Владимир Александрович Розенберг (1860-1932)

Обыкновенно расширение правовой системы соответствует появлению таких новых отношений между людьми, которые по своей природе требуют правового их урегулирования.

То расширение правовой системы, которое отмечается термином "научная собственность" (propriete scienti - fique), или "право на научные открытия и изобретения" (droit sur les decouvertes et invention scientifique), не является фактическим приращением к ранее существовавшим отношениям между людьми. Эти отношения всегда существовали, но стояли вне правовой системы - они ею не захватывались или просто не замечались.

Всякое научное открытие или изобретение становится обыкновенно известным третьим лицам путем письменного или устного обнародования такового со стороны того, кто такое изобретение или открытие сделал.

Современное право авторства распространяется на книги, брошюры, статьи, доклады и речи, как на первоначальном языке, так и в переводе, причем бернская, а в ее нынешнем тексте и римская международная конвенция о литературной собственности, расширяет защиту автора почти на весь мир.

Предметом защиты авторского права является индивидуальная форма выражения мыслей автора в сказанных или написанных им словах [HTTP://gallery. economicus.ru].

Почин в отношении научной собственности принадлежит французскому публицисту, секретарю Общества защиты авторских прав Люсьену Клотцу, который на эту идею был натолкнут появившимся в 1920 году французским законом о так называемом droit de suit. Суть последнего в том, что, если какая-нибудь картина, перепродаваясь из рук в руки, увеличивается в своей цене (например, художник становится все более и более известным), то художник получает право на известную часть этой прибавочной стоимости. В конце 1921 года Л. Клотц организовал два собрания по обсуждению идеи научной собственности, а в связи с ними профессор и депутат Бартелеми внес во французскую палату 4 апреля 1922 года составленный им проект закона о праве на научную собственность.

Все указанные проекты стоят на точке зрения права ученого, сделавшего открытие или изобретение, на материальное вознаграждение, если результаты его труда использованы для целей техники и, следовательно, получили применение в промышленности. Разница между проектом проф. Руффини и его предшественников лишь в том, что они пытались построить проект национального закона, тогда как Руффини выработал текст "Международной Конвенции по установлению Союза для защиты прав авторов на их "научные изобретения или открытия". Руффини находит, что вопрос о научной собственности должен быть урегулирован сразу же в международном масштабе; иначе промышленность государств, приявших научную собственность, окажется в худшем положении, нежели остальные, ибо будет иметь расходы, ложащиеся на производство, которых другие страны не знают [HTTP://library. by].

Основная часть

2.1 Экономические исследования Ивана Тихоновича Посошкова в труде "Книга о скудости и богатстве"

Автор книги являлся убежденным монархистом, но это не мешало ему душой болеть за русский народ, за крестьянство. Посошков независимо от французских физиократов формулирует их излюбленную аксиому: бедные крестьяне - бедное государство, богатые крестьяне - богатое государство. Посошков не был противником крепостного права, но предлагал внести в отношения между помещиками и крестьянами гуманность и экономическую рациональность. В своих рассуждениях он опирается на старинный принцип, согласно которому помещики суть опекуны приписанных им государством крестьян. Это дает им не только права, но и обязанности по отношению к крестьянству и государству. Посошков предлагает ограничить законом размер крестьянских повинностей помещику (барщину, оброк), отделить крестьянские земли от помещичьих и отдать их крестьянам в вечное владение. От этих мер он ожидал резкого роста производительности труда в земледелии. Чтобы рационально использовать крестьянский труд, в частности, между сезонными работами, Посошков предлагал расширить оброчную систему. Крестьянам, отпущенным на оброк, надо платить в ремесле или промышленности сдельно, чтобы они были заинтересованы в результатах своего труда.

Посошков жил в эпоху, когда господствующим направлением экономической мысли был меркантилизм. Его взгляды во многом созвучны этому направлению - он всячески призывал государя защищать отечественный рынок от иностранной конкуренции. Но меркантилизм Посошкова отличался от западноевропейского, представители которого главным источником богатства страны считали внешнюю торговлю. Посошкова интересовали внутренние источники богатства.

