КОМНАТА ДЖОРДЖА И ДОМ НА УЛИЦЕ НЕЙБОЛТ 7 страница
– Хватит, – сквозь смех выдавила она. – У меня уже болит живот от смеха. Пожалуйста, не надо больше. Бен улыбался. Вечером перед сном он снова и снова будет проигрывать мгновение, когда она поцеловала его. – С тобой действительно всё в порядке? – спросил он. Она кивнула. – Это были не его слова. Даже то, что он сказал о моей матери. Всё дело в том, что случилось вчера вечером, – она заколебалась, посмотрела на Бена, потом на Эдди и снова на Бена. – Я… я должна кому-нибудь рассказать обо всём. Или показать. По-моему, я расплакалась из-за того, что испугалась, что схожу с ума. – Кто тут сходит с ума? – раздался чей-то голос. Это был Стэнли Урис. Он был маленьким, худеньким и сверхъестественно опрятным, чересчур опрятным для одиннадцатилетнего мальчика. Он был одет в белоснежную рубашку, аккуратно заправленную в новенькие джинсы, волосы были причёсаны, носки высоких кроссовок не по-спортивному чисты, он казался самым маленьким взрослым на свете. Но стоило ему улыбнуться, как это впечатление сразу же рассеивалось. Теперь она не скажет, что собиралась сказать, подумал Эдди, потому что его не было с нами, когда Бредли обругал её мать. Но после минутного колебания Беверли заговорила. Стэнли был совсем не похож на Бредли. Он мог остановить это, а Бредли не мог. Стэнли – один из нас, подумала Беверли и удивилась, что при воспоминании о вчерашнем вечере её руки сжались в кулаки. Вряд ли мой рассказ их обрадует, подумала она. Ни их, ни меня, ни кого-либо. Она приготовилась рассказывать. Стэн уселся рядом с ними, его лицо было спокойным и невозмутимым. Эдди предложил ему последнюю ягоду, но Стэн только покачал головой, не спуская глаз с Беверли. Никто из мальчиков не проронил ни слова. Она рассказала им о голосах. О том, что она узнала голос Ронни Гроган. Она знала, что Ронни мертва, но всё-таки это был её голос. Она рассказала им про кровь в ванной, что её отец не видел её и не чувствовал, и её мать тоже ничего не заметила сегодня утром. Закончив рассказ, она взглянула на их лица, боясь увидеть на них насмешку или недоверие, но они выражали один лишь ужас. Наконец Бен сказал: – Пошли посмотрим.
Они вошли в дом через чёрный ход, потому что Беверли сказала, что отец убьёт её, если миссис Болтон увидит, как она направляется в дом с тремя мальчиками, в то время как родителей нет дома. – Почему? – спросил Эдди. – Тебе не понять, сосунок, – сказал Стэн. – Успокойся. Эдди собрался ответить ему, но посмотрел на бледное напряжённое лицо Стэна и решил промолчать. Они вошли в кухню, наполненную лучами послеполуденного солнца и летней тишиной. В сушилке сверкали вымытые после завтрака тарелки. Четверо детей, сбившись в кучу, стояли у стола, и, когда наверху хлопнула дверь, они все вздрогнули и нервно засмеялись. – Где оно? – спросил Бен. Он говорил шёпотом. В висках Беверли глухо пульсировала кровь. Она отвела мальчиков в небольшой холл, разделявший спальню родителей и ванную комнату. Она толкнула дверь в ванную, быстро вошла и вытащила затычку из раковины. Затем она отошла и встала между Беном и Эдди. Тёмно-красные пятна крови засохли на зеркале, обоях и раковине. Она смотрела на кровь, потому что ей отчего-то легче было смотреть на неё, чем на лица мальчиков. Тихим голосом, в котором она едва узнала свой собственный голос, она спросила: – Вы видите это? Вы что-нибудь видите? Оно там. Бен сделал шаг вперёд, и она опять поразилась, с какой лёгкостью двигается этот толстый мальчик. Он потрогал одно кровавое пятно, потом другое, затем