Убийство, 10.02 утра, 31 мая 1985 года

 

Билл и Ричи видели, как Оно повернулось к ним, рот Оно открывался и закрывался, один здоровый глаз уставился на них, и Билл понял, что Оно истощило все ресурсы собственного освещения, как какой-нибудь светлячок. Но всё-таки свет был – мигающий и туманный. Оно было тяжело ранено. Мысли Его гудели и отдавались (отпустите меня! отпустите меня! отпустите меня! и у вас будет всё, что захотите – деньги, счастье, карьера, власть – Я всё могу дать вам) в голове.

Билл двигался вперёд с пустыми руками, его глаза в упор смотрели в единственный красный глаз Оно. Он чувствовал мощь, нарастающую мощь внутри себя, наполняющую его, превращающую руки в натянутые струны, каждый кулак в отдельно взятую силу. Ричи шагал рядом с ним, скривив губы.

(Я отдам тебе твою жену, я могу сделать это, только я – она ничего не вспомнит, как вы семеро ничего не помнили) Сейчас они были близко, очень близко. Билл чувствовал зловонный запах Его и понял с внезапным ужасом, что это был запах Барренса, запах, который они принимали за вонь канализационных труб и грязных ручейков… но верили ли они когда-либо во всё, что с ними тогда случилось? Это был запах Его, и, наверное, самым сильным он был в Барренсе, впрочем, запах этот висел над всем Дерри как облако, и люди уже не чувствовали его, так работники зоопарков привыкают к запаху зверей и только удивляются, почему посетители морщат носы, когда входят.

– Нас двое, – пробормотал он Ричи, и Ричи кивнул, не отрывая глаз от Паука, который сейчас же отпрянул от них.

Оно вращало своими отвратительными конечностями, издавая клацающие звуки; наконец Оно вынуждено было принять бой.

(Я могу дать вам бессмертие – просто коснусь вас и вы будете жить сколько захотите, хотите 200 лет, хотите 300, а хотите 500, – я могу сделать вас богами на земле, если вы меня отпустите, если вы меня отпустите, если вы меня отпустите)

– Билл? – спросил Ричи хрипло.

С криком, нарастающим в нём, нарастающим, нарастающим.

Билл пошёл вперёд. Ричи бежал рядом с ним бок о бок. Они вместе ударили правыми кулаками, но Билл понимал, что на самом деле это не кулаки, это была их общая сила, подкреплённая силой того Другого, это была сила памяти и воли; это была сила их любви и их незабываемого детства.

Визг Паука наполнил голову Билла, будто распарывая его мозги. Он чувствовал, что его кулак глубоко пронзает какую-то содрогающуюся влажность. Рука его погрузилась туда по плечо. Он вытащил её, отряхивая чёрную кровь Паука. Из дыры, которую он пробил, потекла сукровица.

Он видел Ричи, стоящего как раз под самым телом Паука, покрытого с ног до головы его мерцающей кровью. Ричи стоял в классической стойке боксёра, молотя Паука кулаками.

Паук стремился достать их своими лапами. Билл почувствовал, что одна из них порвала ему рубашку и кожу. Жало Оно бесполезно ударяло по полу. Крики Его колоколами стучали в голове. Оно неуклюже наклонилось вперёд, стараясь ухватиться за него, но вместо того, чтобы отступить, Билл рванулся вперёд, работая не кулаками, а всем телом, как торпедой. Он влетел в глотку Его, как спринтер на дистанции, наклонив плечи, головой вперёд.

На мгновение он почувствовал, что вонючая плоть Его просто поддаётся, как бы пропуская его насквозь. Со сдавленным криком он стал работать руками и ногами, разрывая внутренности Его. И он выбрался, весь покрытый Его горячими кишками. Жидкость капала по лицу, заливала уши. Он высмаркивал её из носа тонкими струйками.

Снова он был в черноте, по плечи внутри конвульсивно извивающегося тела Его. А в заложенных ушах раздавалось – бам, бам, бам, бам, – как басовые барабаны, возглавляющие цирковую процессию. Это были звуки сердца Его.