Рассуждая о факторах, определяющих цену товара, Посошков высказывает два различных мнения. Первое заключалось в том, что цена в своей основе определяется издержками производства, и так как в России издержки на сырье и оплату труда ниже, то и цена может быть ниже, а разница между ней и ценой на аналогичный иностранный товар больше. Это предполагает рыночный механизм ценообразования. В другом месте своей книги Посошков, в силу своей склонности к волевым методам организации, предлагает для внутреннего рынка устанавливать сверху единые цены для всех купцов, чтобы избежать ненужной, по его мнению, конкуренции. И русским купцам он тоже предлагает устанавливать при торговле с иностранцами единую для всех цену. Это явное государственное вмешательство в свободу торговли. Этот пример явно показывает, что взгляды Посошкова лишены стройности и последовательности.

Посошков ясно понимал зависимость между ростом богатства и производительностью труда. Труд должен, по его выражению, давать "прибыток" [HTTP://gallery. economicus.ru].

В вопросах о деньгах, Посошков был сторонником номинализма, который, как известно, основывал покупательную силу денег на юридическом акте, опирающимся на авторитет государства. Важны не вес и чистота металла в монете, а ее название, номинал, присвоенное государством. Посошков призывал из дешевой меди чеканить дорогие деньги, что, с одной стороны, даст казне доход, а с другой стороны, предоставит стране достаточное для развивающейся торговли количество денег. Он призывал делать легкие деньги из меди, серебро беречь, а золотые монеты печатать только в целях поддержания престижа государства за рубежом. Как и все идеи Посошкова, его денежная теория преследует сугубо практические цели. Он приводит расчет, согласно которому доход казны от чеканки медных гривенников по предлагаемым им нормам из 10 тысяч пудов меди составит 1 820 тысяч рублей, сумма огромная, так как все государственные доходы в последние годы царствования Петра I не достигали и 8 млн. рублей в год. Посошков предлагал сделать медные деньги не мелочью при серебряных и золотых монетах, а именно основой денежного обращения. Его деньги были чем-то вроде современных бумажных денег.

Не сводя богатство к деньгам, Посошков различал богатство вещественное и невещественное. Под вещественным он подразумевал богатство государства (казны) и богатство народа. Что в настоящее время можно отождествить с валовым продуктом. Под невещественным - "истинную правду", т.е. законность, правовые условия, хорошее управление страной - те ценности, которые сегодня мы называем "институтами". Поэтому Посошкова можно назвать предтечей российского институционализма. Источником богатства он называл производительный труд, а причинами скудости - отсталость сельского хозяйства, недостаточное развитие промышленности, неудовлетворительное состояние торговли. Для уничтожения скудости и достижения богатства Посошков предлагал два условия:

) уничтожить праздность и заставить всех людей прилежно и производительно работать;

) решительно бороться с непроизводительными затратами, осуществлять строжайшую экономию.

Являясь идеологом купечества, Посошков много места в своем сочинении отводил вопросам внутренней торговли. В стремлении сделать купечество монополистом в торговле он предлагал запретить дворянам и крестьянам заниматься торговлей и высказывался за "установленную цену", регулируемую сверху системой надзора и контроля, т.е. в данном вопросе отстаивал устаревшие взгляды. Посошков внимательно относился к внешней торговле, организация которой должна была защитить русское купечество от иностранной конкуренции и способствовать приумножению денег в стране, считал необходимым ввозить только то, что не производится в России. Ограничение ввоза предметов роскоши должно было сохранить, по его мнению, деньги в стране. Он предлагал прекратить вывоз из страны промышленного сырья и вывозить за границу лишь готовые изделия. Оригинальны взгляды Посошкова на деньги: он отстаивал номиналистическую теорию денег [HTTP://library. by].

