к концу
войны США создали мощные вооруженные силы - армию, флот, авиацию, а в конце
войны в распоряжении американского руководства оказалось новое оружие – атомная бомба, с успехом испытанная в августе 1945 года в Японии.

Трудно сказать, смог бы преодолеть соблазн воспользоваться новыми возможностями Франклин Рузвельт, но в апреле 1945 года он умер и на смену ему пришел Гарри С.
Трумэн (1945-1953), человек совсем другого калибра и склада ума и
характера. Трумэн подверг полной ревизии курс своего предшественника во внешней политике, отправил в отставку сторонников либеральных преобразований, продолжения прежнего курса. Для Трумэна идея «американского мира» не вызывала никаких
сомнений, и он с первого же дня пребывания на новом посту приступил к ее
реализации.

Правда, на пути к вожделенной цели все же сохранялось одно
препятствие – второй по степени военной мощи и авторитету державой стал
Советский Союз, к тому же воплощавший ненавистную американским ортодоксам
идею коммунизма.

Восприятие мира Трумэна зиждилось на том, что у всех международных кризисов есть вполне определенный источник – СССР, неуправляемая и непредсказуемая страна. Второй «кит» внешнеполитического кредо Трумэна – абсолютная уверенность в том, что все мировые и региональные процессы имеют прямое отношение к Америке и могут получить из ее рук справедливое решение.

Находясь на перекрестке двух дорог: либо продолжение союза пяти стран – главных участников антигитлеровской коалиции, при котором США пришлось бы считаться с мнением и интересами своих партнеров, либо безусловное главенство как минимум над тремя из них (Великобританией, Францией, Китаем), Г.Трумэн без долгих колебаний избрал второй путь, обещавший ему эффективное руководство западным миром и дававший надежду на то, что силовое преобладание Запада склонит к подчинению обескровленный войной Восток.

Борьба против СССР тем самым превращалась не просто в
соперничество за мировое владычество, но в крестовый поход против мирового
коммунизма под лозунгами защиты демократии и порядка от сил хаоса и
разрушения. С этого времени внешнюю политику США можно рассматривать
преимущественно через призму противоборства с Советским Союзом. Началась
«холодная война», ставшая стержнем международных отношений всего
последующего периода.

18 сентября 1945 года Объединенный комитет начальников штабов одобрил директивы «Основы формулирования военной политики», в которых Советский Союз рассматривался в качестве противника Соединенных Штатов. Документ содержал положение о нанесении Соединенными Штатами «первого удара» в возможной войне против СССР; при этом допускалось применение ядерного оружия.

Несомненно, что главным организующим началом в яростной антисоветской и антикоммунистической кампании, развернувшейся в конце 1940-х гг. и трансформировавшейся в многолетнюю «холодную войну», явилась концепция «сдерживания коммунизма».

Трумэновскому руководству требовалось более или менее убедительное объяснение своей враждебности к вчерашнему союзнику. Вдохновители американской внешней политики искали необходимое идейное основание для пересмотра всех вырабатывающихся в ходе военного сотрудничества форм американо-советских отношений. И оно было найдено. Именно в эти дни в Вашингтон начинают поступать получившие широкую известность телеграммы от руководителя группы внешнеполитического планирования государственного департамента США и советника американского посольства в Москве Дж. Ф. Кеннана, который позднее (в 1952 г.) стал послом США в СССР.

«Длинная телеграмма» Джорджа Ф. Кеннана была направлена в Госдепартамент США 22 февраля 1946 года и состояла из 8000 слов, что было необычно для дипломатической переписки. В этом документе Кеннан представил свой анализ менталитета и поведения не только советских политических и государственных лидеров того времени, но также и русского народа в целом.

«Советская власть, в отличие от власти в гитлеровской Германии, не является ни схематичной, ни авантюрной. Она не действует на основе установленных планов. Она не рискует без необходимости. Будучи невосприимчивой к логике разума, она очень чувствительна к логике силы. По этой причине она может легко отступить и обычно так поступает, если на любом этапе она сталкивается с сильным противодействием. Следовательно, если противник обладает достаточной силой и ясно доказывает свою готовность прибегнуть к ней, ему редко приходится делать это»[1].

