Теория научной собственности Владимира Александровича Розенберга

Ученым предполагают предоставить право на научные изобретения и открытия. Отсюда естественно рождаются два вопроса: что есть научное открытие и изобретение и какова юридическая природа права на этого рода объекты?

Исходною точкою должно служить детально разработанное понятие патентоспособного, т.е. промышленного изобретения.

Изобретение и открытие суть два похожие, но существу различные акты познания чего-то доселе неизвестного. Изобретение есть творение, открытие есть констатирование существующего. В изобретении творческая сознательная человеческая идея показывает, что известные силы и средства приводят к доселе неизвестному результату. Изобретение есть всегда целевое произведение, которое имеет ввиду удовлетворение человеческих потребностей силами, лежащими вне человека. Поэтому понятию изобретения имманентно то, что называется техническим эффектом, который вызывается использованием или комбинацией сил природы. Открытие есть расширение границ нашего познания об окружающей нас природе - установление т. и. законов природы, ее сил, тел и свойств.

При всем резком и принципиальном различии между изобретением и открытием первое может перейти во второе, поскольку человеческая деятельность направлена, чтобы обработать то, что открыто, и в силу этой человеческой работы выявляется закон природы, который до работы и без нее не мог обнаружить своего действия. Поэтому ученые могут быть авторами и открытий, и изобретений.

Патентоспособными являются не все, а лишь некоторые изобретения и совершенно отсюда исключены все открытия. Патентоспособные лишь изобретения, отвечающие двум положительным признакам - новизне и промышленной применимости. Установление и первого, и второго из этих признаков разработано патентною практикой в мельчайших деталях и с величайшею казуистичностью. Не углубляясь в эту догматику, следует лишь отметить, что новизна означает какой-то шаг вперед над существующим в данный момент уровнем технических знаний, доступных обыкновенному среднему технику.

Исходя из этого, законом установленного, правом защищаемого понятия патентоспособного изобретения, следует попытаться определить по признакам сходства и несходства то, что хотят разуметь под термином "научного изобретения или открытия".

Прежде всего, это - акт творческой и исследовательской мысли, превосходящей пределы деятельности и достижения обычного Fachgelehrter'a. Если эта деятельность заключается в научной демонстрации результата или процесса, ранее уже известного, - она не может быть отнесена к сфере научного изобретательства или открывательства - таково совершенно правильное ограничение, вносимое чикагским проф. Wigmor и принятое экспертами в 1927 году.

И открытие, и изобретение в области науки одинаково требуют индивидуальной творческой мысли: в изобретении - это указание способов, достигающих какого-то действия или эффекта, в открытии - это построение, основанное на знании научной гипотезы, затем подтвержденной эмпирическим путем или же посредством наблюдения. Творчество в изобретении может касаться и самого способа, и его действия, а иногда ни того, ни другого, а лишь нового соотношения между ними.

В литературе делались попытки определить объект будущего права - научные изобретения и открытия, но особой ясностью и определенностью эти попытки не отличаются.

Всякое научное открытие становится известным третьим лицам через опубликование. Ученый, сделавший это открытие, может иметь какие-то притязания принадлежности ему этого открытия, во-первых, как автор, его опубликовавший, а, во-вторых, как творец всего того умственного акта, который привел к данному открытию. Авторское право есть право на выражение своих мыслей, и предметом защиты является именно избранная автором форма выражений. Автору потому предоставляется монополия на форму, что человеческая фантазия неисчерпаема и во всяком выражении мыслей заключается всегда индивидуальный, защищаемый правом характер. Содержание той формы, которую защищает авторское право, отступает совершенно на задний план. Ни оригинальности, ни новизны, ни индивидуальности мысли не требуется. Авторское право содержания не касается - оно просто проходит мимо него.

Имеет ли право ученый притязать на исключительную ему принадлежность идеи, воплощенной в его открытии или изобретении, либо на самое свое открытие или изобретение?