2.2 Концепция Евгения Алексеевича Преображенского "первоначального социалистического накопления"

Концепция "первоначального социалистического накопления", в соответствии с которым и "досоциалистические формы" должны поработать на индустриализацию, что означало отчуждение на ее нужды части прибавочного продукта, создаваемого вне пределов государственного хозяйства. Вполне естественно предположить, что идею "перекачки" представители "досоциалистических форм" встретят без особого умиления и вряд ли добровольно согласятся на такое отчуждение. Поэтому между социалистическим сектором и досоциалистическими укладами неминуема борьба, в ходе которой будет происходить "пожирание" последних. Отношения между передовым, прогрессивным государственным сектором и архаичными "пожираемыми" формами, прежде всего крестьянством, по Преображенскому, уподобляются тем отношениям, которые обыкновенно складываются между капиталистическими метрополиями и их колониями. Подобная ассоциация выглядела не особенно корректной и была зло высмеяна Н.И. Бухариным.

Для придания своей концепции "первоначального социалистического накопления" большей убедительности Е.А. Преображенский использовал метод аналогии, который, как правило, сам по себе мало что доказывает, но нередко, и весьма существенно, облегчает восприятие выдвигаемых положений. Аналогия, о которой идет речь, сопоставляла переходный период - период "первоначального социалистического накопления" - с эпохой, названной К. Марксом "первоначальным капиталистическим накоплением". Подобным сравнением Е.А. Преображенский сильно задел весьма чувствительны" струны многих экономистов, причем не только тех, чьи позиции значительно расходились с представлениями автора, но и тех, кто с целом с симпатией относился к его взглядам. Как можно, с возмущением восклицали они, сопоставлять эпоху грабежа и кровавого насилия, на почве которой был зачат, развивался и мужал капитализм, с эпохой становления гуманного по самой своей природе социалистического строя, априори объявляющего такого рода методы неприемлемыми! Указанная аналогия квалифицировалась, например, Н.И. Бухариным не менее как "чудовищная", а между тек благородное и в общем-то, понятное негодование критиков Е.А. Преображенского вполне могло бы быть существенно умерено. Во-первых, с чисто теоретических позиций нельзя не признать и правомерность, и известную полезность метода аналогии тех или иных явлений и процессов хозяйственной жизни, различных общественно-экономических формаций, базирующегося на наличии диалектического взаимосплетения общего и, особенно в развитии каждого способа производства. Отрицание такой диалектической связи, непризнание момента общего и упорное, не считающееся с реальностями целостного взаимозависимого мира превознесение лишь особенных, специфических, имманентных для данного строя признаков, как правило, не сулит каких-либо интересных теоретических находок, более того, нередко заводит в теоретический капкан, освободиться от которого можно, только пожертвовав такими воззрениями.

Разумеется, говоря о необходимости видеть общее в тех или иных хозяйственных процессах, протекающих в принципиально различных социально-экономических структурах, мы должны понимать, что оно, это общее, может иметь не только знак плюс. Кроме того, позиция Е.А. Преображенского в этом вопросе также достаточно противоречива и находится на почтительном расстоянии от совершенства. В самом деле, выдвигая правильный тезис о том, что ни одна экономическая формация не может развиваться в чистом виде, на основе только присущих ей специфических законов, и, указывая, что это противоречило бы самой идее развития, автор далее все-таки принижает значимость общеэкономических законов. Он обозначает их не иначе, как "противодействующие силы", под деформирующим влиянием которых "диагональ параллелограмма сил, действующих в области экономики, никогда не может пролегать по линии внутренних законов господствующей формы, а всегда будет отклоняться от этой линии".

Богатая практическая история социалистического строительства в нашей стране представила достаточно большой материал, позволяющий без лишней чванливости оценить, насколько гуманнее были наши методы отчуждения необходимого для накопления прибавочного продукта, производимого в рамках "досоциалистических форм", или методы перераспределения этого продукта, созданного в государственном секторе. Скажем только, что приемы "великого перелома", "сплошной коллективизации", "продразверстки" и т.п. вполне сопоставимы с методами "первоначального накопления капитала". Следовательно, и с теоретической, и с практической точек зрения аналогия, которую позволил себе Е.А. Преображенский, навлекши на себя "вселенский" гнев, не так уж и абсурдна, как это представляли его суровые критики.