Кеннан предостерегал американское руководство от продолжения «рузвельтовской» политики доверительного партнерства с СССР и призывал скорее избавиться от иллюзий и завышенных ожиданий в отношении возможности сотрудничать и договариваться с Москвой на общепринятой дипломатической основе – то есть основе взвешивания и рациональной оценки аргументов сторон, учета интересов партнера, переговорной «торговли» и соблюдения принципа верности принятым обязательствам. Характеризуя взгляды советского руководства, автор телеграммы писал: «...мы имеем здесь дело с политической силой, фанатично приверженной мнению, что с США не может быть достигнут постоянный modus vivendi»[2]. Хотя «длинная телеграмма» была предназначена только для государственного секретаря США, с ней в течение нескольких месяцев ознакомились несколько тысяч человек, которые определяли внешнюю политику Вашингтона. Однако в печати эта телеграмма была опубликована намного позже – только в июле 1947 г. текст Кеннана за подписью «мистер Икс» был опубликован в ведущем американском журнале «Foreign Affairs» и стал предметом полемики в широких слоях политической общественности США.

Кеннан пришел к выводу об органическом экспансионизме, присущем советским руководителям, который побуждает и при любых обстоятельствах будет побуждать их к внешней экспансии, распространению сферы своего влияния на все новые районы мира. Поэтому «краеугольным камнем политики Соединенных Штатов по отношению к Советскому Союзу, - писал Кеннан, - несомненно, должно быть длительное, терпеливое, но твердое и бдительное сдерживание экспансионистских тенденций России»[3].

И.М. Ильинский писал: «Конечно, невозможно говорить о том, что Советский Союз, внесший решающий вклад в победу над Гитлером, не стремился использовать свое возросшее влияние в мире и расширить сферы своего влияния. В СССР утвердились идеи о «мировой революции», о том, что социализм и коммунизм идут на смену капитализму, что коммунизм — это высшая стадия общественного развития, а потому гибель капитализма неизбежна. Нельзя не понимать, что эти агрессивные тезисы не могли не вызвать чувства психологической тревоги на Западе, прежде всего у правительства США — страны, которая назначила сама себя ответственной за мировой порядок. Однако, как позднее признавался тот же Кеннан, это была скорее тень, чем сущность опасности, которую мы должны были разогнать»[4].

Однако западу, и прежде всего США, которые, как и после Первой мировой войны, вышли из Второй мировой войны не ослабленными, а еще более окрепшими, нужен был образ врага. Во исполнение этого желания геополитики и «практики» дипломатии создали миф о «советской угрозе», «ответом» на которую с американской стороны якобы и стала доктрина «сдерживания». Хотя на самом деле, по мнению И.М. Ильинского, доктрина «сдерживания» была доктриной «нападения», доктриной геополитической экспансии, в рамках которой один за другим разрабатывались планы начала ядерной войны с СССР.

Таким образом, практические выводы из утверждений Кеннана гласили: нормальные отношения с СССР невозможны и нужно отказаться от всяких надежд на них, от прежней «популярной», но «вредной» политики советско-американских соглашений, взаимовыгодный характер которых начисто отрицался. Исходя из убеждения о том, что «советская сила» гораздо слабее по сравнению с «мощью западного мира в целом», Кеннан призывал к «сплоченности, твердости и энергии» капиталистических государств во главе с Америкой, чтобы одержать победу над Советским Союзом.

Утверждая в качестве цели американской политики сохранение «мировой стабильности» и «статус-кво», доктрина «сдерживания» в конечном счете оказывалась направленной на подавление мирового революционного движения, на разрушение СССР и других социалистических государств. «США имеют реальную возможность значитель­но ужесточить условия, в которых осуществляется советская политика, заставить Кремль действовать более сдержанно и осмотрительно, чем в последние годы, и таким образом способствовать развитию процессов, которые неизбежно приведут либо к крушению советского строя, либо к постепенной его либерализации»[5].

Именно эта доктрина вводила критерий военной силы для определения координат линии «сдерживания», раздела мира в данный момент на «советскую», или «коммунистическую», и «американскую» сферы. Но нужно заметить, что даже Кеннан не указывал, что сдерживание должно носить военный характер и что его нужно распространить глобально. За него такое домысливание сделали люди типа Форрестола. Военный министр Дж.Форрестол, пожалуй, как никто другой, тщательно изучал меморандумы Кеннана и более всех способствовал их распространению и популяризации, хотя и сделал из них весьма прямолинейные выводы.