Он услышал крик Ричи, крик неожиданной боли, звук, который поднимался, превращаясь в стон, который внезапно оборвался. Билл выбросил оба своих кулака вперёд. Он задыхался, давился в пульсирующем мешке гортани, наполненном жидкостью.

БАМ БАМ БАМ БАМ БАМ бам бам бам

Он вцепился в Оно, разрывая на части, раздирая, в поисках источника звука; он разрушал и крушил органы, пальцы его сжимались и разжимались; казалось, грудь его вот-вот разорвётся от недостатка воздуха.

БАМбамБАМбамБАМбам

И вдруг оно было в его руках, огромное, живое, то, что стучало и пульсировало в его ладонях, толкая их туда-сюда.

(НЕТНЕТНЕТНЕТНЕТНЕТНЕТ)

– Да! – кричал Билл, задыхаясь и захлёбываясь.

Попробуй уйди, ты сучка! Попробуй удери! ЧТО, НРАВИТСЯ? ТЫ ЭТО ЛЮБИШЬ? А?

Он обхватил пальцами пульсирующую плоть сердца Его, а потом сжал со всей силой, на которую был способен.

Раздался последний пронзительный крик боли и ужаса, когда сердце Его трепыхалось в его руках, а затем разорвалось между пальцами, вытекая сквозь них медленными струйками.

Крик, слабее, тише… Билл почувствовал, как тело Его неожиданно сжалось вокруг него, как рука в тесной перчатке. Потом всё ослабло. Ему становилось ясно, что Оно опадает, медленно кренясь в одну сторону. Одновременно он стал выбираться, так как начинал терять сознание.

Паук содрогался в последних судорогах на боку – гигантская куча вонючего мяса. Ноги ещё подёргивались и подрагивали, беспомощно царапая пол в беспорядочном движении.

Билл выбрался наружу, судорожно дыша, отплёвываясь, чтобы очистить рот от ужасной плоти Его. Он запнулся в собственных ногах и упал на колени.

И тут он ясно услышал Голос Другого: Черепаха, должно быть, умерла, но это было то, что заменило её.

«Сынок, ты действительно хорошо поработал».

Затем всё прошло. Силы возвращались к нему. Но он всё ещё чувствовал себя слабым, подавленным, в полубессознательном состоянии.

Он посмотрел через плечо и увидел чёрную кучу ночных кошмаров, умирающего Паука, всё ещё подёргивающегося и содрогающегося.

– Ричи! – закричал он хриплым сорванным голосом. – Ричи, где ты?

Нет ответа.

Свет исчез. Умер вместе с Пауком. Он похлопал по карману рубашки; там был последний коробок спичек, но он не мог зажечь ни одной – они промокли от крови.

– Ричи! – снова закричал он, начиная рыдать.

Он пополз вперёд, одна рука вперёд, потом другая – в темноте. Наконец одной рукой он наткнулся на что-то, что вяло отозвалось на его прикосновение. Он стал нащупывать… и остановился, когда дотронулся до лица Ричи.

– Ричи! Ричи!

Опять нет ответа Едва двигаясь в темноте, Билл одной рукой обхватил Ричи за спину, другой под колени. Он с трудом встал на ноги и медленно, спотыкаясь, поплёлся обратно.

 

Дерри/10.15 утра

 

В 10.00 сильные колебания, которые сотрясали окраины Дерри, усилились и превратились в громыхающий рёв. «Дерри Ньюз» позже сообщали, что опорные стойки подземных коммуникаций Канала, ослабли под напором потока воды и просто не выдержали, разрушились. Однако нашлись люди, которые были не согласны с этим мнением.

– Я был там, я знаю, – говорил своей жене Гарольд Гардинер. – Это не опорные стойки сломались. Это было землетрясение, вот что это было. Проклятое землетрясение.