Как уже отмечалось, самым беспощадным критиком Е.А. Преображенского стал его давнишний товарищ Н.И. Бухарин, оказавшийся впереди всех атакующих. Познакомившись с представленными в настоящей книге первоисточниками, читатель увидит, как больно бил Бухарин за "эксплуатацию", "колонии" и "пожирание", как едко высмеял он и обстоятельно охарактеризованные Е.А. Преображенским методы "первоначального социалистического накопления", и прием аналогии с капитализмом.

Бесспорно, многие положения этой критики справедливы, во все же рискнем высказать суждение, согласно которому недостатки теории Е.А. Преображенского представлены в работах Н.И. Бухарина не зеркально, а как бы сквозь увеличительное стекло, причем большой мощности. К примеру, критик сильно утрировал тезисы Е.А. Преображенского об "эксплуатации досоциалистических форм" и их "пожирании" социалистической формой. На самом деле, и в этом пункте мы абсолютно разделяем оценку С. Коэна, суть концепции "первоначального социалистического накопления" была менее жестока, чем подразумевающаяся аналогия. Действительно, что разумел Е.А. Преображенский, употребляя, например, столь неосторожно такое "взрывоопасное" слово, как "эксплуатация"? Как он сам объясняет в своем ответе на одно из критических выступлений Н.И. Бухарина, процесс расширения и укрепления государственного хозяйства, перестройки всей его технической базы не может идти только за счет его собственных сил и средств - в этом деле должны принять участие и миллионы крестьянских хозяйств. Кстати говоря, сам Н, И. Бухарин тоже отнюдь не отрицал необходимость поступления "добавочных ценностей" в фонд накопления со стороны мелких товаропроизводителей. И под "эксплуатацией" Е. А, Преображенский имел в виду именно это обстоятельство, т.е. факт "перекачки" средств из до социалистических секторов в социалистический, осуществляемой через механизм неэквивалентного обмена. Последний основывался, прежде всего, на ценах, сознательно устанавливаемых таким образом, чтобы часть прибавочного продукта частного хозяйства отчуждалась в пользу государственного уклада, а также на налогообложении крестьян, Но, говоря об эксплуатации досоциалистических форм, защищался Преображенский, он вовсе не имел виду, как это приписывает ему Н, И, Бухарин, эксплуатацию пролетариатом мелких производителей, которые являются участник, ми расширенного социалистического воспроизводства.

Да, повторимся, С. Коэн здесь прав, смягчая кровавый образ "первоначального социалистического накопления", сложившийся не без влияния жестокой критики этой концепции. Но мы не можем согласиться с последующим утверждением С. Коэна, в соответствии с которым Е.А. Преображенский вообще отвергал насилие, Конечна нет сомнения в том, что сталинские методы насилия ем; не снились даже в самых страшных снах. Но сама идея насилия, увы, была заложена в модели "первоначального социалистической накопления". Именно идея насилия как прогресса, идея, в своей зрелой форме принижающая саму природу человека, который, как свидетельствует наш опыт, при создании соответствующей обстановки "шкуру собственного отца готов натянуть на барабан, лишь бы этот барабан выбивал дробь революции" 7. Вот она-то, пожалуй, и составляет главный порок теории Е.А. Преображенского. Да, он неоднократно и совершенно неправомерно отождествляя понятия "первоначальное социалистическое накопление" и "социалистическое накопление", Да, он неудачно употребил некоторые термины, прочно связанные в нашем сознании только с характеристиками "загнивающего" и "умирающего" строя. Да, он, допустив массу других теоретических оплошностей и ошибок, и о некоторых из них еще пойдет речь, Но врожденный дефект его концепции кроется все же в "военно-коммунистической" идее насиди которой он так и не поступился в годы нэпа.