дотронулся до длинной капли на зеркале. «Здесь. Здесь. Здесь.» Его голос был ровный и уверенный. – Господи! Похоже, что здесь зарезали свинью, – сказал Стэн с суеверным страхом. – И вся эта кровь из водостока? – спросил Эдди. При виде крови он почувствовал себя неважно. Его дыхание стало прерывистым. Он снова достал аспиратор. Беверли стоило немалых усилий, чтобы не расплакаться вновь. Она боялась, что если расплачется, то мальчики будут презирать её, как и других девчонок. Ей пришлось ухватиться за ручку двери, потому что она почувствовала глубокое облегчение, пришедшее на смену страху. До этого момента Беверли не просто подозревала, а была совершенно уверена: она сходит с ума, у неё галлюцинации. – И твои отец и мать не видят этого? – удивился Бен. Он потрогал грязное кровавое пятно, засохшее на раковине, отдёрнул руку и вытер её о край рубашки. – Бр-р-р… – Не знаю, смогу ли я ещё раз войти сюда, – сказала Беверли. – Ни умыться, ни почистить зубы… ничего. – Ладно, почему бы нам всё тут не вымыть? – неожиданно предложил Стэн. Беверли посмотрела на него: – Вымыть? – Конечно. Может, нам не удастся убрать это с обоев, но мы вымоем остальное. У тебя найдутся тряпки? – В кухне под раковиной, – сказала Беверли. – Но мама очень удивится, если они пропадут. – У меня есть 50 центов, – спокойно сказал Стэнли. Он не отрывал глаз от крови, разбрызганной под умывальником. – Мы вымоем, как сможем, потом отнесём тряпки в прачечную-автомат, я видел её по дороге сюда. Выстираем их, высушим и положим на место до прихода твоих стариков. – Моя мама говорит, что кровь не отстирывается, – возразил Эдди. – Она говорит, что кровь въедается в ткань или что-то в этом роде. Бен издал короткий истеричный смешок. – Какая разница, смоется кровь или не смоется, – сказал он. – Они всё равно её не видят. Никто не посмел переспросить его, кого он имел в виду. – Ладно, – сказала Беверли. – Давайте попробуем.
Следующие полчаса четверо детей, как зловещие эльфы, мыли окровавленную ванную, и когда со стен, зеркала и умывальника исчезли пятна крови, Беверли почувствовала, что ей стало легче. Бен и Эдди мыли раковину и зеркало, а она скребла пол. Стэн корпел над обоями, осторожно протирая их чуть влажной тряпкой. Вскоре они почти всё отмыли. Бен вынул из кладовки коробку с лампочками и заменил висевшую над умывальником окровавленную лампочку на новую. Лампочек было много: Эльфрида Марш накупила их на два года вперёд на ежегодной распродаже компании «Дерри Лайонс». Они взяли половое ведро, средство для мытья полов «Эджекс» и налили горячей воды. Воду меняли часто, потому что никому из них не хотелось окунать руки в розовую от крови воду. Наконец Стэнли отошёл в сторону, осмотрел ванную критическим взглядом мальчика, для которого аккуратность и порядок – понятия врождённые, и сказал: – Я думаю, лучше мы и сделать не могли. На обоях слева от раковины, где бумага была такой тонкой и потёртой, что Стэнли решился лишь слегка промокнуть её, ещё остались небольшие следы крови. Но даже здесь кровь потеряла свою зловещую густоту; пятна были ненамного темнее бессмысленного пастельного цвета. – Спасибо вам, – поблагодарила всех Беверли. Она не помнила, что была кому-нибудь так благодарна, как сейчас. – Спасибо вам. – Мне нравится, – пробурчал Бен и снова смутился. – И мне тоже, – согласился Эдди. – Давайте уберём эти тряпки, – сказал Стэнли. Его лицо было спокойным, почти суровым. Позднее Беверли поняла, что такое лицо бывало у Стэнли, когда они одерживали очередную маленькую победу в своей невероятной борьбе.