Так или иначе, результат был один. Когда громыхание стало ещё сильнее, начали дрожать стёкла окон, а потом они разбивались вдребезги, штукатурка стала падать с потолков, и нечеловеческий скрежет и скрип потолочных балок и грохот разрушающегося фундамента слились в пугающем хоре. Кирпичный фасад «Мэтченс» пошёл трещинами, как будто его схватила какая-то гигантская рука. Кабель, держащий шатёр кинотеатра «Аладдин», лопнул, и шатёр с шумом упал на землю. Аллея Ричарда, которая проходила сзади Центральной улицы, внезапно оказалась завалена камнями жёлтого цвета от дома Брайана Дауда, построенного в 1952 году. Чудовищное облако жёлтой пыли поднялось в воздух и унеслось, как вуаль на ветру.

В то же самое время взорвалась статуя Поля Баньяна перед Городским Центром. Как будто сбывалась клятва той старой учительницы рисования, что она взорвёт эту чудовищную статую. Бородатая улыбающаяся голова взлетела в воздух. Одна нога упала вперёд, другая назад, будто Поль попытался сделать прыжок с таким энтузиазмом, что разорвался на части. Части эти разлетелись, как облако шрапнели, гипсовый топор поднялся в дождливое небо, исчез, а потом вернулся обратно, кувыркаясь и поворачиваясь то одним концом, то другим. Он пробил сначала крышу над Мостом Поцелуев, а потом и пол.

А в 10.02 утра окраина Дерри просто была сметена. Почти вся вода из разрушенной водонапорной башни потекла по Канзас-стрит и вылилась в Барренс, но тонны её прорвались в деловой центр со стороны Ап-Майл-Хилла. Вероятно, это была последняя капля воды, переполнившая чашу… а возможно, на самом деле, как говорил Гарольд Гардинер своей жене, было землетрясение. Трещины пошли по всей Мейн-стрит. Сначала были узкими… потом начали расширяться, как голодные рты, и звуки Канала, выходящего из берегов, стали пугающе громкими. Всё начало трястись. Неоновая вывеска, рекламирующая «Мокасины Последний Писк Моды» перед магазином сувениров, упала и ударилась о землю, и яма сразу же наполнилась водой на три фута. Минуты через две или три здание Шорти, которое стояло сразу же за магазином мистера Пэйпербека, начало опускаться. Первым это явление увидел Бадди Энгстром. Он толкнул Альфреда Зитнера, который стоял и глазел, а затем Гарольда Гардинера. Через секунду работы по переноске мешков с песком были приостановлены. Люди по обе стороны Канала только стояли и смотрели на окраину города сквозь льющийся дождь, на лицах застыло одинаковое выражение испуганного изумления. Казалось, что сувенирный магазин «Сквайре и Сандрис» был построен на каком-то элеваторе, который сейчас спускается вниз. Он погружался в явно твёрдый бетон с чувством солидности и собственного достоинства. Когда здание прекратило своё падение, можно было встать на четвереньки на покрытый водой асфальт и войти в него через окна третьего этажа. Вода стала заливаться внутрь здания, и минуту спустя сам Шорти появился на крыше, размахивая руками, моля о помощи. Затем оно рухнуло, как и здание конторы рядом, где м-р Пэйпербек арендовал первый этаж, которое тоже ушло в землю. К сожалению, это здание опускалось не прямо, как здание Шорти; сначала оно накренилось (и стало похоже на эту чёртову Пизанскую башню с макаронных пачек). Когда оно опускалось, начали падать кирпичи – прямо душ из кирпичей с крыши и со стен. Несколько кирпичей ударили Шорти. Гарольд Гардинер видел, как он отклонился назад, защищая голову руками… а потом верхние три этажа здания м-ра Пэйпербека исчезли как корова языком слизнула. Шорти пропал. Кто-то из добровольцев, переносящих мешки с песком, закричал, а потом всё смешалось в шуме и гуле разрушения. Людей сбивало с ног, сбрасывало и смывало с улицы. Гарольд Гардинер видел здания, стоявшие друг против друга на Мейн-стрит, – они наклонились вперёд, наподобие двух леди, наклонявшихся над игроками в карты, давая им советы, головы которых почти соприкасались. Сама улица тонула, погружалась, разрушалась. Вода плескалась и брызгала. А потом один за другим все здания по обе стороны, улицы просто теряли центр тяжести и рушились на улицу – Северо-Восточный банк, обувной магазин, табачная лавка Элви, Бэйли-Ланч, магазин пластинок Бандлера. А потом уже стало не хватать места на улице, куда можно было упасть. Улица падала в Канал, сначала растягиваясь как змея, а потом распадаясь на куски асфальта. Гарольд видел, как островок безопасности посреди пересечения трёх улиц внезапно исчез из виду, а когда оттуда выплеснулась вода, он понял, что сейчас произойдёт.