В самом деле, закон "первоначального социалистического накопления" есть, прежде всего, закон борьбы за существование государственного хозяйства, за выживание и прогрессирование социалистического сектора, который "не может существовать в окружении частного товарного производства на основе мирного сожительства". Либо социалистическое начало будет подчинять себе досоциалистические формы, либо оно само будет "рассосано" стихией товарного хозяйства, - третьего, по Преображенскому, не дано. Этот сложнейший вопрос он решает исключительно прямолинейно, в духе жесткой альтернативы, И злополучное слово "пожирание" в его объяснении выступает в данном контексте синонимом победы одной системы над другой, только и всего. Такой фельдфебельский тип рассуждений глубоко импонировал и Сталину, очень любившему обороты "либо-либо." ("либо мы сделаем это, либо нас сомнут" и т, п.). Уже здесь явственно проступает образ насилия, который в дальнейшем получает еще более грозные очертания.

Действительно, объявив "пожирание" "железной неизбежностью", органически вытекающей из открытого им закона "первоначального социалистического накопления", Е.А. Преображенский был вынужден прямо поставить и другой вопрос: а в каких конкретных формах будет происходить это "пожирание" социалистической системой хозяйствования всех иных укладов? В таких ли уж "безобидно ненасильственных", сводящихся просто к неэквивалентному обмену между городом и деревней, как это представил С. Коэн? Вернемся к работе "Основной закон социалистического накопления". Здесь внимательный читатель обнаружит немало интересных с точки зрения анализируемого вопроса вещей. В частности, он, например, узнает, что капитализм "пожирал", т.е. вытеснял, более примитивные, докапиталистические формы хозяйствования преимущественно экономическими способами, в процессе свободной конкурентной борьбы. Насилие играло главным образом вспомогательную роль, ибо для победы капиталистического способа производства было вполне достаточно тех экономических преимуществ, которые каждое капиталистическое предприятие имело с самого начала, даже в стадии мануфактурного развития капитализма, над более примитивными формами хозяйства - натуральным и мелкотоварным. Исход боя, в конечном счёте, решал потребитель, который, покупая более дешевый продукт, тем самым голосовал за капиталистическое производство.

Совсем иное дело при переходе к социализму. Государственная промышленность периода первоначального социалистического накопления по отношению к капиталистическому производству оказывается в гораздо более сложном положении, чем последнее - по отношению к докапиталистическим укладам. Вот здесь-то Е. Преображенский, большой любитель, как мы помним, исторических аналогий, решительно выступает против "некритической аналогии с прошлым", в соответствии с которой социалистическая форма уже в первый период ее существования побеждает капиталистическую в конкурентной борьбе. Такую аналогию автор называет вульгарной, грубой, поверхностной, не освещающей, а, наоборот, затемняющей всю проблему.

Разъяснения автора сводятся к следующему. В первоначальный период своего развития социалистическая форма, как вследствие отсутствия материальных предпосылок, необходимых для перестройки ее технического базиса, так и вследствие отсутствия необходимых предпосылок социалистической культуры и социалистического воспитания работающего пролетариата, не может развить всех преимуществ, органически свойственных социализму, наличия которых делает социалистическую форму исторически более прогрессивной, чем капитализм. Более того, в период первоначального накопления социалистический сектор, еще не развив всех своих преимуществ, утрачивает некоторые преимущества капиталистического хозяйства. Это обстоятельство "делает для социалистической формы невозможной конкурентную борьбу с капитализмом на основе равенства". По мнению автора, было бы полнейшим и глупейшим самоубийством пытаться бить капитализм на арене свободной конкурентной борьбы на нынешней стадии развития социалистического хозяйства, так как для победы этим путем государственным предприятиям не хватает того главного, что было у капиталистических предприятий, боровшихся с ремеслом, - индивидуального экономического и технического преимущества над предприятиями исторически низшей формы.

Эта меньшая конкурентная способность советского хозяйства будет, как полагал Е.А. Преображенский, продолжаться в течение всего периода первоначального социалистического накопления, т.е. до тех пор, пока социалистическая форма не развернет передового технического базиса и не подготовит достаточные кадры "социалистически воспитанных" работников, необходимых для организации подлинного социалистического общества.

