Мегаобучалка Главная | О нас | Обратная связь


Реформа Академии: попса в науке



2015-11-07 637 Обсуждений (0)
Реформа Академии: попса в науке 0.00 из 5.00 0 оценок




– Каково на сегодняшний день состояние реформы Академии наук, как вы оцениваете сам замысел реформы и ее последствия для гуманитарных наук?

– Считаю, что реформа для Академии ничего хорошего не несет. Идея внешне красивая: давайте, специалисты будут управлять собственностью, а вы, ученые, будете работать. Но мы прекрасно знаем, что кто отвечает за деньги, тот и управляет. Более того, сейчас идет некоторого рода чистка, поскольку появились ограничения по возрасту для управляющих различными подразделениями, в связи с этим происходит смена директоров институтов.

Возрастные ограничения должны быть, но при этом должна быть прозрачная процедура ухода людей с таких должностей. А главное, должна быть система подготовки людей на эти должности. Часто бывает, что мы понимаем: человек уже не в силах физически работать в должности директора, но и замен нет. Их просто не подготовили. Однако это вовсе не означает, что можно сюда привести любого менеджера, и всё пойдет нормально. И в этом процессе Академия должна принимать самое активное участие!

У меня на факультете такая же проблема: есть заведующие кафедрой, которые в приличном возрасте. Они хорошие ученые, но смены себе они не подготовили, и в случае какой-то ситуации – их некем заменить! А система сейчас выстраивается таким образом, что на директоров и заведующих фактически накладываются чисто управленческие функции, и понятно, что постепенно ученые туда перестанут идти, а будут приходить менеджеры. Сразу мы этого не заметим, а когда заметим, то поймем, что занимаемся уже вовсе не наукой. Тем более что критерии оценки эффективности научной работы вообще часто стоят в стороне от реальной науки.

Сегодня мы взращиваем не столько науку, сколько умение ее имитировать. Ведь в науке не всегда происходят открытия по заказу. Ученые физики могут десять лет, с позиции обывателя или чиновника, пить чай в лаборатории, а потом вдруг сделают открытие и уж затраты на чай точно окупят. Но сегодня нам навязывают грантовую систему финансирования, в которой лучше всех сориентировался бы Остап Бендер. «Утром деньги – вечером стулья, или вечером деньги – утром стулья». В фундаментальной науке так бывает очень редко. Здесь главным должно быть бюджетное финансирование, а грантовое – лишь дополнительным источником. Иначе мы порождаем то, что называется попсой в науке.

Деньги дают чиновники. И, по сути, нас учат тому, как правильно составлять бумаги на грант, чтобы его выиграть. Реформа идет по такому пути, что субсидии может получить человек, который сможет либо напугать чиновников, либо что-то такое им пообещать, что они точно под это выделят деньги. Раньше для того, чтобы взять от государства субсидию на науку, нужна была одна бумажка, а сегодня – куча бумаг. Ну, значит, появляется техника написания бумаг, появляется техника отчета по грантам, появляется техника привлечения интереса и так далее. Это одна сторона.

Вторая сторона – внутренние заслуги академии, от оценки которых академию вообще отстраняют. Ну как можно принимать решения извне по всем этим системам цитирования, рейтингам? Эти бесконечные требования рейтингов цитирования, индексов Хирша, из-за которых мы, преподаватели, вместо того чтобы работать со студентом, начинаем компилировать статьи. Установили норму: у нас на факультете на одного преподавателя в год три статьи. Допустим, 150 человек, умножаем на три – 450 статей. За десять лет – 4500. Зачем? О чем? И что дальше?

Более того, доходит до смешного. Вместо того чтобы издать нормальную научную статью в двадцать страниц, мне «выгоднее» издать три по шесть, – потому что это будет считаться три статьи. Вы не представляете, какие ухищрения тут находят! Например, профессор Н. берет свой учебник, а потом вводит каждую главу этого учебника как статью. Мне неудобно даже обо всём рассказывать, чтобы пример не подавать.

Любопытно, что Станислав Лем почти 50 лет назад предсказал всё это в своей знаменитой «сумме технологии», где он писал, что развитие идет таким образом, что всё большее влияние начинает оказывать информационный шум, формируемый количеством публикаций. Там же он отмечает, что открытия в науке часто выступают в рамках тех векторов ее развития, которые стоят в стороне от нормальной, всеми принятой науки. Поэтому часто новое в науке может цитироваться мало и не всеми признаваться, как, например, выводы работника патентного бюро Альберта Эйнштейна.