Основной смысл политики сдерживания, по Кеннану, заключался в том, чтобы не идти на «односторонние уступки» Кремлю и противодействовать попыткам сталинского руководства расширить сферу своего влияния. Главным средством сдерживания Советского Союза Кеннан считал экономическое восстановление Западной Европы и главной ареной соперничества – политическую. Более того, он прямо предостерегал против опасностей, которыми было чревато развязывание Соединенными Штатами гонки вооружений в качестве основного инструмента «сдерживания» Советского Союза.

 «… Россия, - писал Кеннан, - не собирается завоевывать кого-либо. Она попыталась сделать это с Финляндией и обожгла пальцы. Войны русские не хотят ни в коем случае. И прежде всего они не хотят твердых обязательств, которые могут привести к военным столкновениям, поэтому предпочитают обходиться политическими средствами, используя марионеток. И прошу заметить: если я говорю «политическими средствами», это еще не значит «без насилия». Но насилие это будет носить номинально внутренний, а не международный характер. Если хотите, это – политическое, а не военное насилие»[6].

Между тем наиболее горячо рекомендации Кеннана были восприняты представителями правого крыла американского общества. На первое место в стратегии Соединенных Штатов вышла задача противодействовать военными средствами политической угрозе со стороны СССР, которая, однако, была интерпретирована не верно. Для правящего класса США было важно, что Кеннан дал рациональное объяснение поспешному созданию американской зоны влияния.

Тем самым сложилась система представлений, характерная для холодной войны: глобальное и тотальное противостояние двух сверхдержав, враждебная риторика с обеих сторон.

Неотразимая привлекательность кеннановского анализа для «вашингтонского сообщества» заключалась не только в том, что он давал авторитетное обоснование и ориентиры уже пробивавшему себе дорогу курсу в отношении СССР, но и в том, что он снимал с США всякую моральную ответственность за прогрессирующий развал союза и обострение всей международной обстановки, целиком прекладывая ее на СССР. В целом постулаты «длинной телеграммы» стремительно становились новой ортодоксией в официальном Вашигтоне. «Отныне, - сообщал своим коллегам по госдепартаменту Ч.Болен в середине марта, - нет больше необходимости в дальнейшем анализе мотивов и причин нынешней советской политики»[7].

12-13 февраля госдепартамент пересматривает прежнюю позицию по признанию болгарского и румынского правительств, резко протестует против советской «экономической эксплуатации» Венгрии, выставляет новые требования по Австрии и Албании. Еще через десять дней американская дипломатия начинает тайно подталкивать иранское правительство к постановке вопроса о военном присутствии СССР в Иране на рассмотрение Совета Безопасности ООН. Еще через несколько дней принимается решение об отправке крупнейшего в мире американского линкора «Миссури» в Стамбул под предлогом доставки тела турецкого посла, а на самом деле – для демонстрации поддержки Турции в трудный для нее момент противостояния советским требованиям в вопросе о проливах и территориальных претензиях по Карсу и Ардагану.

В целом речь шла о нажиме на СССР сразу по всем основным болевым направлениям, включая защиту интересов Британской империи в Средиземноморье и Малой Азии. Публичный намек на эту новую линию – сочетание «терпения и твердости» - содержался в программной речи Бирнса в Нью-Йорке 28 февраля, в которой он предупредил потенциальных агрессоров (пока не называя их по имени) о том, что США будут противодействовать им всеми средствами, в том числе и военными, невзирая на применение ими вето в Совете Безопасности.

3 марта 1946 г. в Вашигтон прибыл Черчилль, чтобы оттуда по приглашению Трумэна отправиться вместе с ним в Фултон на президентском поезде.

Британский политик призвал США и страны Запада к совместной борьбе против наступления мирового коммунизма. Он требовал активизации действий, направленных против СССР, но прежде всего против компартий в странах Запада: «Никто не знает, что Советская Россия и ее международная коммунистическая организация намереваются сделать в ближайшем будущем и каковы пределы, если таковые существуют, их экспансионистским и верообратительным тенденциям… Во многих странах по всему миру вдалеке от границ России созданы коммунистические пятые колонны, которые действуют в полном единстве и абсолютном подчинении директивам, которые они получают из коммунистического центра. Коммунистические партии, или пятые колонны, представляют собой все возрастающий вызов и опасность для христианской цивилизации»[8].