Как же живуча оказалась эта страсть рисовать далекие исторические перспективы, генетически унаследованная всеми после дующими поколениями нашего общества! Пожалуй, лучше всех рассказал о ней писатель Фазиль Искандер в своих "Удавах и кроликах". Как хочется кроликам цветной капусты уже сегодня, но. пока ведутся опыты, они обязательно вскоре будут завершены, и тогда начнется эпоха изобилия. При подобных построениях есть все: есть время прошедшее, ставшее уже историей, есть время будущее, обязательно очень светлое и радостное. Нет только одного - времени настоящего, точнее оно есть, но его нужно как-то "пережить", чтобы быстрее превратить в историю. Такие построения, обычно кичащиеся своим "обостренным чувством перспективы", своей "стратегической направленностью", на самом деле очень напоминают поповскую религию, охотно обещающую рай на небе, но предлагающую пока мириться с адом на земле. Этим грешна была и концепция Е. А, Преображенского, ориентирующая широкие массы трудящихся на длительное ухудшение материальных условий их существования, связанное с необходимостью "первоначального социалистического накопления" на нужды индустриализации страны, на победу нового, прогрессивного строя, ради отдаленного, хотя бы и прекрасного, будущего. "Широкие массы способны на героическое самопожертвование в моменты открытой напряженной революционной борьбы, но пытаться превратить это самопожертвование в профессию, сделать его постоянным и добровольным занятием широких масс в течение нескольких десятилетий, такие попытки могут быть предприняты только фанатиком, оторванным от жизни, не видящим и не знающим этой жизни", - отмечал тот же В. А, Трифонов в указанной статье.

Но как все-таки победит социалистическая форма капиталистический уклад, с которым экономически конкурировать она не в состоянии? Она неизбежно победит, во-первых, потому, что вступает в борьбу как единое целое, как единый комплекс государственного хозяйства, представляющий собой нечто большее, чем арифметическая сумма всех входящих в него предприятий и трестов. Образно говоря, растопыренные пальцы приобретают эффект кулака, обладающего дополнительной силой. Во-вторых, она победит благодаря сращиванию с государственной властью. Пролетарское государство и пролетарское хозяйство представляют собой единое целое. Вследствие этого в огромнейшей степени увеличивается и политическая сила государства, и экономическая мощь государственного хозяйства, вследствие этого же колоссальную роль начинают играть внеэкономические методы социалистического накопления.

Как видим, Е.А. Преображенский с завидной ясностью показывает, что формы "пожирания" социалистическим укладом частного хозяйства не только не являются, но и не могут быть чисто экономическими. По сравнению с формами вытеснения капитализмом докапиталистических укладов здесь большой удельный вес приобретают насилие и внеэкономические методы [HTTP://gallery. economicus.ru].

Для Е.А. Преображенского характерна тенденция к упрощению реального хозяйственного бытия, к неприятию его разнообразия, к отвержению того, что сегодня мы называем плюрализмом форм собственности и форм хозяйствования. Ему свойственно стремление к максимальному однообразию, предельной унификации. Социализм в его понимании ассоциируется лишь с государственной формой, все другие формы так или иначе, рано или поздно должны быть уничтожены. Хотел того автор или нет, но его теория "первоначального социалистического накопления", предлагающая применение внеэкономических методов отчуждения созданного в деревне продукта, объективно "вбивала клин" между городским пролетариатом и трудящимся крестьянством, придавая последнему "несоциалистический" облик, отторгала его от социализма и тем самым, конечно же, отнюдь не способствовала установлению "смычки" между двумя основными классами общества. И с этой точки зрения путь "первоначального социалистического накопления", начертанный Е.А. Преображенским, был скорее путем углубления конфронтации пролетариата и крестьянства, нежели путем укрепления их экономического и политического союза.

И все же для более полной характеристики воззрений Е.А. Преображенского следует коротко остановиться на его представлениях о кооперации, вырастающей из мелкого товарного производства. Мелкое товарное производство автор разбивает на три части. Одна часть останется мелким производством, другая - кооперируется капиталистическим путем, третья - объединяется в новый вид кооперации, представляющей собой особый тип перехода мелкого производства к социализму не через капитализм и не через поглощение мелкого производства государственным хозяйством, Как видим, большой ясностью положения автора в данном случае не отличаются, особенно в части эволюционирующей к социализму, "какой-то новой" кооперации, создаваемой не путем "простого поглощения". Формами такой кооперации, по мнению автора, являются крестьянская коммуна и артель, но могут возникнуть и иные образования.