Столь далеко индивидуальные притязания идти не могут. Весь умственный прогресс человечества заключается в том, что каждая новая идея не остается лежать под спудом, а поступает в общее пользование, обогащает совместную сокровищницу человеческого знания всех времен и народов. Это необходимо для всего человечества, но это одновременно справедливо и в отношении каждого, приносящего свою умственную лепту. Человеческая мысль работает на преемственности, и в самом индивидуальном, смелом и творческом полете гения есть всегда основание из чужой, предшествующей умственной работы, без которого такой полет не мог бы вообще состояться. Настоящее есть всегда следствие прошлого и чревато будущим. Эту связанность всякого творца новой идеи с его предшественниками прекрасно выразили в стихах и в прозе два великих немецких мыслителя - Гете и Шопенгауэр, и в более грубой форме - нынешние французские исследователи вопроса о научной собственности Гариель и Неттр. Если не данный ученый сделал открытие, его неизбежно сделал бы другой - таков уж неотвратимый ход науки, говорит Гариель, и потому открытый ученым принцип не есть его творение, а существовал до и помимо него и ему не принадлежит1. На chose d'esprit (выборе духа. - Ред.), - добавляет Неттр2, право собственности никоим образом обосновано быть не может.

право на творческую идею существует в виде патентного права, но оно до чрезвычайности ограничено очень определенными рамками. Совершенно, конечно, бесспорно, что патентное право защищает идею изобретения, а не воплощение этой идеи. Но такая изобретательская идея есть всегда непосредственный источник создания чего-то нового, могущего быть коммерчески эксплуатированным. Монопольное положение патентодержателя ограничено кратким сроком и обеспечением за ним известного преимущественного дохода, но использование изобретения остается, в сущности, относительно свободным, несмотря на действие патента (принцип принудительных лицензий). Наконец, не следует забывать, что в исторических своих корнях патентное право преследовало вовсе не охрану материальных интересов изобретателя, но задержание изобретений для отечественной промышленности и не выпуск их за границу.

Патентная защита есть конечный предел, к которому стремится рождающееся ныне право на научную собственность. Защита этой последней представляется даже самым ярым сторонникам означенного института окрашенной в значительно более бледные тона по сравнению с защитою, которую дает патентное право. Если эту меньшую интенсивность защиты, хотят снабдить более длинными сроками, заимствованными из авторского права, то это не более, как позолота горькой пилюли.

Итак, право научной собственности захватывает лишь сферу денежного вознаграждения ученого, если его вклад в науку способен к, так сказать, коммерциализации.

Тот, кто, будучи промышленником, пользуется вкладом ученого в своем производстве (usager, applicateur), становится в правовое отношение к ученому: праву ученого на вознаграждение соответствует обязанность промышленника на уплату такового.

Всякое новое нарастание на правовой системе должно составить органическое ее развитие. Указать эту связь между новообразованием и принципами, проникающими через всю систему права, значит раскрыть его юридическую природу.

Значение этого анализа юридической природы новых правоотношений расценивается разными исследователями вопроса неодинаково.

В литературе делались попытки раскрыть юридическую природу научной собственности. Vigneron в своей докторской теме высказывает, что открытие является расширением рамок нашего знания и познавания, а потому сделавший открытие является как бы первым завладевшим новым знанием или достижением. Он его собственник по правилу "res nullius cedit primo occupanti", (вещь принадлежит первовладельцу - Ред.). Тот, кто использует данное открытие в целях его практического применения, вступает с открывателем в правоотношения, именуемые specificatio. Ученый дает материал, техник его обрабатывает. Таким образом, приходится вернуться к первым векам христианства и вспомнить знаменитый спор двух юридических школ: прокульянцев и сабиньянцев - кому принадлежит серебряная ваза, тому ли, кто ее сделал, или же тому, из чьего серебра она сделана.