Академия, как и предсказывали, превращается в клуб, переставая выполнять экспертные функции. Точнее, она продолжает их выполнять, готовит аналитические записки – но не очень понятно, кто и как ими пользуется. Думаю, ту Академию, которая была раньше, мы, к сожалению, потеряли. По-видимому, нужны другого типа организации. Допустим, если мы перекинули науку в университеты – значит, университеты надо перестраивать каким-то образом, чтобы наука здесь развивалась. Потому что не могут люди заниматься и тем, и этим, и еще третьим.

– Действительно, раньше были либо научные сотрудники, которые меньше занимались преподаванием, но могли заниматься полевыми исследованиями, наукой. Либо просто хорошие практики, особенно в практических областях, в том же преподавании языков. А сейчас получается, что человек, который может блестяще научить языку, но он не ученый, он не исследует, – тоже поставлен в зависимость от индексов цитируемости, вместо того, чтобы заниматься студентами…

– Да, вместо того, чтобы заниматься своим любимым делом… Вы абсолютно правы. Более того, мы оба родители, и можно так поставить вопрос: куда бы вы ребенка отдали – к человеку, который шикарный преподаватель, но при этом у него нет ни одной научной статьи, или к человеку, у которого огромное количество статей, но он плохой преподаватель?

– Ответ очевиден.

– Очевиден вам, но не чиновнику. Педагогический труд – это труд, который требует дополнительного времени. Если мы хотим индивидуальной работы, а у меня 20 студентов, я должен найти хотя бы 20 часов для того, чтобы на каждого студента потратить по часу. И, вообще-то, регламентировать всё это. А как регламентировать те часы, которые ты вырываешь из своей жизни? Вот я токарем работал: постоял у станка, ушел – и свободный человек. А сейчас я, когда ухожу с факультета, не становлюсь свободным: прихожу домой и снова работаю – дописываю статью, считаю что-то, продумываю.

Более того, нам когда-то сказали, что в обучении воспитательной функции не должно быть, а сейчас опять вводятся какие-то воспитательные функции. Но это тоже абсурд! Если вы вводите воспитание, тогда придумайте какую-то новую должность, не может же ученый, он же преподаватель, быть еще и воспитателем! Наверное, и в зарплате это должно быть предусмотрено. Мы поставлены в дурацкое положение!

Ведь как в советское время было? Например, я был начальником курса, мне разрешалось не выполнять то ли 30, то ли 50% нагрузки. И это было разумно! Причем тут выбор зависел от человека. Я не отказывался от нагрузки, мне это было интересно. А некоторые коллеги отказывались почти полностью, и к этому тоже относились нормально. Так тогда приведите хотя бы к этому, пересчитайте эти индикаторы! (Индикаторы – специальные показатели качества образования, при помощи которых можно получить представление о текущем состоянии системы образования и информировать об этом образовательное сообщество. – Прим. ред.)

Если человек работает со студентами, куратор группы и так далее – дайте ему возможность свободной нагрузки. Вот насколько его хватает после этой воспитательной работы, столько пусть и ведет. Но у нас же, понимаете, никогда не работает презумпция! Всегда подозревают, что мы всё плохо делаем, и поэтому кто-то сверху нам рисует планы, коридорчики из индикаторов, по которым мы, как им кажется, будем прекрасно всё выполнять. В университете мы пытаемся сейчас такую систему индикаторов создать. Но это трудно осуществить через формальные показатели. Как формализовать, например, то, что вы не дали студенту стать плохим человеком? А ведь мы это делаем, и все это интуитивно понимают.

В Англии уже дошли до того (я это цитировал в своей книжке «Размышления о реформе российского образования»), что ученый не просто отчитывается за грант. Чиновники просчитывают его эффективность и, если признают его неэффективность, то просят ученого вернуть деньги. Думаю (не хочется опять предсказывать), что нас еще ждет это.

– Что вообще с этой ситуацией делать, как вы видите из нее выход, и будет ли он?

– Выходы есть. Самый главный выход – это доверие к коллективам людей, которые занимаются наукой и преподаванием. Министр Ягодин (Геннадий Алексеевич Ягодин (1927-2015) – с 1985 по 1991 год министр высшего и среднего специального образования СССР. – Прим. ред.) в свое время принял решение, которое было простым и очень, на мой взгляд, правильным. Содержание учебных планов должно определяться учеными советами вузов и факультетов. Благодаря этому, например, у нас на факультете были самые лучшие учебные планы за все времена. Они предполагали и выбор студентами курсов, и циклы предметов, в зависимости от того, какую специализацию выбирает студент.