Нежелание Е.А. Преображенского теоретически анализировать процессы кооперирования Н, И, Бухарин назвал "уверткой". На это бухаринское обвинение автор с достоинством отвечал:". сейчас никто не знает и знать не может, как конкретно будет проходить трансформация крестьянского хозяйства в такой тип производственно-земледельческой кооперации, который будет переходным этапом к социализации земледелия". В самом деле, продолжает эту мысль Е.А. Преображенский, как пойдет развитие земледельческой кооперации? Да, возможно, большая часть крестьянства будет кооперироваться в сфере обмена и с этой стороны подходить к производственной кооперации, как это декларирует Н.И. Бухарин, Но к производственному кооперированию можно подойти и со стороны долгосрочного кредита, и со стороны электрификации, и через развитие тракторной обработки земли. А может быть, здесь возможна комбинация нескольких путей? Этого никто не знает, убежденно повторял Е.А. Преображенский, этого не знал и Ленин, который в своей знаменитой одноименной статье говорит о кооперации вообще и о потребительской кооперации в частности, Если же Н, И. Бухарин уверен, что кооперирование деревни пойдет исключительно или главным образом через обмен, то он, именно он, должен это доказать, чем заслужит благодарность. "Но пусть напишет, а не прячется за статью Ленина, который этот вопрос в такой конкретной постановке вовсе не ставит", - восклицает Преображенский в своем ответе Бухарину.

Но если Е.А. Преображенский категорически отказался формулировать какие-либо теоретические утверждения о конкретных путях и формах кооперативного движения, соглашаясь, весьма неохотно, лишь на гипотетические и крайне осторожные предположения, то по вопросу о роли кооперации в социалистической экономике он проявил большую готовность к принципиальным рассуждениям. И надо заметить, что эти рассуждения не выбились из колеи всех его построений. Автор сумел всецело их подчинить железной логике своей общей концепции, причем сделал это безупречно.

Итак, в огромном хозяйственном организме нашей страны имеются асимметричные, друг другу противостоящие органы: все более и более организующееся на основе плана государственное хозяйство и огромное, распыленное мелкое производство. Эти органы вынуждены сосуществовать, и своеобразной соединительной тканью здесь выступает кооперация. Надо ли говорить, что здоровое, прогрессивное, передовое начало в развитии всего народнохозяйственного организма автор связывает только с государственным сектором, представляющим собой совершенную систему, движение которой осуществляется на основе собственных внутренних сил и тенденций. Иное дело - кооперация, которая благополучно функционирует в условиях капитализма и, следовательно, не имманентна социализму, А значит, в подтексте, изначально ущербна. Ведь в ней самой по себе не заключено никакого активного начала, преобразующего производственные отношения в сторону социализма. Конечно, великодушно добавляет автор, она может сыграть и социалистическую роль. Но тут же, словно спохватившись, разъясняет, что такую роль она может сыграть лишь постольку, поскольку связана с высшей системой - государственной, являя собой ее". зыбкое, менее организованное, но все же (как хвост от ядра кометы) продолжение, пускающее свои щупальца в поры обмена между мелким производством и государственным хозяйством и кое-где начинающее кооперировать мелких хозяев на производственной почве".

Конечно, естественно резко отрицательное отношение Е.А. Преображенского к частнокапиталистическому укладу, о чем уже говорилось выше. Понятно и его, по существу, открыто неприязненное отношение к мелкому товарному производству, "противостоящему" государственному сектору и чуть ли не ежесекундно продуцирующему из своей среды капитализм. И, кстати говоря, эта идея о несовместимости социализма с любой формой частной собственности (и капиталистической, и трудовой) получила впоследствии широчайшее распространение, утвердившись в обыденном сознании, проникнув в экономическую теорию, став незыблемой догмой.