Они отмерили у миссис Марш чашку стирального порошка «Тайд» и высыпали его в пустую майонезную банку. Бев нашла бумажный пакет и положила в него окровавленные тряпки. Четверо детей направились в прачечную на углу Главной и Меховой улиц. Через два квартала они дошли до Канала, мерцающего ярким голубым светом в лучах послеполуденного солнца. В прачечной никого не было за исключением женщины в белом медицинском халате, которая ждала, когда остановится сушилка с её бельём. Она подозрительно посмотрела на ребят и снова уткнулась в книгу в мягкой обложке. – Нужна холодная вода, – тихо сказал Бен. – Моя мама говорит, что кровь нужно отстирывать в холодной воде. Пока они закладывали тряпки в стиральную машину, Стэн разменял две четвертьдолларовые монеты на четыре десятицентовые и две пятицентовые. Он вернулся и стал наблюдать, как Беверли засыпает стиральный порошок и завинчивает крышку машины. Потом он опустил в отверстие две монеты по десять центов и нажал на кнопку включения. Беверли потратила большую часть выигранных денег на коктейль, но в левом кармане джинсов уцелели четыре монеты. Она выудила их из кармана и предложила Стэнли, который посмотрел на неё со страдальческим выражением. – Господи, – сказал он, – я привёл девушку на свидание в прачечную, и теперь она желает поехать в свадебное путешествие. Беверли рассмеялась: – Ты уверен? – Уверен, – как обычно сухо ответил Стэн. – Я имею в виду, что хоть я и оторвал от сердца эти четыре цента, но я уверен. Ребята направились к пластмассовым стульям, стоящим в ряд у кирпичной стены прачечной, и молча уселись. Стиральная машина пыхтела, брызгаясь грязной водой. Мыльная пена белыми плевками налипала на толстом круглом стекле. Сначала пена была красноватого цвета. Глядя на неё, Беверли почувствовала лёгкое подташнивание, но вдруг обнаружила, что не может от неё отвести глаза. Кровавая пена ужасала своей привлекательностью. Женщина в медицинском халате всё чаще и чаще поглядывала на них поверх книги. Видимо, сначала она приняла их за хулиганов; но они вели себя очень тихо и она нервничала из-за этого. Когда её сушилка остановилась, она забрала бельё, сложила его, положила в голубой фирменный пластиковый пакет прачечной и ушла, у дверей бросив на них последний озадаченный взгляд. Как только она ушла, Бен сказал почти грубо: – Ты не одна. – Что? – переспросила Беверли. – Ты не одна, – повторил он. – Понимаешь… Он замолчал и посмотрел на Эдди, который кивнул головой. Потом он посмотрел на Стэна, сидящего с несчастным видом, который пожал плечами и тоже кивнул. – О чём ты говоришь? – спросила Беверли. Сегодня она слишком устала от недоговоренностей. Она взяла Бена за руку чуть ниже локтя. – Если ты что-то об этом знаешь, скажи мне! – Рассказать? – спросил Бен у Эдди. Эдди тряхнул головой и, достав из кармана аспиратор, с ужасным шумом задышал. Медленно подбирая слова, Бен рассказал Беверли, как он познакомился с Биллом Денбро и Эдди Каспбраком в Барренсе в последний школьный день – трудно поверить, что это было меньше недели назад. Он рассказал ей, как на следующий день они строили запруду в Барренсе. Он рассказал о происшествии с Биллом, как на школьной фотографии его покойный брат повернул голову и подмигнул Биллу. Он рассказал его собственную историю с мумией, разгуливавшей в, разгар зимы по льду Канала с воздушными шариками. Беверли слушала, и её охватывал ужас. Она чувствовала, как расширяются её глаза и холодеют конечности. Бен