– Надо убираться отсюда! – закричал он Элу Зитнеру. – Сейчас здесь всё будет под водой! Эл! Сейчас всё затопит!

Эл Зитнер не подавал признаков жизни. У него было лицо, как у слепого, или как у человека под гипнозом. Он стоял в своей непромокаемой красно-голубой спортивной куртке, в рубашке с расстёгнутым воротником, с вышитым маленьким крокодильчиком на левой стороне, в своих голубых носках с белым значком гольф-клуба на обеих сторонах, в биновских ботинках на резиновой подошве. Он наблюдал, как его миллион долларов, вложенных в эти здания, проплывали по улице, равно как три или четыре миллиона вкладов его друзей, с которыми он играл в покер, гольф, с которыми катался на лыжах в Рэндли. Неожиданно его родной город Дерри, штат Мэн, Господи помилуй, стал похож на эти чёртовы города, где эти тронутые люди катаются в длинных каноэ. Вода бурлила и кипела между теми зданиями, которые ещё стояли. Канал-стрит падала в чёрную дыру ныряющих досок на краю пенящегося озера. Не мудрено, что Зитнер не слышал Гарольда. Остальные, однако, пришли к такому же заключению – что нужно было бросать все эти дела и убираться. Многие побросали мешки с песком и бросились убегать, только пятки засверкали. Гарольд Гардинер был одним из них, поэтому спасся. Другие были менее удачливы и застряли где-то в главной зоне Канала, которая была сейчас забита тоннами асфальта, бетона, кирпичей, штукатурки, стекла и четырьмя миллионами долларов убытков от отборных товаров, которые уплывали по бетонному рукаву Канала, унося с собой людей и мешки с песком. Гарольд думал, что и он должен сейчас очутиться там, потому что вода прибывала быстрее, чем он бежал. Он сумел спастись только тем, что ногтями уцепился за набережную, покрытую кустарником. Он оглянулся один раз и увидел человека, показавшегося ему Роджером Лернердом, старшим офицером кредитного общества; он пытался завести машину у стоянки Мини-Мола. Даже сквозь рёв воды и шум ветра Гарольд мог слышать, как мотор маленькой машины не заводился даже заводной ручкой, пока гладкая чёрная вода не покрыла панели по обе стороны от него. Затем с глухим шумом Кендускеаг вышел из берегов и затопил и Мини-Мол Канала, и красную яркую машину Роджера Лернерда. И Гарольд начал опять карабкаться, хватаясь за ветки, сучья, за всё, что казалось достаточно прочным, чтобы выдержать его вес. Он искал землю повыше. Как сказал бы Эндрю Кин, Гарольд Гардинер в это утро был озадачен поисками земли повыше. Позади себя он слышал, как окраины Дерри продолжали разрушаться. Гул походил на артиллерийский обстрел.

 

Билл

 

– Беверли! – закричал он.

Спина его и руки были одним куском болящей плоти. Ричи, казалось весит футов 500. Положи его, оставь, – шептал ему усталый мозг. – Он мёртв, ты знаешь, чёрт возьми, что он мёртв, почему ты не положишь его?

Но он не сделает, не может сделать этого.

– Беверли! – закричал он опять. – Бен! Кто-нибудь! Он думал: Это место, куда Оно швырнуло меня – и Ричи только швырнуло Оно нас дальше, гораздо дальше. На что это былопохоже? Я теряю это, забываю…

– Билл? – это был голос Бена, усталый, измождённый, где-то совсем рядом. – Где ты?