Что интересно (я тогда был зам декана по учебной работе), эти планы мы создавали вместе со студентами. Это была реальная и, кстати, очень быстрая работа по совершенствованию учебного процесса. Конечно, наверное, в масштабах нашей страны так было возможно не везде, но у нас есть потенциальные возможности такого плана. Думаю, опять же, что степень свободы для ведущих вузов и научных организаций должна быть достаточно большая, чтобы могли реализоваться инициативы снизу. И тогда сами ученые, преподаватели и студенты смогут сделать гораздо больше в сфере образования и науки.

Сегодня время такое, что людей, которые реально работают преподавателями или занимаются наукой, спрашивают в последнюю очередь (если спрашивают вообще). Считается, что сфера управления самодостаточна, и не принципиально, чем управлять, – консервным заводом, университетом или факультетом. В результате происходит подмена содержательных реформ и изменений управленческими, которые часто опираются на искусственно придуманные критерии эффективности.

– Если сейчас что-то делать в этом направлении, то какой бы могла быть современная форма правильного существования научного сообщества? Учитывая, что за последние полтора года уровень эмиграции достиг, наверное, исторической кульминации за последние лет двадцать…

– Вы знаете, эмиграция – такое дело… Да, мы говорили одно время, что ученые мигрируют из-за того, что у них нет нужных условий. Но при этом надо понимать, что если все условия будут, это не значит, что уезжать перестанут. Тем не менее, это важная вещь. Если мы обеспечим, первое, научные структуры хорошей и современной аппаратурой и новейшим научным оборудованием, думаю, даже зарплата как фактор отступит на второй план. Далее – сегодня в стране не многие вузы имеют структуру, которая позволяет людям заниматься научной работой. Третье. Если мы имеем структуру, условия, и ученый работает, он должен достаточно свободно общаться с научным сообществом. Тут тоже проблемы. До сих пор у нас в бюджетах фактически нет денег на командировки.

Лет восемь назад в университете мы получили для факультета большой грант по программе «образование». Нам тогда удалось командировать за рубеж в самые разные страны, в том числе в США, Германию, Англию и Францию, просто невероятное число преподавателей и даже технических сотрудников. Это было удивительное время, как вспоминают наши профессора до сих пор, когда мы ехали за рубеж не в роли просителей при нехватке денег, а достойно, понимая, что государство нас этим обеспечило, а значит, мы нужны обществу. Но это было всего один раз.

С другой стороны, наш ректор Виктор Антонович Садовничий часто рассказывает, что в 60-е годы ученые, в частности, математики и физики, которые приезжали в университет на конференции, делали доклады на русском языке. Почему? Потому что наша наука была одной из передовых. Это очень важно, чтобы, наряду с освоением английского языка, мы не забывали о собственном русском языке, условием распространения которого, в том числе, могут стать успехи в науке.

И конечно, самая больная проблема, особенно для мегаполисов, – квартирный вопрос. Стоимость квартир запредельная, зарплата никогда ее не догонит. У молодого ученого появляется семья, дети – а вопросы остаются не решаемыми. Есть огромное количество случаев, когда люди уходят из науки, прежде всего, из-за жилья. Уходят либо на большие деньги, чтобы квартиру можно было купить, либо в структуру, которая может квартирой обеспечить, либо уезжают за рубеж.

Вот буквально три-четыре пункта, которые надо продумать и каким-то образом выполнять.



2015-11-07 637 Обсуждений (0)
Реформа Академии: попса в науке 0.00 из 5.00 0 оценок









Обсуждение в статье: Реформа Академии: попса в науке

Обсуждений еще не было, будьте первым... ↓↓↓

Отправить сообщение

Популярное:
Почему человек чувствует себя несчастным?: Для начала определим, что такое несчастье. Несчастьем мы будем считать психологическое состояние...
Генезис конфликтологии как науки в древней Греции: Для уяснения предыстории конфликтологии существенное значение имеет обращение к античной...
Почему двоичная система счисления так распространена?: Каждая цифра должна быть как-то представлена на физическом носителе...



©2015-2020 megaobuchalka.ru Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. (637)

Почему 1285321 студент выбрали МегаОбучалку...

Система поиска информации

Мобильная версия сайта

Удобная навигация

Нет шокирующей рекламы



(0.013 сек.)