замолчал и посмотрел на Эдди. Эдди хрипло задышал в аспиратор и повторил историю с прокажённым. Он говорил быстро, слова наталкивались друг на друга, словно стараясь столкнуться и разбежаться навсегда. Он закончил говорить с лёгким всхлипом, но, на этот раз не заплакал. – А ты? – спросила она, глядя на Стэна Уриса. – Я… Внезапно наступила тишина. – Стирка закончена, – сказал Стэн. Он поднялся – маленький, бережливый, аккуратный – и открыл машину. Он достал слипшиеся в ком тряпки и осмотрел их. – Остались небольшие пятнышки, – сказал он, – но в целом неплохо. Похоже на пятна от клюквенного сока. Он показал им тряпки, и все мрачно кивнули, как будто проверяли важные документы. Беверли почувствовала облегчение, как в(прошлый раз, когда они вымыли ванную. Её уже не тошнило от блёклых пятен на обоях и тряпках. Они смогли хоть что-то сделать с этим, и это главное. Может быть, они не справились с этим до конца, но она поняла, что получила душевный покой, как будто бы у Беверли, дочери Эла Марша, появился брат. Стэн бросил тряпки в одну из бочковидных сушилок и опустил две монеты по пять центов. Сушилка начала вращаться, Стэн вернулся и сел между Эдди и Беном. Несколько минут дети сидели молча, наблюдая за ворочающимися в сушилке тряпками. Гудение горелки успокаивало, усыпляло. Мимо открытой двери прачечной прошла женщина, катя перед собой тележку с бакалеей. Она взглянула на них и прошла мимо. – Я видел что-то реальное, – внезапно сказал Стэн. – Я не хотел говорить об этом, мне хотелось думать, что это сон или что-то в этом роде. Или припадок, как у того малыша Стейверов. Кто-нибудь из вас знает этого мальчика? Бен и Бев помотали головой. Эдди сказал: – Тот мальчик, у которого эпилепсия? – Да, именно. Это было ужасно. Я подумал, что у меня то же самое, но увидел что-то… действительно реальное. – Что это было? – спросила Бев. Она не была уверена в том, что действительно хочет знать. Это не походило на рассказы о привидениях у костра, когда все едят копчёные колбаски с поджаренными сдобными булочками и греют над огнём стебли алтея, пока они не почернеют и не завьются. Они сидели в душной прачечной, где под стиральными машинами ползали грязные котята, в горячих лучах солнечного света, падающего через грязное стекло, кружилась пыль, на маленьком столике валялись старые журналы с рваными обложками. Очень мило, естественно и скучно. Но она испугалась. Смертельно испугалась. Потому что чувствовала, что все эти истории не выдуманные и чудовища в них настоящие: мумия Бена, прокажённый Эдди… кто-нибудь из них, а может быть, и оба могут появиться сегодня вечером после захода солнца. Или однорукий жестокий брат Билла Денбро, плавающий во тьме канализационных труб с серебряными монетками вместо глаз. И всё-таки, когда Стэн не ответил ей сразу, она повторила: – Что это было? Осторожно подбирая слова, Стэн сказал: – Я был в том небольшом парке, где находится водонапорная башня… – О, Господи, терпеть не могу это место, – меланхолично произнёс Эдди. – Если в Дерри существует гиблое место, то только там. – Что? – резко сказал Стэн. – Что ты сказал? – Разве ты не знаешь об этом местечке? – спросил Эдди. – Моя мать не разрешала мне близко подходить к башне ещё до того, как стали погибать дети. Она… по настоящему заботится обо мне. – Он с трудом улыбнулся и плотнее сжал в руке аспиратор. – Понимаете, там утонуло несколько детей. Трое или четверо. Они… Стэн? Стэн, с тобой всё в