– Я здесь, приятель. Я несу Ричи. Он… его ранило.

– Продолжай говорить, – Бен был уже ближе. – Продолжай говорить, Билл.

– Мы убили Его, – сказал Билл, направляясь туда, откуда слышался голос Бена. – Мы убили эту сучку. И если Ричи мёртв…

– Мёртв? – спросил Бен, ошеломлённый. Он был уже совсем близко… а потом протянул руку в темноту и дотронулся до носа Билла. – Что значит «мёртв»?

– Я… он…

Теперь они вместе поддерживали Ричи.

– Я не видел его, – сказал Билл. – Вот в чём дело. Я ннне мммог его видеть!

– Ричи! – закричал Бен и стал его трясти. – Ричи! Приди в себя! Давай, Ричи, чёрт возьми! – голос его задрожал. – РИЧИ ТЫ ВСТАНЕШЬ ИЛИ НЕТ, ЧЁРТ ТЕБЯ ПОДЕРИ?

И в темноте Ричи сказал сонным, неясным голосом, только что пришедшего в сознание человека: «Порядок, Соломенная Голова. Нам не нужны дурацкие значки…»

– Ричи! – кричал Билл. – Ричи, ты в порядке?

– Эта сука отбросила меня, – пробормотал Ричи тем же усталым, едва проснувшимся голосом. – Я бил её очень сильно. Это всё… всё, что я помню. Где Бевви?

– Где-то там, на обратном пути, – сказал Бен. Он быстро рассказал им про яйца. – Я затоптал больше сотни. Думаю, что всё.

– Молю бога, – сказал Ричи. Он начинал говорить получше. – Отпусти меня, Большой Билл. Я могу идти… Вода громче?

– Да, – сказал Билл; они втроём протянули руки в темноту. – Как твоя голова?

– Дьявольски больно. Что случилось после того, как я потерял сознание?

И Билл рассказал им всё, что мог заставить себя рассказать.

– И Оно мертво? – с наслаждением произнёс Ричи. – Ты уверен, Билл?

– Да, – сказал Билл. – На этот раз я действительно уверен.

– Слава Богу, – сказал Ричи. – Поддержи меня, Билл. Я пойду. Билл поддержал, и они пошли дальше. Почти после каждого шага что-то хрустело у них под ногами в темноте. Он подумал, что это части яиц, которые растоптал Бен, и его передёрнуло. Было приятно думать, что они не видят остатков у себя под ногами.

– Беверли! – кричал Бен. – Беверли!

– Я здесь…

Её крик был слабым, почти не слышным в рокоте воды. Они двигались дальше в темноте, постоянно окликая её.

Когда они наконец добрались до неё, Билл спросил, не осталось ли у неё спичек. Она протянула ему полкоробка. Он зажёг одну и увидел их лица в призрачном освещении: Бен, поддерживающий Ричи одной рукой; Ричи стоял, шатаясь, кровь текла из его правого виска; Беверли и Эдди, лежащий у неё на коленях. Потом он повернулся в другую сторону. Одра, съёжившись, лежала на камнях, ноги подогнуты, голова откинута назад. Паутина почти вся растаяла вокруг неё. Спичка обожгла ему пальцы, и он выбросил её. В темноте он не рассчитал расстояние, споткнулся об неё и почти растянулся.

– Одра! Ты меня сслышишь?

Он поддержал и посадил её, потом просунул руку под её волосы и нащупал пульс на шее. Пульс был медленный и ровный.

Он зажёг другую спичку и увидел, что зрачок её сократился. Но это было произвольное сокращение: взгляд её не был сфокусирован даже, когда он поднёс спичку к самому её лицу, так что кожа её порозовела. Она была жива, но без сознания. Чёрт, это было ещё хуже, и он знал это. Она была в кататоническом шоке.

Вторая спичка обожгла ему пальцы. Он выбросил её.