Фултонская речь Черчилля 5 марта 1946 г. была детально согласована с руководством США. Еще 20 декабря 1945 года госдепартамент объявил о предстоящей речи Черчилля как о важном событии. «Все данные ясно говорят о том, - пишет подробно исследовавший этот вопрос американский историк Ф. Хэрбэт, - что Трумэн выдал Черчиллю лицензию на публичную апологетику – причем, в узаконивающем собственном присутствии – тесного и глобального военного союза между Англией и Америкой, единственной целью которого могло быть сдерживание советской мощи вплоть до ее уничтожения»[9].

Мотивы этого «лицензирования» вполне объяснимы. В обстановке начавшейся перестройки своей политики Трумэну было крайне важно прозондировать реакцию на нее со стороны СССР – не уступит ли Сталин уже на ранней стадии, столкнувшись с перспективой появления англо-американского блока? Не менее важно для Трумэна было прощупать и настроения самой американской общественности, готовность которой к столь серьезному повороту в отношениях со вчерашним союзником оставалась под вопросом. В этом плане для Трумэна, как пишет известный американский историк Б. Бернстейн, фултонская речь стала «частью стратегии его администрации по переориентации американского общественного мнения в русло «жесткой политики» в отношении СССР»[10].

Для убеждения публики в реальности русской угрозы западные политики и пропагандисты ссылались на секретные оценки, сделанные разведывательными органами. Единомышленники Трумэна и Черчилля заверяли публику, что эти оценки верифицировали наличие у Сталина потенциала, необходимого для начала советского наступления. Они делали это, будучи прерасно осведомленными о том, что с трудом проникая через железный занавес, западные разведорганы не могли организовать сбор информации, необходимой для того, чтобы доказательно утверждать о наличии у русских такого намерения.

Подготовленный в марте 1953 г. обзорный отчет ЦРУ под названием «Разведка в советском блоке» содержал откровенное признание: «Адекватность разведывательных данных о советском блоке варьирует от достоверных и точных в одних областях к неадекватным и фактически несуществующим в других. Мы не имеем надежных, полученных изнутри, сведений о стратегическом мышлении в Кремле»[11].

Вообще, весна 1946 года стала важной вехой в перестройке военно-политического планирования США в духе холодной войны. Окончательно определившись с выяснением целей и характера «советской угрозы», планировщики Пентагона принялись за оформление военной составляющей новой доктрины «сдерживания». Главной стратегической задачей теперь объявлялось недопущение физического выхода советской мощи за ее нынешние пределы. Для этого было необходимо создать единую структуру военного командования, провести «ремобилизацию» промышленности, нарастить атомный потенциал, разработать эффективные планы войны с СССР с использованием атомного оружия, расширить систему зарубежных военных баз. В перспективе впервые говорилось о возможности сколачивания военного блока в Западной Европе, пока – в качестве ответной меры на вероятные советские действия. В случае если восточноевропейский блок станет реальностью, сплочение западноевропейских стран в единый блок с военной точки зрения объявлялось не только желательным, но и необходимым.

2.2. «Доктрина Трумэна» и «план Маршалла»

Президент Г. Трумэн объединил предложения о целенаправленной координации мер по использованию западных ресурсов и непосредственному нажиму на СССР и восточноевропейские государства в так называемой «доктрине Трумэна» от 12 марта 1947 г. Правительство США впервые систематически и в полном объеме связало традиционное, распространявшееся на все районы планеты понятие национальной безопасности Соединенных Штатов с послевоенным противостоянием двух противоположных общественных систем.

Поводом для выступления Трумэна были события в Греции, где в те годы шла гражданская война между коммунистами и роялистами, и советские предложения о пересмотре договора, регулирующего доступ в пролив Дарданеллы, контролируемый Турцией.