порядке? Лицо Стэна Уриса было белым как полотно, губы беззвучно шевелились, глаза выкатились из орбит. Одной рукой он судорожно хватался за воздух. Эдди сделал единственное, что пришло ему в голову в тот момент. Он наклонился, обнял обмякшие плечи Стэна тонкой рукой, прижал аспиратор ко рту Стэна и включил его на полную мощность. Стэн закашлялся и задохнулся. Он выпрямился – глаза вернулись на свои места – и стал кашлять в кулак. Наконец, с трудом переводя дыхание, он уселся в кресле. – Что это было? – произнёс он наконец. – Мой прибор от астмы, – извиняющимся голосом произнёс Эдди – Господи, а на вкус, как дерьмо дохлой собаки. Все засмеялись, но смех был нервным. Все испугались за Стэна. Постепенно на его щёки вернулся прежний румянец. – Да, довольно паршивая вещь, – с лёгкой гордостью сказал Эдди. – Это кошерное? – сказал Стэн, и все они снова рассмеялись, хотя никто из них (включая Стэна) не знал, что означает «кошерное». Стэнли первым перестал смеяться и пристально посмотрел на Эдди. – Расскажи мне, что ты знаешь о башне, – сказал он. Эдди принялся рассказывать, а Бей и Беверли его дополняли. Водонапорная башня была расположена на Канзас-стрит, примерно в полутора милях к западу от деловой части города рядом с южной границей Барренса. Одно время, примерно в конце прошлого столетия, она снабжала Дерри водой и имела вместимость 1 3/4 миллиона галлонов воды. Так как с круговой открытой галереи как раз под крышей башни открывался прекрасный вид на город и близлежащие окрестности, она была очень популярным местом для отдыха до 1930 года или около того. Люди семьями выезжали в крошечный Мемориальный парк в субботу или в воскресенье утром, пока стояла хорошая погода, карабкались наверх по 160 ступенькам, чтобы забраться на галерею и насладиться видом. Часто прямо на галерее устраивались небольшие пикники с закуской. Винтовая лестница находилась между внешней частью башни, покрытой ослепительно белым гонтом, и внутренней муфтой в форме цилиндра из нержавеющей стали 106 футов высотой, и достигала самого верха. Сразу под галереей находилась толстая деревянная дверь, которая вела во внутреннюю часть башни, к платформе над самой водой. Тёмное озеро освещалось мягким светом магниевых ламп, ввинченных в жестяные отражатели. Глубина озера была ровно сто футов, вода подавалась гораздо выше. – Откуда брали воду? – спросил Бен. Бев, Эдди и Стэн переглянулись. Никто из них не знал. – Ну, ладно, а что насчёт детей, которые утонули? О детях было известно чуть больше, чем о самой башне. Оказалось, что в те времена («старые добрые времена», как торжественно выразился Бен, начав свою часть рассказа) дверь на платформу никогда не запиралась. Однажды ночью двое детей… или один… а может, их было трое… обнаружили, что дверь внизу тоже не заперта, и решили туда подняться. По ошибке они попали на платформу, а не на галерею. В темноте они оступились и свалились вниз, так и не узнав, где находятся. – Мне рассказал об этом один парень. Вик Крумли, а ему эту историю рассказал отец, – сказала Беверли, – может, так и было на самом деле. Отец Вика говорил, что если кто упадёт в воду, то наверняка умрёт, потому что не за что даже ухватиться. Платформа далеко. Он сказал, что они барахтались и звали на помощь всю ночь, но их никто не услышал, они слабели всё больше и больше, пока… Она замолчала, чувствуя, что её охватывает ужас. Она представила себе мальчиков, барахтающихся в чёрной воде. Они то скрывались