Приведенных примеров достаточно, чтобы показать, что попытки теоретического обоснования научной собственности не удались и проблема эта осталась неразрешенной [HTTP://gallery. economicus.ru].

Главные направления - три. Первое - совершенно отрицающее какие бы то ни было претензии ученых на вознаграждение за их открытие и творческую работу. Второе - то, которое, считаясь с невозможностью теоретического обоснования индивидуального права ученого, культивирует идею социального вознаграждения всей корпорации ученых с дальнейшим уже разделением такового между отдельными лицами. Третье - то, которое, отважно перешагнув через "зыбучие пески теории", все-таки строит индивидуальное право ученого, и даже в международном масштабе, стараясь пополнить им число уже существующих институтов Weltrecht'a (чек, вексель, промышленная собственность, авторское право и др.).

Отрицательное направление в отношении научной собственности исходит из двух оснований. Во-первых, из того соображения, что открытие ученого не есть объект правовой защиты, а, во-вторых, что научные работы, как таковые, вовсе не обосновывают денежного за них вознаграждения.

"Современное законодательство, - утверждают английские юристы, - защищает не абстрактные идеи, но то применение, которое им дают. Право не защищает ни новые литературные концепции, ни новые идеи в живописи, а берет под свою охрану конкретное выражение мыслей писателя или изобразителя художественной идеи. Новаторы в литературе и искусстве получают такую же точно защиту своих произведений, что писатели и художники, употребившие при создании своих работ обычные, избитые, шаблонные и рутинные приемы и методы. Дать ученому какое-то право на применение его мысли, сделанное другим, значит идти далее современного авторского и патентного права. Такая разница между литературною, художественною и научною собственностью никак оправдана быть не может".

Таким образом, это крыло отрицательного направления считает, что ученый потому не может претендовать на материальное вознаграждение за свои открытия и другие научные работы творческого характера, что самое право отсутствует. Другое крыло того же направления исходит не из правовых, а житейских оснований, а именно, что материальная выгода несовместима с чистым и высоким служением науке, а, так сказать, поштучное вознаграждение ученых излишне при условии, что вся их работа целиком, совершенно независимо от ее результатов и достижений, уже оплачена в той или другой форме государством или обществом.

Научные работы производятся обыкновенно в лабораториях и учреждениях, содержимых государством или какими-либо общественными корпорациями. Ученые в огромном большинстве случаев оплачены как профессора, лаборанты или другие должностные лица этих учреждений. Таким образом, совокупность плательщиков налогов уже принесла известные жертвы, чтобы дать возможность ученым трудиться по своей специальности и двигать вперед науку. Если не государство и общество, то часто крупная промышленность содержит опытные лаборатории и станции и дает ученым материальную обстановку для их работы. Открытия, делаемые учеными, возможны потому, что они сами оплачены и на содержание научных учреждений отпускаются средства, а сами открытия есть результат повседневной и обычной, оплаченной жалованием, работы ученого. Особое вознаграждение при этих условиях не имеет под собою никакой почвы. Эту точку зрения при всех обсуждениях вопроса о научной собственности неизменно выдвигают англо-американские делегаты.

Невозможность теоретического обоснования индивидуального права ученого на вознаграждение со стороны применителя его идеи или принципа приводит бернское бюро к исканию других путей к разрешению этой проблемы. Кроме того, причинная связь между работою ученого и технически-коммерческим ее применением возбуждает сомнение бернского бюро еще и по экономическим основаниям. Извлечение выгоды и степень доходности какого-либо технического производства зависит и от удачности работы технического изобретателя, применившего свою идею ученого, и от коммерческих способностей промышленника, поставившего и развившего данное производство. Поэтому заслуга ученого в конечном коммерческом результате неопределенна, а тем поставлена под вопрос экономическая обоснованность размера и степени его вознаграждения. Отсюда бернское бюро делает заключение, что вопрос о научной собственности может быть разрешен не на пути искания индивидуального права ученого и такой же обязанности промышленника, а посредством установления известных правоотношений между двумя социальными группами - коллективом ученых, с одной стороны, и всею промышленностью - с другой. Всякий ученый работает для всего общества и более узко на пользу всей промышленности. Зато все общество, в частности, вся промышленность должны отблагодарить всех ученых, предоставив в их общую пользу какие-то суммы, "un don remuneratoire" (к общей выгоде - Ред.).