– Билл, мне не нравится шум воды, – сказал Бен. – Думаю, нам надо поскорее выбираться отсюда.

– Как мы сделаем это без Эдди? – пробормотал Ричи.

– Мы сможем, – сказала Бев. – Билл, Бен прав. Нам нужно выбираться.

– Я возьму её.

– Конечно. Но мы должны идти прямо сейчас.

– Куда?

– Ты должен знать, – сказала Беверли мягко. – Ты убил Его.

И ты узнаешь, Билл.

Он поднял Одру, как поднимал Ричи, и вернулся к остальным. Ощущение того, что она у него на руках, не успокаивало и мучило, потому что она была как дышащая восковая кукла.

– Куда идти, Билл? – спросил Бен.

– Я ннне…

(ты знаешь, ты убил Его, и ты узнаешь) – Ладно, пойдёмте, – сказал Билл. – Посмотрим, сможем ли мы найти дорогу назад. Беверли, возьми это, – и он отдал ей спички.

– А как с Эдди? – спросила она. – Мы должны вынести его.

– Кккак это ссделать? – спросил Билл. – Беверли, это место разрушается.

– Мы должны вынести его отсюда, парни, – сказал Ричи.

– Давай, Бен.

Они вдвоём умудрились поднять тело Эдди. Беверли осветила им путь к волшебной дверце. Билл пронёс Одру, осторожно подняв её с пола. Ричи и Бен вынесли Эдди.

– Положите его, – сказала Беверли, – он может остаться здесь.

– Здесь слишком темно, – всхлипнул Ричи. – Ты знаешь… слишком темно… Эд… он…

– Нет, всё в порядке, – сказал Бен. – Может быть, здесь он и должен остаться. Я думаю, это так.

Они положили Эдди, и Ричи поцеловал его в щёку. Потом он слепо посмотрел на Бена.

– Ты уверен?

– Да. Пошли, Ричи.

Ричи встал и повернулся к двери.

– Проклятая сука! – внезапно крикнул он и пнул ногой в дверь. Дверь захлопнулась со звуком чак.

– Зачем ты это сделал? – спросила Беверли.

– Не знаю, – сказал Ричи, но он знал. Он посмотрел на дверь через плечо, пока горела спичка, которую держала Беверли.

– Билл, отметка на двери…

– Что с ней? – спросил Билл. Ричи сказал:

– Она исчезла.

 

Дерри, 10.30 утра

 

Стеклянный коридор, соединяющий взрослую библиотеку с детской, неожиданно взорвался одной ослепительной вспышкой света. Стекло разлетелось в виде зонтика, распадаясь от напряжения, покрывая деревья, которыми была засажена площадка около библиотеки. От такого сильного удара могли быть и раненые и убитые, но там никого не было – ни внутри, ни снаружи. В этот день библиотека вообще не открывалась. Туннель, которым так восхищался Бен, когда был мальчишкой, никогда больше не восстановится: в Дерри и так было столько разрушений, и казалось, что проще оставить библиотеки в отдельных зданиях. И через какое-то время никто в Городском Совете даже не мог вспомнить, для чего нужен был этот стеклянный коридор. Возможно, только Бен мог бы действительно рассказать им, как это было, когда стоишь спокойным зимним вечером, из носа течёт, руки в варежках немеют от мороза, и смотришь, как люди ходят взад и вперёд внутри, проходя сквозь зиму без пальто, окружённые светом. Он мог бы рассказать им…но вряд ли это было то, о чём разговаривают и что обсуждают на Городском Совете, – как ты стоял в темноте и учился любить свет. Вот как это могло быть, факты были таковы: стеклянный коридор взорвался без видимых причин, никто не пострадал (что само по себе было счастьем, потому что от этого утреннего урагана было 67 убитых и больше трёхсот двадцати раненых), и он никогда не был восстановлен. После 31 мая 1985 года, если вы хотели перейти из детской библиотеки во взрослую, вам нужно было выйти на улицу, а если было холодно или шёл дождь, или снег, приходилось надевать пальто.