под водой, то показывались на поверхности. Силы оставляли их, ими овладело отчаяние. Пропитавшиеся водой теннисные туфли тянули на дно. Пальцы царапались о гладкую стальную поверхность муфты, безуспешно стараясь ухватиться за неё. Беверли почувствовала даже вкус воды во рту. Она слышала безжизненное эхо из слабеющих голосов. Как долго это продолжалось? Пятнадцать минут? Полчаса? Сколько прошло времени до того, как умолкли крики и они поплыли лицом вниз, словно большие странные рыбы… Утром их обнаружил смотритель. – Боже, – сухо сказал Стэн. – Я знаю, что у одной женщины там тоже утонул ребёнок, – неожиданно сказал Эдди. – Это случилось уже после того, как закрыли башню. Но я слышал, что туда всё-таки пропускали людей. И однажды произошёл этот случай с женщиной и её ребёнком. Не знаю, сколько лет было ребёнку, но эта платформа находится прямо над водой. Женщина подошла к перилам; наверное, ребёнок был у неё на руках, и она поскользнулась или просто перегнулась через перила. Я слышал, что какой-то парень пытался спасти ребёнка. Героический поступок, на мой взгляд. Он прыгнул вниз, но ребёнок уже утонул. Может быть, у него был тяжёлый свитер или ещё что-то. Коща одежда намокает, она тянет на дно. Эдди резко сунул руку в карман и вынул маленькую стеклянную бутылочку. Он открыл её, достал две белые таблетки и проглотил их, не запивая. – Что это? – спросила Беверли. – Аспирин. У меня разболелась голова, – он почти с вызовом посмотрел на неё, но Беверли больше ничего не сказала. Бей закончил рассказ. После случая с ребёнком (по его словам, он сам слышал, что это действительно был маленький ребёнок, девочка трёх лет) городской Совет проголосовал закрыть водонапорную башню, не только верхнюю часть, но и нижнюю, и запретить экскурсии и пикники на галерее. С тех пор башня закрыта. Раньше приходил смотритель, время от времени заглядывали ремонтники, и почти каждый сезон приезжали туристы. Вслед за женщиной из исторического общества любопытные горожане поднимались на галерею по винтовой лестнице, восхищались видами и щёлкали «кодаками», чтобы потом похвастаться перед друзьями. Но теперь дверь, ведущая к внутренней муфте, наглухо заперта. – А вода по-прежнему осталась? – спросил Стэн. – Думаю, что да, – сказал Бен. – Я видел, как там заправлялись пожарные машины во время пожаров, когда горела трава. Они вели шланг в нижнюю часть башни. Стэнли снова смотрел на сушилку, в которой крутились тряпки. Ком развалился и некоторые тряпки парили в воздухе, как парашюты. – Что ты там увидел? – осторожно спросила Бев. На какой-то момент он вообще не ответил. Потом Стэн вздрогнул, глубоко вздохнул и сказал фразу, смысл которой, как им сперва показалось, был далёк от сути разговора: – Парк назвали Мемориальным в честь 23-го полка штата Мэн, который принимал участие в Гражданской войне. Их называли голубые солдаты из Дерри. Когда-то здесь стояла статуя, но в сороковые годы её снесло во время бури. На восстановление статуи не нашлось достаточно денег, и вместо неё установили купальню. Большую каменную купальню для птиц. Все смотрели на него. Стэн шумно сглотнул. – Я видел этих птиц, понимаете. У меня есть альбом, пара биноклей и всё такое прочее, – он посмотрел на Эдди. – У тебя найдётся ещё аспирин? Эдди протянул ему бутылочку с лекарством. Стэн взял две таблетки, замялся и взял ещё одну. Он вернул бутылочку Эдди и, поморщившись, проглотил таблетки одну за другой. Затем продолжил рассказ.