Именно эта идея оправдала курс на ликвидацию нэпа, на насильственное упразднение всех форм частной собственности во всех сферах экономики. Между тем каких-либо серьезных "оправдательных" оснований, как свидетельствует уже "задним числом" пройденный нашей страной путь, не было, Об этом же красноречиво говорит и несколько иной опыт, накопленный рядом европейских социалистических стран. Этот совокупный опыт буквально взывает к здравому смыслу, протестуя против "гигантомании" и всеохватывающего огосударствления. Сегодня встает новый, принципиально иной, чем прежде, вопрос - об экономических преимуществах мелкой частной собственности там, где высокая концентрация производства неэффективна, где научно-технический уровень не достиг еще серьезных масштабов. Здесь же можно указать и на другой аспект этой проблемы, а именно: административно-командное вытеснение поголовно всех частнохозяйственных форм, отдающее дань идее "чистого", бесконкурентного социалистического хозяйства, неизбежно влечет за собой возникновение хронического Дефицита, "теневой" экономики, подпольного бизнеса, коррумпированных структур.

Но, повторим, негативизм Е.А. Преображенского, проявленный в отношении любых форм частной собственности, вполне понятен. Менее понятно его завуалированно враждебное отношение к кооперации, И хотя Е.А. Преображенский клянется в полемике с Н.И. Бухариным в своей преданности ленинским кооперативным идеям, оно постоянно и явственно проступает в рассуждениях автора. Не принял Е.А. Преображенский "перемены всей точки зрения на социализм" как строй "цивилизованных кооператоров" или, лучше сказать, не до конца принял. И его представления несоциалистическом, или, точнее, "не вполне социалистическое в пассивном характере кооперации также получили широкое хождение и в теории, и в практике, и в общественном сознании, прекрасно сохранившись до наших дней. Вспомним: с конца 20-х год, шло неуклонное затухание кооперативного движения, лишь слабые признаки его проявлялись вплоть до середины 80-х, Но и сегодня далеко не всеми кооперация воспринимается с положительным знаком, многие (это отражается в отдельных выступлениях народных депутатов СССР) хотели бы реанимировать представления Е.А. Преображенского, по-прежнему видя в кооперации рудимент прошлого, "проклятый пережиток", сеющий конкурентную борьбу, рыночную стихию, имущественную дифференциацию.

Е.А. Преображенский не был бы самим собой, если бы "подчинил" и этот вопрос своему закону "первоначального социалистического накопления". Оказывается, успешность и скорость протекания процессов кооперирования крестьянства, как, впрочем, и всех других социально-экономических явлений, целиком и полностью предопределены этим основным законом. Уж если он является законом всего социалистического движения, понятно, что им регулируется и кооперация. В самом деле, не может быть достаточно быстрого кооперирования крестьянства без быстрого развит! государственного хозяйства, А сколько-нибудь быстрое развит) последнего, в свою очередь, невозможно без достаточно быстрого накопления. Ну, а что нужно для быстрого накопления? Ответ был дан раньше - "перекачка". Вот и все, круг замкнулся, а Преображенский оказался верхом на своем любимом коне. Вот оно-то - накопление - и есть основной вопрос социалистического строительства, а отнюдь не кооперация, являющаяся лишь частью этого вопроса.

Выстраивая свою теоретическую пирамиду, основанием которого стал закон "первоначального социалистического накопления" Е.А. Преображенский искусно увязал свой концепцию с известной мыслью В.И. Ленина о том, что каждый общественный строй возникает лишь при финансовой поддержке определенного класса, и такую поддержку должен получить кооперативный строй. Без ложной скромности Е.А. Преображенский подчеркнул родство, "я посредственную внутреннюю связь" своих представлений со взглядами В.И. Ленина. Оказывается, даже эта ленинская мысль о финансовой поддержке "прямым путем ведет к проблеме накопления" 5. Но тут же, буквально двумя-тремя сильными, точно выверенными фразами, Е.А. Преображенский совершает фантастическую операцию, поменяв местами голову и ноги. Если Ленин говорил о финансово