Третье направление представляет разработку индивидуального права ученого на научные открытия и изобретения. В его активе целый ряд проектов, начиная с работы проф. Бартелеми и кончая текстом конвенции, принятым на совещании экспертов в Париже в конце 1927 года.

По поводу всех этих проектов возникли в свое время большие разномыслия, но в горниле оживленного обсуждения ряда вопросов получили некоторую' кристаллизацию. Поэтому изложение и критика проекта парижских экспертов намного упрощают дело. К этому времени с некоторыми крайностями было уже покончено.

Авторы проекта парижской конвенции находят, что они создали новое право, совершенно отличное от патентного.

Вот содержание этого нового права.

Всякое промышленное предприятие может свободно и невозбранно использовать объект любого научного открытия (objet de la decouverte scientifique) при условии уплаты автору открытия вознаграждения. Право на получение вознаграждения имеет ученый, который предварительно сделал заявку о своем открытии и на этом основании предъявил требование данному промышленному предприятию о желании получить вознаграждение. Такое требование со стороны ученого обязывает предприятие, к коему оно обращено, "войти с ученым в переговоры об определении вознаграждения". Если эти переговоры не приведут к соглашению, то любая из сторон, которая больше печется о своих интересах (1а partie la plus diligente), обращается в суд для установления размера, способа и срока вознаграждения. По истечении каждого пятилетия любая из сторон может просить судебного пересмотра размера вознаграждения, если находит, что таковое перестало соответствовать "ценности услуги ученого" (la valeur du service). Третье лицо, которое считает, что миролюбивым или судебным соглашением сторон нарушено его собственное право на научную собственность, может вчинить иск против получателя вознаграждения. Решение в пользу истца переносит право обратного требования выплаченных ему сумм с неправомочного ученого на уплатившее предприятие, которое взысканные с него суммы передает истинному автору данного научного открытия, но не отвечает за причиненные этому последнему убытки. Все эти правила - jus cogens (принудительны - Ред.), в том смысле, что противные их смыслу и содержанию соглашения сторон и опорочиваются, и ничтожны (nulles et поп avenues).

Патентное право есть ограниченная сроком монополия использования, получить это право можно только путем договора с патентодержателем (лицензия). Лишь при отсутствии всякого промышленного использования со стороны управомоченного наступает выдача принудительной лицензии. В отношении объектов научной собственности признается, наоборот, полная свобода использования. Таким образом, по своей сущности оно отлично и даже противоположно праву на технические изобретения.

Отсюда можно заключить, что если предприятие, к которому ученый обратил свое требование о вознаграждении, и должно "вступить с ним в переговоры", то эти переговоры приведут к положительному результату лишь в редчайших случаях, а в остальных - откроют дорогу к запутанному и сложному процессу, да еще через государственную границу, если, как это может часто случаться, ученый живет в одном государстве, а применитель - в другом.

Больше всего пролито было чернил по вопросу о том, как рождается право научной собственности. Права па интеллектуальную собственность возникают двояким образом: формальным, через заявку, и материальным, в силу появления факта, вызывающего к жизни данное субъективное правомочие. Право на изобретение нуждается для своего возникновения в заявке и выдаче патента, а право автора рождается из самого факта опубликования литературного произведения. Весь ход развития прав на интеллектуальную собственность показывает движение от регистрационного принципа к материально-правовому [HTTP://library. by].

Заключение