Стэн увидел это дождливым апрельским вечером два месяца назад. Он надел непромокаемый плащ, положил книгу о птицах и бинокль в водонепроницаемую сумку с завязками наверху и направился к Мемориальному парку. Они с отцом обычно ходили туда вместе, но отцу пришлось вечером выйти на работу сверхурочно, и он специально позвонил Стэнли, чтобы всё ему объяснить. Один из его заказчиков в агентстве, тоже наблюдатель за птицами, обнаружил, как ему показалось, самца кардинала – Fringillidae Pichmondena, – который пил воду из купальни в Мемориальном парке, сказал он Стэну. Они любят есть, пить и купаться как раз с наступлением сумерек. Увидеть кардинала так далеко к северу от Массачусетса – большая редкость. Не сможет ли Стэн пойти в парк и, может, ему удастся пополнить коллекцию? Погода, конечно, отвратительная, но… Стэн согласился. Мать заставила его пообещать, что он наденет капюшон у плаща, но Стэнли кое-как натянул его. Он был привередливым мальчиком. Никакими силами его было не заставить надеть зимой калоши или валенки. Полторы мили до парка он прошёл пешком, несмотря на дождь, который больше походил на туман. Воздух был безмолвный и волнующий. Тающие сугробы под кустами и в пролесках напоминали Стэну кучу грязных наволочек. В воздухе стоял запах рождающейся природы. Ветки вязов, клёнов и дубов на фоне свинцового неба казались Стэну сказочно причудливыми. Через одну-две недели на них начнут распускаться нежные, почти прозрачные листья. Сегодня вечером в воздухе пахнет зеленью, подумал он и слегка улыбнулся. Он шёл быстро, потому что через час, а может и раньше, уйдёт свет. В своих наблюдениях он был так же разборчив, как и в одежде: не будь он уверен, что света достаточно, он не позволит себе пополнить коллекцию фотографией этой птицы. Он пересёк Мемориальный парк по диагонали. Слева белела водонапорная башня. Стэн мельком взглянул на неё. Он не испытывал к ней ни малейшего интереса. Мемориальный парк имел форму неправильного прямоугольника. Трава в парке (ещё выцветшая и помертвевшая в эту пору) летом была аккуратно подстрижена, и вокруг всё утопало в цветах. В парке не было спортивных площадок, так как он считался парком для взрослых. Парк был расположен на холме. В глубине парка угол наклона сглаживался, а затем резко увеличивался в районе Канзас-стрит и за границами Барренса. Купальня, о которой говорил отец, была расположена на ровной поверхности. Она имела форму каменного блюдца, закреплённого на приземистом каменном пьедестале, который был слишком велик для своей скромной роли. Отец сказал Стэнли, что, когда ещё были деньги, статую солдата собирались вернуть на прежнее место. – Мне больше нравится птичья купальня, папа, – сказал Стэн. Мистер Урис потрепал его по голове. – Мне тоже, сынок, – сказал он. – Больше купален, меньше пуль – вот мой девиз. В верхней части пьедестала в камне был высечен эпиграф. Стэнли никак не мог понять его смысл; единственные латинские слова, которые он понимал – классификация видов птиц в его книге.
Apparebat eidolon senex. Pliny.
Гласила надпись. Стэн сел на лавочку, достал из сумки альбом с птицами, открыл страницу, на которой изображён кардинал, и принялся внимательно его рассматривать, чтобы вникнуть во все тонкости. Самца кардинала было бы сложно спутать с кем-то ещё – он был красный, как пожарная машина, разве что не такой большой, – но Стэн был человек привычки и привержен обычаям, такого рода занятия придавали ему спокойствие и давали ощущение своего места в мире. Итак, уделив картинке добрые три минуты внимания, он закрыл альбом (сырой воздух загнул края страниц) и положил его обратно в сумку. Затем он достал бинокль и приставил его к глазам. Устанавливать фокус не было необходимости, потому что в последний раз он сидел на этой же скамейке и наблюдал то же самое птичье купание. Привередливый мальчик, терпеливый мальчик. Он не суетился, не поднимался и не ходил вокруг, не поворачивал бинокль в разные стороны. Он сидел на одном месте, направив бинокль в сторону птичьего водоёма, и туман оседал крупными каплями на его жёлтом макинтоше. Ему не было скучно. Он смотрел вниз, на обычное место обитания птиц. Четыре коричневых воробья присели там ненадолго, и, окунувшись в воду, обрызгивали себя. Затем прилетела голубая сойка, волоча за собой шумную толпу бездельников. Сойка казалась большущей через окуляры Стэна, и потому её сварливый голос звучал нелепо тонко (если ты в течение долгого времени