В феврале 1947 года английское правительство уведомило Вашигтон, что в связи с ухудшившимся финансовым положением Великобритании оно не сможет продолжать оказание финансовой и военной помощи Греции и Турции. В правящих кругах США Грецию и Турцию рассматривали как поле принципиального столкновения демократии и коммунизма. К тому же обе эти страны занимали важное геополитическое положение в Восточном Средиземноморье, на подступах к ценнейшим запасам нефти и к стратегическим коммуникациям. Заместитель государственного секретаря США Дин Ачесон отмечал, что помощь Греции и Турции представляла собой не благотворительность, а средство защиты американского образа жизни.

Президент Трумэн просил Конгресс одобрить предоставление американской помощи на сумму в 400 млн. долларов, которую предлагал направить Греции и Турции, поскольку там США также усматривали необходимость противостоять советскому давлению. Обе палаты Конресса одобрили выделение помощи.

Греческое партизанское движение рассматривалось Трумэном в общеевропейском контексте как проявление коммунистического экспансионизма. Трумэн утверждал, что «самому существованию греческого государства сегодня угрожают террористические действия нескольких тысяч вооруженных партизан, возглавляемых коммунистами», и поэтому Соединенные Штаты Америки должны «помочь свободным людям отстоять свои свободные институты и свою национальную целостность против агрессивных движений, которые стремятся навязать им тоталитарные режимы»[12].

Нацизм и коммунизм в речи Трумэна были сплавлены воедино – в некое абстрактное зло, отрицающее ценности либеральной представительной демократии. И поэтому далее необходимость активного вмешательства США в процессы, происходящие далеко от американской территории, обосновывалась угрозой миру, американским национальным интересам, и национальной безопасности США. В своей речи американский руководитель сформулировал эту мысль предельно четко: «Это не более чем простое признание того факта, что тоталитарные режимы, навязанные свободным народам путем прямой или непрямой агрессии, подрывают основы международного мира и, следовательно, безопасность Соединенных Штатов. Поэтому, сердцевиной внешней политики США должна стать «поддержка свободных народов, которые сопротивляются попыткам вооруженного меньшинства совершить переворот или давлению извне»[13].

Трумэн не ограничивал, однако, действие своей доктрины одним регионом – Восточным Средиземноморьем. Он распространял ее фактически на весь мир, заявив о намерении США повсеместно брать под свою защиту «свободные», т.е. капиталистические, страны, оказывать им поддержку против угрозы со стороны «тоталитарных режимов», в том числе «непрямой агрессии», т.е. против борьбы прогрессивных сил в самих этих странах.

Доктрина Трумэна была, по существу, первой в послевоенной истории попыткой Вашингтона четко провести и силой удерживать «линию неприкосновенности» капиталистического мира под эгидой США.

В то же время Трумэн сделал ряд публичных заявлений, сопутствующих его речи 12 марта (например, в Байлорском университете, штат Техас, 6 марта), в которых в различных выражениях изложил, по существу, одну и ту же установку – на «непримиримую борьбу» с любыми «неамериканскими» экономическими и политическими системами, т.е. прежде всего с СССР и другими встающими на путь социализма государствами, а также со всеми угрозами «свободе предпринимательства» (т.е. национализацией, установлением народно-демократических режимов и т.д.) в капиталистическом мире.

Текст речи Трумэна готовился под общим руководством заместителя государственного секретаря Д.Ачесона. Главная идея речи – показать, что существует задача глобального «сдерживания коммунизма», и США готовы взять на себя соответствующие обязательства.

 Доктрина Трумэна не столько привела к мобилизации и сплочению Запада вокруг Америки, сколько встревожила человечество. Она была резко осуждена Советским Союзом и рядом других стран, в том числе западноевропейских, мировой и даже частью американской общественности и конгресса. «Ни одно официальное заявление, - писал об этой доктрине профессор Д.Флеминг, - не могло быть более широкоохватывающим. Где бы ни возникало коммунистическое восстание, США будут подавлять его. Куда бы ни попытался толкнуться Советский Союз вовне, в любом пункте вдоль его огромной периферии США противодействовали бы ему. США брали на себя роль всемирного антикоммунистического полисмена»[14].