наблюдаешь птиц через бинокль, их размеры начинают казаться нормальными). Воробьи улетели. Сойка занялась делом, походила с важным видом, приняла ванну, потом вдруг поскучнела и улетела. Воробьи вернулись, затем снова улетели; они словно бы совершали рейсы, чтобы искупаться и, возможно, обсудить некоторые важные для их компании дела. Отец Стэна смеялся над такого рода предположениями сына, да Стэн и сам был уверен в правоте отца: птицы не настолько сообразительны, чтобы говорить – их черепные коробки слишком малы; всё это так, но, чёрт возьми, они действительно выглядели так, словно беседовали. Новая птица присоединилась к ним. Она была красной. Стэн поспешно отладил бинокль. Не она ли? Это был ярко-красный дубонос, хорошая птица, но не кардинал, которого он искал. Дубонос присоединился к дятлу, который был частым гостем на водоёме Мемориального парка. Стэн узнал его по растрёпанному правому крылу и, как всегда, стал размышлять, что с ним могло случиться? Всего вероятнее – как он предполагал – то были кошачьи проделки. Прилетали и улетали другие птицы, Стэн видел грача, неуклюжего и уродливого, как летающий вагон, голубую птицу, другого дятла. Под конец он был вознаграждён появлением новой птицы – но то опять был не кардинал, а коровячник, выглядевший через бинокль огромным и глупым. Стэн положил бинокль рядом со своей сумкой и вынул альбом, надеясь, что коровячник не улетит, пока он не зафиксирует свои наблюдения. По крайней мере, можно было бы хоть что-то принести домой отцу. И уже пора уходить. Быстро темнело. Стэн почувствовал холод и сырость. Он посмотрел в свой альбом, затем снова приложил к глазам бинокль. Коровячник был ещё там, но не купался, а молча стоял на краю птичьего водоёма. Без сомнения, птица была очень похожа на коровячника, по крайней мере, так казалось на расстоянии, хотя и в меркнувшем свете быть абсолютно уверенным было нельзя. А может быть, света достаточно, чтобы ещё раз проверить? Стэн внимательно, в напряжении сдвинув брови, вгляделся в рисунок в альбоме, а затем снова стал смотреть в бинокль. Он только зафиксировал птицу на краю водоёма, когда раздался оглушительный звук: «БУМ-М-М», заставивший коровячника – если это был он – тут же взлететь. Стэн попытался проследить за птицей в бинокль, понимая, сколь слаба надежда на это. Он потерял птицу и от раздражения издал свистящий звук сквозь зубы. Ладно, раз прилетела, возможно, появится снова. А потом это всего лишь коровячник. (вероятно, коровячник) в конце концов, не золотой орёл и не большая гагара. Стэн вложил бинокль в футляр и положил назад птичий альбом. Затем встал и огляделся кругом, пытаясь понять, что могло произвести такой неожиданный и громкий шум. Он не был похож на пистолетный выстрел или взрыв автомобиля. Скорее на скрежет двери, открываемой приведением в замке или подземелье… словно бы эффект эха. Ничего не было видно. Стэн встал и направился вниз по склону в сторону Канзас-стрит. Напорная башня была сейчас справа от него, белый меловой цилиндр, словно фантом в тумане и надвигающейся темноте. Она казалась… поплавком. Это была странная мысль. Он полагал, что она должна была родиться в его собственной голове – откуда же ей ещё было взяться? – но почему-то казалось всё же не его собственной мыслью. Он пристально посмотрел на напорную башню и совершенно бессознательно изменил направление мыслей. Окна здания поднимались с интервалами по спирали, и это напомнило Стэну шест, по спирали окрашенный в белый и красный цвета, с вывеской парикмахерской перед лавкой мистера Орлетта, где они с отцом делали стрижку. Белые, как кость, навесы выпячивались над каждым из этих тёмных окон, словно брови над глазами.
Популярное: Личность ребенка как объект и субъект в образовательной технологии: В настоящее время в России идет становление новой системы образования, ориентированного на вхождение... Как построить свою речь (словесное оформление):
При подготовке публичного выступления перед оратором возникает вопрос, как лучше словесно оформить свою... Почему двоичная система счисления так распространена?: Каждая цифра должна быть как-то представлена на физическом носителе... Почему стероиды повышают давление?: Основных причин три... ©2015-2024 megaobuchalka.ru Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. (892)
|
Почему 1285321 студент выбрали МегаОбучалку... Система поиска информации Мобильная версия сайта Удобная навигация Нет шокирующей рекламы |