Однако в Америке понимали, что только военными средствами остановить распространение коммунистической идеологии по планете нельзя. Поэтому американская помощь зарубежным странам, и в том числе государствам, борющимся с «внутренним коммунизмом», по Трумэну, должна была быть преимущественно экономической и финансовой, направленной на достижение экономической и политической стабильности, но и не исключающей военную компоненту. В рамках стратегии «сдерживания» коммунизма была разработана программа экономической реконструкции и политической стабилизации в Европе путем предоставления ей экономической помощи. Эта программа была изложена в речи госсекретаря Дж. Маршалла 5 июня 1947 года в Гарвардском университете в связи с присуждением ему почетной докторской степени. Тогда же она получила название «плана Маршалла».

В 10-минутной речи, рассказав своим слушателям о тяжелом экономическом положении пострадавших от войны европейских стран, Маршалл призвал прежде всего осознать, какие последствия ситуация в Европе может иметь для экономики США. План Маршалла был призван оздоровить американскую экономику за счет массированного экспорта товаров и услуг в Европу, создания новых рабочих мест и избавления от «инфляционных» долларов. План Маршалла предусматривал ежегодные государственные ассигнования по 3,1 млрд долларов в течение 4-х лет. Особо оговаривалось, чтобы деньги не вывозились обратно в Америку, а вкладывались в развитие экономики стран-реципиентов. Инвестиции должны были стимулировать рост промышленности и торговли, в конечном счете, благосостояния населения. Нужно заметить, американцы также не оставались в проигрыше, потому что завышенный курс доллара создавал крайне благоприятные условия для экспорта американских товаров. Таким образом, США превращались в кредитора возрождаемой Европы, а Европа – в американского должника. В плане Маршалла, вступившем в действие в апреле 1948 г., приняли участие 16 европейских стран (включая ФРГ, возникшую в 1949 г.).

Формально американская помощь гарантировалась всем без исключения европейским странам, включая СССР и его сателлитов. Маршалл в своей речи в Гарвардском университете заявил: «Наша политика направлена не против какой-либо страны или доктрины, а против голода, нищеты, отчаяния и хаоса»[15]. И тем самым с Америки как бы снималось подозрение в том, что предлагаемый план – это еще одна завуалированная попытка протащить в Европу доктрину Трумэна.

Но на самом деле Дж. Маршалл и его советники считали, что страны советского блока вряд ли пойдут на создание единой Европы, открытой для движения не только товаров и финансов, но и информации и людей.

Министр иностанных дел СССР принимал участие во встрече в Париже в июне 1947 г., на которой обсуждались предложения Дж. Маршалла. Однако в последующих дискуссиях по данному вопросу советский представитель не участвовал. 2 июля 1947 года СССР отверг этот план. По мнению Москвы, план Маршалла ставил целью укрепление гегемонии США в Западной Европе. Он рассматривался Кремлем как средство для создания объединенного империалистического фронта против Советского Союза и складывавшейся мировой социалистической системы.

Следует заметить, что почти каждый государственный заем США сопровождался навязыванием определенных военно-политических условий. И план Маршалла не был исключением, поскольку важнейшим политическим условием получения американской помощи стало требование удаления коммунистов из правительств стран-реципиентов. Уже в 1947 г. во всех западноевропейских странах, согласившихся на включение в программу, коммунисты были выведены из состава правительств.

Свержение президента Чехословакии Я. Масарика в феврале 1948 года стало дополнительным импульсом к запуску плана Маршалла в действие. Тем более, что Чехословакия и Польша, первоначально начавшие переговоры об участии в этой программе, вскоре (под давлением СССР) отказались от американской помощи. Не получила обещанных денег и Венгрия, где также укреплялся коммунистический режим. В США, по-видимому, были к этому готовы, так как еще 4 июня 1947 года, в день оглашения программы экономической реконструкции Европы, Маршалл объявил о задержке уже отпущенных кредитов Венгрии в связи с происходящими в этой стране событиями. А поскольку план Маршалла руководством Советского Союза был отвергнут, то США в ответ разорвали советско-американское соглашение о торговле 1937 г. и приняли закон о запрещении экспорта в СССР. Было объявлено, что признав условия американской помощи неприемлимыми, СССР и страны Восточной Европы «сами исключают себя из Европы».

В качестве своеобразного ответа Москвы на план Маршалла в 1949 г. был создан Совет Экономической Взаимопомощи (СЭВ), призванный координировать развитие экономического и научно-технического сотрудничества восточноевропейских стран.